Василий Чесноков: Неизбежное возвращение.
"Сумев отгородиться от людей,
я от себя хочу отгородиться."
(И.Бродский)
Неизбежность - дело, как минимум, не развлекательное. Василий Чесноков поэтому и сам не веселится, и читателя веселить не собирается. Холодностью и отстраненностью его слог напоминает Бродского; есть что-то сумрачное, сглаженное временем, устало-европейское в шести- и семистрочных строфах с рифмовкой, которая то расходится зеркально в стороны, как створки ракушки, то спиралью завивается внутрь строфы. Рифма, замечу, серьезная, часто - авторская, тщательно и вдумчиво подобранная. Мысли и эмоции тоже недетские, ненаивные, неслучайные.
На каждый плюс, как обычно, находится свой минус: кажется, что читаешь прозу, к тому же философическую. Все плотно, тяжеловесно, туго детализировано, слишком чугунно местами давит метр, да и интонация (за единственным исключением, "У озера") все больше книжная, неживая. На фоне кропотливой проработки монотонных мелочей, как это обычно и случается, малейшее отступление от нормы особо режет глаз. То техническое "искрОй" промелькнет - вроде бы и к месту, но эклектика сразу зашкаливает; то ударение (и почему-то всякий раз в местоимениях: "тайны свои делим", "и мое сердце шрамом свежим ноет") стремится съехать не туда, то излишек "н" в слове "ветреный" или не к месту слитное и неточно заимствованное "наполовину" намекнет на то, что культура текста не так глубока, как вроде бы желает казаться.
Не берусь судить, хотел ли автор, вслед за Бродским, отгородить своего лирического героя от него самого, но в целом создается ощущение, что от живой, естественной русской речи представляемый текст отграничить еще как удалось. Бетонной, я бы сказал, стеною.
Наверняка эти стихи кому-то понравятся, что-то расскажут, кому-то - нет, а я, пожалуй, в сторону отойду.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Михаил Майгель
|
Неизбежное возвращение
2008Мертвый дом |У озера |Чтение в метро |Мотель «Разбитым сердцем» |Урбаниум |Сезонная реинкарнация |Возвращение
Мертвый дом
Разойтись
по углам не дают скалы
неприветливых лиц жильцов,
храпы чьи брызжут мне в лицо.
Им плевать, что край тьмы золотист
малость.
Жуткий вид
полутенью укрыт мудро:
тот, как жаба, а тот, как выпь,
на болотах. Их сны – мертвы.
Им плевать, что на ветре летит
утро.
Спят, не спят –
все одно. Мой зрачок бьется
о безликий гранит их лиц,
о незрячесть пустых зениц.
Им плевать, что минут через пять –
солнце!
Пили спирт,
не давали мне спать ночью,
мне – любовнику тишины.
Кувыркаясь в кругах иных,
им плевать, что вчерашний их пир
кончен.
И мой взор
увидал все, что свет выдал:
лампа ночь напролет горит,
подмечая, кто как небрит.
Им плевать, что сейчас я во двор
выйду.
Вьется гнусь
над стаканом – и тот брошен.
Я гашу светлячки Плеяд,
и плевать, что им всем плевать.
В этот выстывший дом не вернусь
больше. У озера
Озера гладь. Меж дубов стою.
Мне невдомек, по какому поводу
белая птица разбилась об воду,
скомкав падением судьбу свою.
Перья и кровь – красный всплеск по белому
с бурой каемкой на стыке их.
Первый свидетель того, что сделано,
лес приозерный, на час затих.
Видя, что чистая жизнь оборвана,
жесткий камыш не простерся ниц,
берег не принял добычу ворона:
берег не любит самоубийц,
им неохотно дает покой.
Волны вернулись, качнули исподволь...
Белая птица жила неистово,
смерть сотворила ее иной.
Озера гладь. Дальний шум машин.
Фермер ровняет холмы бульдозером.
Есть ли приют для больной души?
Ловит ли небо упавших в озеро?
Истина рядом? Кресты ли козыри?
Я ухожу, тишиной прошит. Чтение в метро
Вновь треплет глаз, ощупывая строк
линейки, перегруженный реестр
и ищет смысл в закорючках вместо
того, чтобы следить за танцем ног.
Качают виражи, кивки зовут
вернуться в сон. А я, проснувшись мигом,
пытаюсь удержать раскрытой книгу
и собственные веки на плаву.
Мелькают огоньки. Их мерный бег
баюкает, как сонных эльфов стая.
Микстуру из печатных фраз глотая,
я часто вспоминаю о тебе.
От мысли, что читаешь ты, и как
отделаться от странного желанья,
опять приобретаешь в очертаньях
зовущего сквозь бури маяка.
И я плыву в течениях толпы
к негаснущему свету по тоннелям,
с которыми мы тайны свои делим,
и где мы научились прятать пыл
в колоннах, эскалаторах, меж них.
Сегодня ж будто птич какой накаркал:
читая в тесноте локтей Ремарка,
я понял, что теперь я твой должник.
Последние отдам запасы тайн
за этих книг бесценные страницы,
но тайнами за них не расплатиться,
листай бумажник дальше, не листай.
Во тьме искрой сверкает электрод,
звенящих рельс стекло черкая яро.
Держа себя в руках вестибуляром,
я продолжаю чтение в метро. Мотель «Разбитым сердцем»
Подумать страшно, сколько я скрывался
от жизни ветренного вальса
в мотеле окнами на грязь и пустыри,
где нет ни одного цветка окрест,
где сиротливо по ночам фонарь горит.
Но вот прорвал печальный антураж сей
забытый голод перемены мест.
Так хочется бежать, аж сводит зубы!
Вот вам за этот месяц рубль
(два предыдущих мной оплачены сполна),
спасибо за каморку и кровать.
Вчера отхлынула приливная волна:
слезливая Луна пошла на убыль,
и мне за нею надо убывать,
каким маршрутом – дело наживное,
в края, где не бывал давно я:
у озера мой дом, вокруг – чудесный сад
(да, он плющом и хмелем был увит).
Я представляю вид с лужайки на фасад,
и мое сердце шрамом свежим ноет
перенесенной осенью любви.
У вас я не последний постоялец,
который, непрерывно пялясь
на гаснущих красот сплошную нищету,
мусолит все, чем был он огорчен,
и непонятно, что конкретно ищет тут,
держа дни напролет на спуске палец,
раздумывая молча ни о чем
в готовности плеснуть на стену кетчуп.
Однажды груз покинет плечи:
мотелю благодарен я, не меньше – вам
за то, что он своим покоем снов
от результатов заклинаний женщин-вамп
потерянных мужчин искусно лечит
и женщин – от проклятий Казанов,
страдальцам возвращая воли стержень.
Спускается к нам вечер свежий,
и запад в полнебес златым огнем объят.
Пока есть свет, мотелю я отдам
последней дани теплый, увлажненный взгляд.
Нет, здесь меня уже ничто не держит,
поэтому мой собран чемодан.
Я помню, как приехал сюда утром.
Мне все тогда казалось утлым,
довлеющим, готовым выскрести глаза
слезами и безрадостным двором.
Я полагал, что больше нет пути назад,
моим пристанищем навеки будет будто
гнездилище оборванных ворон.
Я выйду этим вечером отсюда
и, наслаждаясь жизни чудом,
поеду в свой коттедж уже самим собой
зажечь скорее свет хрустальных люстр.
Но если вдруг опять нагрянет сердца боль
и если здесь когда проездом буду,
в «Разбитым сердцем» я остановлюсь. Урбаниум
Сезонная реинкарнация
Простите недосказанность в словах,
простите междустрочные провалы –
зима, что мне ветрами подпевала,
уходит на негнущихся ногах.
И я ей гну костыль, а заодно
себе пред-предпоследнее «оставлю»
из талого узора, разыграв ли
себя или серьезно пав на дно
озер. Развоплощенные теплом,
теряются куски стереотипов,
с которыми, из дней привычных выпав,
стекает в грунт мой авторский апломб.
Приходится учиться без него
барахтаться в весеннем половодье
под трепет переливчатых мелодий,
играемых атакой огневой
отпущенного на круги своя
из тесноты-умеренности залов
светила. И его игра связала
запястья мне, в насмешку изваяв
из ледяных громад снеговика
без носа, с прогоревшими глазами.
Я обречен длиннеющими днями
менять в горячке звезды на века,
и ловит им взамен один кристалл,
всего один кристалл моя копилка
холодных одиночеств. Я забыл, как
умеет сердце находить места
без видимых движений и сует
в вагонах-ресторанах, на галерках,
в затерянных во времени каморках,
на стенах у которых окон нет
и нет другого входа. Я горю,
облитый желтым пламенем напалма
из жерл небес: на цитадель напала
армада неугодных январю.
Мне некуда бежать от пепелищ
моих хором из медленного снега.
Я четко помню, как в тиши их бегал
от пятен света, солнце выйдет лишь
на краешек периметра. Очки
с закрашенными стеклами и шторы
спасали от ожогов глаз, которым
столь яркий свет не нужен был почти:
сияние холодное из льда
мне свет дневной удачно заменяло.
При нем стихов я написал немало,
и больше б смог, но грянула беда.
Весна. Перекрестясь, я встал в поток
воды по цвету схожей с ледяными
иголками, когда царапал ими
я гладь стекла. Закончен мой виток.
Конечно, через несколько недель
у берега лесистого какого
я выйду из прибрежной пены, снова
пройдя по закоулкам сотен дельт.
Но это будет непохожий Я
на прячущего чернь зрачков в тумане
другого Я. И в свет меня поманит
прогретая лучами колея. Возвращение
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Василий Чесноков: Неизбежное возвращение. Сборник стихов.
Западная поэзия по-русски – на этот раз палка о двух концах. Не очень прямая и слегка суковатая. Берете?
01.02.08 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|