В ЗАЛЕ ОЖИДАНИЯ
– Простите, рядом с Вами можно?
– Пожалуйста.
– Спасибо Вам.
…И веет сыростью острожной
Зал ожидания – подвал.
– Простите, я не помешаю?
– Нет-нет.
– Позволите ли Вы,
Я вслух немного почитаю
Про шёпот пасмурной травы.
– Простите, можно в Вас влюбиться?
– Что Вы сказали?
– Так, пустяк.
Ведь здесь недолго простудиться.
Такой, не правда ли, сквозняк.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Здесь совсем не бывает заката.
Никогда не бывает рассвета.
Туча серая словно из ваты
Сыплет камни на крышу из ветра.
Он явился к ней в дом, отрешённый,
Изменив ей с метелью и смертью.
Сумасшедшей звездой обожжённый
И отмеченный мглы круговертью.
Постучался он в дом – нет ответа.
Он вошёл – пусто в доме, – ни вздоха.
Паутина везде, нету света.
Где ж она?.. Дом в безмолвии. Плохо.
Льдом покрылися сильные плечи.
Грудь усеяна звёздною пылью.
Догорели и спрятались свечи
По углам да за чёрной ковылью.
Повернулся и вышел за болью.
И услышал вдруг шёпот с порога:
Ты поверь, не на всё моя воля.
Ты узнай, не на всё воля Бога.
Шёл среди метеоров бесследных.
Рухнул там, где растёт повилика.
И умчался в пространство бессмертных,
Не исторгнув предсмертного вскрика.
АКТРИСА
Ветер тронул тюлевую штору.
Мы одни среди высоких стен…
Ладно. Только скажешь режиссёру,
Чтобы никаких постельных сцен.
Тёмной кровью сумерки налиты.
Боль в груди – искусственная боль.
Выключите кто-нибудь софиты!
Слишком затянулась эта роль.
Раньше я таких ролей не знала,
Да и впредь надеюсь не узнать…
Ведь не бутафорского кинжала
Из груди торчала рукоять.
* * *
Доверила я ему тайну.
Её обменял он на пиво.
А пива он взял две кружки:
Себе и своей подружке,
У которой львиная грива
И взгляд бездонно-отчаянный.
Двое
– Ты как?
– Ищу.
– А я уже нашёл.
– Что ты нашёл?
– Смысл жизни, веру в Бога.
– Что? В бога?
– Да. Я очень долго шёл,
И к вере привела моя дорога.
А ты всё ищешь?
– Да, я всё ищу.
– Но что искать? Все в Библии ответы.
Сказал Господь: «Тебе грехи прощу,
Коль следовать начнёшь святым заветам».
Послал Господь нам сына своего,
Чтоб умер на кресте за наши беды
И за грехи... Верь, больше ничего.
И это приведёт тебя к победе.
Уверуй...
– Нет.
– Но почему?
– Никак.
Нельзя понять отца, который сына
Послал на смерть, как самый злейший враг.
Да на такую смерть – кровь в жилах стынет.
– Но это для спасения нас всех!
Иисус воскрес, смерть для него условна...
– Ни за один мой даже малый грех
Ответ держать не станет невиновный.
Отвечу сам, когда придёт пора,
Коль спросят за грехи мои расплату.
Жизнь человека – это не игра.
Чтоб кто-то умер за меня... Не надо.
– Но он за нас давно – прошу, поверь –
Уж умер. Можно веровать, не каясь.
– «Валить на мёртвых» – принцип лагерей.
Я не «сидел» и впредь не собираюсь.
– Ты прямо Бруно или Галилей.
А в чём же видишь ты зеницу жизни?
– В искусстве я ищу благих вестей.
Наука – моя жизненная призма.
– Но это странно... Ненадёжно ведь.
Господь, наука... Как сравнить такое?
– А я ищу. Искать продолжу впредь,
И не стремлюсь к душевному покою.
Ты сам – творец. На струнах и холстах
Живут миры от края и без края.
Жест музыканта, чуткой кисти взмах...
Поверь, не нужно мне другого рая.
– Что ж ищешь ты?
– Ищу среди миров
Прекрасный мир, в котором буду нужен.
– Ну что ж, прощай.
– Прости же, будь здоров.
– Храни Господь твою больную душу.
* * *
ВАСИЛИСК
Ты свою испытываешь смелость
И ко мне подходишь очень близко.
Ведь тебе уже давно хотелось
Глянуть на живого василиска?
Кожаная на глазах повязка,
Крылья крепко стянуты цепями.
А поскольку пленник я опасный,
Прочная решётка между нами.
Ты дивишься, что на мне за раны.
Не гадай. Ведь то следы от плети.
Это брат твой, расторопный парень,
Так врага пленённого отметил.
Хорошо ещё – глаза не выжег,
Крылья не сломал, как собирался.
Камни звал кидать в меня мальчишек...
Жаль, он мне на воле не попался.
Я слабею без воды, свободы.
Вот стемнело. Долго ль протяну я?
Вдруг ко мне подходит тихо – кто ты? –
И подносит воду ледяную.
Это ты? Опять ты... И оковы
С крыльев сняв, сказала: «Ты свободен».
Не благодарил тебя ни словом.
Слов тебе не надо было, вроде.
Боль уняв, мои промыла раны,
И до леса проводить решилась.
Всё же человек ты очень странный.
Может, даже, раз так получилось,
Мстить не стану твоему я брату.
Хоть и нелегко мне это будет.
Брат твой – враг мне. А врагу мстить надо.
Нам всегда врагами были люди.
Но не ты... Зачем идёшь со мною
Дальше, в глубь нехоженой чащобы,
Где деревья грозные стеною?
В дом мой не ведут людские тропы.
Говоришь, что пожила довольно
Средь людей ты, в мире злом и грубом.
Постоянно сердцу было больно
Видеть их... И задрожали губы.
Что ж, пусть так. Смотри, теперь налево.
Каждая травинка мне знакома.
Не пугайся... Мама, это дева.
Я благодаря ей снова дома.
...Вновь свою испытываешь храбрость,
И ко мне подходишь очень близко.
Любишь ты отчаянную сладость
Синих глаз родного василиска.
* * *
Он был словно её вассал.
Лишь о ней его были грёзы.
Песни пел ей, её прощал,
Посвящал ей стихи и прозу.
...И недавно мне этот бред
Объяснил кто-то просто, прямо:
«Понимаете, он – Поэт,
А она – Прекрасная Дама».
В камышах
* * *
Кто только правды не искал
В губ дерзком сгибе!
Какой же чёрт тебя создал
Мне на погибель?
Летишь, о вечности скорбя,
В ветру осеннем.
Какой же бог создал тебя
Мне во спасенье?
Первый дом
Видать Большую из окна Медведицу –
Огромный ковш заполнен тьмой небес.
И хочется мне всё-таки надеяться:
Наш Первый дом бесследно не исчез.
А где ж он? Там, где эльфы и дриады,
И там, где были счастливы с тобою,
Где были мы немыслимо крылаты…
О, мы вернёмся, небо голубое!
* * *
Коль сгореть, так на закате.
По утрам костёр не ярок…
Тени бродят по палате,
Тлеет от свечи огарок.
Голос. Вы пришли за мною,
Те, кого тогда не встретил?..
Небо хмурится ночное,
За окном гуляет ветер.
Я из жизни – как с вокзала.
Столько ждал – чего же ради?..
Тело, что ему мешало,
Он оставил на кровати.
М. Лермонтову
Белеет парус… В дымке моря
Мелькает на гребне волны.
Свидетельством какого горя
И признаком какой вины?
Просмолено, надёжно днище,
С крутых боков вода шуршит…
О нет, он счастия не ищет
И не от счастия бежит.
И, тайному внимая дару,
Вдыхая соль и щуря взгляд,
Поэт молчит. А белый парус,
Послушный ветру, мчит в закат.
По синей бездне, одинокий,
С крылами схожий… Не спеши!
Куда плывет чёлн крутобокий
Твоей мятущейся души?
Поэт задумчив, брови хмурит.
Блестит лазурная волна…
Ты так, мятежный, жаждал бури.
Ну что ж, накликал. Вот она!
ВЕТЕР
– Я видал много стран, я входил в запредельные двери.
И я видел сияние, что ослепляло из тьмы…
Почему ты не веришь, скажи?
– Отчего же, я верю…
Перед нами – круг хлеба и фляга воды из сумы.
– Я видал, как ростками земля поднимается к небу,
А над ней плачет Бог, бесконечным дождём осиян.
И поверь, мне почти удалось разгадать этот ребус…
– Да, конечно, я верю…
И плыл над полями туман.
– Повидал я миры, а они без конца и без края.
Их бы тайны… но каждый невообразимо далёк…
…Чем же кончился тот разговор? Я не знаю, не знаю.
Ветер дальше унёсся, и пыль оседала у ног.
* * *
* * *
Потерпи. Нам недолго осталось.
Здесь, похоже, без нас веселей.
С каждым годом сильнее усталость,
С каждым веком печальней и злей.
Бьёт охотник по нам из пищали.
Друг, зачем же ты так приуныл?
Нам тут вечную жизнь обещали.
Так примерь пару ангельских крыл.
Лишь к себе не испытывай жалость.
Это хуже, чем бить лебедей…
А вначале забавным казалось,
Когда приняли нас за людей.
* * *
* * *
Нож в голенище, в баночке соль, но
Вымокли спички.
А признаваться в том, что, мол, больно,
Нету привычки.
Ветра чужого чую дыханье –
Дует в затылок.
Легче на крыльях сквозь расстоянье –
Вместо носилок.
Белая ночь не дарит покоя,
Спите при свете.
Тянутся, рвутся в небо ночное
Взрослые дети.
В небо ночное плачут и рвутся
Так же, как в песне.
И, обнимаясь, долго смеются
Те, кто воскреснет.
То, что сказалось как между прочим,
Взято в кавычки.
А признаваться – больно, мол, очень, –
Нету привычки.
Лес
Лес изумрудный был и голубой.
В нём дети брали ягоды к столу, и
В нём солнце раздавало поцелуи
Жучкам и травам, ну и нам с тобой.
В лесу мы шли, куда глаза глядят.
Глядели же далёко – прямо в чащу.
Лешак из-под руки на нас таращил
Взгляд заспанный: эк занесло ребят!..
Мы знали – встретим озеро в глуши.
Небесный вздох, на грудь земли опавший.
Вода студёна… Но одёжки снявши,
Бросали, раздеваясь до души,
На корни ели в обрамленье мха,
И с кличами «Ура!» и «Лес forever!»
С тобой плескались, как Адам и Ева
Задолго до познания греха.
Потом в траве лежали, глядя ввысь.
Сплетённых крон венец дробило солнце.
Казалось, Бог сейчас нам улыбнётся,
Казалось, этот лес – и есть вся жизнь…
Бог улыбнулся нам. А мы – ему.
В лесу, как прежде, ждёт нас земляника…
А в озере уж плаваем без крика,
Без кличей и без плеска… Почему?
Кто ведает… Молчанье тоже звук.
Молчаньем чудеса творить пристало,
Которые приблизят к нам Начало,
И Словом всё наполнится вокруг.