Безымянный в треугольнике
Наш маршрут
Затянутая служба
Витринам вреден долгий сон...
Витринам вреден долгий сон.
Я знаю, я читал об этом в книгах,
когда есть мутное пятно на выдох –
приходит он
раскрасить толстое стекло
узорами естественных фракталов,
но этого мне показалось мало.
Не помогло
и обещанье долгих зим
знакомого лица в Гидрометцентре.
Запутался в шальном попутном ветре,
как бот в грязи,
заветный мой будильник-клич.
Хрустящий сахар выпал на асфальта
форзац. Непреднамеренное сальто
ввернул кирпич:
«Не спать, не стыть, не завлекать!»
Нет лучшего спасения в тумане,
чем твердый эталон напоминаний
издалека.
Более ненужные тайные силы
Тише...
Не слышу,
внутри ли
сердце?
Ближе...
Не вижу,
откуда
стены.
Нищий,
мы ищем,
куда бы
деться,
С выжженых
улиц
уйти
в оттенок.
Поровну – цели,
и год – в опале.
Поровну – боли,
и в долг – таблеток.
Все изменилось, пока вы спали:
нужные – в зиму,
и в розыск – летом.
Ближе...
Собаки...
Сирены...
Герцы...
Тише...
Мы ищем, куда бы
деться.
Предзимнее
Холод
пятнами льда оставляет на лужах
след безразмерных морозных сапог,
снег эскадрильей над городом кружит,
смог отступил и вернуться не смог.
Снег и обменные пункты в засаде
точно нетрезвые мамы невест
меряют банками выручку за день.
Снег и желание встать под навес.
Кажется, снег лег аккордом прелюдий
сиюминутности, сроком на час,
он же упал, развалился повсюду,
в стоки сползать явно не торопясь
с первым усилием лопнувших кранов.
Точки случайные взяв на прицел,
сыплется перхоть с залысин каштанов.
Снег и вода на плечах и лице.
Залпом, винтом, без запивки, с разбега
пробуя вкус многоярусных изб,
каждой зимой возвращается снегом
как недолеченный алкоголизм
холод.
Короткая память
Вот короткое слово «память»,
вот и длинное «пе-ре-ме-ны».
Ходит дева по дому прямо,
вытирает подолом стены,
с каждым шагом шлифуя камень,
с каждым кругом теряя знаки,
истончая кирпич шелками,
превращая узоры в накипь,
повторяя «иду» губами,
то экватор пройдя, то полюс,
каждым жестом стирая «память»,
вдохом каждым сажая голос.
Через стертые буквы слова,
под кружение тканых крыльев,
из-за хода времен другого,
в кругосветке длиною в милю,
за движением рук нерезким,
сквозь бетонные гобелены,
на размытой шелками фреске
незамечены «перемены».
Исчезают с пюпитров планы,
и отсутствие днем и ночью
«перемен» будет делать плавно
слово «память» еще короче.