Дзэн
Да, чтобы нас не спалил конвой,
нам придется сделать наш маленький дзэн.
Мы весьма преуспели в практике - нажить геморрой,
под нами бы не устоял Карфаген,
с нами бы рядом не улежал и уж.
Челка от жажды липнет ко лбу, к вискам.
Взялся за гуж - теперь залезай под душ.
Весной все случается, словно мучительный хэндикам.
Будто в спагетти-вестерне выхватываем друг друга
из одежды, одновременно, никто не первый,
от нашего точка-тире-дыхания расступается кали-юга.
мы лежим на спине, открытые, словно консервы,
и у нас в голове копошится не так много слов,
эту страсть лучше всего передает обсцен.
Больше всего нам сейчас хочется остаться офф
и сделать неторопливо наш маленький дзэн.
Рана
Таянье льдов - обоюдоострый процесс,
знаешь.
Я не буду дальше развивать эту мысль - и так понятно.
Скажи, маленькая, а ты выдержишь мой вес?
Не растаешь?
Задумай число и сосчитай на мне родимые пятна.
На счастье - собери осколки стекла на полу в ванной.
Чем еще можно порадовать нас таких, видящих сны заживо?
Однажды жил мальчик, у него не было почти ничего, только рана,
он ее холил, всюду с собой носил, но никому не показывал.
Мне снилась падающая звезда, и я загадал желание:
Фриде не будут больше подавать платок, и мальчику станет легче,
никто не уйдет обиженным, простое пятибуквенное заклинание
умеет порой совершенно невыразимые фотообъективом вещи.
Я проснулся в неясной тревоге, не смысля ничего во времени,
почти задыхаясь, напился воды из-под крана,
и только скобля по щекам тупой бритвой, заметил в зеркале изменения:
у меня теперь есть ты вместо раны.
Убить голос
Убить голос в телефонной трубке, вытащить его оттуда, уложить рядом.
Март, облезлая кошка, жмурится по ночам, а днем не дает курить.
Воздух помешивая рукой (он такой густой, словно измазан твоей помадой),
не обращайся к врачам, они, конечно, не мойры, но что им стоит обрезать нить?
Многословность стихосложения с лихвой компенсируется беседой,
в которой не можешь выдавить из себя ничего - кроме завалящего стона
и мантры, сильно надеюсь - не голословной: жди, я скоро приеду.
Через плечо заглядывают посторонние - жми кнопку отключения микрофона,
делай вид, что просто мурлычешь песенку - не более,
что выдумываешь очередной анонимный стишок.
Смотри, какой я шпионистый - напрасно ты сердце вообще паролила.
Смотри, какой я подвижный - я приеду, вот только выпью на посошок.
Убить голос. Мир FM-станций и сотовой связи более не нуждается в голосах,
мир отдает предпочтение незаметным наушникам-капелькам.
Смотри, какой я хамелеонистый - в одно мгновение, прямо на твоих глазах
романтичный циник становится циничным романтиком.
Словарь
Знаешь, что происходит с воздушными шариками на морозе?
Нет? У тебя все меньше шансов обрести это знание,
ибо снег тает, мягко говоря…
Кто-то споткнулся на крепком словце, кто-то осел в неформатной прозе,
кто-то говорил о себе снисходительно: ну вы знаете, это раннее…
Но все это происходило в пределах нашего словаря.
Монитор уставал от энтузиазма клавиатуры,
старый мудрый повидавший всякого View Sonic,
а эта нахалка юная! все ей неймется - словно в одном месте акупунктура.
Вечер. В это время суток весь мир обычно дальтоник.
Главный герой этой радиопостановки - бар напротив.
Там пропивают свои зп и таланты окрестные циркачи,
взять хоть вот эту девицу - она то метает, а то глотает один и тот же кортик,
неизменно срывая овации, глотает кортик… Эй, ты, который в штанах, молчи!
Нужно отвлечься, подумать о чем-то высоком или абсурдном, например,
о лестнице в небо или о том,
что урчание в животе зависит от степени освещенности, иначе - от фонаря,
задать вопрос несущественный: тебе что? Литий-ион или литий-полимер?
А вообще, знаешь, какой бы не случился облом -
любая херня возможна в пределах нашего словаря.
Команчи, сны и старый велосипед
Внезапно в памяти всплывает слово из детства - команчи…
Вот же, блин! Как было здорово - никаких тебе пикачу.
А теперь у нас джэм-сейшен на вольную тему - сидим на ранчо,
друзья поют про Никиту, а я про Никиту молчу.
Бескрайние поля маиса, междугородние трассы,
и я - на стареньком школьнике, его потом с дачи украли.
В голове - сплошные команчи, представители гордой уничтоженной расы,
они привстают в стременах, а я наворачиваю педали,
спешу за ними. Постойте! я с вами! я не отстану!
Не слышат - как не слышат меня мои сны.
Вот такое все лезет в голову после полуночи, когда мысли опийным караваном
уходят в раскрытую пасть неугомонной беспроводной весны.
Провокация
Мы умеем там, где другие нет,
например - на люстре.
Ко мне заходит подружка, чую - сейчас будет рассказывать
о том, что она уже освоила нелегкое искусство - минет,
и теперь специализируется на капусте,
я говорю: покажи, и она начинает показывать.
Ничтоже сумняшеся, проходит на кухню,
я - следом за ней, с интересом в паху почесывая.
Ага, сейчас, вот-вот уже все преграды рухнут,
а утром она будет стоять у зеркала - некрасивая, босая.
Вот так оно и бывает с поддавшимися сомнительным провокациям:
приходится порой перед сном говорить унитазу - ах!
Для успешной контрацепции нужна немалая концентрация
чинзано в крови и женских половых органов в штанах.
По законам вендетты
Про древних людей
Про ракету
Однажды тому назад
в далекой-далекой комнате
произрастала жестянка -
удивительнейший представитель флоры, производная анекдота
про вечный любовный треугольник: Васильиваныч, Петька и Анка.
Какие интересные вещи происходят в общественной бане по субботам!
Утром я натягиваю вельветовые джинсы и растворяюсь в копоти
переведенных на час вперед стрелок: это страшно, нелепо и тяжело.
В нашей похоти шепотом, в нашем похотливом шепоте
засыпает ракета, опасная потому, что основной ее материал - стекло.
Здесь возникает два закономерных вопроса: надолго ли дуракам
ракета стеклянная? И второй: почему, интересно, Вудсток
так и не смог передать двухтысячным главное утешение облакам -
пусть нас развеет ветром, но мы не превратимся в блуждающий кровосток.
А между тем ракета стеклянная уже стоит под парами!
Уже головастые белолицые космонавты выпрыгивают из скафандров,
песни поют имбецильные, кричат: пора в путь-дорогу! Поехали! давайте с нами! -
и потом улетают - что характерно, отсюда, а приземляются где-то в Андах.
Нелегко из Чили домой звездному страннику, не обременному местной валютой,
не знающему языка, и вообще думающему, что опять ошибся планетой,
и хотя звезды смутно знакомы, космонавт принимает их за вспышки салютов:
это наша с тобою нежность летит в стратосфере стеклянной ракетой.
Про медсестру
Одинокая медсестра озирается в коридоре
и прячет в кармашек халатика ампулу с метадоном.
Разумный переход после зависания на тетрагидроканнабиноле,
так ей кажется, если уж быть не в ладах с законом -
пускай по полной. Откуда она это знает, вот интересно,
такому едва ли учат в медицинском колледже.
Она приходит домой, ложится в ванну, ожидая ареста,
и вспоминает, что вчера остановилась на Кольридже.
Чтение озерной школы - необходимый элемент аскезы,
дхарма сурова, она никому не дает поблажек.
Медсестра зажигает свечу и шепчет: весьма сомнительный тезис
про время, длину сигареты и глубину затяжек.
Где она прочитала такое у Сэмюэля Тейлора, в какой поэме?
Отличницей не была, к примеру, с трудом сдавала химозу,
и поэтому теперь неуверенно вены ищет по схеме,
но твердо при этом знает, сколько нужно, чтобы превысить дозу.
Про фотографа
На кой черт в темноте пялиться в потолок?
Что это было?
А, это так - нечто вроде вступления,
надо же как-то начать торжественный спич о том, как одинок
фотограф из самых средних слоев населения,
мечтающий прикупить зеркалку взамен компакта,
и потому отчаянно снимающий дошкольные утренники.
Эй, приятель, будь осторожнее, тебе уже грозит катаракта,
расфокусируй взгляд, обрати внимание на внутренний
мир своих снимков, забудь правила композиции,
и вообще - лучше какое-то время пощелкай пейзажи.
Отличная новая камера! Но как объяснить милиции,
что ты непричастен к этой дурацкой краже?
Потолок в темноте - не самый лучший помощник
в попытках настроить вручную правильный баланс белого
Слепой фотограф передвигается по комнате осторожно:
где-то здесь лежала, помнится, эта камера херова…
Про Джима
Ловля драконов сачком до добра не доводит:
коллекция переполняется, заканчиваются иголки.
Смотри, господи, вот мы уходим под воду,
научи нас дышать, когда в небе летят двустволки.
Кто-то едет на юг, кто-то стремится на северо-запад,
колеса одинаково черные вне зависимости от направления.
Дай, Джим, на счастье лапу мне, дай, Джим, на лапу.
Ты знаешь, Джим, мы не умрем, нам нужно решить уравнение
со многими неизвестными словами, многими непонятными,
слишком много иксов - нас обвинят в нецензурщине,
нас окрестят площадными и скажут: тусуйтесь парадными!
И мы пойдем по небесным дорогам, больные, опухшие,
спиваясь и клянча внимания в разверстый зев беломора.
Драные джинсы, Джим, ритуальный наряд для адептов джа.
Мы идем, а за нами катится заводной апельсин раздора,
наматывая седые волосы, превращаясь в противотанкового ежа.
Необструганные бревна сомнений торчат из глаз,
выдавая присутствие в нас внутреннего Буратино,
выдавая нашу малую родину - внутренний Гондурас.
Джим машет рукой и еще наливает джина.
Про лорда
Надменный английский лорд входит в свою палату.
Койка его у окна третий день не убрана.
Лорд читает Таймз, а по выходным за отдельную небольшую плату
в профсоюзовской самодеятельности исполняет роль старого штурмана.
Роль не ахти, конечно, но и плату он берет овсянками,
это такая птичка, а не то, что имел в виду Бэрримор.
Но лорд вживается в образ - часы называет склянками,
и даже в минуты сплина держит себя уверено.
Всему на свете он предпочитает сепию -
и потому никогда не покупает цветные пленки.
Поджав тонкие губы, смотрит в окно на темноволосую бестию,
что движется по мостовой, являя собою принцип гребенки -
задевает бедром наповал мужчин через одного,
о, она может двигать собой! Но лорд все время проскакивает,
с удовольствием сохраняя свой чопорный статус кво.
Безумное чаепитие при дворе короля Иакова -
вот, что снится ему в послеобеденный час,
просыпаясь, он начинает реальность какой-нибудь фразой крылатой,
например, о том, что уже все равно и хоть наводнение после нас -
поэтому лорд никогда не выходит из душной палаты.
Индейские приметы
Снятся стихи - еще не значит, что ты поэт.
Сказки пишет не только Ганс Христиан.
Когда поезд навстречу - он врубает всегда дальний свет,
вырубая последнего из могикан:
тяжело на виски, если привык к пейоту,
а впрочем, в резервации тоже вполне можно жить,
называя койотом подержанную тойоту,
свято веря, что только кайя - растение не по лжи.
Скальпы снимаются плохо - будет недобрый год,
и много еще других рассказал примет
индеец по имени Беспокойный Крот,
в том числе: снятся стихи - не значит, что ты поэт.
Ты во многом, как я, говорит, только язык другой:
моя точка b соответствует твоей точке б.
Протягивает мне банку: я не могу, попробуй, открой, -
делает хороший глоток, и я прошу рассказать о себе:
практикующий инвалид, каждый год - за два,
если уж хочется вечность отдать гвоздю -
тщательней подбирай в свой некролог слова.
Он говорит: не бзди!
И я не бздю.
Сон на последнем ряду кинотеатра
Ты видишь сны. Феерический слоу мо. Всякий раз забываю,
какого цвета моя зубная щетка. Когда-то в военкомате
мне говорили о нарушенном цветовосприятии.
Меня становится больше в твоих снах, скоро составлю конкуренцию даже Китаю.
Посещение больницы на автопилоте всегда так не кстати.
Доктор, взгляните, что случилось с моим приятелем?
Ничего страшного, голубчик, вы просто очень измучены,
советовал бы вам больше спать, использовать для этого любые удобные случаи.
Да нет, уважаемый, я и так уже весь во снах, правда, в чужих,
но тем не менее - это не так уж легко, вам знакомо
чувство, будто вы слоеный пирог, и от вас отлепляют коржи,
и кто после этого захочет вернуться в кому?
Проснись, мистер Грин! Твое состояние промотано,
слишком далеко ты зашел, забавляясь этими играми.
Засыпать с телефоном в лучших традициях Парижа и Лондона,
чтобы, проснувшись, успеть насладиться финальными титрами.
За белым кроликом
Следуй за белым кроликом!
Охуенный совет - следовать за белым кроликом, знаешь, да?
Сам-то хоть раз пробовал? В прериях, расцвеченных только железной дорогой,
воздух желтого цвета - единственный заменитель льда
в стакане виски, и небо, выглядящее стареющей недотрогой,
норовит заглянуть в салун, посидеть в углу,
а ты говоришь - за белым кроликом, вот как тут
за ним следовать, если даже нечем заправить иглу?
Аптека закрыта сто лет. Приходится жрать, обливаясь слезами, кактус.
Здесь, в пространстве, набитом солнцем, настолько необходима вода,
что кажется, будто большие рыбины парят в атмосфере.
Катафалк не спешит. Да и то верно - спешить куда?
Под пение Игги Попа за рулем почти спит старый Терри
по прозвищу Таксидермист, и его сторонятся все,
но совершенно напрасно, у него есть хороший вопрос: зачем мы меня боимся?
Мы еще соберемся вместе в серой сомнительной полосе,
если и впрямь решимся за белым кроликом, а мы решимся.
Павел Феникс: Сны мистера Гэри Олдмана.