Супермен
Гордо, в человеческом обличьи,
в предзакатных розовых лучах,
гармоничен словно Беатриче
и превратно понят как Аллах
Поводя неспешно рукавами -
лево, право - лебеди на взлёт,
он двумя несложными словами
песню совершенства нам поёт.
Супермен! Интеллигент в костюме,
мечен змееносной буквой "S"
на груди. Джон Вейн на время умер,
Архетип неистовый воскрес!
Джонни, Джонни, помнишь ли старушку,
ведьму-бабушку не позабыл ещё,
что тебе мычала на подушку
заклинанья чёрные в плечо?
Ты тогда был мал и неспортивен:
много плакать, безрежимно спать...
А старушка вызывала ливень,
зажигала свечи - колдовать.
А под вечер дёрнулась портьера -
вдохновенье к ней от сатаны -
и она из кожи бультерьера
сшила майку, мантию, штаны.
Чудо сила в кожаной одежде -
В ней - возможностей на тёмный лес,
На неё вся Бабкина Надежда
чтобы внук, как только в майку влез,
Так предстал бы вороном могучим,
обернулся щукой быстрых рек,
ягуаром волчьим и барсучьим -
Настоящий, словом, Человек.
Чтобы скор на мысли, остроумен
и харизматичен как пожар,
чтоб ему глава народа Трумэн
принародно руку бы пожал.
Но она (утеряна закалка!)
не учла, забывшись в колдовстве,
что одежда обернётся палкой,
у которой, как известно, две,
Две конечности, конца и края:
первым доставляя внуку рай,
а вторым - у внука отбирая
и покой, и сон. Тяни-Толкай.
"Как же так?" - вы спросите. Отвечу.
Весь в прохладных розовых лучах
Супермен один, на крыше. Вечер.
Мантия повисла на плечах.
Бережно, как дверцу лимузина,
снимет бабкин плод веретена,
обнажая жалкую картину,
разочарованье, вот те на.
Кто ты, кто ты? Мал и неспортивен.
В венах - с кровью плещется портвейн.
"Это я. Я сам себе противен." -
отвечает глухо Джонни Вейн.
Он как прежде водит рукавами,
но не видит белых лебедей.
"Я такой же как и вы! Я с вами!" -
Прячась, тайно смотрит на людей.
"Я не хуже вас! Мы так похожи!" -
ночью муки станут невтерпёж -
"что, подонки, скинул сучью кожу
а без кожи стал для вас не гож?!"
Так проходят вечные терзанья,
что ни вечер - Супермен бледней,
проклиная чудо-заклинанья
каждый вечер до скончанья дней.
Вечерами машет он руками,
но размах, размах уже не тот.
Только кошка прошмыгнёт кустами,
да прохожий фыркнет "идиот!"
Раз прикован безнадёжно к шмотке,
подрожит над нею имярек,
и вздохнув, оденет как колодки
сверхнесчастный суперчеловек.
Пусть стоит он, тих и апатичен,
в восходящих розовых лучах,
гармоничен словно Беатриче
и никем не понят как Аллах.
* * *
Ну как на поле брани, жарко?
Ну как вставать с рассветом, тошно?
Стоит солдат как подорожник
между страницами Ремарка.
А здесь любой, кто верит в чудо,
не моет за собой посуду.
На тонких пальцах программистки
над чёрной клавариатурой
сверкнул алмаз в стакане виски.
Она печатает натурой.
А я сижу за монитором,
в котором, милый друг, в котором.
Земля и небо, сука, сука,
похожи чем-то друг на друга,
они как два закрытых круга,
они как два открытых люка,
когда осталось до паденья
одно мгновенье. Тем не менее
пора задуматься, забыться,
махнуть, покапать, покопаться,
войти и вынуть. Это вкратце.
Рыжеет сердце как лисица.
Ты там одна, ты веришь шведу,
я завтра на тебя приеду.
Врач и Пациент
Взгляните, я стал бесконечно серьёзен,
но с вами иначе нельзя, как ни странно.
Прошу отнестись к моей просьбе как к прозе.
Вы видели много: у вас из кармана
зовёт дон Жуана, зовёт дон Жуана,
зовёт донна Анна на анабиозе,
а с вашей ладони, поникнут и смят,
жуёт Шикльгрубер сухой глюконат.
Смотрите, вы доктор, вы ставите свечи,
порой ваша роспись как штрих Рафаэля,
ваш взгляд исцеляет, движения лечат,
при вашем обходе белеют постели,
но мне бы хотелось, на самом-то деле,
у вас о другом попросить в этот вечер.
Мой доктор. Мой врач. Ухо, горло и лоб!
Отдайте, отдайте мне ваш стетоскоп!
Поймите, способности ваши бездонны,
они не зависимы от инструмента,
ваш метаболизм перетрёт белладонну,
хранит ваши нервы стальная плацента.
Как доктор способен понять пациента,
поймите, поймите меня благосклонно,
как жрец, как монах у божественных стоп,
молю вас, отдайте мне ваш стетоскоп!
Сидите! Я знаю, что вам надоело,
я стал невозможен и неадекватен,
я знаю, так необходимо для дела,
постойте, прилягте ничком под кроватью,
ваш пульс усмирится снотворным на вате,
закройте глаза и доверьтесь всецело.
Мой доктор. Мой бог. Всемогущий циклоп!
Я чувствую! Чувствую ваш стетоскоп!
Север вер
Хватит ставить все точки под знаком вопроса,
Отправляйся на север, там меньше азота,
Так комар с вытекающей кровью из носа
Сам себе задаёт направленье полёта.
Стол и стулья, и стол, и столы, и стулья
Громоздятся здесь, словно пчёлы в улье,
Здесь когда-то сказала кощею царевна
"Милый друг, моя участь и так плачевна".
Каждый новый окурок сбивает с темы,
Мою тень не спеша доедают стены,
Головная боль - мой полночный дилер.
Отправляйся на север, скажи водиле.
Дуй на север. "вер" напишу в итоге,
Что сотрётся грифель на этом слоге.
Карандаш сыскать, провести бы опыт.
Карандашный почерк похож на шёпот.
Здесь шепнула насильнику дочь маркиза
"Хорошо, но только ты будешь снизу" -
На добычу бы так опускался беркут.
Если верить карте, то север - сверху.
Если верить карте, то север где-то
Наверху, вне сторон знакомых света.
Я уже не знаю, что дальше будет.
За окном деревья стоят как люди.
Колыбельная.
Спит усталая подруга,
С юга дует Кали-Юга,
Ворошит страницы мифов
Ахиллесов и Сизифов.
Снится старцу Моисею
По Синаю одиссея,
Будто средь песков белёсых
Моисей посеял посох.
Спит с Улиссом Пенелопа
На постели у Циклопа,
Взяв на съём его пещеру,
Недешёвую, но в меру.
В полусне ведёт беседу
С Чингач-Гуком Кастанеда,
Гук из рук от сонной травки
В пыль роняет томагавки.
Спи, любимая подруга,
Спи как цитрус в чащах юга,
Спи под шапкой невидимкой,
Как вулкан укрытый дымкой.
Сном объят спартанский воин,
Вильгельм Телль в постель пристроен:
Сны как стрелы в цели Телля,
Выше статуй Церетелли.
Посмотри как за кулисой
Сладко спит Лиса-Алиса,
Как пушистый хвост расправил
Дикий Рики-Тики-Тави
В школе спят на задней парте
Шерлок Холмс и Мориарти.
Ватсон спит, и Хадсон тоже -
В именах их "сон" заложен.
Спит с ферзём обнявшись пешка,
Спит в ночлежке Белоснежка,
В лунатизме Вилли-Винки,
Спит который год Ван Винкль.
Безмятежный Затоичи,
Что к рассвету безразличен,
И Гомер, что твой Овидий,
Спят на пару, снов не видя.
Сном могучим самурайским,
Ярким, красочным, хентайским
Панасоник спит и Сони.
Спид не спит, но тих спросонья.
Виснет парус корабельный,
Убаюкан колыбельной.
Дремлет ночь, матрас, перина...
Я не сплю. Качаю сына.
Я не сплю. Качаю сына.
Я не сплю. Качаю сына.
Юра Скоморовский: Сборник стихов 1.