***
оттого ли хватает меня на тебя,
что бессмертною славой мне век не грозит,
и в лицо я солдатским смотрю матерям
с выражением сытых штабных образин?
потому ль друг от друга мы так далеки,
что кривыми путями везёт нас постель,
и на месте пожарища видим плевки,
а в китовых усах – отпечатки снастей?
Оттого ль, потому два дежурных бревна
на песчаную отмель ложатся пластом,
что речная вода им чрезмерно вредна,
преснотой собираясь в отсеке глазном?
оттого ли табак нам – почти алкоголь,
что не подлая гибель стоит на кону,
и смеёмся над нею мы не оттого ль,
что спастись не удастся почти никому?
***
я уже притерпелся к тому, как живу,
пополняя ряды городских горемык,
словно что-то счищает с меня кожуру,
и к порезам, и к ссадинам тоже привык.
может, это предчувствие майской грозы
летним бисером вдруг проступает на лбу,
но моё постоянство отлично в разы
от того, что я видеть уже не могу –
те же улицы, вывески, люди, дома!
сколько раз я вот так, сколько лет я всё то ж,
и зачем бы мне вечность такая дана
кабалой тунеядцев, подонков, святош,
вереницей дешёвых, случайных побед,
чередой безысходно калечащих драм?
я полжизни терпел, я замыслил побег,
и звезды роковой никому не отдам.
***
мне, наверное, нужно что-то другое,
не утопий наивная недостача,
не горячие впадины ксерокопий, -
эти буквы уже ничего не значат.
я вошёл бы в заброшенный лифт отеля
и прицелился стеком в потухший сенсор,
ощущая биение всех артерий,
колошматящих прямо по стенкам сердца.
я бы понял, как страшно упасть в дороге
на кого-то лежащего там веками,
потому что не ждут нас, а лишь торопят,
и к забору идёт с фонарём викарий.
осыпаются осенью даже ивы
от жары, превышающей разуменье.
мне хотелось без повода стать счастливым,
но тот шрам на лбу еще разовеет.
значит, не было хмари и листопада,
значит это другое и было детством.
я же помню, как ты по утрам вставала
и бесшумно скрипела балкона дверца.
сколько радуг в ресницах тогда я прятал!
как нагретая пахла тогда пластмасса!
то, что нужно мне, было не просто рядом, -
было мной. потому-то и не сломался.
***
Редок дождь мой, свет понур.
Мне они ничуть не внове.
Продал их я, обманул,
Положившись на иное.
А иному вся цена –
Белый путь в глуши бездонной,
Кукурузный концентрат
И покинутые стогны,
Блёклый паводок низин,
Ржавый блеск речных проталин.
Глух мой гром и снег крахмален,
И конец необъясним.
Был я Родине как сын.
Полк ушёл, пайка не выдав,
И суглинок мой застыл
Мутной грязью на копытах.
Перемётная сума
Опустела в чистом поле,
И пылают острова
На заоблачном тампоне.
Верю ль я в иной исход,
Чем испарина и одурь
Мглы печальной и холодной,
Пересыпанной песком?
Еду, сам себя задрав,
Через пасмурные хляби,
Ни монах, ни костоправ, -
Голос, изменивший клятве,
Сернокислый силуэт,
Венценосная ехидна,
Египтянин Синухет,
Убоявшийся Египта.
***
Вот бы здраво и беспристрастно
Разобрать этот хренов пунктик –
Если хочешь всего и сразу,
Никогда ничего не будет.
Ни коня и ни вольной воли
Как певали на той кассете,
Только выморочные вопли
Междустенно-дверных соседей,
Только странное говоренье
В пустотелом ночном квадрате.
Лорелея ли, гонорея,
Разбираться, пожалуй, хватит.
Не хочу ни побед, ни бедствий.
Пустоты они не наполнят.
Мне бы лучше как в раннем детстве –
Сахар, булку, кефир. И полдник.
The Epitaphy.
***
Мой ли там кораблик тонет,
Или твой уже поплыл,
Отчего-то в этом доме
По ночам скрипят полы,
Отчего-то в доме этом
Лунный луч лежит на всём,
Словно свет ему неведом
И неузнанным спасён
От своей же пьяной скуки,
От усталого ума,
Что повсюду слышит стуки,
Треск сырого полотна.
Господи! Я сыр твой козий,
Прелых пастбищ гастролёр.
Слышишь, боже? Это осень,
Это осень настаёт.
Как мне спать и что набросить,
Лишних слов не говоря,
На подоблачную проседь
Нитяного ковыля?
Столовая.
Проверив сход-развал и зажиганье,
Врубив позиционные огни,
Идут питаться дамы с кошельками
По коридорам областных НИИ,
И под конвоем ламп люминисцентных
Приняв парад брандспойнтных рукавов
Берут подносы, говорят о ценах,
Как век назад, году в сороковом.
Они еще едят свою солянку,
Хохочут, вспоминая отпуска,
А мной уже владеет безоглядно
Какая-то грызущая тоска,
Дробящая всё то, что съел и выпил
И надышал, и спел, и наболтал,
Прибитая как олимпийский вымпел,
Ко всем подошвам, шинам, каблукам.
Они едят – я корчусь возле кассы.
Один неверный шаг, и с ног собьют.
Давным-давно ты так не развлекался,
Удав пожарный,свернутый в салют.
Они рожают и выходят замуж,
Они судьбу несут как чемодан,
А у меня в желудке черный шабаш,
А у меня в сознанье чехарда.
О Русь моя, зачем ты так казенна,
Зачем и я с тобой такой козёл,
Зрачки твои – безмерные озера,
За каждым веком – плаха и костёр,
Ты за подлянкой строила подлянку,
Пыталась сжечь, но это лишь гастрит.
Люблю тебя, но рядом спать не лягу.
Ты извини – в глазах уже пестрит.
***
***
***
Где Бог пошлёт – в урочищах Москвы,
Вдали от службы царственно-школярской,
Я непременно сделаюсь как вы,
Жлобом угрюмым с пивом и коляской,
Счастливым тем, что, бедный род продлив,
Обременен посильными долгами,
И прочей жизни гул нетороплив,
А большего пока не предлагали.
Легки мы, брат, как эти облака.
Всё хорошо, но где-то слабнет винтик,
И по щеке, скривленной от глотка,
Бежит слеза, пока никто не видит.
***
Можешь ответить честно, попусту не бодрясь –
Что мы с тобой забыли в этой святой земле.
Битыми месяцами месим людскую грязь,
Некогда ни о близких, ни о самих себе.
Слишком вода студена, слишком беда пряма.
Шаркнет с утра позёмка – прошелестит весь день.
То ли напитсья водки, истово, допьяна,
То ли прождать напрасно с моря дурных вестей.
Женщины наши стары, смотрят поверх голов,
Сами себя от века заживо погребли,
Словно мужья их в море, словно бы эхолот
Высветил средь ракушек мертвые корабли…
С той ли я спал сегодня, с тем ли она спала?
Встала, оправив юбку, пробитый час изжит.
Выпита тень косая, выпита тень сполна,
Только сырая галька, вторя стопе, визжит.
***
наплачешься еще о сгинувшем совке,
когда во всей РФ по-зимнему мертво,
я буду говорить на скотском языке
палаток и ларьков, скулящих у метро.
им холодно в ночи, им страшно за товар,
купился – отходи, приход запротоколь.
очередной проект успешно стартовал,
но что тебе до них, ты сам-то кто такой?
я, в общем-то, никто, обычный маржинал,
промышленная кость, рабочая смола.
я странствую во мгле, я света возжелал
такого, чтобы ночь вернуться не смогла.
сергей арутюнов: * * *.