«cambiar de papeles»
Так, год минувший без примет
Не строил планов, слов не стоил.
Тепло и хлеб в уютном стойле
Мечтаний больше не предмет.
'
Всё как должно быть, как мечталось.
В постели томная усталость
Сменила каторжную. В свет
Всё чаще выход только в паре.
Речей разумность, спутник барин,
И то, что мир всего лишь склеп
'
Уж не тревожит. Пережитком,
В прошедшем роде, (боже мой)
Теперь зовёте вы любой
Лукавый смысл. Так скажите:
'
Ответьте, будьте же судьёй
- что суть моя и ваша милость?
'
О, как вы сильно изменились
Не сохранив в себе своё…
'
Не сохранив хотя бы пепел
От писем тех, что жгут не вскрыв
В которых были так добры,
Переходя со слов, на лепет.
"Совет № 114"
"31.01.07"
"Неприятный стиш"
«осенние деликатесы»
Который день осваиваю осень,
Бесплодный дол, сырую целину.
Целуй меня, неистово целуй
До желваков, до выбеленных дёсен
'
Пустого неба. Время ноября -
Ещё не повод прятаться по норам,
Забывшись сном, тревожным, где (в котором),
до мелочей заученный, обряд
'
всё так же мил. Как истинный гурман
не устоит пред чарами цикуты,
так в ноябре лукавство поцелуя
губительно, но сладостно губам.
'
Немым укором вымокшей золе -
Движенья губ и лёгкости касаний.
Нам жить сто лет с такими небесами,
любить сто лет, не требуя взамен…
«Война»
Вся сущность требует войны.
Не на живот, на грудь и плечи,
На подголовье. Ставшим легче,
Чем в лёгких спрятавшийся дым,
Мне хочется разрывов пуль,
Ранений, криков, боли, чада,
Врагов поверженных молчанья
И неизбежной смерти. Пусть,
Всё будет так, никак иначе,
Пусть будет так (один конец).
Кто на щите, кто на коне,
Один ликует, третий плачет,
Второй…, а впрочем, спит второй.
Так я в бреду, бреду порой,
Убитый, оттого и мрачен.
И прорицаю: быть войне,
Быть катастрофе. Сердце, в клочья
Тобой разорванное, хочет
Всей правды страшной, без подмен,
Без выяснений мест и чисел,
Меж нами вызревших причин.
Сколь долго мира не ищи,
Ты от рождения зачислен
В особый полк, а значит, быть
Войне, разгромам и парадам.
Знай, я не сдамся. Будешь рада
Хвальбам ликующей толпы.
"Опустошение"
октябрь, первый полдень октября,
ничем не примечательный, как будто,
и вечер обещает быть, и утро,
ничем не примечательнее дня.
ничем не примечательней меня,
повисшего на нервах, как на жилах,
пусть кажется, что лопнут от нажима
малейшего и, струнами звеня,
обмякшими, опустятся поодаль,
как шторы подоконной бахрома.
а сил уже, не то, что дохромать,
не доползти, чтоб окунуться в воду,
не стало. летаргического сна,
осенней комы, вследствие которых
мой хрупкий мир от прочего оторван,
спокойнее не чувствовать, не знать.
но в том беда, что мой непрочный мир
трещит по швам, заваливаясь набок,
я ж в октябре, беспомощный и слабый,
не отличаю шпаги от рапир.
***
смотрю в глаза и вижу осень,
любить — люблю, но не прошу…
кольцо на пальце – парашют,
раскрытый вовремя, но оземь
устало грохнувшись, лежу,
смотрю в глаза пустые неба.
И, кажется, что небо слепо,
Что небо — детской ножки слепок,
Что я и сам себе кажусь.
"Шалость"
Мне всё не впрок, я пробовал читать…
Я представитель «северных народов».
И тусклость глаз, моя белобородость
Трёхдневная, на выцветших щеках.
Всё выдаёт меня, похлеще слова
Не сказанного, может быть ещё.
И от того, возможно, белость щёк
Скоблит металл, выравнивая снова
Меня с толпой находчивых «южан».
И эта с позволенья мимикрия,
Не то чтоб режет, связывает крылья,
Не то чтоб крылья, тягу возражать,
А значит мыслить. Я не возражаю.
Я соглашаюсь, так как не терплю
Когда задравши голову плюют
На чьё то солнце, сами орошаясь…
Мне всё не впрок. Я верю в белый шум,
Как в белый свет не верю, утешаясь
Своею верой в то что солнце - шалость
Стихов что я юродивый пишу.
«Ревность»
…И каждый день переживать отцовство
Как лакомство, которому сродни
Любовь - собаки, женщины к вопросам…
О, ангел мой беспомощный, одним
Тобою я беспомощно любим.
Покуда ты не сделавшейся взрослой,
А значит, суть испорченной людьми,
Так бескорыстно влюбчива в мои
Который год не стриженые космы.
"Тайрену"
Двадцать четвёртого августа - день рыбака,
потому что такого количества влаги не выпало за’ год.
кто-то мокнет, попавший под дождь, у елагинских пагод,
кто-то мокнет от слёз, экономя по капле, пока-
-пле себя выжимая на белый платок,
огрубевший от соли уже, но бездонный зато.
'
выжимая по капле слова, надрывая гортань,
что от выпитых слёз потеряла способность глотать
свежий воздух, столь нужный для чтения тихих молитв,
для того, чтоб сказать: «У неё ничего не болит…»
***
жадно. советуют меньше пить.
больше любить, а я уже кончил.
сердце — фарфоровый колокольчик,
по-гумилёвски беспечно, спит,
крутится, вертится, что-то снится.
силюсь запомнить тревожный сон —
вспышку ль, размахом в сто тысяч солнц?
солнечный зайчик ли в тонких спицах
велосипеда?…
«Макро марко»
«Питер это «что-то»
«Женщина с маленьким ртом»
Белая англосаксонская женщина курит и пьёт,
и непременно в ущерб ужину из трёх блюд,
прогулкам с собакой, пасьянсу, игре на рояле,
разбору счетов, посещений модистки (она не
помнит и трети того, что не чувствует плоть),
забывая то зонт, то перчатки на кресле трамвая,
забывая о том, с кем сегодня проснулась и с кем
просыпалась вчера, не оставив и шанса тоске,
не оставив малейшего шанса другим. Восковая
её выразительность больше сродни немоте,
нежели форме предмета, улыбка гравюрно старинна,
но едва различима, подобно пятну стеарина
на дубовом столе, украшающем ветхий отель.
«украшающем» — факт безналичия той красоты,
что сама по себе не приемлет других украшений.
некрасивая женщина с длинною белою шеей
перестала стесняться своих пубертатных седин.
Женечка Ортин: «Посленас».