Мальчик кай
Солнца бриллиант захлебнулся своими каратами
и закатился за крышу кирпичной высотки.
Мальчик Кай путешествует в рефрижераторе,
слушает радио: новости, метеосводки.
Русые кудри спадают ему на плечи,
в мире весна и солнечный день в придачу.
Мальчик Кай сложил-таки слово Вечность,
и теперь вспоминает, что это слово значит
* * *
Тепло как будто цветет сирень;
апрель неделю как догорел,
ложится солнце стальным лучом
на мое плечо.
собою в рыцари посвятив
оно заводит пустой мотив,
к востоку голову наклоня:
"Береги меня".
Кого любила (кого-то - нет)
и как жила (и в какой стране) -
он знает все, этот белый шар,
и куда спеша
мы все придумываем себе
кого-то видящего с небес
чего мы ждем и чего хотим
в череде картин.
А я не помню ведь ни рожна -
кому нужна и зачем нужна,
прошедших мимо меня времен
и своих имен,
но так ли нужно все это знать,
когда земля-то и та тесна,
а небо теплой своей стеной
летит за мной.
Думай о хорошем
Думай о хорошем. Я вчера читала
об одном поэте, жившем за морями.
(все, что мы теряем. все, что я теряю -
желтые вокзалы, синие вокзалы)
В сердце континента с мятой сигаретой,
со своим набором разнородных истин
повторяет фокус сотворенья света,
и ему устало рукоплещут листья -
ничего, пожалуй, больше не случится.
И не нужно больше ничего, пожалуй.
Я читала эти чистые страницы.
синие вокзалы. желтые вокзалы.
Улетаю с миром - поминай, как звали.
Повторяю повесть об одном поэте
на своем примере. Ах, какие дали.
Странно, что такие дали есть на свете -
не достать рукою. не видать из окон.
....наблюдая в небе гнутый лунный грошик,
наблюдая землю спящую до срока
думай о хорошем. Думай о хорошем.
Оперный театр мира
Оперный театр мира -
японские барабаны,
жалобных нот волынки прерывистые напевы,
медленное звучание гласное сур Корана,
звонкие заклинания дочек Евы.
Фортепианные партии европейских гостиных,
дудочки ханаанские,
струнная грусть пустыни,
испанские кастаньеты,
органные бригантины,
нотная запись северного уныния.
Задетые ветром запада китайские колокольчики,
надмирная флейты линия ведущая ре-мажор, и
пение чаш Тибета, звенящее между прочим,
ударные огнестрельного,
сабельные дирижеры,
цимбал осторожных голос, который, как луч, игольчат,
и человек, омытый звуковыми волнами,
идет сквозь земную музыку легонькими шагами,
разумеется в одиночку конечно молча
Дурак-чародей
Все, чего я не видел, и что неподвластно мне
остается далеким, невидимым, неподвластным.
Уверяю себя - ни единого дня напрасно
не прошло, не пройдет, не случится подобных, не.
Отраженья в воде глядят на своих людей.
Что во взглядах непристальных может быть засекречено -
я пытался писать об этом, и нет идей,
но бросает горстями буквы дурак-чародей,
на четвертый раз получается нечто вечное.