Илья Гридин: Железная река.
Здесь созерцатель, который то ли пытается переосмыслить свою систему ценностей, проверяя, появилось ли что-нибудь светлое в этом мире, который он видит, чтобы это вошло в систему и заняло свою маленькую ступеньку; то ли просто шерстит мысли свои, нам их заодно вверяя, с холодной усмешкой циника:
Я приветствую и целую
не в губы, но в щеки, и всех приемлю
в круговом путешествии в землю.
Автор постоянно использует один и тот же прием: разрывая, перенося слова так, чтобы каждая или одна из частей содержала еще свой собственный смысл, он создает как бы второе дно в стихах. Так, например, в строках
Я пробую снять с себя скальп
ладонью. А ты как лис-
товка сползаешь вниз
со столба на асфальт.
Я лыс.
герой охарактеризовывается как лис, и как листовка. И это сказано одним словом. А в строфе:
Но чем-нибудь те ребя-
та любы тебе, поди?
Вот погоди,
будут и на тебя
заглядываться
только
так.
"те ребята" сливаются в "теребя", указывая на духовное состояние героини.
Смысловой контекст всей подборки собран и выражен в последнем стихотворении.
"Ладно, когда на газете ногти стрижешь или на мине оторвалась нога, тогда смотришь на ногу и ногти, как на врага; другое дело, что когда дух, и душа, и тело подобны свече в кувшине, огню в недосохшей глине: и ливня, и камня боится слепок, и больно и так и эдак. Не дастся на ощупь скул. Подумал, зевнул, уснул."
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Дмитрий Шабанов
|
Железная река
2008Возвращение-2 |Шахтёры |Наставление |Стансы Москве |Давить пауков ногами |* * * |Фиеста | |Колесо
Возвращение-2
Истукан среди праздных трупов,
дверное мясо квартир,
он падок насчёт прости-
туток, сошедших с картин,
и втрескивается без шуток.
Поэтому он один.
Он видит в окне лишь воздух,
шоссе и брюхатых авто,
выбрасывающих насто-
роженных недоносков, то
есть пассажиров просто,
в мире без городов.
В цветнике, где на газовых мальвах
озлобилась стайка ос-
тающихся как нарост
(изначально - как знак - психоз)
банальных кастрюль и чайников
на печке, как повелось
в том тихом убежище, где сорвёт
садовник цветы, выдаст счёт - на бред
и даст электрический свет - на взлёт.
В затрапезной пустоты - голос.
Окрест - пульсирует тишь.
Эхо - по сути - лиш-
нее глупое соло, лишь
возвращенное уху слово,
или на свет - малыш. Шахтёры
Наставление
Ты смотришь на карусель
свысока,
а в стороне парни, ка-
жется, смотрят, как на постель,
на старшую девочку. Ты
взглядом впиваешься в тех парней
и смеешься над неи-
моверной ничтожностью красоты.
Но чем-нибудь те ребя-
та любы тебе, поди?
Вот погоди,
будут и на тебя
заглядываться
только
так.
И когда к
тебе с глазами от са-
хара взявшими крепость и сласть
подойдёт молодой муж-
чина, не говори, что всё уж
кон-чилось
до начала, и не злословь,
вспомни себя от ну-
жности никому
злой.
А любовь -
для тебя это слишком.
Но-ша-
гни, как на мост, в эту зыбь, -
может быть,
всё не так уж пОшло. Стансы Москве
На синих льдинах - овцетопот
предгрозовой.
От пули воробья качнулся тополь -
и шелест, свист, разбой-
ничьих чудовищных орд над
Москвой,
и громобой,
и вспышки водяных гранат.
Суетным войском взят под руку
боец. Колоколам
вослед витрины молят букву
"М", что увлекла
в тоннель. Скользящая стена
стекла,
металла, зла-
счастная пошпальная спина
дракона - горб на воробьёвых.
Дол огнедышится,
горят хрустальные трущёбы,
железо тощих цапль
стройкранов, гусениц из труб,
леса
ремонт-рассад,
зурабовский болван на суд-
не ропщущей волнистой бронзы.
Но зритель - за кормой,
глазниц рассветных розы
и гармонь
груди - прощально вянут в такт
гремящей строевой
пушистого покой-
ника над жизнью в городах. Давить пауков ногами
Паук из стекла
на нитке под каблуком,
как люстра под потолком, -
всё, что ты из рекла-
мы о средствах от пауков
поймешь о красивой смерти,
с хрустом стеклянной жертвы,
с паденьем в счастливый ров-
ный кармашек звенящих монет.
Ты одеваешь шпильки,
тонкие, как прожилки
у паука, и как будто ко мне-
пад, ты идешь
на четырехглазого зверя,
сокращая свои потери
паучьими. Злые нож-
ки твои остры.
Но в звере стекло - два глаза,
что кроме - глухое мясо
с чувствительностью до ры-
ка к уколам и топорам.
Ты и сама такая.
Тоже сидишь, оскаля
глаза потолку с утра-
таю мысли прогнать тоску.
И люстра под потолком,
как зеркало над пауком.
Забудешь и без труда в ку-
колку заплетешь свою боль,
чтобы позже, пчелу или моль,
сьесть её в новых губах.
Так водится в наших кругах. * * *
Мелованные берега,
меланхоличные звоны
кОлокола, река
режет холмы на зло-мы-
шей, что в скульптурный мел
вгрызаются, словно в сахар.
Монах сторонится тел,
а поступь его быстра ха-
рактерно для беглеца
от мира,
как и волнам Донца
в бегу отражать храмира-
ванный блеск луча,
арфой камней звуча. Фиеста
Колесо
Как сказал один мой друг, жизнь - это взгляд в зеркало заднего вида. Но провожание взглядом всего тем беспомощней, что непонятно, что и откуда смотрит. Ладно, когда на газете ногти стрижешь или на мине оторвалась нога, тогда смотришь на ногу и ногти, как на врага; другое дело, что когда дух, и душа, и тело подобны свече в кувшине, огню в недосохшей глине: и ливня, и камня боится слепок, и больно и так и эдак. Не дастся на ощупь скул. Подумал, зевнул, уснул.
Снится, что ты симпатичен, добр. Зеленолистым горбат мешком, входишь в игольное прямо ушко; и девочка машет вослед рукой за то, что ты с дерева снял очень красивую и пушистую кошку; и, сидя на лавке, старушка приветливо улыбается и треплется про тебя только самым хорошим со всеми подряд, потому что её ты извлек из горящего старого дома на рассвете, достойном Гойи. И ни грома тебе, ни горя. Заштрихованный нимб золотой в лазури. Ты всё успел, никогда не умер.
Но вот просыпаешься, и в запарке: из яслей за руку - к зоопарку, потом - за парту, грифель тусклый пачкает руку, всё на кутузку похоже. Бежишь в филармонию слушать, как ахнут на пятой Бетховена двери с петель. Под девичьи пуль взгляды садишься в авто за руль, кушаешь в зеркале заднего вида чьи-нибудь бритые ножки и до упора вжимаешь газ. Переселяется на алмаз блеск твоих карих, на чей-нибудь палец надетых, глаз.
Где-то щебечут дети под телефон, где уже на рассвете ждёт тебя к завтраку в виде блюда – начальница, старая сука. Любо хоть не заглядывать после запоя в зеркало. Милая соло гобоя на каждое утро, на каждый вечер гладко исполнит, кладя на плечи тонкие цепкие пальцы рук. Тусклый алмаз выражает испуг. И, сидя на лавке, мысли, как что-нибудь там, повисли: старушка ушла, была кошка – сдохла, девочка дочке читает Софокла. Раньше вот книги... не то что раньше! вспомнить... не помню, не важно... Дальше в ожиданьи сердечного криза, засыпаешь под телевизор.
Спишь. Снится замок, край, от которого хоть кромсай кусок изумруда. Рыцарь, рык тигра, принцесса, тигрица. Король на башне настолько хороший, веселый настолько, какими бывают только в очень счастливых или куда как страшных королевствах короли. Но это счастливое: понятно по птицам, чьи крылья как галочки над благополучием, над черными пашнями, где как корь, рассыпаны лица здоровых и честных крестьян. И солнце все ярче, ярче...
Ты просыпаешься вдруг, чьих-то рук теплота поднимает вверх над постелью и матерью, что сквозь боль ещё более хороша, чем тот счастливый король.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Илья Гридин: Железная река. Сборник стихов.
Эти реки тоже текут ни куда не впадая...
06.12.08 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|