Маргарита Ротко: Осенний романс по-киевски. Шесть нот.
"На кабаке Борея
Эол ударил в нюни;
От вяхи той бледнея,
Бог хлада слякоть, слюни
Из глотки источил,
Всю землю замочил."
(Г.Державин, 1787)
"Шесть нот" – интересная задача и тяжелое испытание для читателя. Первый текст сразу задает тон: современность, противостояние, психологический конфликт. И делает он это всеми возможными средствами, вплоть до рифмовки. Если условно-нечетные строки связать точной рифмой, а условно-четные (те, где читатель ждет стабильности, завершения структуры) – модно-небрежной приблизительной, держащейся на одном гласном, как покосившаяся крыша на последнем гвозде, то читателю обеспечен неслабый "трип" по ходу каждой строфы. Впрочем, пары вроде "связи-счастье" и "сольфеджио-искалеченный" язык не поворачивается назвать рифмой: она все же нацелена на созвучие, а здесь сходство гласного лишь сильнее подчеркивает различие – во всем остальном – соотносящихся слов.
Дальше будет больше и много разного, от пятистопного ямба до чистого верлибра. Много удачно примененных спецприемов (пробегающих) и сильных, резких образов (вяленых стариков). Погода портится; разные трактовки одного божества конкурируют за власть в пределах отдельно взятого города; сбоку наплывает, неся опечатку, китайская река Хуанхэ; в метро, как обычно, людно. Образы, тропы, аллюзии, цитаты и другие прохожие толкаются, наступают на ноги, перебивают, спорят. С одной стороны, все это усиливает мотивы неблагополучия, экзистенциального одиночества, "рабства, скорби, дискриминации", хаотического абсурда. С другой – не дает тексту обрести художественную цельность, перегружает, оставляя в голове круговерть обрывочных воспоминаний о тоскливом странствии лирического героя, а самому герою придает подростково-контркультурный оттенок. Когда бунт против чего-то превращается в бунт против всего сразу, то всё сообщение рискует свалиться в банал. "На твой безумный мир" и так далее, а в Киеве в дурную погоду много кто маялся, помимо лирического героя и братьев Турбиных.
Высоко ценя творческий потенциал автора, не сомневаюсь, что перед нами эксперимент – и не сомневаюсь, что он удался. Осталось понять, в чем он состоял. "Будь проклят день и час, когда я ввязался в это..." – кажется, Маргарита Ротко могла бы попросить своего героя расписаться под данным заявлением, и герой не посмел бы в просьбе отказать.
Проблема в том, что ноты об этом не знают.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Михаил Майгель
|
Осенний романс по-киевски. Шесть нот
2008Осенний романс |Made in China |стукач |*** |конечная-нулевая |недосреда
Осенний романс
Покидая комнату, в которой за все неувязки вчера
аплодировала тишина ладошами, увлажнёнными пылью,
иди к Золотым Воротам. Или Михайловскому. Чёртова кочерга
Майдана останется за скобками. Каштаны давно спилили,
теперь пиликают стройками. Серый смычок дождя
извлекает из про-бе-гающих взвизгивание, от которого северный полюс
непременно добежал бы до южного (южный, кстати говоря, ждал,
у него самого – абсолютный слух и весьма относительный голос).
Небесный скрипач расставляет ноты.
У нот - две руки, две ноги,
макитра, как у деревянных народных ударных,
нутро, чернее, чем… В общем,
осенний романс по-киевски насыщен чёрными, будто гимн
рабству, скорби, дискриминации – и в то же время пустозвонен, как забытый на огороде овощ.
Ноты об этом не знают. У каждой – своя высота, свой тип,
привычная линия метро, удобная выделенка для незвуковой связи,
свои неудачи, симптомы одиночества, которое растёт, как гриб,
под осенним дождём, своё ускользнувшее счастье –
всё своё, только город общий, да нотный лист,
да общий Господь, расставляющий всех по правилам – это сольфеджио
смог бы выучить разве что эквилибрист, и даже не экверлибрист,
и тем более не писака, чужим Писанием искалеченный.
Покидая комнату, чтобы хлопающая тишина
не прихлопнула и тебя, помни: на небе обожают импровизации.
Нота свободна. Нота никому ничего не должна,
только ей может не хватить места на листе. Или её заставят держаться
так долго, что звучать – уже никаких сил.
Потому лучше сбежать,
пускать по Днепру кораблики,
болтаться в метро, убивать время,
чтобы не быть убитой.
Идёт дождь.
Смычок Бога ржав.
Интересно, а чем играл бы демон? Made in China
Утро начинается с того, что ты разливаешь кофе –
так вот берёшь – и разливаешь..
… и длинные дорожки гущи
оседают судьбой на её коленках.
По утрам у тебя чрезвычайно много судеб –
сбитых, выбритых, вылизанных, приправленных сливками судеб,
среди которой ни одна не похожа на твою собственную.
Ты бросаешь в них сахар,
ты разводишь их молоком,
ты развозишь их по домам –
мимо поливальных машин и молоковозов проезжаешь ты,
держа в руке газету, в которой
всенепременно будет гороскоп, обещающий
начало новой судьбы.
Ты всегда верил в гороскопы:
«какие гороскопы, - говорил ты, - я –
тринадцатый знак, зависший между Весами и непонятно кем,
из двух одинаковых зол я всегда выбираю то,
что кажется более одинаковым…»
Серийное зло под неопознанным номером уходит под землю…
Подземные переходы – удача для тех, кто не любит
провожать какие-то непохожие на них судьбы,
ещё и с ожогами на коленях.
Раздолбанные мосты – это просто удача:
оттуда
ты можешь смотреть, как
лужи заглатывают стаи школьных корабликов без намёка на капитана, как
поливальные машины прячутся от бомжей и патрульных, как
скорую помощь заносит на скорости и
………………………………………….
Днепр разливается ещё скорее,
по крайней мере, для одной судьбы.
….послушай,
сминая газету,
сглатывая ком в горле,
выходя поблевать под первый попавшийся куст,
следи за водой –
и течение вынесет из рукава
к животу той самой рубашки,
в которой ты и родился,
к твоему золотому треугольнику,
где между длинной, то есть Янцзы,
и жёлтой, то есть Хуанхе,
остаётся место для днепровского бродяги,
пахнущего грудным молоком и рвотой…
Вырви его из себя, это утро с его гаданиями и ожогами,
это утро, полное бессмысленных нумераций и новых маршрутов,
вырви из себя эту тягу к навигации без боцмана
при спущенных парусах…
Но Днепр разливается молоком из опрокинутых цистерн,
но мост медленно рушится, сжираемый тысячами пастей водных тварей,
но течение упрямо несёт тебя к исходному пункту,
и даже если ему удастся вынести тебя за скобки привычек,
ты всё равно не ощутишь себя
кофейным илом
или нефтью собственной судьбы,
перекрывающей себе кислород.
Надень треугольную шляпу, мальчик, -
может, она поможет тебе состариться,
и тогда не придётся копить на твою золотую дельту,
чтобы понять:
плывя по этой реке,
ты заперт в ковчеге, в котором абсолютно всё –
made in China,
даже твоё утро,
даже их судьбы,
даже ты сам. стукач
метро стучит на нас на небеса:
industrial сексот – такая должность
гниющая туннеля колбаса
ведёт на дно
на полустанках божьих
стоят и/о архангелов – менты
просвечивают души турникеты
накатывает приступ дурноты
а может, немоты – так лучше, - это
спасает от расспросов, но рентген
подейственней расспросов или пыток
таможня божья метрополитен
сбивает в стаи зайцев и улиток
у выхода, который будет вход
у входа, не похожего на выход
в лукошко собирает, как ренклод
дежурный назначенец-забулдыга
людишек
заблокирован маршрут
сомкнулся зелен-сине-красной веткой
тудым-сюдым – мозолишь зенки, шут
попутчикам, катаешься монеткой
в подкладке куртки бога
а сквозняк
несёт тебя
не ощущая метров
проходишь жизнь насквозь – а знаешь, так
гора идёт юлой за магометом
так ты идёшь за тенью, за собой
и где врата, где воздух, где поверхность –
не ведаешь
вагончик голубой –
как накопитель...
ты выходишь вместо
чистилища – у старого моста
и это – вроде киев, но – не киев
метро стучит, и слышат небеса
и нас встречают бесконечным ливнем ***
киев макондо дождь
сер метрополитен
солнца невзрачный грош
ухнул в его систем
взяточный механизм
царствует влага влаг
небо щекочет визг
шин тормозов собак
пробки бутылки пьянь –
всё с высоты платформ
в небо бы крикнуть: дрянь!
в землю бы - хлороформ
чтобы поспала хоть
пусть там их всех фонит
в дождь одинокий крот
нервно грызёт графит
вяленым старикам
сахар целует пчёл
жалом у языка
дёсны изнанку щёк
парочки матерят
засраный переход
будто сестра и брат
ночь переходят вброд
тени как мусора
жмутся под козырьком
ночь им внушает страх
в тень их вгоняет гром
с яблочных облаков
сыплется град-тоска
бьётся-стучит глагол
у моего виска
осень созвучье джаз
цыпочка на расстрел
кто бы помог сейчас
кто бы сейчас согрел
синий вагон в соплях
небо болеет – нос
льёт пиносол аллах
вспышками папирос –
молнии-светлячки
яблоки-облака
не оттереть очки
не пережить блокад
осени
если влип
зонт посади на клей
в «цыпок» стреляй на «пли»
спящих у кораблей
и не жалей
итог –
солнышка спёртый грош
гибель надежд сапог
киев макондо дождь конечная-нулевая
…а города не было город тонул под небом
журавль заблудившийся тучи месил как грязь
троллейбус тянулся рогами и рвались стебли
точней провода и патрульные рвали пасть
под ручку бродили блатные по-паре твари
жевали резину царапали языки
и бог озирая владенья летел на шаре
воздушном и были глаза как вода строги
и город молчал
заливало потоком глотки
зонты наползали на сзади идущих но
всё было неважно
хотелось огня и водки
и чтоб не скулил так промокший насквозь щенок
в кофейнях варили глинтвейн
аспирин аптечный
и тот пропитался водой и вином а я
чего-то ждала на конечной всех-всех конечных
на стартовой самого серого октября
я грела мороженым руки и лужей – стопы
наверно впервые не поза была не роль
а мимо меня проплывал двадцать первый сотый
и где-то боролся с крушением сто второй
но бог распылителем смазывал цифры стены
щенок его тень лизал продолжал скулить
осенней эпохе – всего лишь собачий тенор
собачьему горлу – божественный айболит
стоп-кадр затянулся
труб флейты* облапил ветер
целованный богом циклон попросил еды
архангел протягивал улицы метр за метром
но только людей забывал перед тем удить
зависнув в пространстве
с оторванным корнем стебель
за миллисекунду до станции нулевой
я знаю:
заела пластинка
кончает небо
кончается небо дырою над головой недосреда
вечер
однометрия
прокруст
шепчет по-любовничьи на ухо
чистит зубы лампочкой старуха
дышит в окна побледневший куст
стонет нерожавшая софа
мох рыжеет ближе к изголовью
крохотные черти алкоголя
мечутся пытаясь оторвать
клок пододеяльника подол
но старуха тормозит их взглядом
бьют часы полночную руладу
вторник продолжается средой
вторник не продолжится средой
в темноте звучит крещендо кашель
жизнь застыла хлипким настоящим
сжатым вечной кистью костяной
лампочка моргает на каргу
в коридоре вылетают пробки
шкаф плюётся бельевою стопкой
новенькой и крестится в углу
шепчет механически прокруст
древняя чихает на прокруста
в комнате где было слишком пусто
остаётся тот кто будет пуст
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Маргарита Ротко: Осенний романс по-киевски. Шесть нот. Сборник стихов.
Шесть стихов, шесть нот, одна киевская осень, скорбь, рабство, дискриминация и множество неожиданностей.
09.10.08 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|