Осенняя попутная
Бьётся колесам в такт дума печальная,
Даль безначальная песню поет.
Вьется в седых полях дорога дальняя,
Стынет в отчаяньи сердце мое.
Вьется в седых полях дорога дальняя,
Стынет в отчаяньи сердце мое.
Не отводи глаза - вглядись уверенно,
Эта седая даль - доля твоя...
Жизни река темна и неизмеренна:
Броды и омуты волны таят.
А тепловоза крик тоскою смертною
Вдруг беспросветную даль огласит,
Над перегонами и километрами
Горькими ветрами в окна влетит.
Сладкий, горчащий вкус дыма дорожного,
Дыма Отечества, гари судьбы:
Боль одиночества, зов невозможного,
Все, что сберег в душе, все, что забыл...
А облаков пейзаж плывет и кружится,
Строчками по небу - строй птичьих стай.
Книгу судьбы своей - белое кружево -
Под угомон колес перечитай.
Побереги в пути душу заблудшую,
Видишь, как бесятся бесы тоски.
Заговори тоску - выпей с попутчиком,
Горе горючее за море скинь!
В ночь опускаются долины ровныя,
Головы темные клонят леса.
Сонно качаются дожди над Родиной
И возвращаюсь я к осени сам.
Мчатся навстречу мне версты знакомые.
Вот уже снова я в русском краю.
Как хорошо, ах, как радостно дома мне
Ждать без отчаянья осень свою!
Серебряный романс
Попытка бегства
Типичный московский случай
Веселенькой походочкой
Девчонка первый сорт,
Покачиваясь лодочкой,
По Сретенке плывет.
Идет, сверкая икрами
Невиданной красы,
Качаясь, как на циркуле
Песочные часы.
Ах, мне давно бы надо бы,
Избрав короткий путь,
Со Сретенки направо бы
К Покровке повернуть.
Но я, какой-то взвинченный,
Предчувствую беду,
И все, как намагниченный,
За циркулем иду.
А в небе - гомон утренний
И солнышко горит.
Вдруг слышу - голос внутренний
Мне внятно говорит:
"Чудак, одновременно же
За всеми не пойдешь!
Дурак, ведь непременно же
Ты с нею пропадешь!
Ты ж голый, как лягушка, брат,
Как с ней ты будешь жить?
Что, кроме раскладушки,
Ты ей можешь предложить?
Талант твой всем известен,
Но в кармане не хрустит.
Ее от твоих песен
через месяц замутит!"
Тут чуть не поперхнулся я
От этой борзоты:
-Ты лучше б уж заткнулся бы!
Да что такое ты?
Ты что тут воду мутишь мне?
Ты у меня смотри!
Ты кто? Мой голос внутренний?
Сиди себе внутри!
Триумф мой неизбежен,
Как судебный приговор.
«Олимпия», «Карнеги-холл»
Готовят мне фурор.
Когда же мой портрет
Достигнет первой полосы,
Нужны мне станут циркуль и
Песочные часы!
В полемике бессмысленной
Я время потерял, -
У Сухаревой площади
Лишь циркуль я догнал.
Как только я собрался
Ей открыть свой интерес,
Она нырнула в синий
Шестисотый "Мерседес".
А там сидят два фуфела,
Два красных пиджака,
Обритых да обкуренных
Здоровых два «быка».
Седой дымок оставила
Машина за собой,
Рванула и растаяла
В пучине голубой.
Вот так нас жизнь и гложет:
То возносит до небес,
То вежливо так предложит нам
Пиковый интерес.
Вовек не угадаешь,
Где по лезвию пройдешь,
Где голову оставишь,
Где коня себе найдешь!
Но в сердце нет тоски,
Ведь в странах средней полосы
И циркули в избытке,
И песочные часы!
Летит моя дорога
В ослепительную даль
Да ну вас всех, ей-богу!
А девчонку эту жаль...
Московский кабак
Здесь, в стороне от шикарных витрин,
Дым - коромыслом, хоть вешай топор.
В здешнем меню не найдешь осетрин,
Двести с прицепом - стандартный набор.
Здесь не бистро, не пиццерия,
Это - Шанхай и Сайгон.
Место для всякого зверя есть.
Пей поскорее вдогон!
Рай для бездомных бичей и собак,
Омут бездонный - московский кабак!
Морды побитые, сизый фарфор,
Всюду по стенам - братаний следы,
Сдавленных хрипов полуденный хор –
Пьяное братство страшнее вражды!
Рано бояться похмелия,
Жизнь весела, как в бреду,
Лей под завязку, Офелия,
Выживу - снова приду!
Корчится жизнь в ядовитых клубах,
Омут бездонный - московский кабак!
А над замызганной стойкой парит
С глазом подбитым владычица дум,
С верхом нальет - как рублем подарит,
Косо посмотрит - душа как в аду!
- Сталина надо и Берию!
- Нет, все же Гегель был прав...
- В Бога живого не верю я...
- Золота сперли состав!
С сумрачной Бронной нырну, как в овраг,
В омут бездонный - московский кабак!
Кружится-вьется удушливый дым,
Стелется-стелется матерный гам.
Как хорошо помереть молодым
- Назло жене и соседям-врагам.
В теплой компании с тенями
Весело ночь пролетит.
Где еще выпьешь с Есениным?
Глянь, и Высоцкий сидит!
Ночью бессонной затянет в овраг
Омут бездонный - московский кабак!
Жизнь моя - жалкий бессвязный сюжет,
Пресни пивнухи, Покровки стекло,
Звон заунывный последних монет,
Липкого сумрака грязь и тепло.
Воры в законе, бездельники,
Шлюхи различной цены,
Суки, менты, академики
- Все перед стойкой равны!
Как в преисподней, - угар и табак
- Омут бездонный - московский кабак.
Весна
Весна легла межой, и у зимы истерика,
И стала вдруг чужой знакомая тебе река,
Вся прошлая судьба – далекой, как Америка,
И я, закрыв глаза, лечу к другому берегу.
За сотню лет он мною был обжит;
Так чей там свет в моем окне дрожит?
Сбегает от меня разбитыми откосами
Судьба моя босая и простоволосая.
Там каждый день ложился на сердце наколкою;
Исписана страница - что ж ее не скомкаю?
По краю неба вечно мне брести
Размытой глиной Млечного Пути!
Туман. По берегам все носится мелодия.
Ночь, и меня река уносит половодием.
Прервется связь судеб - тут не о чем печалиться:
Вниз по большой реке плот где-нибудь причалит сам.
Там звонкой пляской рыжего коня
Огонь чужих ночлегов ждет меня.
Знакомый бег проселка в стародавних сумерках,
Ночь виснет на плече пустой дорожной сумкою.
Одна лишь тень - далекой памяти мельканием -
Летит за мной кукушкой, птицей неприкаянной.
За сотню верст я вижу в том окне:
Смешной ладошкой дочка машет мне.
Вот-вот нас покинут года золотые...
Вот-вот нас покинут года золотые,
И мы побредем без пути, наугад,
И глупое сердце в дороге остынет,
И годы погасят безжалостно взгляд.
Но знай, что по звуку заветного слова,
Всегда, исполняя извечный обет,
В туманных картинках былого
Я буду ночами являться тебе.
Как будто мы снова в начале дороги,
И ясное утро, и солнечный свет.
Причин для печали ещё так немного -
Ведь нет за спиной этой пропасти лет.
И нету вопросов еще без ответов,
И мы улыбаемся нашей судьбе ...
Так в черной тиши предрассветной
Я буду ночами являться тебе.
И серые тени немых фотоснимков
Хранят неизменным родное лицо.
Здесь ты в одиночку, а вот мы в обнимку,
Счастливая сказка с печальным концом.
А памяти вовсе не надо подсказки,
Хоть пламя со временем бьется слабей...
Как отсвет той солнечной сказки,
Я буду ночами являться тебе.
Но знай, есть предел у времен и у чисел,
Состарится мир, что был с нами суров.
Иссякнут потоки, и горные выси
Нас вновь созовут под Отеческий кров.
И ты не страшись одиночества плена -
Я рядом с тобой в самой горькой из бед.
До той же поры неизменно
Я буду ночами являться тебе.
Странники
Вот мир неприукрашенный,
Здесь некого расспрашивать,
Где от приюта нашего
Затеряны ключи.
Мотает, как изгнанников,
Нас вечное скитание,
Ведь все мы - только странники
В полуденной ночи.
Покажется пусть дикою
Вам эта мысль безликая,
Но нет покоя в мире
Ни на небе, ни в земле.
Но это так, прислушайтесь,
Как ветра шквалы рушатся,
И стонет снасть скрипучая
На нашем корабле.
Приладим к шару паруса,
Воткнем в горбатый полюс мачту.
Вон в черном мареве маячит
Нерасторопный галеон.
Легенды - вздор! Я видел сам,
Как, встретив смерть свою однажды,
Корсаром в схватке абордажной
Был взят бродяга Фаэтон.
В покое мы - как будто бы! -
Босые иль обутые,
Пусть нежимся в постелях
или душимся в метро.
Смешно или обидно нам,
Но в мире не евклидовом
Мы странствуем
в пространствах
перекошенных миров.
Нет комнат - только кубрики,
И дома - словно в рубке мы,
Короткими обрубками
проносятся гудки.
Мы не в постелях маемся -
То в полночи качаются
Под шквалами отчаянья
матросов гамаки.
В пустыне мертвенной летим.
Вон, чутко вздрагивая шеей,
К хрустальной чаше Водолея
Приник измученный Пегас.
Пассаты Млечного Пути
Влекут соринки наших судеб,
И нет ни палачей, ни судей
В конце пунктиров наших трасс.
Впряжем коня крылатого,
Дородного и гладкого,
Хлестнем его нагайкой по
лоснящимся бокам.
Так вот она, Вселенная?
Лишь тьма обыкновенная?!
И дальше так, наверное...
Да нет, наверняка!
На нашей шаткой палубе
Команда небывалая:
Здесь каждый у штурвала,
каждый курит кабестан.
Пять миллиардов марсовых,
На вахте каждый сам себе
И штурман, и помощник,
и матрос,
и капитан!
Эгей, на юте, не дремать!
Наш бриг распахивает время,
Бушпритом вспарывает темень,
Не ждет нас отдых впереди.
Эй вы, сошедшие с ума,
Команда бешеных матросов!
На корм вселенским альбатросам
Как не пришлось бы вам пойти!
Дорог прямые сходятся,
Как линии на полюсе,
Несет цветные сполохи
горящая река
Сквозь миллиардолетия.
Частицами бессмертия
В безбрежности мы встретимся -
и кончатся века!
Дорог пьянящие лучи
Объединяет перспектива.
Беззвучный грохот первовзрыва
Меня преследует во сне!
Но мир безмолвствует в ночи
И, между пальцев ускользая,
Нам каждый миг напоминает:
Мы все - лишь странники во тьме...
Мужской романс
Время нам стелет под ноги пути,
В общем, не слишком крутые,
Время поземкой нам в лица летит,
Кони несутся златые.
Кони веселые - наши года...
Кони веселые - наши года,
Мчится быстрей колесница,
Чья-то померкнет на небе звезда,
Чья-то звезда разгорится.
Вот и померкла на небе звезда...
Мы торопились, и путал нас бес,
Знали предел мы едва ли,
Но доставая рукой до небес,
С неба мы звезд не хватали.
Хоть доставали рукой до небес...
Стали бы все добираться до звезд, -
Звезды - народ безответный, -
Каждый по искре б из мрака унес,
Стала бы ночь беспросветной.
Если бы каждый по искре унес...
Мы ж обогрели ночлег свой костром,
Дом осветили свечою,
Вот и замедлило бег свой перо,
Небо глядит чернотою.
Вот и замедлило бег свой перо...
И одинокой морзянкой в ночи,
Вестником дальней тревоги,
О невозвратном беззвучно кричит
Светлый твой спутник далекий.
О невозвратном беззвучно кричит...
Романс эмигранта
Вы правы, но, увы, отчасти лишь, конечно,
Согражданами быть мы можем лишь в насмешку.
Кропатель эпиграмм, насмешник, параноик,
Для вас я эмигрант, почти что гуманоид.
Ну что ж, я эмигрант из тысячи империй,
Из миллиона стран агоний и истерик.
Я подданный Луны или дырищи черной,
Бегу я из страны солдатчины и формы...
Я жил во все века, метался в разных сферах,
Косил под дурака, якшался с Агасфером,
К заветным рубежам в объятья света рвался,
Как проклятый, бежал из проклятого царства,
Где плата лишь вперед, где даже в ливень душно.
Где впихивают в рот насильно хлеб насущный.
Где можно только так, не дай Бог, чтобы этак,
И каждому пятак пожизненною рентой.
Нам с вами не найти и двух понятий общих.
Мне надо перейти, а вы - регулировщик.
Я - тронутый пиит, вы - цензор по природе.
Все то, что мне претит, для вас как раз подходит.
Недавним сентябрем я, на краю печали,
Убежище нашел в республике Молчанье...
И вот я - эмигрант, я не хочу участья
В дележке на шарап награбленного счастья.
Но вам не объяснить, какие вижу сны я,
Как наяву саднит душа от ностальгии
По Родине моей настырной и метельной,
По лицам всех людей, что мне насточертели.
Но, слышите, идут по следу эмигранта,
И здесь меня найдут агенты их охранки.
Как рыбу из пруда их сеть меня достанет.
Дай силы мне тогда, республика Молчанье...
Вечер и ночь
Радонеж. Старая колыбельная песенка
За лесами за дремучими,
Там, за отчиной Кощеевой,
За долами да за кручами
Дремлет царство Берендеево.
Проплывают гуси-лебеди
В светлом озере Плещееве,
Рябь скользит по сонной заводи
Китеж-града воплощением.
Словно звонкими монистами
Там играют ветры свежие
Родниками серебристыми
Да ключами Радонежия...
И всплывает солнце красное
Над равниной непролазною,
И глядит с тоской неясною
В небо племя сероглазое,
Как плывет зарею росною
Над покинутыми весями
Сладкий шум листвы березовой
Колыбельной горькой песнею:
«Баю-бай, усни, мой Ванюшка,
Ночь темна, да утро мудреней.
Отнесет по снегу батюшка
На погост тебя к заутренней...»
Как Илья нагрянет тучами -
На Покров земля белым-бела.
Травы сонные, колючие
Мертвым пологом укрыла мгла.
Но плывет волною ласковой
Над стерней, где ветры рыскают,
То ль давно забытый благовест,
То ли песня материнская:
«Баю-бай, мурлычет кот-Баюн,
Ты расти, дитё, ко времени,
Саблю светлую отцовскую
Поднесу тебе я к стремени...»
Те года и люди сгинули,
Только пламя этих ясных дней
Светом лампы керосиновой
Все в окошке чёрном светит мне.
На помине гостюшки легки,
А когда леса кругом темны,
Слышу песню доброй бабушки
Александры свет-Михайловны:
«Баю-бай, усни, дитё, засни.
Ангел Божий сон твой да храни,
Спи-усни, дитё, Христос с тобой...»
Несмеяна – 2
У верстового столба
Когда нас гонит быт убогий
В гнилую полночь сентябрей,
России лапотной дороги
Нас примут прямо у дверей.
Нам отчий дом и впрямь неведом -
Как в море переспелой ржи,
Подвластна всем ветрам и бедам
Страна великая лежит.
Моя шестая часть планеты -
Дороги нам отсюда нет.
Я - блудный сын державы этой,
Здесь мне и дом, и белый свет.
Дорог железных перебранка
Сквозь крики мчащихся огней,
Гудки над грустью полустанков, -
Наречья родины моей.
Две колеи дождем размыты.
Распутье - всех путей итог.
Стою, как подгулявший витязь,
На перекрестье ста дорог.
Пространства стылые объятья;
Волненьем синей пустоты,
Как придорожное распятье,
Крест белокаменной версты.
Под ледяной бездонной крышей,
Один на свете, словно перст,
Вот у обочины я вижу
И в самом деле - белый крест.
И Божий Сын, бунтарь безгрешный,
С улыбкой, горестной чуть-чуть,
Спаситель дремлет безмятежно,
Склонивши голову к плечу.
И сердце станет словно камень,
И в наступившей тишине
Коснусь остывшими губами
Холодных мраморных ступней.
Прошу я, слов не тратя многих,
Владыку смерти и любви:
Господь, помилуй нас, убогих,
И всех бродяг благослови.
Пусть им не тягостна дорога,
Плацкартной жизни мишура,
Ворье, бежавшее с острогов,
Бичи, цыгане, шулера.
Даруй им свет в тоннеле жизни,
В ночи пути их сохрани,
И да возлюбит их отчизна,
Как любят Родину они.
Высокопетровский монастырь
Когда остывают покатые спины
Асфальтовых гадов - змеящихся улиц,
Когда, колыхаясь в эфире витринном,
Плывет мой двойник, неприятно ссутулясь,
Когда проползает безумный троллейбус
Летучим Голландцем к невидимым звёздам, -
Влечет меня медленно в чёрное небо
Булыжная шкура Кузнецкого моста...
Москва коченеет продрогшей собакой,
Наделав за день на столетия вздора, -
Ночная обитель навязчивых страхов
Похожа сама на предутренний морок,
Который ползёт по усопшим квартирам,
Где явь, как бессонница, невыносима,
Лишь брезжит над чёрным, беспамятным миром
Колосса Лубянского свет негасимый...
Исхлёстанный мокрым октябрьским ветром,
Я слышу, как в лужу сползают кровинки,
Как в ужасе бьётся второе столетье
В подземной темнице царевна Неглинка.
И сам рассыпаюсь на сотни фантомов,
Кочующих в бельмах халдейской столицы,
И всё погружаюсь в недвижимый морок,
И всё растворяюсь в ослепших глазницах...
Я знаю, мне быть безысходно бредущим
В объявшей меня леденящей пустыне;
Тот морок, наполненный звоном гнетущим,
Меня никогда, никогда не покинет.
Неужто вот так же повсюду и присно
Весь мир покрывают навозные хляби?!
Удушливым пологом в небе повиснув,
Парит надо мною зловонный октябрь...
Так медные сполохи в небе кремлёвском
Привычно рассветное зарево тушат.
Так бледные кущи в Высокопетровском
Холодным покоем зовут мою душу.
Так ночь, опалённая ртутной агонией,
Последней дурацкой надеждой морочит.
Как смертник, бегущий от близкой погони,
Я верю - спасёт меня Трубная площадь...
Вальс "Бульварное кольцо"
Кружатся ленты огней,
Мчатся по кругу сумбурно.
В этом кружении мне
Грезятся кольца Сатурна.
Шорохом лиственных вьюг,
Звезд фонарей, светофоров,
Силой волшебной кольца Альманзора
Влеком этот яростный круг!
Чистых одиннадцать рек -
Судеб бесчисленных русла -
Вам девятнадцатый век
Снится видением грустным.
Юность дворянской Москвы,
Из легендарных пожаров
Встали одиннадцать светлых бульваров
Бушующим шквалом листвы.
Ветер с прохожими груб,
Где-то терзают гитару.
Шёпотом листьев и губ
Падает ночь на бульвары.
Это не цепь площадей,
Это судьбы повороты.
Это - раскрытые к счастью ворота
Для верящих в радость людей!
И что нам Париж! -
Приходи и смотри:
Пляска крыш под аккорды зари.
Дни летят птичьим клином на юг,
Мечутся в небе слепящие искры
Былых фейерверков Гель-Гью!
Но масок не видно в толпе,
Нет карнавальных костюмов,
Как не устанет кипеть
Жизнь карнавалом повсюду!
Лица бесплотных людей,
Словно цветы в хороводе,
Словно мозаики Врубеля бродят
По джунглям июльских аллей.
Вот вам единственный шанс,
Разве вам этого мало?
Принял вас огненный вальс
В бешеный круг карнавала.
Счастье, поверьте, не в том,
Чтоб обретать постоянно.
Счастье нисходит сияющей праной
На всех, кто лишь вспомнит о нем!
Этот блистательный мир,
Вечно смущающий сердце,
Шаткой надеждой любви,
Пёстрой картинкой из детства -
Мантры знакомых имен
В мыслях воздвигнут мгновенно.
Боже, храни эти старые стены
От ярости смутных времён!
И - что нам Париж!..
Близнец
Ну да, я предрассудков раб,
Я Богом сделан так, что слаб.
Меня пути впотьмах ведут,
Дробясь и множась, как в бреду.
Слепят далёкие огни,
Зовёт неведомый магнит.
Страшит путей моих конец, -
Ведь я - Близнец!
Друзья придут на пир и в бой,
Но им не жить твоей судьбой.
Под шёпот роз, сквозь пыль гардин
Ты вдруг шагнёшь вперед один
Навстречу жадным небесам, -
Ведь умирает каждый сам.
О, одиночества венец!
Держись, Близнец!
Но есть причуда у Творца -
Один попутчик до конца.
Он позади уже возник,
Твой безупречный проводник.
Вот он глядит тебе вослед,
И дна в его глазницах нет.
Взгляд окаянный опусти, -
Он всё простит:
И собственным величеством
Потерянные битвы,
И детского язычества
Забытые молитвы.
И договоры грешные
С закатными богами,
И землю безутешную
Под нашими ногами.
И всё, что сотворил ты со святою
Дарованной тебе чистотою...
Азия
От берегов лазурных древнего Китая
До аравийских лучезарных миражей
Над беспредельностью столетья пролетают
Счастливой стаей очарованных стрижей.
Светило вечное парит в хрустальной выси,
Где душам праведным отыщется приют,
И в первозданной синеве по воле мысли
Империй рухнувших видения встают.
Планеты древний лик изрезали морщины,
Пустыня Гоби - море красного песка.
Застыл, как хищная улыбка бедуина,
Вершин божественных заоблачный оскал!
Стынет святого Тибета гигантское блюдо,
Музыка сфер над великой страною слышна!
Песни арабов - как мерная поступь верблюда,
Гимны индусов - как тяжкая поступь слона.
Кочуют тысячи народов непрестанно
По бездорожью проносящихся веков.
Преданья дивные святого Джиннистана
Разносят тысячи гортанных языков.
Жесток закон слепого яростного мира,
Где кровь дешевле, чем прогорклая вода.
Послушна прихоти свирепых джихангиров
Течёт история неведомо куда.
Под синью купола небесной, златотканной
Взлетают стрелы минаретовых столпов.
Чадят костры становищ диких Чингисхана
Над пирамидами из белых черепов!
Башня из кости слоновой - святыня молчанья,
Истины храм, Гефсимании горький родник!
Горестной песней надежды, любви и печали
Крик муэдзина под выцветшим небом звенит!
Пал туман в сыром бору...
Пал туман в сыром бору.
У незнаема села
Путь Владимирский лежал распутний.
Покидал святую Русь
Чудотворец Николай,
Что от века мужику заступник.
- Ой, ты, мати Русь, пошто не та?
Отвернулась от честна креста,
А сыны твои - все сброд хмельной,
Отступились от земли родной.
Что же дивный потускнел наряд,
По церквам лампады не горят?
Коль не светел по тебе Христос, -
Почернеть тебе от вдовьих слёз!
То не месяц вышел в ночь,
То не кречет в небеси, -
Ехал молодец верхи по взгорьям.
На закате правил прочь
С обезвеченной Руси -
В небо путь держал
Святой Егорий.
- Ой, ты, мати Русь, прощай-прости!
Тебе честь – в цене, да не в чести!
Где ж сыскала ты таких дворян,
Что свои, да хуже басурман?
Аль не грозен блеск моих крестов,
Аль Владычицы не чист покров?
Разгуляется, пройдёт немчин
Смертным севом по полям твоим!
Тучи рваные скользят,
Рассевает дождь и дождь
Над побитыми полками небо.
"Вороти коня назад,
Заступи сирот и вдов! -
Просит мученица Параскева. -
Ведь хранима и в грехе чиста,
Богу люба Русь и без креста.
Попущеньем русский дух пленён
По нечестию земных племён.
Так возвысь, возвысь свой светлый стяг,
Выйди в поле поперёк гостям!"
Стал Егорий впереди полков,
Да погнал в обратний ход волков!
Что в безумьи ни творим!
Не сойдёмся в топоры,
Так холопий царь беду накличет.
И поныне Русь стоит,
Как в Николины поры,
Бабьим плачем да бедой мужичьей.
Да жалея землю в скорбный час,
Параскева молится о нас,
Просит Матушку: "Надежду дай,
На погибель Русь не покидай!"
И угодников - святых отцов
Просит, плача, так светла лицом.
А в полях - от все озноб да дрожь.
А над Русью - от все дождь да дождь...
Плач
Плачь, во поле берёза,
Плачь, ковыль, трава степная.
Лей, дождь, на землю слёзы,
Птица вещая стенает.
Приняла земля, в кротости святая,
Нехристовой веры подношенье.
Приняла земля, в кротости святая,
Кровью праведной крещенье.
В прах брошены святыни,
Жизнь по смерти тужит.
Плач матери по сыне,
Плач жены по муже.
Убиенные во веки блаженны,
Ибо крови братней не пролили.
Убиенные во веки блаженны,
Ибо сами не убили.
Слёз медленные реки
Ветры не осушат.
Плачь, Русь, по человецем,
Что убиты в наших душах.
Ангел-Хранитель
Пусть шорохом теней
Бессонный дух ночной
Морочит и страшит огнями,
Неразличимых дней
Бесцветное вино
Не греет и не опьяняет;
И снова меркнет свет,
И тучей грозовой
Пылает неба траурное знамя, -
Но тьмы и смерти нет,
Пока со мной
Мой ангел с изумрудными глазами!
Мой ангел с изумрудными глазами.
Неверный, словно лед,
Коварный путь лежит
В стране знакомой и постылой.
Не грезится полёт,
А прожитая жизнь
Вдруг явится тебе пустыней.
- Взгляни, ты вновь один,
Руины за спиной! -
Стучит в виски мятущаяся память...
Нет, я не одинок, пока со мной
Мой ангел с изумрудными глазами.
Мой ангел с изумрудными глазами!
Да, был бы мой удел
Постыден и постыл,
Прошла бы жизнь смешной ошибкой,
Но я услышал шелест белоснежных крыл,
Я видел свет его улыбки!
Спасибо, мой Господь, -
На перекрестье дней
Со мною всюду, как живое пламя,
Твой вестник и оплот судьбы моей -
Мой ангел с изумрудными глазами!
Мой ангел с изумрудными глазами!
Кочевая
Созвездий хлопья год кружит,
Бежит вода в реке.
Не так уж плохо жизнь прожить
В дурацком колпаке.
Лететь на юг сухим листом,
Плыть взглядом по воде,
Иль кочевать, покинув дом,
Чужим среди людей.
В седле качаясь, о судьбе
Петь грубые стихи,
Вникая в клинопись небес
И в языки стихий.
Пить горький дым чужих костров
В пылающей ночи
И слышать: позади шатров
Полночный Див кричит.
Иль, навзничь небо уронив,
Лежать среди стерни,
Ловить навязчивый мотив,
Которым ночь звенит.
Ты взгляд бессонный устреми
В ночные облака,
Следи, как реют над людьми
Планеты и века...
Миров незыблемый гранит
Растает, словно снег.
Ничто времен не избежит,
Но вечен
Человек...
Тишинка
Сонно ветер вздохнул - где-то плачет пластинка
По глухим закоулкам удельных дворов,
Лёгкой тенью скользнув, вечер пал на Тишинку,
На дремучие заросли диких садов.
Бревна чёрных домов, барахолки, Ходынка,
Деревенского сброда подсолнечный дух,
Два ряда теремков конопатого рынка -
Островок заповедный в московском аду.
Сколько долгих веков! Как давно я здесь не был,
Но из жизни иной, из покинутых дней
Странный свет облаков, запах чёрного хлеба
Возвращается вкрадчивой песней ко мне.
Шорох сумрачных лип, над Филатовской осень
Разметалась, как рыжий изодранный плащ.
Свет по лужам разлит, дуновенье разносит
По безлюдным аллеям не мой детский плач!
Не сойти бы с ума - беспощадное эхо
Голосов перекличкой играет со мной, -
То жестокий романс гармониста-калеки,
То отчаянный крик: "Ну-ка, живо домой!".
Словно сор на ветру, нас всё дальше уносит
По кривым переулкам неведомых дней
Жизни замкнутый круг - не ослепнуть бы вовсе
В бутафорских лучах юбилейных огней.
По безумной Москве я иду на поминки
Мимо пошлых витрин и крысиной возни.
Не поверить вовек - больше нету Тишинки...
Пробеги поскорей, удержись, не взгляни!
Отвернись, не смотри! Остановится сердце.
Мир твой гибнет в волнах, как библейская твердь.
Слышишь тоненький скрип? - закрывается дверца
В эту жизнь, в эту боль, в эту ночь, в эту смерть!
Русская песня
Что мне в тебе!
Ты мне Родина, дом мой, - и только!
Что мне в тебе,
Век вдали не дано мне грустить.
Что мне в тебе,
И в судьбе твоей приторно-горькой,
Что мне в тебе,
Нам с тобою детей не крестить!
Но все ж окрестил
я детей безоглядно и смело.
Плыл перезвон
колокольный в тот день по Руси,
И в куполах
святой Троицы солнце горело
Только в тот день,
а в другие всё дождь моросил.
Что мне в тебе?
Где б достать мне ладанку от сглаза,
Горе моё,
Здесь родился я, только всего.
Что мне в тебе!
Разве можно любить по указу?
Что мне в тебе,
Царство снов и полночных тревог!
Но снова бреду,
А поля твои, вспоротым чревом,
Мимо плывут,
Разметались в запретном хмелю.
Словно в бреду
От дыхания пашни и хлева,
Все ж наяву,
По приказу ли, нет ли - люблю!
Что мне в тебе,
Ты ведь названа клеткой народов,
Горе моё,
Ты не веришь в своих сыновей!
Что мне в тебе,
Весь предел твой - граница свободы.
Что мне в тебе:
Спойте песенку мне поновей!
Но между флажков,
перегибов и диких устоев
Каждый зигзаг
мне привычен на трассе моей.
В рамках причуд
и нелепых статей Домостроя,
Наг и разут -
я свободней всесильных царей!
Что мне в тебе!
Я устал от побед над разрухой,
Горе мое,
Мне к звезде твоей тошно идти.
Что мне в тебе
И в вожатых твоих близоруких,
В бедах твоих
И в твоем непролазном пути.
Но не сменять
эту жизнь, как линялую шкуру,
Не убежать,
как не бросить запойную мать,
Видно - судьба.
Знать бы, кем мне завещано сдуру
Через века
за слепым провожатым шагать!
Что мне в тебе,
и в батырах твоих бородатых,
В Боге твоем
и в языческом духе твоем?
Что мне в тебе,
и в преданьях седых и косматых,
В песнях твоих,
в колыбельных, что детям поем!
Но сердце щемит
от напева беспутного Леля,
Бьётся душа,
околдована дивом лесным.
Тихо сопит
на берёзовых лапах апреля
Правнук древлян -
белобрысый, как солнышко, сын.
Тихо: сопит
на березовых лапах апреля
Правнук древлян -
белобрысый, как солнышко, сын.
Испания
Эспанья!
Слышу грохот бискайских прибоев,
Вижу небо твое голубое
Над прекраснейшей в мире землёй.
Эспанья!
Слышу трубы, зовущие в битву,
И слова отрешенной молитвы
Паладина, идущего в бой.
Солнце щедрое светит призывно и гордо,
Здесь равны перед Богом и нищий, и гранд,
Здесь цветы, словно дети, спят в ущелиях горных,
А простые крестьянки прекрасней инфант.
Мир твой стар и чудесен, мир твой - сон и легенда,
Буйный праздник корриды, перестук кастаньет.
Каждый день твой, как песня, и под грохот фиесты
Звон клинков леденящий предваряет рассвет.
Воды синего Эбро
Из заснеженной Сьерры
По земле Арагона к Средиземному морю
Небо плавно несут.
И от стен Картахены
До истоков Дуэро, на просторах Месеты,
У развалин Кастильи
Скот крестьяне пасут.
Сгинули, растаяли столетья реконкисты в серой дали.
В битвах с сарацинами, под стоны умирающих идальго,
Дремлют мавританские властители в земле твоей, Эспанья!
Рухнули их пышные столицы - не осталось и названий.
Мир твой в бесконечность мгновенья
Погружён, и любовью очарован навек.
Лик твой - он само вдохновенье.
Белоснежны улыбки твоих сыновей.
И над всею Эспаньей, как пожар, раздуваемый ветром,
Вихрем страсти и звуков полыхает гитара Фламенко.
Песня о песне
Это всходы взошли.
Это ливень прошёл.
Это где-то вдали
Не погасла ещё
Еле слышная музыка летних цветов -
В такт забвению кружится чья-то любовь!
Промелькнула, подобно вечерней звезде,
Отразилась в лазури, небесной воде,
И застыла на краешке небытия!..
Так летела с небес эта песня моя.
Я устал, я боюсь оглянуться назад,
Я которую жизнь не смыкаю глаза.
И пусть кружатся дни заводным колесом,
Всё ж похожи они на запутанный сон!
И в кругу опалённых, бессмысленных дней
Зодиак изменил очертанья огней;
Зря, трубач, надрываясь, играешь отбой,
Ведь судьба прихотливее песни любой!
Я прощаюсь с тобой,
Мой неласковый зверь,
Я последней тоской
Прикасаюсь к листве.
Погребальным аккордом гудит в облаках
Отходящего лета последний закат!
Перебор, пересуды,
Колёс перебой,
Память детской простуды,
Последняя боль -
Отступают за радужный круг бытия, -
Там кончается всё, даже песня моя!
Я в вертепе Москвы вечно пьян, вечно слеп,
Как ворона смешон, словно шляпа нелеп!
Уносимый потоками мутных времён,
Я не сдался ещё, всё же я не пленён!
Я воскресну - быть может - вернётся весна,
Я и сам вознесусь из похмельного сна,
Как герой самиздатовских книг "Бытия", -
Там, "в начале начал", будет песня моя!
Этот город
Этот город - себе не дорог,
Этот город - всему чужбина.
Он стоит, всему свету ворог,
Господином седой равнины
На скрещеньи сибирских трактов
И бездонных ливонских шляхов,
Как бельмо на глазу у панов,
В горле кость у персидских шахов!
Он царит над лесною чудью,
Сущей в мире подобно зверям,
Одичалой в борьбе за будни,
Онемелой за век безверья.
Что Восток ему и что Запад!
Не постичь, не сыскать ответа.
Как пятою, обутой в лапоть,
Попирает пределы Света?
Славу Киева, стольна града,
Перенял из огня и смерти,
И, пройдя через круги ада,
Все ж пронес через семь столетий
Крест святой и державный посох,
Приняв царственною рукою.
Только киевских скоморохов
Зря казнил за Москвой-рекою.
Малы детки спасли обрубки
Четвертованных скоморошин.
Может, Господом потому-то
Этот город все ж не был брошен?
Но уж русичам не до смеха
Под чугунной его десницей!
В невеселых своих потехах
Стал он притчей во всех языцех!
Наготове всегда оглобля.
Русь стоит, преклонив колени,
Но глядит-таки исподлобья
Сиволапое сучье племя!
Серой, выцветшею толпою
За запретной чертой томится
И голодной своей любовью
Пожирает сию блудницу!
Вот он, город, в закате алый,
В озареньи кровавозвездном,
Возлежит, словно зверь усталый,
Но очнуться ему не поздно!
И влекут по заставам ветры
Из грядущих времён бездонных
То ли отсветы фейерверков,
То ли пеплы Армагеддона!
Нахальная песня
Я – Капгер
Мой катамаран
Вал – четыре метра, шуток не шути:
Триста километров мокрого пути.
Над волной летит, упрямый, как баран,
Мой конёк строптивый – мой катамаран!
Пусть, кряхтя, вонючий лыжник
Тянет санки на ремне,
Пусть, вытягивая грыжу,
Лезет горник по стене,
Пусть стирают пешеходы
Белы ноги до конца –
Приглашаем вас на воду
Для промытия лица!
Радугу обрушим солнечной рекой –
Выйдет вроде душа доктора Шарко!
- Кто ж, такой отважный, оседлал таран?
- Это я, а это – мой катамаран!
Плот – надёжная машина,
Да плывёт он лишь вперёд.
Байда – транспорт для мужчины,
Но не всякий вал берёт.
А взглянув на мореходов
Из далёких жарких стран,
Вы поймёте: для походов
Надо взять катамаран!
Он подарит радость и прогонит зло.
Можно ставить парус, можно плыть с веслом.
Хочешь, через лужу, хочешь – в океан.
Даже «Скайлэб» хуже, чем катамаран!
Мне теперь и вспомнить странно:
Как я мог иначе жить?
Нас теперь с катамараном
И портвейном не разлить.
И вокруг меня не банда,
Не бригада, не шалман,
А родимая команда –
Нас сплотил катамаран!
Владимир Капгер: Подборка текстов песен 1978-1998 годов.