Ольга Абакумова: Служанка.
Хорошая, качественная психологическая проза, написанная живым и гибкий языком. Неторопливое повествование неожиданно интригует и захватывает.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Ирина Каренина
|
Служанка
2011Служанка |Порядочная девушка, порядочный мужчина |Приближение |Голова Горгоны
Служанка
Порядочная девушка, порядочный мужчина
Когда Лизе исполнилось восемнадцать лет, она почувствовала, что стала объектом пристального внимания мужчин гораздо старше ее возрастом. Поначалу скромная девушка смущалась и трусила. Мужчины смотрели ей вслед пожирающими взглядами, обменивались между собой какими-то замечаниями.
Однажды один из таких мужчин неожиданно поприветствовал Лизу. Но поскольку она была не от мира сего, то на приветствие не ответила, хотя долго потом о нем вспоминала. Во время второго приветствия потенциальный тридцатидвухлетний кавалер Роман Мячин попытался заговорить с Лизой. Но она только загадочно посмотрела ему в глаза. В глазах Мячина Лиза не увидела ничего интересного, кроме легковесной голубизны.
Мячин смутился, но виду не подал. Однако знакомство сорвалось, и Мячин был зол. Потом он решил заняться Лизиной подругой, которая показалась ему контактнее. Застав Галину однажды одну в гардеробной, Мячин решительно пригласил ее «на шашлыки». Однако Галя испуганно отказалась. Решив, что девушки –«порядочные», Мячин обескуражено углубился в работу и вскоре уехал в командировку.
Вернувшись, он с приятелем увидел девушек в коридоре – они взглянули на них. Мячин приободрился и в свою очередь взглянул на девушек. То же сделал и его приятель. На этот раз девушки оказались отзывчивей и даже последовали за ними на лестничную клетку, где приятель закурил, сбрасывая пепел мимо урны, а Мячин сел на батарею. Но при виде девушек он немедленно встал. Ему хотелось поболтать с ними, но Лиза стремглав пролетела мимо и бросилась вниз по лестнице. Галя едва поспевала за ней.
Разговор не получился, но Лиза не на шутку влюбилась. С тех пор образ Мячина, перегнувшегося через перила и улыбавшегося ей ослепительно-голливудской улыбкой, преследовал ее повсюду. Она лелеяла его, как дорогого ребенка, посвящала ему стихи и готова была следовать за Мячиным хоть на край света. Но Мячин снова уехал в командировку.
Лиза не на шутку тосковала, но когда снова увидела Мячина, взглянула на него беспечно и снова не ответила на приветствие. Обнадеженный было Мячин, снова остался у разбитого корыта и был зол некоторое время на себя, на Лизу и, в целом, на весь белый свет. А Лиза снова бросилась писать стихи о потерянном счастье.
Наконец, однажды разговор состоялся. Мячин из кожи вон лез, а, вернее, из рубахи, демонстрируя свою мужественность и сексуальность. Всякий раз, когда Лиза смотрела на него, он улыбался ей своей голливудской и крайне заискивающей улыбкой.
Однако Лиза хотела показать себя девушкой порядочной, серьезной и немного занятой. Она заявила, что собирается поступать в университет на филологический факультет, и поминутно поглядывала на часы. Что касается Галины, которая присутствовала при этом разговоре, то она таких заявлений не делала, а неотрывно смотрела на полуоткрытую грудь Мячина, что его даже несколько смутило, но на следующий день он ясно дал понять этой «жадной» девушке, что на многое способен, заведя в лифте со своим шефом в ее присутствии эвфемистический разговор о своих сексуальных способностях.
А Лизины мечты и фантазии разгорались все больше и сильнее. И вот уже она воображала себя на ложе с Мячиным. И Мячин вдруг предстал перед ней в компании другого своего приятеля. Но Лиза снова решила показать себя девушкой серьезной и порядочной, не думающей ни о чем «таком». На этот раз она заявила, что пишет стихи и собирается поступать в Литературный институт. Она отказалась пойти с Мячиным на улицу «попить пива». Через пятнадцать минут, пожелав ей «успехов в будущей жизни», Мячин радостно удалился. Но во время этого разговора, понизив голос, он успел сообщить Лизе, что она ему «приятна». Оба в этот день были на седьмом небе от счастья, не чуяли под собой ног и после трудового дня домой просто летели.
Но Лиза вдруг затосковала и сделалась «холодной». Как порядочная девушка она стеснялась первой заговаривать с Мячиным, хотя очень хотела продолжить с ним общение. Но поскольку несколько раз они уже общались, Мячин истолковал ее неожиданную холодность как «женское настроение», но Мячин не считал для себя возможным «стелиться» перед женскими капризами и, в свою очередь, стал демонстрировать «гордость». Отношения заходили в тупик, но изобретательная Лиза придумала способ восстановить почти оборвавшуюся связь.
Однажды она попросила Мячина помочь ей по работе и, хотя работали они в разных отделах, Мячин согласился, тем более что ничего сложного от него не требовалось – просто ввести в компьютер и распечатать несложный текст. Лиза старательно «играла» смущение и стеснение, втайне сильно радуясь, что нашла способ снова заговорить с Мячиным, не нарушая «правил приличия». Кто установил эти правила, и где конкретно они были написаны, Лиза не знала, но правила сурово довлели над ней.
«Уловка» сработала. Мячин, в общем-то, тоже был рад, что Елизавета снова «вышла на него», но перепоручил работу своему коллеге, которому приглянулась Лизина подруга Галина. Галя тоже участвовала в «проекте», поскольку была коллегой Лизы по работе и тоже положила глаз на Мячина.
Однако за выполненную работу мужчины не получили ожидаемого «вознаграждения»: девушки были милы, приветливы, но «неприступны». А Мячин, как нарочно, испытал сильный прилив страсти к Лизиному декольте, тем паче он был зол. Как порядочный мужчина, он мог только намекать, демонстрировать заинтересованность, но активность должна была проявлять женщина.
Лизе же стало страшно, стыдно и, вообще, порядочные девушки первыми не проявляют инициативу. Взяв распечатки у мужчин, Лиза поспешила удалиться, настолько смутил ее откровенный взгляд Мячина. Однако вскоре она стала ругать себя, почему ушла так быстро, ведь Мячин намекнул на «приглашение». Но вел он себя так робко, так застенчиво и в то же время так бесстыдно, что Лиза растерялась и спаслась бегством.
Но, к счастью, в подготовленных мужчинами распечатках оказались ошибки. Но на этот раз распечатки забирал коллега Мячина. К переделанным распечаткам Дмитрий, так звали коллегу, приложил записку, в которой от своего имени и от имени Мячина выражал готовность помогать девушкам, а дальше со своей стороны приглашал Галину в театр.
Прочитав записку, девушки испытали разные чувства: Галя – радость, а Лиза – разочарование с некоторой долей надежды, которую сообщила ей фраза о том, что к Мячину можно обращаться за помощью, и он поможет. Но Галина была по-человечески, а, вернее, по-мужски, приглашена, а ей, Лизе, оставляли лишь туманную неопределенность. Ее не приглашали, и в этом было что-то унизительное. Ей лишь бросали слабую надежду, как собаке – обглоданную кость.
Мячин, естественно, знал о записке, написанной Дмитрием. Тот даже спросил его, не будет ли каких обращений у него лично к Лизе. Но, как порядочный мужчина, Мячин должен был удостовериться на все сто, что его понимают. Мячин не любил театр, он любил спорт, особенно волейбол, свою работу программиста, пиво и водку. А еще он любил женщин, особенно юных и красивых, в его понимании. А красивой для Мячина была женщина, от которой веяло зноем и легкой порочностью. Она должна была волновать его и немного мучить. Но мучить невзаправду, а понарошку. Лиза была красива, то есть знойна и слегка порочна, он это чувствовал, но… Она мучила его уж как-то слишком серьезно и, как порядочный мужчина, он осторожничал.
А Лиза мучительно искала новый способ связи с Мячиным. Она писала стихи и мечтала поступить в Литературный институт. Литераторы представлялись ей чуть ли не богами. Стихи – это все, что у нее оставалось, это все, что она могла отдать Мячину. Она писала несколько месяцев подряд. Писала ради него и для него. Ей хотелось открыться ему полностью, потому что, как порядочная девушка, она не считала для себя возможным идти на поводу исключительно у физиологических импульсов, да и не знала она, что еще сделать, чтобы Мячин тоже пригласил ее куда-нибудь.
Подготовив подборку самых лучших своих стихов, Лиза попросила Мячина ввести их в компьютер и распечатать. Когда она заговорила с ним, его охватила небывалая страсть, и он решил было, что она просит его пригласить ее куда-нибудь, но страсть сменилась разочарованием и злостью, когда выяснилось, что ей просто негде распечатать стихи для творческого конкурса в Литинститут, причем, ему следовало разбираться в ее почерке и вводить стихи в компьютер. Вместе с тем, интуитивно он чувствовал, что все же это – предлог, что нужно ей другое. С горя Мячин выпил водки и готов был задушить чувствительную к запахам Лизу амбре из своего рта. Ему страсть как хотелось поцеловать ее, но она только хихикала и увертывалась. Однако ж она сообщила ему свой домашний телефон, поскольку уходила в отпуск. Оставшись один на работе, Мячин пробежал глазами подборку и убрал ее в самый нижний ящик рабочего стола.
Лиза ждала, вздрагивая при каждом звонке телефона. Воображение рисовало ей картины страстного свидания под луной. Прошел месяц. Она вышла из отпуска и вскоре встретилась случайно с коллегой Мячина Дмитрием, который хотел сделать вид, что не заметил Лизу, и ей пришлось первой громко его поприветствовать. Дмитрий вежливо, но холодно ответил. На вопрос о распечатке стихов и Мячине, он ответил, что Мячин ушел в отпуск, а стихами заниматься у него не было времени.
Мячин понимал, что получилось не очень красиво, но, прочитав Лизины стихи, он решил вовремя исчезнуть, потому что был женат и потому что считал себя порядочным мужчиной. Приближение
Голова Горгоны
Библия для Артура была настольной книгой и учебником жизни. В свои семнадцать лет он выглядел на двадцать семь и на всех сокурсников производил впечатление исключительно серьезного, солидного, интеллектуального и духовно продвинутого юноши, учителя жизни. Довольно часто, остановившись возле курящих или целующихся студентов, Артур принимался рассказывать им библейскую историю о Содоме и Гоморре или внушительно цитировал слова какого-нибудь библейского пророка. Студенты внимательно слушали его, кивали в знак согласия, но за спиной посмеивались. Не посмеивалась лишь молчаливая Вера, которая, тоже общим студенческим мнением, была причислена к редкой в студенческой среде породе «серьезных».
Вера, однако, не имела Библию в качестве настольной книги. Она находилась в духовном тупике. Будучи не в состоянии поверить сказкам о непорочном зачатии и воскресении после смерти, она все же не могла смотреть на мир и трезвым материалистическим оком. Для выхода из тупика требовался кто-то, знающий дорогу. Уверенность и мужественный вид Артура оказали на ее мятущееся сознание свое благотворное действие - Вера поверила в Артура. Конечно же, он и с ней провел несколько «очищающих» бесед. Несомненно, она нуждалась в ком-то, кто бы поднял ее из глубин сомнения, очистил и повел за собой прочь из тупика на свет божьего мира. И он пришел, он, которого она так долго ждала!
Но ситуация была такова, что ждала Артура не только Вера: в одной группе с ней училась Света, маленькая, худенькая и ужасно смешливая дурнушка. Света заприметила Артура еще на вступительных экзаменах. Ей не было никакого дела до его веры – она видела лишь его рыхлое, полное тело, его квадратное, смуглое, совершенно непроницаемое, словно каменное, лицо, черные бездонные колодцы глаз, спрятавшихся за бархатом длинных ресниц, покатые плечи, которые она сразу же прозвала «женскими». Света курила, пила, материлась и имела массу поклонников в пределах и за пределами университета. Поначалу Артур едва замечал ее, настолько незначительной, непривлекательной и даже испорченной она ему казалась.
Однако через некоторое время его духовный стержень покачнулся. А произошло это, потому что как-то уж слишком серьезно слушала его Вера, и вскоре ее вопросы, ее внимание, ее дотошность в поисках ответов на те или иные философские вопросы бытия стали тяготить его. Все чаще стал он задумываться о Свете, одного лишь ироничного взгляда которой подчас было достаточно, чтобы остановить его учительский словопоток.
- Чего-чего? – закатывая на него тепло сиявшие голубые глазки и старательно наморщив лоб, переспрашивала Света, когда он выражался слишком уж темно и философски. И он осекался, беспомощно и по-детски улыбаясь.
И вот однажды стержень рухнул: Артур взасос поцеловался с прокуренной Светой, после чего уже ни на шаг не отходил от нее. Сначала пара решила скрывать истинный характер своих отношений, и сокурсники полагали, что Света и Артур – просто друзья. Но вскоре поползли слухи, что их «дружба» далеко не так чиста, как, возможно, они сами хотели всем показать. Верина подруга Соня как-то по секрету рассказала ей, что видела, как парочка обнималась на лестнице, думая, что сокрыта от посторонних глаз.
- Он обнял ее за талию, - сообщила Соня, - явно не по-дружески. Но, знаешь, - добавила она, вздохнув, - не подходят они друг другу.
- Это почему? – спросила Вера, которой очень хотелось знать мнение подруги именно по поводу несовместимости Светы и Артура.
- Потому что у Светки много всего было в жизни… Мне так кажется… Уверенная она…
- А Артур – разве нет? – спросила Вера, подумав в то же время о себе. Ей показалось, что подруга подчеркивает уверенность соперницы нарочно, чтобы поддразнить ее, зная, что она – неуверенный в себе человек, и ничего такого у нее-то и не было.
- Артур – другой совсем, - задумчиво ответила Соня, - вот как ты примерно.
- Ты думаешь? – ободрилась Вера.
- Да. Вы похожи.
Ободренная, но и немного обескураженная, подругой, Вера стала внимательней наблюдать за парочкой. Ей и самой никак не верилось, а, скорее, не хотелось верить, что между Артуром и Светой – нечто большее, чем просто дружба. Но они вместе приходили на лекции, вместе садились, вместе уходили после занятий или вместе занимались в читальном зале. Артур перестал учительствовать и обращать внимание на других девушек, в том числе, и на Веру. Он вообще, как ей показалось, стал избегать разговоров о высоком, особенно с ней. Однажды он сказал ей что-то резкое и обидное. Впрочем, сам Артур не придал своим словам никакого значения, но Вера не могла успокоиться несколько дней и, наконец, решила вызвать Артура на откровенный разговор. Она написала ему записку с просьбой поговорить после занятий.
Закончилась последняя лекция, и Артур, впервые за несколько месяцев не дождавшись Светы, пошел к лифту, у которого уже одиноко ждала его Вера. Они вошли в полутемную кабину. Лифт тронулся.
- Знаешь, мне кажется, я боюсь тебя, - начала Вера.
Взгляды их встретились, и в его глазах она увидела нежность. Всегда непроницаемое, словно каменное, лицо его, казалось, размягчилось, изменился даже цвет глаз – из темно-карих, почти черных, они сделались прозрачными серо-голубыми.
- Попытайся объяснить это чувство, - едва слышно произнес он, не отрывая взгляд от нежного, бледного, нервного лица Веры.
Она нравилась ему раньше. Но отпугивала ее дотошность в вопросах веры, резкость и серьезность. Она была словно северный ветер, резкий, холодный, обжигающий и пронизывающий. Ее признание очень удивило его и тронуло до глубины души.
- Я не знаю, как это объяснить… Иногда мне кажется, что ты меня ненавидишь.
- Я – тебя? – еще больше удивился Артур. – Неужели я – такая сволочь?
Она была столь бледна, что он испугался, как бы она не потеряла сознание.
- Встань здесь! – приказал он ей, указывая на стену маленького, запасного, вестибюля, полагая, что здесь их никто не увидит. Особенно не хотелось ему, чтобы их увидела Светлана.
Вера покорно последовала за Артуром и прислонилась к холодной бетонной стене. Она и не знала толком, откуда пришла к ней мысль о его ненависти. Но, изо всех сил стараясь удержать его внимание, она принималась упрекать его в холодности, резкости, невнимательности по отношению к ней. Артур слушал и дивился, сколь чувствительной, сколь ранимой и восприимчивой к мельчайшим нюансам отношений была эта, холодная на вид, выглядевшая суровой и неприступной, девушка.
Ему не удалось сохранить втайне их разговор. Света, которая искала его повсюду в компании с Борисом, высоким, худощавым, кудрявым пижоном, симпатизировавшим Вере, внезапно остановилась и застыла как вкопанная, пораженная странной сценой: ее возлюбленный стоял, растерянный и виноватый, перед Верой, готовой упасть в обморок. Света и Борис остановились в вестибюле прямо против Веры.
- Ей плохо, наверно, - сказала Света.
- Не знаю, не знаю… Думаю, здесь что-то другое… - многозначительно ответил Борис. – Пойдем, не будем им мешать.
С трудом оторвав взгляд от Веры, по лицу которой она пыталась понять, что же именно происходило между ней и Артуром, Света последовала за Борисом. Она шла, автоматически переставляя ноги, мысленно находясь рядом с Артуром и Верой.
Раздосадованный тем, что их увидели, Артур повел Веру в большой и людный центральный вестибюль, рассчитывая там затеряться серди людей. Но и там не удалось им избежать любопытных глаз сокурсников. Артура все это начинало раздражать. К чему, в самом деле, она устроила ему эту сцену? Он терпеть не мог мелодрам, а тут просто мыльная опера какая-то.
- Прости, если можешь, - сдержанно сказал он умолкнувшей Вере, которая выжидательно, еле удерживая слезы, смотрела на него. – Я не хотел тебя обидеть.
- Дело не в обидах, - поправила Вера, - а в отношениях.
- Я понял, что с тобой нужно обращаться очень аккуратно, - добавил Артур, желая поскорее закончить этот, тяготивший его, разговор.
- Нет, не то, - раздраженно сказала Вера. – Ты не понял меня. Дело – не в отношении, а в отношениях.
- В каких отношениях? – насторожился Артур.
- В наших с тобой отношениях, - улыбнулась Вера и посмотрела ему в глаза.
- А разве у нас с тобой есть какие-то отношения? – холодно спросил Артур и, глядя на нее темным непроницаемым взглядом, добавил:
- Мне кажется, я не давал повода так думать.
Вера испугалась, словно застигнутая на месте преступления. Ей так хотелось, чтобы он снова нежно посмотрел не нее, но он лишь хмурился.
- Я имею в виду отношения нас как студентов, - поспешно сказала она. – Мы ведь друзья, не так ли?
- Ах, это, - облегченно выдохнул Артур. – Мы – друзья.
- Ну вот и отлично, - снова улыбнулась Вера. – Ты домой сейчас?
- Нет, я в читалку.
Они попрощались, повернув в противоположные стороны: Вера – по направлению к гардеробу, Артур – по направлению к читальному залу, где, он не сомневался, находилась его Светочка. Она, действительно, была там и сидела вместе с Борисом, делая вид, что целиком поглощена чтением, но ни о каком чтении и думать не могла. Она по-прежнему мысленно была с Артуром и Верой.
В этот вечер влюбленные решили больше не таиться, а открыто проявлять свои чувства. Это была Светина идея, которую Артур счел нужным поддержать.
- Неблагородно создавать иллюзию, - заявила Света, выслушав его подробный рассказ о разговоре с Верой, снабженный его собственными догадками и опасениями по поводу Вериных чувств к нему. Он согласился, что дальнейшее сокрытие истинного характера его со Светой отношений чревато непредсказуемыми последствиями, в первую очередь, для душевного здоровья Веры.
- Она бог весть что еще навоображает, раз она такая фантазерка! – переживала за соперницу Света. – Все равно когда-то надо будет открываться.
На следующий день пара беззастенчиво обнималась и целовалась на глазах у других студентов. Увидела их и Вера. Она не верила своим глазам, но они сидели недалеко от нее в читальном зале и целовались. Выбрала место Света, решившая не оставлять сопернице ни единого шанса.
Поначалу Артур стеснялся бурных проявлений своего чувства к Свете. Его слабый темперамент не соответствовал роли страстного, романтического юноши, которую фактически навязывала ему возлюбленная. Но, целуясь перед полными слез глазами Веры, он испытал небывалое возбуждение, от которого уже не мог отказаться.
Вскоре Света поняла, что Артуру нужно, что-то вроде допинга, и допингом этим стала Вера. Влюбленные старались, как можно чаще, попадаться на глаза бедной девушке, страстно обнимаясь, целуясь и даже кусая друг друга.
Сначала Вера решила не сдаваться. Но несколько записок Артуру с упреками в безнравственном поведении и просьбами пожалеть ее лишь разожгли их пыл. Затем она старалась делать вид, что ей все равно, но было поздно: соперница знала, что ей не все равно, и, казалось, наслаждалась этим знанием. Вера ненавидела ее и презирала его.
Потом она стала демонстративно пересаживаться на другое место, когда в читальном зале они садились перед ней. Но на лекциях это не всегда удавалось, и у Веры развивалась сильнейшая депрессия. Она уныло плелась домой, полная слез, самообвинений, ненавидя и жалея себя за свою слабость. Наконец, она попробовала с ними подружиться. Она старалась как можно более естественно и непринужденно разговаривать с соперницей, весело обсуждая новости студенческой жизни или преподавателей, когда ту страстно обнимал Артур. Однажды она даже попробовала выступить миротворцем между ними в незначительной ссоре, свидетелем которой стала.
- Не надо ссориться, - миролюбиво сказала она паре.
- А мы не ссоримся, - враждебно ответил ей Артур, и сердце ее болезненно сжалось.
И Вера сдалась. Она решила перейти в другой вуз или совсем бросить учебу.
- Ни в коем случае! – отчаянно запротестовала ее мать. – С таким трудом поступить, чтобы из-за какого-то придурка… Я пойду и поговорю с ним.
- Мама, не смей! – кричала Вера. – Дело не только в нем…
Но дело было именно в нем. Он отравлял ей жизнь, лишал сна, не давал спокойно учиться. Она не понимала, как, каким образом этот юноша, совершенно не в ее вкусе, настолько завладел ее сердцем, ее мыслями, ее воображением, всей ее жизнью, что встал вопрос о прекращении этой жизни, во всяком случае, той жизни, которую она вела до встречи с ним. Он не привел ее к Богу, не указал Путь, скорее, запутал. Теперь же он сам, как она считала, далеко отошел от Бога, связавшись со шлюхой и издеваясь вместе с ней над нею. И Вере становилось бесконечно жаль себя, жаль своей растерянной, а, скорее, растерзанной, души, жаль своей молодости, ненужной никому, своей красоты, не замечаемой никем.
Подошла сессия, но она не могла готовиться к экзаменам. Науки не шли в голову, требовавшую любви. Она могла часами рыдать, уткнувшись в подушку под грустные французские песни. Ее жизнь сузилась в точку, сошлась клином на влюбленных друг в друга людях. «Почему он выбрал ее? За что?» - мучительно размышляла Вера, глядя в высокий, словно небо, потолок своей комнаты, который был единственным ее утешением в этот период.
На третьем курсе в зимние каникулы они поженились. Незадолго до свадьбы, увидев однажды Веру, Артур заколебался. Для чего ему этот брак? Любит ли он Свету на самом деле? Но вот появилась она, гордая, страстная, решительная, маленькая волшебница, превратившая его из юного старика, постного зануды, в сильного и страстного любовника, в настоящего мужчину – вот она подошла к нему, поцеловала в губы, рассмеялась, помазала его губы гигиенической помадой, «против сухости», снова поцеловала, и он забыл все свои сомнения.
** *
После свадьбы их жизнь была похожа на редкую идиллию, на чудесную сказку про то, как влюбленные жили дружно и умерли в один день. Они тотчас же справили новоселье в квартире, купленной на родительские деньги. Теперь они никогда не разлучались. Они словно приросли друг к другу и ничего не делали поодиночке, даже экзамены сдавали только вместе, и если кто-то из них по какой-либо причине не был готов к сдаче, то отказывался сдавать и другой.
Впрочем, по привычке еще некоторое время после свадьбы они дразнили Веру, садясь перед ней то на занятиях, то в читальном зале. Но однажды Света сказала: «Хватит! Надоел этот детский сад!».
Однако, когда прекратилась стимуляция при посторонних, она перестала получать удовлетворение от него. Оказалось, что он довольно скучен и уступает всем юношам, с которыми она имела связь до того, как вышла за него замуж. Света сделалась резкой и раздражительной. Начались ссоры. Теперь ей понравилось демонстрировать на людях пренебрежение и даже презрение к нему. Как-то раз она больно стукнула его кулаком по руке, которой он жестикулировал, беседуя с преподавателем. От неожиданности Артур потерял нить разговора, рука беспомощно повисла в рукаве пиджака.
Преподаватель выжидательно смотрел на него, но Артур молчал. После этого случая он понял, что любовь проходит. Однако они продолжали отчаянно цепляться друг за друга: она – потому что привыкла к его рыцарскому сопровождению и поддержке ее везде и во всем, он – потому что по-библейски «прилепился» к ней, стараясь составлять с ней единое целое и следовать за ней повсюду, как ниточка за иголочкой. Сознание, что он – всего лишь нить, доставляло ему какое-то мазохистское удовольствие. Пускай издевается, презирает, шипит и раздражается, но он – муж, и, быть может, она – его крест. В таком, примерно, духе текли теперь меланхолические размышления Артура в те редкие минуты, когда он оставался наедине с собой.
Она же, вспоминая себя трехлетней давности, веселую, влюбленную в него по уши, смотревшую на него снизу вверх, не только по причине своего маленького роста, но и оттого, что считала его мудрее, сильнее и прекраснее всех на свете мужчин, теперь лишь горько усмехалась: на самом деле, она, как и Вера, искала поводыря, хотя, в отличие от Веры, верила в Бога, а стала поводырем сама. Она искала сильного – а нашла слабого. Искала мудрого – а нашла сумасшедшего, ведь только сумасшедший стал бы терпеть все, что он теперь терпел от нее. Искала прекрасного – а нашла посредственного. Его поучения, звучавшие как проповеди, были всего лишь маской, скрывавшей неуверенного в себе мужчину.
Как-то на ум ей пришло странное сравнение: самец, по весне привлекающий самок. Чем глубже она задумывалась над этим, тем яснее понимала, сколь примитивна суть любви: ничем особенно человеческая любовь не отличается от любви животных, птиц, быть может, рыб и насекомых, кроме того, что у всех остальных живых существ процесс спаривания происходит быстрее и честнее. «Он» привлекает «Ее» пением, оперением, силой, ловкостью, умом, речами, внешностью… Самцу всегда дано что-то, что он демонстрирует всем самкам, и самкам тоже дано что-то для привлечения самцов. Но у людей есть религия, искусство, политика, культура, экономика… И все эти, «высокие», области – не что иное, как прикрытие, как ширма, скрывающая естество… Так размышляла Света, и от всех этих мыслей ей хотелось уйти, с головой погрузившись в какую-нибудь научную дисциплину. Она учила все подряд, на экзаменах получала только пятерки, но ничто по-настоящему ее не увлекало.
Она любила бродить вдоль книжных лотков, заходить в книжные магазины, где часами листала книги, какие только попадались на глаза. Однажды, рассеянно листая книжку по даосизму, она прочла цитату: «Тот, кто знает, говорит мало, тот, кто говорит много, знает мало». Цитата принадлежала древнему китайскому философу Лао-Цзы. Света прочитала ее раз, другой, третий… Лаконично и симметрично. Зеркально. Она пришла в восторг. Цитата была проста и глубока, как небо. Но о каком знании шла речь? Она задумалась. Смысл фразы ускользал. Она купила книгу и прочла ее от корки до корки, и не прояснила свой вопрос. О каком знании шла речь? Автор, некий американец, то ли чего-то недоговаривал, то ли сам толком не разбирался в предмете. «Быть может, неточный перевод…», - подумала Света, и ей захотелось почитать этого китайского мыслителя в оригинале.
По счастью в скором времени она увидела объявление о наборе на курс китайского языка, и с этого момента жизнь ее потекла в совершенно другом, доселе неизвестном и неизведанном, направлении. Китайский язык, китайская философия, религия и культура – вот что теперь неудержимо влекло ее деятельный ум и страстную душу.
- Ты с ума сошла? – было первой реакцией Артура, когда Света сообщила ему, что записалась на курсы китайского.
- Возможно, - спокойно согласилась она. Ей было совершенно все равно, что он или кто-либо другой подумает о ней. Она увидела выход, увидела путь, следовать которым ее словно бы позвал сам Лао-Цзы.
Но Артур не покинул ее. Он последовал за ней по этой дороге. Преодолевая внутреннее сопротивление, а где-то и отвращение, он зубрил иероглифы и старательно работал с тонами. Через год супруги, пройдя строгий отбор, были приняты в группу для продолжения обучения в Китае.
Попав в чужую страну на долгий срок, Света смогла, наконец, по-новому взглянуть на свои отношения с мужем. Она поняла, как много значит для нее его преданность, его готовность, несмотря ни на что, следовать за ней, хоть на край света. Она свыклась с ролью лидера в их отношениях. Да, быть может, ему не хватает мужественности, той мужественности, что делает мужчину защитником, добытчиком, первопроходцем, первооткрывателем. Он не вел – он был ведомым. Он оказался мягким и покорным, но, наверно, именно такой муж и был ей нужен.
Супруги много путешествовали по стране, изучали историю, философию, культуру и религии Китая. Свету увлек даосизм, Артура – буддизм. Но, когда пришло время возвращаться, неожиданно выяснилось, что Артур остается продолжать исследования при Пекинском университете и хочет навсегда остаться в Китае. Света настолько привыкла к его преданности, что не иначе как предательством такое поведение назвать не могла.
- Не надо громких слов, Светик, - спокойно произнес Артур в ответ на ее страстную обвинительную речь: он предает не только ее, он предает и свою Родину.
Конечно, Китай был ей интересен, но она ни минуты не помышляла о том, чтобы остаться жить в этой стране. Она нашла свою, так сказать, тему в жизни и свой стиль жизни, но оторваться от корней не могла и помыслить.
- Ты просто отождествился с китайцами. Так нельзя. Мы – не они. Очнись, Арт, это нелепо. Какой из тебя китаец, даже смешно! – убеждала мужа Светлана.
- Я просто нашел себя, - невозмутимо сказал Артур.
- Мы будем приезжать сюда, - уговаривала Света. – Зачем тебе жить здесь постоянно?
- А зачем тебе уезжать? – пошел в атаку Артур.
Она не узнавала его. То есть, конечно, естественней было бы ей последовать за ним и остаться в Китае навсегда. Но оказалось, что такой Артур не очень-то ей нужен. «Если бы ты любила его, - мысленно обращалась к самой себе Света, - ты бы осталась. Ты лишь хотела быть любимой, но разве ты способна сама на настоящую любовь?». Она не смогла ответить себе на этот вопрос. Она знала только, что не хочет оставаться, и что ее чувство к нему не горит, а лишь слабо теплится. А горело ли оно хоть когда-нибудь? Пожалуй, только на вступительном экзамене по литературе. Именно тогда, на сочинении, она впервые увидела Артура: длинные бархатистые ресницы, прикрывавшие темный огонь маленьких, чуть прищуренных, глаз, полнота и некоторая женственность облика своеобразно утончали его в сравнении с ее тогдашним парнем, высоченным культуристом, который перед всей школой бахвалился своими бицепсами. Тогда она любила таких, но встреча с Артуром все изменила. Накачанные и безмозглые стали вызывать в ней глубокое отвращение. Даже если в их мозгах теплился какой-то ум, тело, требовавшее постоянного внимания, не позволяло отточить и заострить этот ум, и они тупо кичились своей накачанностью, всем своим видом показывая, что с ними необходимо считаться, что совершенно невозможно обойти их вниманием, и женщины просто обязаны их любить и лелеять. Совсем не таким был Артур, она сразу почувствовала это. Он держался скромно, но с достоинством, говорил очень мало, но пороки бичевал так красноречиво, что многие, поговорив с ним, задумывались над своей жизнью и если не прекращали совсем потворствовать своим порокам, то, во всяком случае, старались не попадаться ему на глаза курящими, пьющими или целующимися. Света сама вскоре устыдилась своей жизни и перестала пить и курить и, в конце концов, рассталась со своим культуристом. Несомненно, она стала чище и лучше от дружбы с ним, но, быть может, стоило ограничиться дружбой? Но нет, она не могла отказаться от искушения узнать его близко и во всех подробностях. Она отлично помнила, как сильно хотелось ей узнать его, столь необычного, столь набожного, столь кроткого. Она горела – горела желанием, но не чувством. Желание усилилось, когда она поняла, что Артур интересует не только ее. Не горение настоящего чувства толкало ее на страстные объятия и поцелуи в читальных залах, аудиториях и коридорах университета, но дух соперничества. Она стремилась, всеми силами стремилась, доказать, что она лучше Веры, опытней, уверенней, раскованней. Чувство подогревалось самым неестественным образом. И теперь пришло время кармического ответа.
- Артур, я не люблю тебя, - тихо сказала Света.
* * *
В тот день, когда Вера узнала, что Артур и Света поженились, она долго бродила по улицам, прилегающим к ее дому. Шел дождь вперемешку со снегом. Мимо проходили люди, проезжали машины, никто не обращал на нее внимания, но все окружающее: и деревья, и дома, и машины, и лица прохожих – все казалось ей враждебным и стремившимся сжить ее со свету. Она не находила ни одного светлого или хотя бы дружелюбного знака – ничего, что приглашало бы ее к жизни, что влекло бы ее в дальнейший путь по жизни, казавшейся теперь такой же унылой и неинтересной, как это серое небо над ее головой, без устали сыпавшее мокрой снежной крупой.
Он не открывался ей. Как почувствовать то, что чувствуют верующие? Как поверить в немыслимое и жить, исходя из Чуда? Однажды Артур сказал ей, что Его слова хорошо понимают евреи. Быть может, потому что она – русская, многие места Библии для нее темны и загадочны? Но почему еврейская религия распространилась по миру?
Вера, наконец, вошла в свой подъезд и остановилась на лестнице, глядя в огромное мутное окно на лепнину старинного фасада противоположного дома, изображавшую каких-то чудовищ, среди которых она вдруг узнала голову Горгоны с ее ужасным взглядом.
Увы, Артур не был ни апостолом, ни миссионером и часто в своих словах и поступках руководствовался импульсами и настроениями. На нем не лежала ответственность за христианизацию человечества и, в сущности, ему было все равно, кто во что верит.
Застыв на месте, словно окаменев, Вера все смотрела и смотрела на чудовище. Но если внешне она напоминала изваяние, внутри нее все кипело и бурлило, шла напряженная работа мысли. Теперь она ясно понимала, что миру, неважно есть Бог или нет, тому миру, в котором она жила, на нее наплевать. Так какая разница, есть Бог или нет?
Если он есть, он допустил, чтобы она так страшно, так катастрофически, и так глупо и смешно, ошиблась в человеке. Бог не откликнулся на ее поиск, на ее призыв. Более того, он направил ее по ложному пути. Он словно бы посмеялся над ней, поманив миражом, иллюзией, но, едва она поверила, как только она приблизилась, мираж исчез, иллюзия показала свои страшные черты. Иллюзия возникла перед ней головой Горгоны на каменном фасаде, обращая в камень ее мечты, ее надежды, ее чувства. Не было больше надежды, не было мечты, не было чувства – ее жизнь, ее искания, жажда света и ответа, столкнувшись с ужасной правдой, с реальностью, остановились, застыли, окаменели.
А если Бога нет, то за происшедшее с ней никто не в ответе, кроме нее самой. Нет никого Выше, допустившего происшедшее или наказавшего ее за что-то. Не надо ломать голову, за что и почему. Она случайно увлеклась и обманулась. Жизнь становилась цепью случайностей и возможностей. Случайно оказалось так, а могло быть и эдак, или по третьему, или даже по четвертому и пятому. События становились равновероятными. А, быть может, одно событие было вероятней другого, но дело было не в Боге, а в теории вероятностей.
Становилось возможным рассматривать жизнь как математическую модель и спрогнозировать будущее, сделав несколько исходных предпосылок.
«Таким образом, - рассуждала Вера, - если в этой модели мой духовный учитель нравственно пал, а я бы вышла замуж только за своего духовного учителя, какова вероятность того, что я вообще выйду замуж в этой модели?». Но, в любом случае, выходило, что жить без Бога легче и проще, чем с Богом. И, более того, открывался необозримый простор для творческого эксперимента: можно менять исходные предпосылки, а в соответствии с ними - свои взгляды, понятия и поведение.
«Например, - думала Вера, - если допустить, что не всякий духовный учитель склонен к нравственному падению… Или допустить, что учительствующий человек не является духовным учителем… Или - что я бы вышла замуж не только за своего духовного учителя… а, скажем, просто за высоконравственного человека…». Вера приободрилась. И голова Горгоны уже не казалась ей страшной. Ведь страх перед мифическими существами в этих новых моделях исключался.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Ольга Абакумова: Служанка. Сборник рассказов.
Хорошая, качественная психологическая проза, написанная живым и гибкий языком. Неторопливое повествование неожиданно интригует и захватывает.
18.03.11 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|