Сергей Смоляков: китайская трилогия.
Скажите, как вы относитесь к встречам со старыми добрыми знакомыми? «Китайские» тексты, присутствовавшие в предыдущих сборниках Сергея Смолякова, вернулись из глубин авторской фантазии, встретили «брата по духу и объединились в живописную трилогию, на которой просто невозможно написать суровое «made in china». Ведь, во-первых, никто не сумеет упрекнуть этого автора в использовании конвеерных дешёвых приёмов. Во-вторых, китайский колорит отчётлив, но не сгущён до предела – и за императорами, наложницами, соловьями, драконами, этими отдельными элементами восточного региона, прячется целая вселенная – с вечными песками, ветрами, горами и небом, с категориями «жизнь», «смерть» и «судьба». Вселенная, в которой отчётливо можно увидеть, как протекает время, как воспринимается путь, как связаны человек и мир. Усталая философия, неспешное подробное повествования (кстати, отличный пример того, как длинные истории, которые не приняли рамок «традиционных ритмов», не выглядят нарочито и достаточно легко читаются), безпафосность, безкрасивосность и безчернушность…. Читать такую подборку – словно держать в руках какой-то удивительный символичный предмет, сочетающий в себе хрупкость и неимоверную прочность. Не раздражают читателя и не разрушают этой хрупкости ни вытряхнутые засушенные вши, ни маленький прыжок в сторону от цензуры, ни самое тяжёлое – необходимость думать. Не развлекаться, не смеяться, не сопереживать – думать, становясь на свой шёлковый путь или «просто» участвуя в великом вселенском кругообороте. Возможно, для таких размышлений нужно внять предупреждению Сергея Смолякова «не стесняйтесь гуглить, здесь есть печеньки!» Но как добраться до этого гугла, если застываешь, загипнотизированный последним «аккордом»:
плоть сольется с камнем, с ветром и облаками
с языка сотрется память о языке
и в последний танец к тайне земных исканий
я войду и кану
без паники
налегке
Как добраться? "Разве что" из любви к печенькам…
Редактор отдела поэзии,
Маргарита Ротко
|
китайская трилогия
2010Дворец, который построил Хуан-ди |Кун-цзы встречает дракона |Единственный путь Мо-цзе
Дворец, который построил Хуан-ди
Кун-цзы встречает дракона
его родовое имя, шитое золотом
на шапке дорожной, теперь - лишь тусклое серебро:
пыль пропитала шитье и добралась до седин.
жена и слуги зовут его "господин".
имя его благородное древнее гордое
забывается даже им.
карты упорно врут, компас пора казнить,
сколько недель в дороге, несть им числа,
слава богам, слева по-прежнему высятся горы,
унылые, словно холка издыхающего осла.
раньше на западе был рай девяти богинь,
оказалось, там варвары с волосами цвета песка.
и он едет к ним по краю равнин,
ветер расчесывает полынь,
и ни единого темного волоска.
ветер ласкает полынь, с полыни слетает пыль,
пыль леденит глаза и оседает в душе.
слуги молчат и клонят долу низкие лбы,
вытряхивая высохших вшей.
утром он озабоченно ловит пульс,
в полдень пьет порошок семнадцати трав,
по вечерам, оставив слуг у костра,
входит к жене, но не может войти,
и они молчат до утра.
если бы он узнал, что когда-нибудь
маршрут его будет зваться - Великий шелковый путь,
вряд ли он был бы особенно этому рад.
однажды он оборачивается и видит темную точку,
она приближается. он не сбавляет шаг.
вскоре он с болью осознает, что колебание почвы
под копытами вороного доходит до тела быстрее,
чем отдается в ушах.
здоровье совсем ни к черту. всадник совсем мальчишка.
обращается без ритуала, говорит о важных вестях.
прежде чем вскрыть печати на свитке, думает он, пойти, что ли,
умыться. и долго держит воду в горстях.
в воде отражается небо и еще глаза цвета пыли,
и волосы цвета глаз, и ему приходит на ум,
что раньше они воронее всадника были
и женщин с ума сводили почище июльских лун.
в ней отражается небо провинции, где он вырос,
японии, где он бился, столицы, где он служил.
говорят, так бывает у тех, кто прощается с этим миром
и уходит в небо. что же, я все еще жив,
но надолго ли это? в свитке дурные вести:
дом разграблен, слуги убиты, и на кладбище родовом,
то есть в первом когда-то и ныне последнем месте,
где стояло имя его -
пыль да полчища серых ворон.
ни здоровья, ни славы, ни памяти не осталось,
ни былого, ни будущего. лишь полынь под холодным ветром.
в эту ночь он, чувствуя предсказуемую усталость,
спит особенно крепко.
утром он не находит ни гонца, ни жены.
к черту. ему уже попросту наплевать.
важнее, что лошадь она взяла из запасных.
оставшихся больше беречь и почаще менять.
через какое-то время к императору прибыл вестник.
в письме сообщалось, что договор заключен.
писавший явно пренебрегал ритуальной лестью
и был приглашен заочно на свидание с палачом.
впрочем, он также пишет, что совершает акт
(дальше странное слово), как те, с кем он в молодости воевал.
вместо подписи к свитку приложена грязная шапка
со следами споротой вышивки.
рукава
пропитались кровью, как и халата полы.
он со вспоротым животом вниз лицом распростерт в пыли.
и бессилен ветер, и не совладает полынь
с непреклонно темным пятном в седине земли. Единственный путь Мо-цзе
Вечереет. Крохотные жемчужинки черноты
распускаются тонкими темными нитями в желтоватом настое
столичного воздуха. Там, за крышами храмов и пагод,
застывших над облаками лёссовой пыли, -
заслоненные миром безжизненные хребты,
неподвластные старости, гниению и распаду.
Он, отхлебнув, возвращает дрожащую чашку на столик,
воплощенная дряхлость задолго до первых внуков,
остывает чай, как остыло давно пустое
сердце, испуганно вздрагивающее от стука.
На бумажном свитке высочайшая из печатей,
он оставил службу и волен делать что хочет,
неужели это- целыми днями пить чай и
перечитывать старых поэтов до поздней ночи?
Предстоящие дни сливаются в желтом мареве,
одинаковые, одинокие, и однажды он выронит чашку,
прямо с этого места пристальнее вглядевшись
в то, что люди Будды зовут покрывалом Майи,
но оно и только оно на себе все держит,
заслоняет от глупых глаз изгибы бича, что
свивается кольцами, мы их зовем судьбою,
и когда рывком распрямляется для удара,
покрывало спадает, и мы лишь истошным воем,
прорывающимся едва сквозь звериную немоту,
восхититься умеем неоцененным даром.
со способностью отдышаться и чай поднести ко рту.
и в виду у смерти, что входит, чураясь стука
ослабевшего сердца, как императорский вестник,
нет защиты мне, кроме хрупкой брони рассудка,
не отверзну уста для плача, ниже для песни,
но исчезну тихо, заранее, не дожидаясь
ломоты в коленях, - к чертовой матери, в горы,
в небеса, в леса, в пустыню, как ебнутый нахуй даос,
чтоб молчать и чувствовать, как зарастает горло
плоть сольется с камнем, с ветром и облаками
с языка сотрется память о языке
и в последний танец к тайне земных исканий
я войду и кану
без паники
налегке
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Сергей Смоляков: китайская трилогия. Сборник стихов.
Старые и новые знакомые, китайские и вселенские сюжеты, императоры и даос, глоточек почти-конфуцианского гипноза и песчаный вкус вечности: пища, которую стоит попробовать. Особенно мыслителям...
03.05.10 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|