***
Все насущное хрупко
Разлетится, чуть тронь.
Телефонная трубка,
Обжигает ладонь,
И исходит гудками.
И кого тут винить?
Вот и все, дорогая,
Нам тебя хоронить.
Озадачив знакомых,
Дело зная хитро.
Нам таскаться к харонам,
В похоронных бюро.
Чтобы справившись после
С болью и суетой,
Проводить до погоста,
Все, что было тобой.
Саша
Вспомни, Саша,
Ты говорил мне сам,
Снявши голову,
Не плачут по волосам,
А живут без драм
И улыбаются небесам.
Тем, что тебя наделили болью
Из первых рук
И лелеять будут,
Покуда не выйдет вся.
Знаешь, Саша,
Смерть, это то,
Что бывает «вдруг»,
Не успел откинуться –
По тебе уже голосят.
Майк
Майк, я надеюсь, ты жив и здравствуешь, что зима
Единственная причина ухода в сумрак.
Глаз голодает по ярким краскам, сойти с ума
Куда предпочтительней, чем сохранить рассудок,
А новогодне-рождественская кутерьма
Успевает, едва начавшись, взбесить до судорог.
Майк, у меня тяжеленная поступь, в сочетании с бараньим весом
Выглядит бестолковейше и нелепо,
Я хожу на вокзал, смотрю, как змеятся рельсы,
Как в проводах запутывается небо,
Мимо снуют бродяги, беженцы, погорельцы,
Здесь, только представь себе, очереди за хлебом,
Здесь солнце похоже на бледный размытый круг,
Щуришься до слезы, чтоб из виду не терять,
Словно Господь роняет тебя из рук,
А потом подхватывает опять.
Спасибо. Спокойной ночи.
Март для Алисы время душевной хвори.
Штормовое предупреждение: «Оставьте меня в покое!»
Повод сменить работу, любовника и обои.
В марте Алиса не знает меры, не видит грани,
В марте она открыта для всякой дряни,
От хоббитов до ваххабитов и косяка в кармане.
Одинаково бесят метро и наземный транспорт,
Вопящие дети, просроченный загранпаспорт,
Отросшая челка и татуировка «на спор».
От всего разит сострадательной ложью-фальшью,
И не хочется думать о том, что случится дальше,
Алиса уходит в себя победоносным маршем.
В апреле она очнется, скурит остатки «дури»,
Подрихтует фасад, оседлает свою кривую…
Спасибо, спокойной ночи, до новой бури.
Бенедикт
Третьего дня меня прописали в ад –
Аккуратный стерильный домик,
Девять палат ,восемнадцать коек –
Никогда не пустующие места.
Я Бенедикт, мне девятнадцать лет, я католик
И верую во Христа.
Если боль не кромсает грудь я читаю Credo,
«розарий» отложен, пальцы не слушаются уже.
Сосед-пакистанец ищет глазами Мекку,
Словом, каждый, как может, заботится о душе.
И когда вопреки реальности и диагнозам,
Мы гадаем, дотянем ли до зимы,
Будущее глядит, то воскрешенным Лазарем,
То Марией, в платье застиранном до синевы.
Сентиментальное
Нам тринадцать. Да много ль надо нам?
В кинотеатре хрустим попкорном.
Терминатор, покуда не стал губернатором,
Гоняет за Джоном Конором.
Нам тринадцать. Мы все умеем.
Все понимаем, всему научены.
Гудит «Nirvana» в китайском плеере,
Купленном на толкучке.
Похожи, будто сошли с конвейера,
Шумны, прокурены, с наглецой.
Значки, футболка с лицом Кобэйна,
Повязка с надписью «Виктор Цой».
Подумать только, какие мелочи,
Спустя неполные двадцать лет
Глазами столкнуться с глазами девочки
Смеющейся в рамочке на столе…
Ната Вукувич: Морок.