Иван Ахмадиев: Газели.
Примечание автора: В персидской поэзии газелью
называются лирическое
стихотворение, в котором
рифмуются два полустишия
первого бейта, причём затем та
же рифма сохраняется во всех
вторых полустишиях каждого
последующего бейта по типу
«aa, ba, ca, da» и т. д.
Можно сказать, что именно
восточная газель легла в
основу такого яркого
поэтического явления, как
средневековый сонет.
Некоторые непонятные фрагменты
текстов ("два мира" например)
и цитаты взяты из строчек
оригинальных персидских и
арабских авторов (Хафиз
Хорезми, Аль Газаль, Аль
Маджнун, Абу Нувас etc)
Стихи о любви, сочетающие в себе элементы средневековой восточной поэзии и современного рока. Если бы нужно было подобрать к этому сборнику иллюстрацию, я бы поставил что-нибудь чёрно-белое. Именно таким видится мир, нарисованный здесь Иваном Ахмадиевым. Огорчило то, что в погоне за формой автор порой пренебрегает ритмом и рифмой, как то:
...в груди моей билось, стучало, стенало и выло –
сгорело дотла и стало тьмой и пустотою.
Или:
Ночь у моего изголовья, выслушай же меня,
сердце мое пустое – крыса в моей груди,
оно просто скребется и тщится спасти себя,
в лапах безумной кошки, в цепких когтях любви.
Рифма "груди - любви", согласитесь, отнюдь не "первоклассна". Ещё более странно то, что автор, который, как представляется, хорошо знаком с восточной поэзией и даже написал разъяснительное предисловие о том, что такое "газели", плохо работает с источниками. Ну, например, эпиграф к четвёртому стихотворению, "если не ошибаюсь", - цитата из Хафиза Хорезми. Зачем вообще кого-то цитировать, если нет уверенности, кто автор?
И всё же, несмотря на эти недостатки, Ивану Ахмадиеву удалось нарисовать яркий портрет лирического героя. Вчитайтесь - и вы его увидите.
Редактор отдела поэзии,
Родион Вереск
|
Газели
2011Обитатель огня |две тысячи песен, семьсот миллионов рук |*** |*** |Про Ничего |*** |*** |Прости |Бетта |*** |Mul’t’lock
Обитатель огня
две тысячи песен, семьсот миллионов рук
Две тысячи песен из моря выходят, играют тебе.
И сто миллионов рук тянут касанья к тебе.
Я, клянусь, такого как ты не встречал никогда,
и бусы из мутных жемчужин своих подаю тебе.
Ты мне брат и отец, ты мне друг и любовь, пойми,
все, что искал вокруг, я все же нашел в тебе.
Я хотел убежать, я предателем стать хотел,
но из объятий чужих и богатых домов тянет меня к тебе.
Я глядел во сто тысяч зеркал, пытаясь себя найти,
но в лицо твое посмотрел и увидел себя в тебе.
И гляжусь в тебя, словно мы с тобой близнецы,
и о себе говоря, лишь говорю о тебе.
И рисую слова на бумаге слюною и кровью своей
так, что на тысячу строк – тысяча – о тебе.
Вены мои – сотни асфальтовых ласковых змей,
они и вели меня на пути и к себе, и к тебе.
Змеи дорог ты расстелил, томно тянутся под весной –
они знают, как я, что любая весна – о тебе.
И где бы я ни был, увижу тебя я, закрыв глаза,
Твоя кровь – в моих жилах, сердце мое – в тебе.
***
Ночь у моего изголовья, выслушай же меня,
сердце мое пустое – крыса в моей груди,
оно просто скребется и тщится спасти себя,
в лапах безумной кошки, в цепких когтях любви.
Сердце стенки простукивает – клетка ему тесна,
Ночь у моего изголовья, знаешь, о ком стучит?
Во дворце рядом с моим пери живет одна,
глаза у нее – топазы, локоны – гиацинт.
Кожи ее белизна – не упавшему снегу укор,
о губах промолчу, чтоб не смутить рубин.
Она будто тебе сестра – такой же лукавый взор,
но смотрит им сквозь меня ослепительный мой кумир.
Ночь у моего изголовья, достойна она всего:
сокровищ любых городов, хмеля прекрасных вин,
какое там золото, камней драгоценных горы?
Я бы звезду ей с неба, порезавшись, захватил!
Сердца ее куницу в нежность свою б одел,
но сердце ее могучий похитил джинн.
О как хочу я, чтоб злым был он, как ужасный дэв,
но небо, видно, совсем не слышит мои мольбы –
Ночь у моего изголовья, слышишь ли ты их смех?
Доносится даже сейчас из дворца ее рядом с моим,
а я как Маджнун безумный рассказываю тебе,
как крыса из верхних строк кандалы разгрызает свои.
Крыса в груди моей злится, голод пошел ей впрок –
стала только сильнее, что ей теперь мольбы?
о том, что как только вырвется – хлынет на пери кровь –
а_ я_права_не_имею_и_каплей_испачкать_даже_ее_следы…
***
«Да не забудется навек твой взгляд, блуждавший янтарем»,
сказал себе я, в тот же час, себя кочевником нарёк.
И по тебе тоску свою я лишь дороге посвятил,
который год веду рассказ, она мне внемлет. Мы вдвоем
рисуем карты тех земель, куда несет меня печаль.
Иссох любви твоей родник, не ищем новый водоем –
напиться вдосталь – лишь мечта, а то даже глаза сухи,
дорога в грязь превращена, размытая от моих слез.
Дорога стелется как шарф, что позабыла ты надеть,
шарф памяти моей со мной, тебя мне прошлую несет,
ты прошлая зарыта в шерсть, на шею намотал тебя,
ты греешь по ночам, еще, могла бы стать моей петлей.
Так вот с дорогой пополам, мы коротаем долгий путь,
ведем друг друга в никуда, а раньше ты была путем –
прошел, благословляя пыль, осевшую на сапогах,
теперь лишь пыль осталась мне от тех пленительных времен.
И то ли боли я бегу, то ли стремлюсь тебя догнать,
дорогу вечно тороплю, будто преследуем огнем,
И шарф как имя твой несу, оберегая прошлый взгляд
«украдкой письмена любви читавший на лице моем».
Про Ничего
как во вчерашнем стакане чувствуешь – нет ничего
грязные стенки одинокие чаинки и больше ничего
в душе ворох хлама и то совсем не большой бардак
и даже в нем сколько ни мучайся не найти ничего
наскрести бы на пиво на маломальский стиш
наскрести б на кино но не находится ничего
остается касаться своего лица своих плеч и колен
и на вопрос «тебе зябко?» ежиться «ничего…»
еще наберется и подумаешь «ничего себе! чего это я?»
возможно не станет легче но ничего ничего ничего
***
Не первый день мой кусают призраки руки мне.
И спать ложась я от них скрываюсь в безумном сне.
И спать ложась я их прижимаю к своей груди –
Не первый день я страшусь, проснувшись их не найти.
И ночь приходит – они пытаются мне шептать,
А день наступит – я постараюсь им рассказать,
как день прогорклый могу разрушить одним хлопком –
тогда исчезнет все кроме города, и в самом
моем пристанище не останется ни души
кроме поэта Ахмадиева, который отчаянно так спешит
отдаться полночи – ни хлопка не произвести
за день прогорклый, чтобы хоть призраков всех спасти.
А ночью, если хлопок раздастся в такой тиши,
исчезнет город, костер исчезнет, но не спешит
никто из призраков раствориться в сухой ночи,
другой стороной упадет монета моей мечты.
А утром небо накроет землю цветным плащом,
Я раз за разом пытаюсь вспомнить, к кому я шел.
А на закате с небес прольется поток чернил.
К кому – я вспомню, но, подскажите, куда идти?
Не первый день мой кусают призраки руки мне.
И спать ложась я от них скрываюсь в безумном сне.
И спать ложась я их прижимаю к своей груди –
Не первый день я страшусь, проснувшись их не найти.
***
Выдра моего сердца, куница моей души,
божьего сада самый дивный слепой самшит
разве не видишь боли, сочащейся из меня –
стала она рекою, словами любви шумит
ручьи ее и притоки так звонко журчат тебе,
и превращаются в строки, что смог о тебе сложить.
А ты как будто не видишь, откуда течет река,
в воды ее глядишься, умыться в них так спешишь.
Единственное лишь счастье, доступное мне теперь –
когда ты во мне отражаешься, я знаю, зачем я жив.
Прости
Бетта
Волосы твои – реки, улыбка – татуировка, как у моей войны,
крылья чаек – запястья, дождь – голос – как у моей войны,
Я тебя встретил случайно, вдруг поразился, увидев:
вокруг пальцев ластится дым сигаретный как у моей войны.
У тебя что-то во взгляде – и кошка, и василиск,
когда, моргнув, укусила им, понял – как у моей войны.
В лицо твое я смотрел и как в зеркале видел бой,
обжигающе-жаркий и настоящий, как у моей войны.
Взяла бы с собой меня, если бы был я цел,
ведь солдаты тебе нужны точно такие, как у моей войны.
И врагу мы бы оставили только воронки и гамма-лучи,
автограф на теле планеты как у моей войны.
Но ты прошла меня мимо, зная – главная у тебя
особенность: «в живых никто не останется», как у моей войны.
***
Изобилие удивительных приключений – кратчайший путь к вратам Ада.
Рыжий говорит, у него голяк, позвонит, как срастется.
Я сижу, жду Вадяна – вытатуировывать на груди твое имя,
и пишу эти стихи, потому что это единственное что остается
когда идешь за кем-то вроде твоего призрака прочь из пекла,
надеясь, что это дебильное создание не затупит и не обернется.
Mul’t’lock
тебе снилось, что я улыбался, мне снилось, ты не спала.
созвонимся, если сойдем с ума?
в такой компании глупо сходить на нет –
я перекрашу волосы, твои глаза поменяют цвет.
выбери мне имя и что выбрать тебе,
я не в своей тарелке, ты не в своем уме,
у меня в голове опилки*, в сердце твоем фолк-рок**
если замолкнешь, я закроюсь на мультилок.
я пока ухожу под воду, ты выходишь на взлет,
береги себя, а то кто же меня спасет?
не волнуйся только, я тут как всегда – пусть –
со мной ничего не случится, пока я тебе снюсь.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Иван Кожин: Газели. Сборник стихов.
Стихи о любви, сочетающие в себе элементы средневековой восточной поэзии и современного рока. Местами очень удачно, местами притянуто за уши.
04.02.11 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|