игорь богуш: Закон парных случаев. Записки дежурного врача..
Для обычного человека, особенно больного и страдающего, врачи могут казаться высшими существами - ведь они держат в руках его жизнь.
А они обыкновенные люди. И больного, кажущегося безнадёжным, спасают не из абстрактного гуманизма, а из вполне понятного профессионального азарта: "А вот не умрёт!" И на отдыхе "отрываются по полной". А сделав ошибку, стараются её скрыть - тоже вполне понятная человеческая слабость. Только последствия такой слабости оказываются уж слишком серьёзны...
Записки и рассказы врачей о врачах всегда привлекали читателей, будь это Булгаков, Амосов или Юрий Крелин.
Рассказы (или записки?) Игоря Богуша по-настоящему драматичны. Например, история скотника Коровина кажется фантастикой - но степень фантастичности пусть оценивают медики, а мы, простые люди, поверим. На память приходят слова Шаламова, что человек стал царём природы из-за своей феноменальной живучести...
Хочется поздравить автора с успехом. Только, на мой взгляд, он напрасно смешал в одном сборнике сюжеты из разных периодов своей жизни - два "студенческих" рассказа не очень-то сочетаются с четырьмя "врачебными". Лучше было бы сделать две отдельные публикации.
Редактор отдела прозы,
Елена Мокрушина
|
Закон парных случаев. Записки дежурного врача.
2011Скотник Коровин. |Профессор Марков. |Закон парных случаев. |Корпоративный пикник. |Картошка, Крым и акушерство. |Немецкий метод.
Скотник Коровин.
Профессор Марков.
Закон парных случаев.
Корпоративный пикник.
Всю жаркую июльскую неделю несколько врачей и медсестёр больницы с нетерпением ждали субботы. В четверг один из наших докторов, специалист ультразвуковой диагностики Игорь Кабаев, отметил свой тридцатилетний юбилей и решил по этому поводу организовать для коллег выезд на природу. На речном «трамвайчике», теплоходе «Москва» работал капитаном его знакомый. Он должен был отвезти нас утром на один из живописных волжских островов, а вечером привезти обратно. Другой постоянный наш пациент, главный мясник местного рынка, ещё в пятницу приготовил мясо для шашлыков. Были сделаны и остальные необходимые закупки.
Приехав утром в субботу на речной причал и пройдя по трапу на «Москву» мы увидели расстроенное лицо капитана Петровича, руки которого по локоть были испачканы в машинном масле.
- Беда у меня, мужики. Помпа вчера полетела. Ничего сделать не могу, часа полтора уже мучаюсь, придётся на капремонт вставать. Простите, так Вас подвёл!
- Ну, что же делать…
Особенно жалко было видеть расстроенные лица медсестёр. Для них, сутками не выходящих из больницы, это была действительно редкая возможность хоть на денёк вырваться из душного города.
Я стоял на пирсе, курил и думал. Можно позвать всех ко мне на дачу, расположенную на берегу волжской протоки. Там и купаться и загорать можно, и шашлыки есть где приготовить, места для всех хватит. Было только одно «но»: один из врачей диагностического отделения, Вячеслав Андреевич Шадорин, был очень уж непредсказуем после приёма алкоголя. В последний больничный праздник у него совсем «крыша съехала», несколько человек с трудом смогли его успокоить. Сегодня суббота, все мои соседи по даче приехали на свои участки вместе с детьми, не хотелось бы мне никаких проблем…
- Народ, слушайте, как мы поступим. Если все обещают вести себя прилично, я многозначительно посмотрел на Славу, остальные тоже сразу повернулись в его сторону, давайте поедем ко мне на дачу, не пропадать же мясу теперь.
- Спасибо, спасибо, Игорь Васильевич. Всё будет хорошо, мы специально будем следить за ним, чтобы не перебрал лишнего.
- Ну, поехали тогда.
Потребовалось сделать по два рейса, чтобы перевезти всю толпу с речного причала. Соседи сначала косились неодобрительно, никто не рад шумной ораве на соседней даче в выходной день, но увидев хорошо известные в городе лица, успокоились, стали вежливо улыбаться.
- Это все врачи наши к Игорю приехали. Нужно будет при возможности поговорить с Шадориным, попроситься на приём к нему, это самый лучший в городе врач-эндоскопист, к нему за три месяца записываются.
Накануне вечером я восстановил пролёт упавшего забора. Молоток, ножовка и гвозди - редкие гости в моих руках, честно говоря. Нечасто приходится держать что-то кроме ручки и медицинских инструментов. Основной мой молоток – ларингоскоп. Тем больше гордости у меня было за свой труд. Ровный ряд нового штакетника, длиной метров пять-шесть, выделялся на фоне старой изгороди. Я несколько раз хвалился перед медсёстрами.
- Это я сам вчера сделал, никто не помогал мне!
Половина дня прошла. Два или три раза ходили купаться на речку, большая часть запасов мяса и напитков была уже «реализована», компания, как это всегда бывает, разделилась на группы по интересам. Приближался вечер.
Наверное, никто сейчас не сможет уже вспомнить, с чего всё началось. Да это и не важно совсем. Повернувшись в сторону бани, я увидел, что Шадорин и Рустамов, один из моих врачей реанимации, держат друг друга за шеи руками. В небольшой пьяной стычке между спорящими мужиками, конечно же, нет ничего особенного. Рустамов – человек, абсолютно адекватный, неконфликтный совершенно, уж не знаю, что могло его завести. Подойдя и расталкивая их в разные стороны, я случайно встретился взглядом со Славой, и по нехорошему, совершенно безумному выражению его лица сразу понял, что «приехали» мы с нашим медицинским пикником, нужно срочно сворачивать вечеринку.
Я видел, как он спокойно взял в руки полупустую бутылку Мартини и пошёл с ней к бане.
- Может быть успокоился?
Но что-то подсказывало мне, что глаз с него лучше не спускать. На душе у меня было тревожно. Я снова посмотрел на Славу и увидел, как он с размаха бьёт бутылкой об угол бани. В руках у мало что соображающего человека сразу же оказалось страшное оружие – «розочка»! Дальше всё происходило, как в замедленном кинофильме. В несколько прыжков он оказался рядом с Рустамовым и замахнулся розочкой на него. В этот момент возникла пауза, на несколько секунд он замер с поднятой вверх рукой. Этого времени мне хватило, чтобы подскочить с боку и нанести ему удар в ухо. Уже падая, он всё-таки умудрился «чиркнуть» Рустамова по ноге в области колена. В лицо мне брызнул фонтан артериальной крови, коленный сустав у врача был наполовину вскрыт… Раздались истеричные визги медсестёр. Убедившись, что Вячеслав Андреевич лежит на земле и не шевелится, я побежал за ремнём, чтобы перетянуть коллеге ногу выше раны, остановить кровотечение. Затягивая попавшуюся под руки верёвку, увидел, как уже очнувшийся и вставший Шадорин выламывает кол из отремонтированного мной вчера забора… Это было слишком! От вида разломанной изгороди, помутился уже мой нетрезвый разум. Выбив у Славы из рук доску и снова сбив его ударом с ног, я прыгнул сверху и, схватил его сзади за голову, собираясь одним движением свернуть эндоскописту шею… В последнюю секунду трагедию предотвратили набросившиеся уже на меня сзади и визжащие медсёстры, которые поняли, что я хочу сделать. Придя в себя, я ужаснулся тому, что могло только что случиться*. А поднявшись с земли, увидел, что около бани ожесточённо дерутся между собой ещё два хирурга… Потом выяснилось, что один из них приревновал другого к операционной сестре…
Буквально через десять- пятнадцать минут я выгнал всех с дачи и остался один со своей подружкой. Все соседи попрятались по домам и не выходили из них. Половина площадки для шашлыков рядом с баней была залита кровью. Вокруг валялись разбитые бутылки, сломанные доски, окровавленные бинты. А в ушах всё ещё стоял крик и визг десятка человек.
*Пять лет спустя пьяный Шадорин позвал к себе домой для компании двух каких-то наркоманов с улицы. Убив его ударами молотка по голове, они украли из квартиры неработающий DVD-плейер и утюг…
Картошка, Крым и акушерство.
Студенческий колхоз, «картошка»… Когда в 1986 году я подавал документы в медицинский институт, был такой конкурс, что поступившими счастливчиками даже отъезд на сельхозработы воспринимался, как праздник. Ни одна «профессорская» дочка и не думала отлынивать от всеобщей обязанности.
- Конечно, обязательно поезжай! Там познакомишься со всеми одногруппниками, а где же ещё…
И я, как дурак, поехал…
Колхоз, а точнее, совхоз назывался «Коммунар», а деревня, рядом с которой он был расположен –Елховка… Условия были чудовищные. Фанерные бараки без отопления, холодная вода 15 минут утром из бойлера и 15 минут вечером. Про еду даже говорить не хочу. Уже на второй день я достал из сумки все свои медицинские справки. Начальник лагеря, огромный, добродушный и доверчивый преподаватель нормальной анатомии внимательно прочитал их.
- Зачем же ты в институт поступал? Тебе инвалидность нужно оформлять с такими болезнями. Не знаю даже куда тебя определить! Будешь в «хозвзводе» числиться, а работу для тебя я позже подыщу. Впрочем, вот что. Будешь дежурным по КПП у нас. Утром открывать ворота, когда автобусы с детьми на поля уезжают, а вечером закрывать. А самое главное, родителей на территорию лагеря не пускать, чтобы они по баракам не шастали, сам понимаешь, хвалиться здесь нечем особенно.
- Да, с этим я справлюсь.
Но даже при таких несложных обязанностях меня хватило ровно на две недели. Как остальные абитуриенты выдержали там полтора месяца, мне до сих пор удивительно. Советские студенты! В городе нужно было явиться к декану.
- Молодо-ой челове-ек, там девочки в «Коммунаре» картошку таскают, а Вы, здоровый лоб, в городе прячетесь по-предательски. Нужно Вас исключать из института.
- Как это, исключать? У меня справки есть официальные с печатями, болею я.
- Знаю я болезнь эту, «отсутствие совести» называется.
«Да пошёл, ты – думаю про себя – езжай сам туда, грязь на поле месить! Меня не загонишь обратно, говори хоть что».
- Придётся Вам встать сегодня же на учёт в «штабе трудовых дел», Вас направят на работу в городе, в больницу или общежитие институтское какое-нибудь.
- Хорошо, в «штаб» ваш встану на учёт, но в Елховку не поеду больше, мне по состоянию здоровья нельзя.
Сразу же вспомнилось: «На воинский учёт встану, а воевать не пойду…».
В штабе меня определили в общежитие №1, «тюрьму». Не удивляйтесь, это самая настоящая бывшая Самарская губернская тюрьма, точная архитектурная копия питерских «крестов», между прочим. Там до сих пор расположено одно из общежитий и многие кафедры. Внутри как были раньше, так и остались кованые железные лестницы, решётки и перекрытия над этажами. Думаю, что это одно из самых, если не самое интересное здание в Самаре, просто это ещё не все знают. Стены по метру толщиной, полумрак, в одной из комнат – музей, камера, в которой сидел Куйбышев. А подвалы! Это нужно видеть, словами не описать. Меня определили в помощники к вечернему коменданту «тюрьмы» Константину, лысому мужику лет 35-и. Как я узнал позже, он десятый (!) год учится на «стомате». С утра у него в «камере» уже стояли две 3-х литровые банки свежего пива. По его рассказу, в правдивости которого я не сомневаюсь, он как-то давно, прямо в общежитской комнате, используя ржавую компактную бормашину с ножным приводом, поставил две пломбы пивнику с ближайшей пивнушки на ул. Маяковского. Пломбы благополучно выпали через пару дней, а пивник, по старой памяти, до сих пор наливал ему каждое утро две банки неразбавленного водой пива. «Ну, здесь я и три месяца работать могу!» - подумал я. Однажды, зайдя утром в комнату к Косте, я увидел его, уставившегося в одну точку, сидящим на кровати. Банки с пивом стояли рядом нетронутые.
- Костян, что с тобой?
Он как-то странно посмотрел на меня.
- Пошли на трамваях кататься.
- Да пошли, мне всё равно, лишь бы не работать.
Как я понимаю теперь, это был самый обыкновенный острый алкогольный психоз после длительного запоя, «белая горячка». Но тогда я и подумать об этом не мог. Прямо на входе в «тюрьму» мы сели в первый попавшийся трамвай и поехали. Через метров сто Константин, открыв под потолком трамвая щиток, нажал какую-то кнопку. Задние двери открылись, и Костя на полном ходу, на повороте Верхней Полевой улицы, вышел из вагона, прокричав не мне лично, а, как я понял, всем, кто был в трамвае: «Пока, я в Пензу!»
В заднее окно вагона я видел, как Константин по инерции пробежал метров пятнадцать и упёрся руками в забор ТТУ (трамвайно-троллейбусного управления). Больше я его никогда не видел и решил, что парню просто надоело так долго изучать стоматологию, и он действительно уехал к себе домой, в Пензу.
На втором курсе я вообще не поехал ни в какой колхоз, и не встал ни на какой учёт. И ничего, живой до сих пор.
Также и на третьем курсе - как только узнал, что наших на месяц опять отправляют на картошку, улетел с друзьями в Ялту.
В Куйбышеве была почти зима, в аэропорту «Курумоч» в воздухе летали «белые мухи», мы ёжились в тёплых свитерах и куртках, ожидая вагончики до самолёта. После взлёта, под неодобрительными взглядами стюардесс, используя аэрофлотовские пластиковые плошки, распили две бутылки портвейна «777» и, спустя ещё час, вышли на трап в крымской столице. «Температура воздуха в аэропорту города Симферополя + 30 градусов». В лицо пахнуло зноем.
На такси, через перевал, долетели до знаменитой здравницы. В Ялте, у автовокзала толпились бабушки.
- Ребята, комнаты, квартиры у моря.
- Знаем мы ваше «у моря», потом будешь по два часа на автобусе трястись.
- Нет, я правду говорю, две минуты от моря, ул. Морская, у церкви.
Огромная, метров тридцать, комната с балконом в красивейшем, увитым лианами дореволюционном здании. На углу дома табличка: «В этом доме жила такая-то, здесь бывали Чехов, Шаляпин, Ермолова и ещё фамилий пять в списке. Мы переглянулись.
- Это нам подходит, возьмите сразу за месяц.
Трое из четверых моих друзей были старше на семь-восемь лет и, в отличие от меня, студента, работали «начальниками средней руки» на большом нефтеперерабатывающем заводе. По моим меркам, зарплаты у них были просто «космические»! Мы каждый день ужинали в ресторанах, ни в чём себе не отказывали, а количество денег у них даже не уменьшалось. Загорать ездили в Ливадию, там было меньше народу. Однажды зашли на набережной в погребок «Коллекционные шампанские и марочные вина Массандры. Три-четыре пустых столика, при тамошних ценниках на бутылках, там и не могло никого быть. И расположен магазинчик-кафе у самого моря. Это было то, что нужно, других мест мы больше не искали. Три недели пролетели как один день.
Однажды двое из наших пришли с горящими глазами.
- Мы с такими девчонками познакомились! Хотите посмотреть?
Я взглянул на них один раз
- Это валютные проститутки… Питерские.
- Ну, зачем ты так, девчонки действительно из Ленинграда и валюты у них полно (…), сегодня в «Берёзке» «PALL MALL» купили нам (сигареты в то время продавались по талонам). Третья подружка с тобой познакомиться хочет… А почему ты сказал так про них?
- Потому что на московских они не похожи – бледные, худые и одеты стильно и дорого, но неярко. Точно вам говорю, кто это, а живут они где в Ленинграде? В «Прибалтийской»? Ну, если хотите, считайте, что это обычные студентки, живущие в «Прибалтийской» и с полными карманами баксов…
- У них марки немецкие и шведские кроны.
- Да какая разница. И третью подружку я видел, она вообще бледная, как мел, у неё СПИД, наверное.
- Кто у неё спит?
- СПИД, болезнь такая есть, профессиональная у них, не лечится пока. Вирус. А мы с западными немцами вчера познакомились, студенты, изучают у себя в Германии технологию виноделия, ясно? Специалисты. Сегодня вечером у нас в погребке встречаемся с ними, практику будем совместную проходить. Вот там мне, действительно, нравится рыжая одна, Ева зовут. Мне вообще нравится очень, когда девушка по-немецки говорит… Но два Ганса не отходят от неё вообще, караулят. Сегодня обещал ей наш дом «музейный» показать.
- Они с ней пойдут…
- Посмотрим. Ну, ладно, встретимся, как всегда.
Три недели пролетели, как один день. Прямо на пляже стояли междугородные телефоны-автоматы по 15 копеек. Держа в руке полную кружку с пивом, я набрал код Куйбышева и домашний телефон своего одногруппника Валеры Рюмина, хотел спросить у его родителей, что там слышно про наших «колхозников». Трубку взял сам Валера.
- Привет, друган, ты что это дома, заболел, что ли в деревне?
- Да ты что, нас же на третий день вернули из колхоза, мы учимся уже месяц почти, цикл по акушерству кончается, три дня осталось. Что делать-то будешь теперь?
Катастрофа.
- Игорь, ты что, дома, что ли случилось что-то?
- Случилось. Наши учатся уже месяц, я акушерство всё пропустил. У нас в «меде» три-четыре пропуска, это уже проблема, «отработать» трудно, а целый цикл – вообще нереально! Отдохнул я в Ялте….
-Ладно, дружище, не гони, может обойдётся ещё как-нибудь.
- Да как? Поеду я авиабилеты на завтра менять.
Захожу в класс, чёрный как негр, белый халат и шапочка ещё сильнее оттеняют загар. Все уставились.
- Вы кто?
- Богуш.
- А где же Вы были целый месяц?
- Болел.
Вся группа смеётся.
- Да уж… И вид у Вас больной какой-то… Ну, не знаю я, а что Вы пришли теперь, сегодня последнее занятие. Если только по палатам Вас поводить, рожениц попугать, которые не могут родить никак, это им сразу поможет… Ладно, давайте прощаться. Не забудьте - дежурство всем надо отдежурить в роддоме. Сегодня кто придёт? Я сама дежурю. Записываю… Рюмин и… Богуш? А Богушу-то зачем? А, Вы с Рюминым друзья? Понятно. Ну, приходите к шести часам, не забудьте вторую обувь и поужинать себе возьмите что-нибудь, здесь Вас никто не будет кормить.
- Что будем до шести делать, Валер?
- Поехали в «треугольник», в кино сходим пока.
- Давай.
Заходим в ординаторскую, время 17.50.
- Где Вы ходите? У нас третьи роды подряд тяжёлые, ничего не успеваем, рук не хватает. Алла Александровна уже два раза про Вас спрашивала. Переодевайтесь быстро и бегом в родзал.
- Рюмин, Вы что так долго? Иди сюда, дави на живот здесь, помогай ей, пусть через каждыю минуту отдыхает, дышит. Богуш, бери иглодержатель, заряжай шёлк, садись на стул к креслу, шей, я смотрела, там на 5, 7 и 11 часах разрывы глубокие.
- Вы что, я не умею, не шил никогда.
- Я тоже когда-то первый раз начинала, сейчас быстро научишься! Бери, заряжай и шей через все слои, узлы-то умеешь вязать?
- Не знаю, не пробовал пока.
- Давай не тормози, ты куда? за каким новокаином? А, ты же весь цикл пропустил! Рюмин, объясни ему: когда ребёнок проходит по родовым путям, он прижимает крупные нервные стволы к костям таза, и наступает естественное обезболивание минут на пятнадцать-двадцать. Понял, сколько времени у тебя, чтобы всю её заштопать? Шей, не бойся, она не чувствует ничего пока, и сразу бегом к другому креслу, там внутри – на 2-х и 9-и часах, а снаружи сам увидишь. Я в соседний зал, а потом на «Кесарево» пойду, Вы здесь за старших.
К утру мы сменили по три халата, все мокрые, выжатые как лимон - тринадцать родов за ночь, когда обычно двое-трое в сутки!
- Идите, кофе попейте, акушерки нальют, молодцы, справились. Без Вас мы бы не знаю, что делали.
- Алла Александровна, может быть, разрешите мне с другой группой какой-нибудь отрабатывать, пропуски во вторую смену. Ну, что же мне, «академ» брать?
Взгляд Аллы Александровны застыл на поверхности горячего кофе. Не смотря в мою сторону:
- Где твоя зачётка? Давай, выучишь всё к экзамену, не подведи меня, смотри.
Беру из её рук свой документ, читаю: «акушерство и гинекология», фамилия, «зачёт», дата, подпись. Чернила сохнут…
Вот это да, чудеса!
Немецкий метод.
Больница, где я работаю, как и многие другие, раньше была ведомственной. Медико-санитарная часть (МСЧ), как её называли, принадлежала крупнейшему в Европе нефтеперерабатывающему заводу. Работники НПЗ и члены их семей и сейчас составляют большинство наших пациентов. «По старой памяти», завод иногда спонсирует приобретение дорогого импортного оборудования и обучение врачей.
Недавно из Германии вернулся хирург-травматолог Тимофеев. Он был в длительной командировке, изучал инновационный немецкий метод остеосинтеза. Уже через день после операции больные со сложными переломами могут самостоятельно ходить, а пройдя короткий восстановительный курс, становятся полностью трудоспособными. Для провинции, где раньше такие пациенты долгие месяцы были прикованы к постели, это настоящий прорыв. Завод оплатил также покупку всей необходимой техники, инструментов и запас расходных материалов.
Тимофеев - врач высшей квалификации и амбициозный, в положительном смысле, хирург. В сложных внутрибольничных взаимоотношениях он всегда стоял несколько особняком. Друзей среди коллег никогда не имел, а большинство докторов относились к нему, мягко говоря, без симпатии. Я всегда списывал это частично на обычную людскую зависть, а частично на непростой характер самого врача.
Первые операции были трудными, долгими и кровавыми. У хирургов не всегда получалось так, как нужно. Конечно, это объяснимо отсутствием опыта и бывает при внедрении любой новой технологии. Несмотря на трудности, через полтора-два месяца лечение было поставлено на поток.
С самого начала было известно, что операции эти не будут бесплатными. Тимофеев говорил так: «Пусть работодатели оплачивают лечение своих сотрудников. Они быстро вернутся к работе, а мы сможем приобретать расходные материалы и оперировать пациентов, которые не могут заплатить». Хирурги у нас давно уже освоили платные эндоскопические вмешательства. Система была отработана, все, участвующие в процессе, включая анестезиологов и анестезисток, получали за свою работу небольшой, но стабильный процент. Хоть какая-то прибавка к мизерной зарплате.
Время шло, мои врачи работали бесплатно. Зная, что операции выполняются за деньги, коллеги начали роптать. Наркозы были тяжёлыми, длились по два-три часа, сопровождались большой кровопотерей. Надеясь, что Тимофеев, когда у него «дойдут руки», сам решит эту проблему, я ждал ещё несколько недель. Случайно увидев счёт, выписанный для оплаты, «ахнул» – почти миллион рублей! Прошло ещё две недели, но ничего не менялось. И вот наступил момент, когда откладывать непростой разговор дальше было уже невозможно.
- Палыч, зайди ко мне, нужно поговорить.
- Слушаю.
- Давай обсудим ситуацию с оплатой анестезиологам.
Доктор, взглянув на часы, направился к выходу.
- Сейчас у меня нет времени. Начмед к себе вызвала, а мне ещё в перевязочн…
- Ничего, мы не долго.
Я спиной прислонился к двери ординаторской.
Поняв, что разговора не избежать, Михаил Павлович сел на краешек кресла.
- Игорь Васильевич, тут дело в том, что деньги напрямую перечисляются немцам, на счёт AG. На них закупаются расходные наборы. Один шуруп из специальной инертной стали стоит 95 дойчмарок… Если делать оплату на счёт больницы, там ничего не останется.
- Это твои проблемы. Мне нужно, чтобы анестезиолог, дающий наркоз на платной операции, получал за это деньги. Я не собираюсь заставлять своих врачей работать бесплатно, когда им известно, что за операцию заплачено. Давай, решай этот вопрос, или останешься без анестезиологического пособия.
- Ты не понял, я эти деньги не в карман себе беру, они идут на счёт AG, чтобы опл…
- Я понял, что мы с тобой на разных языках разговариваем. Я видел план на неделю, у тебя две операции, во вторник и четверг. Можешь отменять их, чтобы люди не ждали.
- Да я главному пожалуюсь, тебя заставят, это же заявленные плановые операции, вы обяз…
- Сам знаешь, если анестезиологу нужно, повод для отмены операции он всегда найдёт, а главный… да он если узнает, какие деньги мимо больницы проходят, в Гамбург кто-то другой учиться поедет.
Вот и поговорили. Понимаю, что оба по-своему правы. У каждого своя правда. Но понимаю и то, что если оставить всё, как есть, анестезиологи так и будут работать бесплатно на платных операциях. Так тоже быть не должно. Тимофеев – человек упрямый, если я хочу получить результат, нужно уже сегодня отменить операции, и всё. Иначе его не пробьёшь. Ладно, завтра схожу сам, человек ведь настроился уже, но больше не будет ему наркозов.
Нужно посмотреть больного, идущего на завтрашнюю операцию. Захожу в палату. Называю фамилию. Молодой парень лет тридцати. Жена и две дочки-погодки, лет шести-семи, пришли папу навестить.
- Какие принцессы к папе в гости пришли! Как зовут-то вас?
- Меня Маруся.
- А меня Тоня.
- Красавицы! Послезавтра придёте, а папа уже ходить будет потихоньку. А через неделю гулять с вами пойдёт.
Задаю стандартные вопросы.
- Лекарства все переносишь? Болезни есть серьёзные? На ночь много не ешь, а утром ничего не пей даже. Вечером таблетки дадут, чтобы лучше спал. Чувствовать не будешь ничего, проснёшься уже после операции, не волнуйся.
Ещё пару минут любуюсь на дочек.
- Ну, до свидания, Тоня и Маруся, растите большие.
Жена переживает больше обычного.
- Доктор, а наркоз опасный? Мне можно с ним после операции посидеть. Пустят завтра сюда?
- Конечно, пустят. Всё будет хорошо.
- Спасибо, извините, а сколько Вам лет, доктор
- Двадцать шесть, а что?
- Ничего, молодой совем.
Выхожу из палаты уже с другими мыслями. Если бы не этот современный метод, человек с таким сложным переломом бедра, как у этого парня, полгода был бы к кровати прикован, в лучшем случае. А теперь он, действительно, через неделю уже гулять с дочками сможет! Как же мне поступить? Завтра, после наркоза посоветуюсь со своими и решу окончательно.
Первая половина операции проходит спокойно. Тимофеев и два ассистента, завотделением Базарин и травматолог Буряк, склонились над раной. Время от времени громко включается специальный компрессорный привод, заворачиваются шурупы, проводятся спицы. Труд травматолога похож на работу слесаря – отвёртки, гвозди, болты-шурупы. Главное, как можно лучше сопоставить обломки костей, скрепить их между собой. К сожалению, при этом иногда забывают про самого больного. И как крайнее проявление такого отношения – ситуация, когда человек уже умер на столе, а хирург всё подгоняет обломки, шурупы заворачивает, не оттащишь его никак, увлёкся… Приходилось и такое видеть. «Пик-пик» - в такт сердечным сокращениям пикает монитор. «Пик-пик-пик…» - сердце забилось чаще.
- Марина, четыре фентанила, диазепама - два, ардуана - два миллиграмма.
- Игорь Васильевич, давление низкое.
- У вас там что с кровопотерей?
- Как всегда. Грамм шестьсот-семьсот всё вместе.
К сожалению, не могу поверить на слово. Чувствую по суете над раной, скрывают что-то от меня…
- Марина, ещё две банки физраствора. Плазма согрелась? Все три пакета неси.
«Пик-пик-пик-пик», запищал сигнал пульсоксиметра, значит, кровь к тканям приносит мало кислорода, значит, самой крови мало. И сразу следом завыл кардиомонитор – давление низкое. В чём же дело? Глубина наркоза достаточная, у меня всё в порядке, значит, всё-таки, задели какой-то сосуд. Больше нет причины. Рану закрыли от меня со всех сторон, перешли на шёпот. За годы выучил всех врачей, с которыми приходится работать в операционной. Вот в соседнем хирургическом отделении всегда спокойная обстановка, никогда не прячутся, понимают, что мы - одна команда. Чуть что: «Игорь Васильевич, артерию задели, грамм триста-четыреста уже, смотрите там…» А с этими трудно очень, никогда сразу не признаются. Приходится узнавать самому.
- Отойдите от стола.
Расступаются, считаю салфетки под столом, в тазу. Всё сходится, не понятно мне.
- Так что с кровью у вас?
Молчат.
- Сколько крови?
- Ну, литр. Не больше.
Опять склонились над раной. Нет, от литра не упадёт так давление, я же «лью» в него достаточно. Что-то здесь не так…
- Игорь Васильевич, давление не поднимается.
Да в чём же дело?
- Плазму поставила? Оба пакета струйно, катетер давай, сунем справа под ключицу. Ещё плазмы четыре размораживай, позвони – эритроцитов три, нет, тоже четыре пакета сюда, быстро.
Вспоминаю, что уже полчаса не включался компрессор. Значит, последние тридцать минут они не cвоей операцией заняты, а чем-то ещё. Чем? Да попытками остановить сильное кровотечение, чем же ещё! В месте, где они копаются, есть только один крупный сосуд – a.poplitea, подколенная артерия, если её повредить, и сразу же не найти и остановить кровотечение – беда! Сколько не вливай в больного, всё через неё будет выливаться.
Давление прибор не «слышит»…
-- Марина, давай-ка плазму в обе магистрали сразу, кровь определили? Ставь. Слушайте, друзья, вы там, наверное, poplitea е-нули? Что же я больного «налить» никак не могу?
- Да нет.
Неуверенно как-то говорит. Боковым зрением вижу, как санитарка потихоньку вынимает из-под стола полный таз и несёт его куда-то из операционной, иду за ней. Подходит к большому баку в коридоре, открывает крышку… Мама дорогая! Да только там салфеток литра на полтора-два крови, не меньше! И в операционной ещё полтора… Всё! Незаметный вынос салфеток - это Базарин, его «приём» трусливый. Потом ещё обязательно скажет: «наркозная смерть». Но остальные-то двое тоже молчали. Будь на месте одно из них любой другой из четырёх оставшихся врачей отделения, обязательно «маякнул» бы мне пораньше… А я бы заставил их ногу перетянуть и налил бы его, успел. Всё «бы»!
- Отойдите все от стола. Что же вы так со мной? Ну, повредили сосуд, зачем прятаться-то? Наложи жгут выше, вызови по «санавиации» сосудистого хирурга.
Это я уже зря… Конечно, когда тебе самому в лицо пульсирующим фонтаном «хлещет» из артерии, а ты знаешь, что после семи-восьми таких струек давление у больного упадёт до критического, трудно размышлять спокойно. В ране кровь всё заливает, ничего не видно. Осушение салфеткой помогает ровно на две секунды. Вот иди и найди там сократившийся сосуд, если умный такой… Со стороны-то всегда видней. На самом деле, от такого осложнения не застрахован ни один, самый лучший хирург. Меня злит сейчас это стремление скрывать до последнего. Но уже пять лет почти работаю с ними, должен был и это предусмотреть! Как же я из операционной выйду, там же жена стоит, ждёт. Ещё про возраст спросила меня вчера. Нет уж, вот это он пусть сам…
На мониторе – прямая линия.
- Марина, преднизолон и глюкозу повтори, адреналина и норадреналина – по одному.
Знаю, не поможет уже ничего. Непрямой массаж три минуты, пять – нет результата. И не будет, кровопотеря несовместима с жизнью, сосуды пустые. Все трое стоят в ряд, прислонившись спинами к стенке, руки в окровавленных перчатках крест-накрест перед грудью, молчат.
- Да опускайте руки уже… Сколько вы её искали?
- Минут двадцать-тридцать.
Ага, двадцать… Смотрю по таймеру, когда последний раз включался копрессор, вот через минуту-другую после этого они и «хлопнули» артерию. Нахожу в меню «последнее включение» - считаю, час сорок назад! В одну вену струёй льётся плазма, в другую – частыми каплями, кровь. Но что толку, если всё это выливалось под коленом.
Перед глазами две дочки.
- Меня Маруся.
- А меня Тоня.
Эх, нужно было вчера отменить все операции, хотел ведь. Не прощу себе…
В "записках" все имен и фамилии, кроме имени автора, изменены.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
игорь богуш: Закон парных случаев. Записки дежурного врача.. Репортаж.
Записки врача - жанр неувядающий. Рассказы Игоря Богуша драматичны и по-настоящему интересны.
13.03.11 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|