***
Господи, сохрани от худа и от добра...
Если она глупа, храни от самой себя,
Если она слаба, храни ее от беды,
Если она ничья, храни от ночной тоски.
Руки твои сильны, дорога ее крива.
Господи, взял бы ты ее на руки, а?
Или взял бы уж за руку, сказал «иди»,
И следил бы, легки ли ее шаги.
Господи, я верный твой страж и пес,
И если ты можешь хранить от слез,
От девичьей дури, от старых сук,
Я, буду, Господи – верный друг.
немного зависти
Если честно, то у них такие друзья, что меня просто дрожь берет
Если Питер, то хризантемы, если отпуск, то в самолет
Если плохо кому-то, то на шкафу припрятан коньяк,
Если умер кто-то, они собираются и кричат.
Если честно, у них такие стихи, что прыжок с моста
Это так, ерунда, игра, никакой боязни, всё чепуха,
Все вообще фигня, кроме этих строк, что летят
И пробивают насквозь, и где-то внутри кровят.
А еще у них бесконечные города, если вид из окна
То всенепременно Сена, балтийский залив, Нева,
А когда зима, то все поезда имеют радар тепла,
Чтобы никакая метель никогда их не догнала.
Господи, дай им еще счастья, воздуха, молока.
И закрой за ними границы, чтобы не пускать их сюда.
Никогда.
***
Гарри, мои зубы болят от скуки,
Мое горло сожжёно перцовым виски,
Знал бы ты, как тухло тут и как склизко
Забрал бы, сплевывая на ходу. Муки,
Не то, чтобы адовы, но вполне достало
Они ходят по краешку своего причала,
Гундосят под нос: «ах, если б ты знала».
Я б не знала их вовсе, но вот пристало
Как дерьмо к правому ботинку, и что
С этим делать? Послать? Но образно
Говоря, в голову приходит только ружье.
А я не умею целиться после седьмого. Гарри,
Если ты все еще где-то есть, скажи этой швали,
Чтобы они отстали. Думали, прежде чем говорили.
А лучше, Гарри, сделай меня шулером в тире.
…и закончим на этом.
увеличивать расстояние
Все, что мне теперь нужно: увеличивать расстояние,
Колошматить землю, чтобы она язвилась океанами,
Чтобы мысль моя до тебя сквозь океаны не добралась,
Чтобы она стала осколком камня, достоянием расставания,
Чтобы ты мне не снилась даже во сне, а я к тебе не рвалась,
Чтобы мертвые оставались мертвыми, рассеченными медианами.
Все, что мне теперь нужно: не уметь ни плавать, ни прозревать.
Я хочу дом, в нем по углам не ссать, не блевать, не рыдать,
Никаких твоих образов в красных углах, твоего имени на подоконниках.
Я хочу совершенной свободы, мне не за что воевать, незачем мухлевать.
Я хочу видеть такие сны, о которых ни слова в сонниках, в разговорниках,
В переводчиках с тебя на меня. Чтобы никто не мог меня больше взрастить или закопать.
Я хочу наконец-то тебя не знать, не встречать никогда, никогда не звать,
Чтобы поисковики прекратили тебя поминать, вдевая меня в слова.
Я хочу, чтобы ты ушла, чтобы та я, что была, твоим именем спину не иссекла.
Чтобы той меня вообще не существовало, и я не знала, как ты умеешь плакать или стонать,
Как ты истекаешь гранатом, иссыхаешь морем, как делаешься, остра как стрела.
Я не буду знать тебя никогда.
время (не) лечит
Время не лечит, оно никогда не имело целебных бальзамов,
не умело варить настои, дым от которых студит шершавые раны,
сводит порезы, скрытые корочкой крови.
Время болезненно блекло, имеет корни драконьи, суть не меняя
Оно остается мифическим духом, побочным эффектом существованья,
Оно никого не любит, всех подводя под старость.
Время не лечит, но учит копать могилы всем, кому были милы мы,
Под чьим дыханьем мы распадались на атомы, кого прятали
В дальнем кармашке, но не согрели.
Все, кто сгорели, истлели кадрами воспоминаний, скрыты в земле,
которую мы знаем на вкус, которая как уксус, как брус,
настигающий темечко во влажном сумраке.
Время делает нас неспособными к подвигам, покуда в этих могилах
Гниют вперемешку гвозди и кости, покуда мы обживаемся на погосте,
Считаем шаги от этой до той любви.
А надо, наверное, сказать: Господи, забери, Божемой, оживи
Всех их вон в той дали, докуда ни мне, ни времени не дойти.