Ранняя весна
Весенний воздух молодым вином
во мне играет – чем ему не тара
душа? И мысль о том, что ты не гном,
в каком-то смысле (в этом и в ином),
быть Гулливером не даёт швейцару,
стоящему у входа в казино,
где жизнь – игра. В ней ставятся на кон
на боль и радость купленные фишки.
Вращается рулетка – молоко
в стакане циферблата взбили, иш как,
шальные стрелки! Хрупким кулаком
ударил проигравшийся мальчишка
о безразличный монолит стола –
но юность вечно хочет отыграться.
Горят костры – вокруг снегов зола
сереет – столько жизни в этом танце!
Кого б плясать с собой ни позвала
весна – его достоин плеск оваций.
Монетой солнца платит март за то,
что, как извозчик, я его дождался –
На нём небес потёртое пальто
распахнуто, лучей атласный галстук
длиннее с каждой новой высотой –
он навевает сердцу ритмы вальса,
фокстрота, рок-н-ролла… Город жив –
как часто по зиме внушал, что умер,
не выдержав столь многих и больших
пробоин в населённом нами трюме.
Он вновь бежит (пока скрывая швы)
въезд разрешить Венере и Фортуне.
А ведь вчера ещё февраль стенал –
о нём напомнят нам сосулек стелы.
Вновь Купидон готовит арсенал,
всегда пренебрегая огнестрелом.
Кипит, клокочет ранняя весна,
срываясь с уст любого менестреля.
В темноте
Тёмная кошка в комнате тёмной
Если и есть, то для глаз её нет –
Будто вся чёрная краска газет,
Бросив собой делать письменным бред,
Как чернозём, ожидающий зёрна,
Стала пространством – включите же свет!
Пальцы блуждают по голой стене,
Короток шаг в опасеньях споткнуться.
Я как вампир, что без тени. Конфуций,
Ты заряжал афоризмами штуцер –
Пуля шальная досталась и мне.
Был ли ты здесь? Не вертится блюдце…
Так же и в космосе дух одинок.
Тьма беспредельна для разума в силу
Глаз бесполезности. Свет погасили –
Где же границы теперь и мерило?
В бездну поверил – помчал со всех ног –
Вот и стена – хорошо, что не вилы.
Мне бы огня – вспышку яркую, луч.
Чтоб хоть на миг уловить очертанья
Комнаты этой…Извечная тайна
Чаще всего – слепота. Впрочем…Странно –
Не по тому ли свет в мыслях живуч,
Что темноту так и не исчерпал я.
Терапия
Мерцает город светом мутных ламп.
Мальтийский крест на дверце неотложки.
Свой Орден чтит усталый эскулап.
Жизнь так хрупка – прости же этот ляп
Создателю и пей микстуру с ложки.
За окнами привычней снег, чем мох –
Изъян ли это местоположенья
Страны, при смене флагов и эпох,
Так любящей всех ставить на горох –
Как будто в каждом чует возглас «Шельма!»?
Не ведая конечного пути,
Но зная мир как край непостоянства
Собой являешь ветер во плоти –
Вращаешь флюгер – он у птиц в чести,
Когда в покое ты, что так не часто.
Летят сквозь сеть посланья в никуда
Как выдохи зимой в морозный воздух –
На том конце рвут наши провода
Когда читают «нет», где ищут «да»,
Предоставляя тишине подмостки.
Мерцает город – тусклая свеча
В подсвечнике потёртых норм и правил.
Раз голова сегодня горяча -
Себя, по наставлению врача,
Пои фармацевтической отравой
Собою надо враз переболеть,
А после этим городом, Вселенной,
Из домыслов нам слепленной на треть,
Чтоб в час, когда диагноз будет: «Смерть»
Принять вердикт здоровым совершенно.
Сны
На атомных станциях снова транслируют Баха.
Бегут к мегаполисам реки с искрящимся дном.
Скребут самописцы бумагу кривыми когтями.
Вальсирует век.
Ты голову вновь на подушку кладёшь как на плаху,
На сотой странице закрылся, упав на пол, том,
Наполненный злыми, но всё же чужими страстями –
Спи, спи, человек.
А счётчики будут нести к бесконечности числа,
А рыбы смотреть на аквариум с той стороны.
Ты больше не слышишь, как просятся в гости деревья,
Ветвями стучась.
За окнами снег – значит утром на улице чисто
Должно быть. Нам кажется мир этот старым, но сны
Покроют густым опереньем скелет его древний
В полуночный час.
Юность
Неровности круга
Тысячу раз проходя по аллее туда и обратно,
Каждое небо темней предыдущего ровно настолько,
Сколько за круг пало звёзд, возвеличив тем вид на осколки,
Вид на обрывки страниц и речей, на чернильные пятна.
Жил у реки, отражался в воде, памятуя, что дважды
Смертным в неё не войти – хоть с рекою живёшь по соседству.
В ночь голосил, и луна над землёю, с придворным кокетством,
Сильно бледнела и делала вид, что ей жутко и страшно.
Маленький мальчик слагал закорючки неряшливых литер
В тонкой тетради, грызя кончик ручки – ты, думаю, помнишь.
Верил он в то, что ты водишь ракеты до Марса всего лишь –
Ты же в реале, недавно ещё, представлял Марсом Питер.
Гулкие люди под сводами – долгое эхо друг друга –
Так обозначила нас в этом мире далёкая песня.
Лёд на реке, где ты жил, вопреки всем прогнозам не треснул –
Что-то всегда намекает уму на неровности круга.