Алексей Сомов: Олл инклюзив.
Когда слышишь словосочетание "маленький город", на ум очень часто приходят следующие ассоциации: долгие, бессмысленные, совершенно пустые дни, порой - полное отсутствие какого-либо действия. Пожалуй, ничего подобного нельзя сказать о подборке Алексея Сомова, которую вы видите перед глазами. Герои трёх рассказов, живущие именно в таком маленьком городке, крутящемся вокруг железнодорожных путей и дешёвых магазинов, всегда в гуще каких-то событий. Причём события эти происходят «внутри» персонажей: терзания о том, каково ощущать себя убийцей лучшего друга, разрастающаяся ненависть к назойливым клиентам заштатного салона мобильной связи, вечные попытки выскочить из безнадёги в крохотное окошко «аськи»… Словом, многогранный набор «осколков» из жизни современного российского города N. «Олл инклюзив» - название подобрано вполне удачно (хоть я, честно признаться, не люблю англицизмов).
После прочтения этих рассказов я так и не смог найти чёткого ответа на вопрос: как удаётся автору рассказывать о «чернухе» так, чтобы это вызывало не отвращение, а сопереживание и даже какую-то ностальгию?
Редактор отдела поэзии,
Родион Вереск
|
Олл инклюзив
2011Человек, который истратил мир |Олл инклюзив |Мобильные телефоны и аксессуары
Человек, который истратил мир
Когда я о нем думаю, у меня возникает странное двоящееся чувство, будто я знал его как себя самого, при этом ровным счетом ничего о нем не зная. И внешность у П. была соответствующая, как бы всеобщая и ничья. Из таких вот блеклых глаз и утиных носов, сплющенных залысых лбов состоит, кажется, чуть не любая очередь в любом казенном месте. Зато такие не примелькиваются, и фоторобота толком не составишь, что П. было очень кстати.
И уже не вспомню, когда у нас завязались деловые отношения – до его отсидки или после. Во всяком случае, что-то про него я уже слышал в этом городе, где все спят под одним шевелящимся одеялом, в жаркой надышанной мгле.
***
А отношения были вот какие.
В начале 90-х П. непостижным (с его репутацией – непостижным вдвойне) образом вписался в свежесозданную молодежную структуру при мэрии. И стал на молодежные деньги издавать газету для слепых.
Слепых в … действительно почему-то было очень много. Существовал даже целый район, город в городе, маленький незрячий Ватикан, где все было так и немножечко не так, где вдоль тротуаров тянулись металлические канареечные поручни, а светофоры пели ангельскими голосами – по тем временам это считалось большой редкостью. Держась за поручни или ощупывая асфальт нервными тросточками, по улицам медленно шли люди с темно-красными провалами вместо глаз, как будто несли в себе запечатанную тайну. Мне они всегда казались служителями какого-то неведомого сумеречного культа. Когда-то для них строили дома улучшенной планировки, на которые теперь зарились другие люди, и вот у этих-то со зрением все было в порядке и даже сверх того, и потому говорить о слепых вслух, вообще упоминать об их существовании вдруг сделалось как бы неприличным.
***
Но что в П. удивляло больше всего – его способность влезть с каким угодно бредовым проектом куда угодно без мыла. Впрочем, он никуда особо и не лез, а жил-проживал свою-не свою здешнюю жизнь, будто срок мотал, поплевывая на шепотки и косые взгляды сокамерников. Перспектива очнуться с проломленным черепом и вбитой в зад плохо оструганной палкой не страшила его из-за нехватки воображения. Вообще не думаю, чтобы он был очень умен. Зато его незлобное упрямство обезоруживало людей с тугими, только-только отпущенными брюшками, вчерашних спортсменов и председателей пионерских дружин. Вселяясь в кабинеты с высокими потолками и кафельными каминами, они очень быстро, как бы по наследству, из воздуха усваивали знание о том, что у них должны просить, и главное, как – и на первых порах при малейшем отклонении от сценария терялись, прямо с лица спадали.
А в П., ко всему, еще сидела, будто бриллиант в тесте, безуминка самой что ни на есть чистейшей воды, тех же спортсменов бессознательно пугавшая.
***
Один такой деятель, с бараньим взором, равномерно, от кончиков ушей до костяшек на кулаках поросший плотным рыжим пушком, сказал:
- Вот, газета. А у вас, значит, творческое объединение. Хотите напечататься? П. прямо кипятком ссыт, как услышал про вас.
Творческое объединение называлось «Общество охраны животных инстинктов» – очень смело и оригинально, как нам тогда казалось. Вообще-то мы собирались играть панк, но бараньеглазый пока лишь обещал достать инструменты и помещение, все обещал и обещал, так что через месяц-другой мы без особых проблем нашли все, что было нужно, по объявлению и за смешные деньги.
Поскольку, как и в случае с мифической аппаратурой, газета сама шла в руки, мы поломались только для вида.
***
С П. мы познакомились в тот же вечер на репетиции дружественной группы в душном и пыльном актовом зальчике врачебно-физкультурного диспансера. Понятно, во что довольно скоро превратилась репетиция, как все подобные репетиции в подобных зальчиках с наглядной агитацией по стенам (ультралиловая алкоголическая печень, марсианские легкие курильщика). Было выпито сколько-то мадеры, оставлявшей ржавый налет на зубах, и сломано сколько-то стульев.
Пил мой новый знакомец артистически, но несколько отстраненно – как бы всегда на расстоянии вытянутой руки, правда вот мнилось, что пальцев на этой руке куда больше, чем следует.
***
В газете «Третий глаз», действительно имевшей в соучредителях Всероссийское общество слепых и действительно печатавшейся шрифтом Брайля (для этого на молодежные деньги была закуплена специальная хитроумная техника) «Обществу охраны животных инстинктов» отвели полосу, которую я заполнил на три четверти стихами и прозой собственного изготовления.
Стихи и проза в основном создавались тут же, на коленке. Речь там шла, как сейчас помню, все о каких-то грустных суставчатых монстрах в разрушенных городах да лабиринтах из зеркал. Ни один материал не был подписан – это входило в концепцию издания.
Заглавный материал назывался простенько и со вкусом: «Мы пришли истратить мир» и представлял собой что-то вроде автоинтервью – любопытный Никто вопрошал словоохотливого Некто. П., прочитав рукопись, удовлетворенно хмыкнул.
Газетка, ясное дело, погибла негромкой, но мучительной смертью на третьем номере, и о проблемах слепых с тех пор не вспоминали даже сами слепые.
***
Бараньеглазый чего-то еще суетился, организовывал нашей группе концерты то в фойе кинотеатра, то в предбаннике дискотеки, потом его долго и нудно вычищали из молодежных структур, а он снова заводился в них, как рыжая плесень. Потом кто-то ушел воевать, а кто-то даже вернулся относительно живым, и сам я, кажется, пропадал и находился, смердел во гробе, потом вставал и шел куда-то, и много еще было интересных и не очень событий за сравнительно небольшой срок, и П. выпал из моего поля зрения, я только слышал о его новых проектах, все крепче отдававших безуминкой.
***
Вот тогда, наверное, его и посадили. В главной городской газете появилась гневная, но малоубедительная во всем, что касалось фактов статья (под невразумительным псевдонимом), заголовок обыгрывал насмешливое прозвище П., и тут-то выяснилось, как обычно, что все знают всё, причем давно и в мельчайших подробностях.
Остается загадкой, знали ли это «всё» несчастные родители, с восторгом записывавшие своих красавиц-дочерей в кружок «Модельное фото» при Дворце культуры ВОС «Радуга». Суд был закрытым; девочки, живые или мертвые, не найдены до сих пор; что именно инкриминировалось П., окутано пеленой мерзковатой тайны, как черным тюлем.
***
А он вдруг вернулся, словно вышел из стены, и зашнырял по улицам с тем же потертым, никогда не открывавшимся на людях портфельчиком. Можно было предположить, что там, где он был, ему пришлось очень несладко, но внешне на нем это никак не отразилось. Город ужаснулся его равнодушию к собственной участи – и отвернулся, как от Каина. Сколько б ни шептались под разноцветными кухонными абажурами, не нашлось доброхота, который не на словах, а на деле поквитался бы с ним за пропавших детей, и постепенно вся эта история отошла в легендарную тень.
***
Ходили слухи, что неврачного мужчину среднего возраста видели душными летними вечерами на набережной. Мужчина якобы пытался разговориться с неумело раскрашенными малолетками, угощал их пивом, делал какие-то неясные предложения и т. д. Никто не мог внятно описать его наружность, а заявлений от потерпевших не поступало.
Скоро П. уже издавал деловой журнал, а надпись на бетонном заборе «В … снимают детское порно» примелькалась, потом исчезла под слоем других бессмысленных граффити.
***
Последний раз я видел П. в новом, сверкающем бесчисленными зеркальными поверхностями офисе «Нуль-телекома», он оформлял подключение к интернету. Теперь он заведовал рекламным агентством. Портфель, впрочем, был все тот же – и мне впервые стало интересно, что он там таскал все эти годы, но было уже поздно.
- Мне журналисты нужны, – сказал он, глядя немножко исподлобья (и как бы очень издалека) блеклыми глазками, в которых ничего не отражалось. – Позвони, как надумаешь.
Я взял визитку, но так и не позвонил никогда. Олл инклюзив
Мобильные телефоны и аксессуары
Лиса (с ударением на первый слог) работала продавцом-консультантом в салоне «Мобильные телефоны и аксессуары». При этом не было на свете человека, ненавидевшего мобильную связь больше, чем она. За все время нашего знакомства я так и не узнал ее номера, а когда кто-нибудь из ее сверстников преувеличенно-небрежно доставал из кармана новенькую плоскую игрушку, Лиса принималась сверлить взглядом дырку между его бровей.
Профессиональная деформация психики – дело обычное, но случай Лисы был сложнее. У меня есть основания думать, что она и работу такую выбрала исключительно назло себе, как делала почти все.
***
Вообще она была, что называется, девочка с тараканами в голове. В первую же встречу сообщила, будто отвечая на вопрос в анкете:
- Хочу стать мразью. Им легче живется.
Я вежливо посмеялся, думая, что она набивает себе цену, как многие девочки в ее возрасте, и сказал, что шансов стать мразью у нее немного. Лиса посмотрела сумрачно, и у меня возникло чувство, будто мы говорим на разных языках.
***
Да, значит, номера ее телефона я не знал, мы общались по аське, по аське же договаривались о встречах. Этих встреч было ровным счетом четыре за два с половиной года. Жить в одном городе и болтать дни напролет, не отрываясь от экрана ноутбука или коммуникатора – дело, в сущности, тоже обычное.
Наверное, Лисе так было удобно. Я представлял себе, как она, сидя за легоньким пластиковым столиком и улыбаясь клиенту, вбивает в окошко чата НЕНАВИЖУНЕНАВИЖУНЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУЭТИХСКОТОВ, пока клиент пялится на ее ноги. Если клиенту удавалось выманить ее из-за столика к витрине, где доверчиво вставали на цыпочки разноцветные аппаратики, Лиса тихонько бесилась от злости. Можно было задать вопрос, на кой черт ей вообще все это сдалось, но здесь надо было знать Лису.
Подозреваю, впрочем, что я ее так и не узнал толком.
***
Хотя знал и имена всех ее любовников (выдуманных или настоящих), и какую она музыку любит (конечно же, Раммштайн и прочие мясницкие поделки), и об ее отношениях с родителями и взрослым сводным братом (все очень непросто). Один раз мы даже серьезно поссорились – я приревновал ее к неизвестному Вениамину, которого она якобы собиралась увести у лучшей подруги. Лиса оскорбилась – по ее словам, ревновать следовало к подруге, с которой она уже месяц находилась в нежной связи, а Вениамина хотела просто устранить.
В результате мы наговорили друг дружке кучу обидных вещей и произвели взаимный расфренд во всех социальных сетях. А потом долго, кружными путями, друг о дружке наводили справки – что пишет в своем блоге? может, скучает? Мне было и смешно, и досадно: Лисины наблюдения меня порой здорово развлекали.
Когда мы помирились (не помню, кто сделал первый шаг), выяснилось, что и она сожалела о нашей ссоре.
***
Наверное, окошечко аськи было для Лисы отдушиной в ее тихом аду. Иначе, как ад, вернее, его местный филиал, дежурно-радушный, кондиционированный и раскрашенный в корпоративные цвета, она свою работу не описывала. Ад был населен разнообразными дьяволами, каждый из которых стремился усугубить и по возможности продлить Лисины страдания. Как ни посмеивалась Лиса над собой (будто спохватываясь), как бы жирно, порой излишне жирно ни подчеркивала комическую сторону происходящего – из этих зарисовок, набранных капслоком, глядело ее настоящее лицо, искаженное нешуточным отвращением.
В отместку мы придумывали дьяволам персональные преисподние, где, в свою очередь, им предстояли вечные муки сообразно причиненному Лисе ущербу.
Была, например, одна пустоголовая баба, которой приспичило купить бюджетную Нокию в рассрочку за пять минут до закрытия. За это ей суждено было оказаться в аду Стеклянных Дверей – баба все опаздывала куда-то, а двери закрывались перед ее носом, а баба скребла по стеклу обламывающимися ногтями и выла.
Православный священник, навещавший салон как будто специально для того, чтобы вынимать Лисе душу бесконечными переговорами с невидимыми женой и тещей (по двум разным мобильникам, И КУДА ТЕБЕ ЖИРНОБРЮХИЙ ТРЕТЬЯ ТРУБА В ЖОПУ ЕЕ ЗАСУНЕШЬ РАЗВЕ?), удостоился вовсе непотребной послесмертной участи.
***
На нашей последней встрече настояла она, чем сильно удивила – обычно мне приходилось долго уговаривать ее «подышать полчасика». Еще удивительнее было то, что от Лисы пахло водкой. К спиртному, по ее словам, она была равнодушна с тех пор, как ее пытались подпоить одноклассники, из-за чего она на какое-то время ослепла. Якобы потом врачи нашли у нее индивидуальную непереносимость алкоголя.
- Дома случилась большая радость, – скороговоркой пояснила она. – Папа-мама купили задешево свиную тушу.
Это тоже могло быть одной из ее метафор неприязни к миру, где покупка стольких-то килограммов мертвечины служила поводом для семейного праздника.
Но я видел, что дело не в унижении (взаправдашнем или мнимом), которое она пережила, сидя за одним столом со сводным братом, угрюмым угреватым обормотом, и глотая тепловатую дрянь с душным привкусом. Она еще что-то сказала злое и ироничное – о липкой клеенке в химических цветочках, о том, как отвратительно-медленно наливается отцовский загривок темной кровью, и примолкла. Покурила, повздыхала и начала (другим, от курева, что ли, севшим голосом) совсем другую историю.
***
В тот день в «Мобильные телефоны и аксессуары» пришел человек, едва держащийся на ногах. От него густо разило сложносочиненным перегаром, а под мышкой он нес черненького щенка.
- В сахарны уста его целовал, гад, – содрогаясь, говорила Лиса, и в этом месте ей здорово не хватало привычного капслока.
Слюнявя щенку морду и беспрерывно ухмыляясь, человек зачем-то представился и поведал, что хочет — совершенно неважно, впрочем, какую там модель телефона он себе облюбовал, потому что тут подоспел охранник.
А вечером, ставя магазин на сигнализацию, Лиса услышала странные звуки, «ну вот как старинные трубки эти попискивали». Звуки шли из подвального окна, на три четверти заложенного кирпичом.
- Ты представляешь, он его туда сунул и ушел, просто ушел. Ублюдок.
- Он же сказал, как его зовут, можно пробить адрес.
- А толку? Отопрется. А если и нет, завтра пойдет и еще кому-нибудь подбросит.
Лиса опять замолчала, и я мог угадать, о чем она сейчас думает. Конечно, никто не разрешит ей взять щенка домой (это при условии, что его вообще удастся извлечь из подвала). И как это, в сущности, ужасно, в двадцать один год жить с родителями. И этот прыщавый, с его совсем не родственным жирным блеском в тесно поставленных глазах. Может быть, завтра… позвонить подруге… нет, лучше этой… вообще, узнать, может быть, есть специальный приют… и все это ужасно и непоправимо.
Чтобы отвлечь ее, я начал издеваться над нелепой фамилией ублюдка – было в ней что-то от деревенского гламура и порванной уздечки. Я придумывал ему особо изощренную загробную пытку. Я сказал, что его ад будет заполнен черными кусачими щенками. Или нет, лучше пусть в его кишках поселится черный щенок и день за днем выедает его изнутри.
Лиса слушала меня невнимательно, простилась сухо.
***
На другой день, войдя в аську, я поинтересовался, как там щенок. Лиса ответила сразу, как если бы только этого вопроса и ждала: МОЛЧИТ ЗНАЧИТ СДОХ – и закрыла окно диалога, будто навсегда закрыла окно в свою сумрачную, так мной ни черта и не понятую жизнь, куда больше не достучаться и не дозвониться – номер ее мобильника я так и не узнал. Еще какое-то время значок в виде цветка напротив ее имени в списке контактов был зеленым, потом побурел и вовсе выцвел, обратился в пепельную тень.
И я бы вовсе выкинул Лису из головы, если бы не один мой приятель, фельдшер реанимации, любитель травить разные страшные и смешные байки.
- Вызов от соседей, приезжаем, а там вся квартира завалена говном, а этот бегает на четвереньках и лает по-собачьи. Фамилия еще такая мудацкая, запомнилась. Гламузденко, вот. Соседи говорят – три дня лаял и выл, на стены лез. Ну, я им и говорю, не наш профиль, звоните в дурку…
Мы посмеялись, и я почему-то снова подумал о профессиональных деформациях психики.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Алексей Сомов: Олл инклюзив. Сборник рассказов.
Многогранный набор «осколков» из жизни современного российского города N. У кого-то вызовет сопереживание, а у кого-то, может, и ностальгию
13.05.11 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|