То, что пройдено
То, что пройдено, нет, да коснётся рукой
Нежилого плеча (где ж ты, ангел?).
Открывается дверь сильным нервным рывком.
Обернуться, когда впереди широко
Мир представлен – вред гордой осанке.
Вёрст у времени нет, впрочем как и минут –
Это мы упростили с ним связи.
Мысль, что всё быстротечно – извечный наш кнут.
Нам порою об этом слова намекнут,
Принесённые кем-то с Парнаса.
Ну а там, за спиной – это ж прежние мы.
В чём теперь есть различье и сходство?
Что обресть удалось и чего лишены?
В непролазных лесах воют лешие – сны
Нам явились мытарств отголоском.
То, что пройдено стало фундаментом грёз,
Багажом на кричащем перроне.
Тем, чего избежать не сумел и всерьёз
Изучается впредь на наличие слёз
У себя самого на приёме.
Жизнь – раскидистый ясень в нескучном саду.
В гуще веток и небо как клетка.
В кроне птицы галдят и имеют в виду
И тебя, и меня, и на заднем ряду
Отстранённых повесу с кокеткой.
Обернись хоть на пару минут, хоть на миг
Чтоб сличить со следами те звёзды,
По которым идёшь ты сейчас сквозь ледник.
Тот ли рядом с тобою теперь проводник
Или он был куда выше ростом?
Обычный человек
Ты – обычный человек, и в обыденности этой
Любишь в зеркало смотреть, гордо кепи водрузив.
Вертишь общим типажом – русский муж по всем приметам –
С грязью объездных дорог и с дубьём в большой связи.
Всё в тебе от этих туч, в вышине надувших щёки.
В череде пустых страстей ты – сюжетов исполин.
Ты венчаешь каждый день с грустью зим свои пороки,
Льёшь столичную в стакан, не найдя где аспирин.
От суровости своей получаешь дивиденды,
В виде образа врага на обратной стороне.
Смотришь в урну новостей и в подобные моменты,
Безнадёжный, веришь в шанс стать хоть кем-то на войне.
Ты – обычный человек. Быть как все – простой критерий,
Позволяющий легко по теченью тихо плыть.
Неосознанность икон, отнеся к вопросам веры,
Головы пустой орех расколол о мрамор плит.
Непохожего на всё, чем кипит твоя гордыня,
Чья причина не ясна, ты к позорному столбу
Тащишь волоком, боясь из толпы топорщить имя,
Хоть оно уже давно голосит клеймом на лбу.
Нарисованы лубком Пушкин, Лермонтов и Тютчев –
Монолит бетонных книг как Великая Стена
Соотносит мир за ней, с тем, что мог бы быть и лучше.
Блеск империй ярче солнц лишь в былые времена.
Ты – сварливый мой сосед. Я знаком с тобою с детства.
Но ведь помнишь, нам тобой сделан был воздушный змей?
Почему же ты теперь месишь про другое тесто,
Возле двери у звонка крупно написав «НЕ СМЕЙ!»?
Прочерки
Кровельным железом пахнут крыши.
Солнце – перепутья светофор.
Снова красный. Украдёт неслышно
Свет у нас, нечутких, вечер-вор.
Всё в движенье глаз левосторонне.
Сбивчив час в секундной толчее.
Стебля мысли срез кривой, неровный
Плачет соком – капли на плече.
Кто-то тенью встал в дверном проёме
Чуть померкла между рам слюда.
И кабак беспечным палиндромом
Прочитался враз туда-сюда
Спят на полках мёртвые поэты,
Дав на рюмку золото строки.
Всё как прежде. В графах для ответов
Прочерки и длинные гудки…
Пилигрим
До каждой Палестины пилигрим
Лишь меч доносит.
Зачнём куплет – душою воспарим,
Покуда босы,
Забыв какой у нас по счёту Рим,
Забыв про посох.
Полуденные люди роют ров,
Кладут брусчатку.
Клочок бумаги на хребте ветров
Похож на чайку.
Вид панорамы оживляет бровь
Вслед за сетчаткой.
Глубокий след драконьего хвоста
Проспектом назван.
И дворник верит – это неспроста –
Он чтит указы.
Порядок номеров, дойдя до ста,
Пленяет разум.
Везде огонь, а люди – мотыльки.
Бог – энтомолог.
Растут в особой книжице долги –
Их список долог.
Танцует пламя, варят котелки –
Как учит школа.
В руке пылает золотой дублон,
Как ключ, как свечка.
Здесь брату брат, но всё же клону клон –
И это вечно.
Наш мир всегда немного под уклон –
Катиться легче.
Для каждой Палестины пилигрим –
Беглец от мира.
И всё, о чём мы с вами говорим
Ему – секира.
Пустыня из песка наводит грим,
Но всё ж – пустырь нам.
Станция
Мы вышли все на станции одной
И как положено нездешним, озираясь,
На крепость пробовали местное вино
Но мыслью, что нам большее дано
У отбывающих в сердцах рождали зависть.
Они смотрели, зная наперёд,
Что те из нас, кто протрезветь сумеет,
Поймёт при чтенье слов наоборот
Свинцовый смысл, вливающийся в рот,
Восторженного танца Саломеи.
А всё же помнили, как веселы огни
Кричащих ламп в бессмысленной гирлянде.
Хотелось им быть лёгкими как мы,
Свод неба подпирая стопкой книг,
И сравнивая молодость с верандой.
А мы бежали – голубь, из-под ног
Вспорхнув, казался грёз апологетом.
Цвела природа – в том ли был подлог,
Что из цветов нам врученный венок
Терновым станет на исходе лета?
Но всё ж ничто не определено.
Пока обратный поезд задержали.
Мы все сошли на станции одной,
Где плиты – наших строк союзы «но»,
Будь Моисей, пошли бы на скрижали.
Два мира
Глаза зажмуришь – море,
Раздёрнешь шторы – птицы –
Газета поперхнётся железной стружкой слов.
И клич «Momento more!»
Вновь эхом повторится –
Так жизнь тебя вербует в число своих послов.
Ты фрезеруешь даты,
Выковываешь будни –
И всё в тебе от камня в гремящей мостовой.
А времена – кудлаты –
Им не завиться в кудри.
Жалеешь, что не можешь порой им крикнуть «Стой!».
Седеющий философ
Вином ласкает вены.
Он понял – невозможно объять безбрежный мир.
Он любит свет и воздух.
Он принял дар Вселенной.
Пусть Млечный Путь напомнит пролившийся кефир.
Ничто не повторится –
Но тезису не вторя.
Цветут и увядают, чтоб снова цвесть кусты.
Раздёрнешь шторы – птицы,
Глаза зажмуришь – море.
Распахнуты два мира и оба это – ты
Писать стихи
Писать стихи – пускать на невод жилы
С ячейкой, пропускающей ершей.
Иного голос – бестелесный и фальшивый
Застынет коркой ледяной в ковше,
Другого – нам напомнит, что мы живы,
Дань отдавая мастеру-Левше.
Писать стихи – как оживлять песчаник –
Удел немногих – в рифмах разве суть?
Вращай галактики в фарфоре ложкой чайной
И сахар форм добавить не забудь,
Чтоб горечью, возможно неслучайной,
Не обмануть вкус к слову чей-нибудь.
Писать стихи – попытка возвеличить
Людскую суть в пыли пустых страстей,
Вплести в банальный лексис гомон птичий,
Отдаться пламени, промёрзнув до костей,
Избрать из вредных, пагубных привычек –
Висеть, собой прибитым, на кресте.
Андрей Дмитриев: Пилигрим.