считалочка
Эн, ден, труакатр,
создавай симулякр.
(Под калиновым мостом
сидит гадина с хвостом.
Плюнет, дунет,
мiр придумает.)
Бах, бух, много букв
пишет смерть в свой фейсбук.
(Под малиновым кустом
сидит гадина с хвостом,
тополиный пух жрет,
всех на йух шлет,
шлет.)
Пиф-паф, пуля в пах,
свет скрипит на зубах.
(Умри,
замри,
вылезай из-под земли.
Эн, ден, труакатр,
мiр остался в дураках.)
из дневника Х.
1000к
знала как свет оранжев без кожи
видела в белой комнате черных кошек
сам не считал но не меньше тыщи
а она и в черную комнату вхожа кто б думал
а теперь дышит дышит дышит дышит
переставать не хочет
вот дура
*
видела рай без кислородных подушек
дверь за которой спит звероящер
зубы как гвозди ноздри как дула
а из ноздрей как из параши
дверь подопрем тяжелым стулом
выйдем пораньше
*
если уметь говорить по-птичьи
если взять соль и немножко спичек
хлеба и пять печеных картошек
можно пройти меж двух тайных точек
так и бывает то зной то стужа
хуже когда оранжевый зверь под кожей
хуже когда обои в цветочек
а в белой комнате свечки тушат
а в черной комнате свечки ярче
кто их там держит
да все те же
а она говорит все тише
дышит все реже
*
тысяча хищных тихих тощих
ходят кругами когти точат
в синие губы носами тычут
это бывает тоже
***
как пришел один саам
в эмпирический сиам
к морю синему депрессивному
у того ли у саама жила теща во самаре трехметровая умом тронутая
та ли теща сама кистеперая сова крылом шорохает глаза широкие
а как закинеца тареном те глаза как две тарелки
и сияют и горят в стопицотмильон карат
а нажреца циклодола обернется козодоем на три голоса поет мертвым спать не дает
надевали мертвецы костюмы новы и трусы
вышли во поле по рюмке хлопнули
да как почали насыпать себе в карманы небеса
бриллиантовые
нерелевантные
титановая
На Титане, ах, на Титане
будем плавать в жидком метане,
как лягушки в жирной сметане,
как глаза детей в формалине.
Там идут аммиачные ливни,
электрические цунами
на пути своем все сметают.
На Титане, ах, на Титане
анилиновые сугробы
круглый год световой не тают,
и приблудные погорельцы
примерзают к титановым рельсам,
сопли на кулачки мотают
и ругаются Божьей мамой.
Если ты задрот и ботаник,
если ты не силен в матане,
то придут и вынут из гроба
пластилиновые мутанты,
и отправят скоростью малой
догнивать всю смерть на Титане.
Да, придут и вынут из гроба,
как пришли за всеми за нами.
копальхем
Брат сказал: "Введи в дом козла,
выйди замуж за мясника.
А иначе нам не прожить никак,
хоть спиртом залей глаза.
Я всю зиму был черта трезвей и злей,
ставил кожаные силки.
Только белый мясной зверь,
и красный мясной зверь,
и прозрачный мясной зверь
обходил их,
хитер, ссыклив".
Я ему: "Тряпичная голова,
у зверей вся кровь голуба.
Из-под снега лезут страшные города,
как рога изо лба.
Дам тебе меховой колпак
и песок золотой в лотке.
Вот лежи теперь, колупай
дырку в ледяном потолке.
Чтоб от пяток и до локтей
стал прозрачней стекла.
И душа из этих мест налегке
потекла, жирна и сладка.
Чтоб текла в берегах изо льда
мягче вдовьего молока,
чтоб я стала вновь молода,
всегда была молода."
пейзаж на гобелене. Детали
Не двигаясь с места, бежать в пижаме
туда, где день прижался к земле и прижал уши*.
_______________________
*Скула пространства плохо пробрита,
топография счастья побита молью,
холмы карабкаются друг на друга,
цепляясь за круглые борцовские плечи,
в замедленной глиняной чехарде.
Деревья, высоко подобрав темные юбки,
идут гуськом по дну высохшего окоема.
(Странно и сладко было делить один воздух,
как скупую братскую чашу, со всем этим.)
Слыша тиканье невидимой бомбы,
понимаешь, что где-то над мглистым полем
набухают и дышат параллелепипеды.
Теперь словосочетанию "воздушная тревога"
подобран зрительный эквивалент.
И все равно неясно, что нам делать
с этими сверкающими объемами.
Десять миллиардов тонн патефонных иголок
вот-вот обрушатся на землю.
На треснувшей тарелке луга –
ребристый остов, скелет башни или ракеты,
не нами построенной, поваленной набок.
(Сюда я приду, когда придет время,
чтобы остаться здесь, впечататься в складки,
прижаться щекой к нищенской щетине перелеска,
раздутым вдовьим коленям ветел,
кривоватой ухмылке мелкой речки.)
Воздух, воя, устремляется вниз со страшной силой
и застывает
за сотую долю микрона до катастрофы
на сотую долю мгновенья,
и все это тянется слишком долго,
и все это тянется слишком долго.
Алексей Сомов: пейзаж на гобелене.