Лиене Ласма: Сверх проторенных дорожек.
Нет дорожек, наиболее проторенных, чем дорожки любви. Нет стихов, наиболее приторных, чем стихи о любви. И нет ничего лучше тех редких исключений, которые позволяют нам отвлечься и от привычной «химии», и от скучных «бытовых» зарисовок», и от стереотипа «Фи, опять про «это»!».
Несмотря на все-все-все вышеперечисленные, не менее проторено-приторные «фи», несмотря на то, что – в который раз – хочется говорить о «фирменном любовном настроении», замешанном на не менее фирменных латышско-русских диалогах, замечу, что, выражаясь языком попсово-опошленным, «каждый раз – как в первый раз». То бишь, в каждом своём новом сборнике Лиене Ласма открывает Америку, состоящую из «я» и «ты» впервые. Впервые – про выбор обращения «на ты» или «на Вы». Впервые – про это вечно-больное «Я знаю, что он обманул меня. Я подхожу». Впервые – про магию известных только двоим, и верным лишь для двоих, «детских» прозвищ. Впервые – про «неуставные» симпатии придирчивого критика к поэту, который всем хорош, если бы не писал. И много других «впервые», определяемых уже не древним и вечным языком надоевшего до тошноты и при этом такого ускользающе-неуловимого (тоже мне, «Джо») чувства, а диктуемых тем голосом, который тайком нашептывает авторам неожиданные, глубинные истины. Например, вот такие вот: «Настоящее — небо, прошлым несомое на руках, будущее — солнце, зажатое облачком в кулаке». Или такие: «но как сойдутся благостный Авалон и — белокурая яблоневая речка?»
Ряд всяческих «или» можно продолжать. Открывая свою Америку. Или Латвию. Или вообще абстрактную «любляндию». Или ничего не открывая. Просто пропитываясь абсолютно лишённой любой приторности атмосферой дуэлей берёз, разнеженных кошачьих парней, звёздных времён, опасно-теплого снега... И осмысливая – для себя-человека, не-читателя, – концовку лучшего (по моему скромному мнению) стиха подборки:
помимо одеяний белых,
шкатулочек, хранящих кольца, —
есть я и ты. и эта мелочь —
не в нашу пользу.
P.S. Но коньки всё равно прилагаются. «В нагрузку».
Редактор отдела поэзии,
Маргарита Ротко
|
Сверх проторенных дорожек
2011*** |*** |*** |*** |Серенада для Д. |*** |Баллада о поэте и критике
***
есть что-то кроме зимних стёкол,
в которые глядеть-не-видеть.
есть снег — большой, опасно-тёплый.
есть след: он выдаст.
есть — сверх проторенных дорожек
и звёзд, размытых облаками, —
я знаю, что. и, насторожен,
не окликаю.
помимо одеяний белых,
шкатулочек, хранящих кольца, —
есть я и ты. и эта мелочь —
не в нашу пользу. ***
Дело не в том, что был он — ландышево-белокож,
трогательно костляв, безбожно зеленоглаз-кудряв,
что напарывался на чужой кулак, а порой — на нож, —
и пил почти любую горящую дрянь.
Дело не в том, что мы ругались, мирились, дрались,
целовались, ходили на сторону, ходили играть в бильярд.
Что я не помню когдатошних наших лиц,
хотя все живы и, вроде, никто не стар.
Что я была ему Ёжик — хищный, коварный зверь,
а он мне — нежная рыбка, Щучик. И даже, в конце концов,
не в том, что «любовь с первого взгляда — всегда трансфер,
барышни, вглядитесь в своих отцов».
Дело в том, что я вижу, вижу его во сне.
Нет, не прежнюю жесть, не какую-то новую жуть.
«Я люблю тебя, — говорит, — подойди ко мне».
Я знаю, что он обманул меня. Я подхожу.
Потому что прошлое — неотъемлемо. Никем. Никак.
Потому что прошлое — незаменимо. Никак. Никем.
Настоящее — небо, прошлым несомое на руках,
будущее — солнце, зажатое облачком в кулаке. ***
Август беспечно нежится на диване.
Кошка следит тревожно за трясогузкой.
Я тебе по-латышски, ты мне по-русски.
Маковое смущенье, внезапное узнаванье...
Милый земеля, мы с тобой незнакомы —
разве что предки виделись на базаре.
Мы незнакомы... откуда, откуда, парень,
верное, древнее чувство: я тебя помню?
Мы же неразделимы, латгальский мальчик,
ровно озеро Лудза — и чистое небо...
...Как я хотела, чтоб ты на моей стороне был —
а получила любовь и коньки впридачу. ***
под конец зимы обострился слух.
а у ветра голос наутро сел.
обрастает дерево на углу
рукавицами — жалко, непарны все.
от карниза вниз — ледяна игла:
без тебя жары не удержит дом.
прилетит воронушка — хитрый глаз,
поклюёт из миски кошачий корм.
у берёз в лесу началась дуэль —
подступает к горлу слепая жаль.
мрачно ёжится секундантка-ель.
...приезжай. пожалуйста, приезжай. Серенада для Д.
Сегодня я верю: мне стоило утром проснуться,
я верю: не будет дефолта и революции,
болезней и злых соседей —
и время пройдёт — со мною и надо мною —
тенистое, озёрное и лесное —
и ты приедешь.
И ты приедешь — на отдых ли, по делам ли —
с транзитной визой, конечно, с транзитной визой,
я буду ждать автобуса у канала,
я сразу тебя увижу.
Я буду особенно толст и неловок, и красен —
ты скажешь «Здравствуйте» —
я выдавлю: «Здравствуй... те».
Я буду тебе тараторить
(глотая смешное «люблю тебя»)
про душ на автобусной станции, пункт обмена валюты,
про море — конечно, про море.
Ты скажешь мне: «Извините,
не надо так быстро, а то я теряю нити» —
и что-нибудь остроумное — мне на счастье,
чтоб я, наконец, перестал смущаться.
Тогда я немножечко осмелею —
и стану галантный, забавный и новый.
Я покажу тебе все положенные музеи
и Домский собор,
и церковь святого Петра,
и памятник нашей свободе, чтоб её,
а потом покажу свой район обшарпанный,
дом — деревянный, старый,
где лежит на крылечке шатком
полосатый кошачий парень,
подставляя солнцу изодранный тощий бок.
А потом — закончится день-с-тобой —
и время пойдёт — грозовое, а после — звёздное —
сквозь меня. ***
Прости, любимая, я — безнадёжный хам,
я — неуч, нахватавшийся по верхам
и ставший первым парнем — в своей деревне.
Не то чтобы я недостоин твоей любви,
но стыден себе — и с «ты» сбиваюсь на «Вы»,
и — падаю в детскую, глупую, злую ревность.
К твоим семинарам, студентам, профессорам,
истории всевозможных чудесных стран,
латыни, из коей помню «pinus sylvestris»*.
По местным меркам я — более чем хорош:
имею свой крепкий домик и честный грош.
Но мне — тебя называть своею невестой?
Казалось бы — РТУ**, а не ПТУ,
и чтó катать ментоловый страх во рту,
и ты сама всё знаешь — знаешь, конечно.
Прости, родная. Я — ещё то трепло,
но как сойдутся благостный Авалон
и — белокурая яблоневая речка?
--
* сосна обыкновенная
** Рижский технический университет Баллада о поэте и критике
Ивета сидит в редакции. Время — семь,
работа с восьми, но что-то её замного.
Ивета зла — босоножка натёрла ногу
и волос седой нашёлся в русой косе.
«Зато, — утешает себя, — мы ещё на плаву,
пускай немало сотрудников скушал кризис —
иные журналы взяли да и закрылись,
а я покамест работаю — значит, живу».
Ивета похожа на кроличьего сыча:
забавная пташка, покуда не вдарит клювом.
Засим горожане её уважают и любят —
ну, кроме тех, кто настырно права качал.
Да, кроме всех, рифмующих «es» и «mēs»*,
уверенных, что главное в прозе — духовность,
всех тех, для кого грамматика — свежая новость,
а критик — априори зловредный бес.
Без двадцати, без стука — влетает гость,
через губу здороваясь, нервно скалясь.
Всё, что Ивете ведомо про него, —
Седрик Янсон, студентик, никнейм «Скиталец».
Употребляет термины «боль» и «душа»,
встречается с дочкой мелкого торгаша,
в меру готичен, нуарен и всячески странен.
Если бы не писал — был бы чудо-парень.
Седрик шипит с порога: «Я всё учёл,
переписал стихи о погибшей Родине —
и вдохновился, и написал ещё —
и тут узнаю, что у вас на меня пародия!
Вы ненавидите авторов, травите, дразните —
вот и назвали рубрику «Пестни отказников»!»
Взгляд Иветы самонаводится на врага:
чуть приспущены веки, приподняты брови.
Седрик чуть ниже двухметрового потолка,
Ивета ему до подмышки — а кажется ростом вровень.
Ивета кричит о правилах посещения,
не слишком фильтрует речь, не лезет за словом в карман.
Выдохшись, завершает спич: «И вообще,
Седрик, вы — редкостный бездарь и графоман!»
Седрик потерянно шепчет: «Я уничтожен!» —
и рушится в кресло, обитое красной кожей,
и замирает, сложившись напополам.
Ивета смотрит, вертя головой по-птичьи —
и думает, что Седрик ей симпатичен,
и — можно же как-то помочь злосчастным стихам.
Ивете нравятся нежные, нервные лица,
пушок и румянец на юношеских щеках.
Поцеловать — а может, скогтить, вцепиться? —
она порой не может определиться,
боится — и льнёт, и дразнит сквозь этот страх.
Её любовь подобна мосту Такомы —
и каждый, кто не сразу сверзился вниз,
зовётся полупрезрительно «бывший знакомый»
(синоним к выражению «вечный должник»).
Сейчас она изысканно извинится,
ссылаясь на кризис, запарку, жару и рань.
Похвалит пару метафор — нащупает нужные нити,
и Седрик забудет, что он тут смертельно ранен.
А завтра у них начнётся такая пестня,
такой неприличный праздник,
безмозглое лето,
что, право слово, не больно-то интересно,
кто из двоих окажется вдруг — отказником,
кто будет постфактум критиком,
кто — поэтом.
--
*«я» и «мы» (латышск.)
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Лиене Ласма: Сверх проторенных дорожек. Сборник стихов.
"Любовь и коньки в придачу"
04.10.11 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|