Станислав Бельский: Сквозь тусклое стекло.
лучше войти в женщину
как придётся
чем искать место
для нормальной любви
среди лабиринтов
пастилы и сгущёнки
Если Вы подумали о том, что истинная Поэзия (если таковая существует) невозможно далека от такого бытового, если постесняться сказать «физиологического» способа изъяснения, то Вам – не сюда. Потому что в этой самой непритязательной, ничем не выдающейся выдержке из очередной порции лаконично-сдержанных верлибров Станислава Бельского, содержится «соль» подборки. Его лирический герой любит не женщину, а «волнистый город» с звездообразными бакалейщиками. Ищет комнату со своей-уже-не-своей женщиной – среди множества лошадей, галерей и реинкарнаций/пришествий Гете или кого-там-придётся. Сочиняет сюжетные ходы любви, ритмизирует уравнения на столе первой любви, апеллирует к издателям и словам, выполняет ещё ряд каких-то автоматически-литературных действий – и возвращается к самому себе: отстранённо-прохладному, обычно-прямолинейному и – при всём этом – наполненному. Наполненному фантазией, порождающей лужи с волчьим характером, «помесь крота и вия с камерными глазами» и нежных невидимых зверей. Наполненному сдерживаемым чувством настолько, что в его речи даже светофоры участвуют в странной, статично-ностальгично-брутальной эротике. Насыщенному даром объединять: водку – с небожительницей, гласные – с сосульками, узловатое настроение – с ажурным летом… И вот из этого прохладного, «воздержанного» умения рождаются тексты с привкусом любви и нелюбви, не впадающие ни в одну из крайностей – ни в грязь, ни в патоку. Тексты, которые пахнут жизнью. Наполнившись, надышавшись этими текстами мы приходим к последнему, «добросовестному чтению...» – и если читали действительно добросовестно, то и сами начинаем видеть картинки очевидного, ощутимого, перелистывание кладов, колыхание факелов безымянных духов, а затем – какие-то свои, уже собственные видения, ощущения, ассоциации на тему тепла, холода, сюжетов, любви, пуха…
Редактор отдела поэзии,
Маргарита Ротко
|
Ты перебираешь мужчин...
Ты
перебираешь мужчин,
как чётки,
обнимаешься
с сопливым англичанином,
хочешь,
чтобы я ревновал.
Это смешно,
как твой вздёрнутый носик
и жиденькие косички.
Я люблю не тебя,
а этот волнистый город,
где звездообразные бакалейщики
бьют меня наотмашь по лицу.
Выброшусь с площадки
на верхушке ратуши,
буду кружиться,
как подстреленная птица,
между одутловатых епископов
и задумчивых Христов
с мозолистыми руками.
В этом доме...
Блюз
Снег с дождём.
Ничего не изменится,
даже если я
закрою глаза
и представлю, что тискаю
самую первую девочку.
Достань водку
из холодильника,
моя помятая небожительница.
Пусть печень
лопнет
и просыплется на город
хрустальными строчками,
пусть музыка
повиснет в комнате,
как чугунная батарея
(на такой сейчас сушатся
твои пёстрые чулки).
Будем бить
друг друга подушками,
ругаться по-немецки,
а потом сольёмся в одно
пыхтящее немолодое тело,
источающее кислый запах
в ритме блюз.
Несомненны только...
Несомненны только
аптечная улыбка препода
и компакт-диск насаженный
на согнутый палец
далее до горизонта
святая простота
молочная неизвестность
ими я и торгую
Прежде всего
июньская пушинка
щекочущая в горле
узловатое настроение
вызванное
безответственным воздержанием
затем ажурное лето
с выпирающими
как лопатки грозами
и дежурные отмазки
не послужившие причиной
ни одному сдобному тексту
Я даже не знаю каллиграфии
и тем более - не верю
хитиновым поездам
всё равно этот пух не летит...
всё равно этот пух не летит
а в руках застревает
жёлтыми копейками
тусклыми ласками
вязкой клинописью
ностальгии
молочное освещение и нега
запутавшихся в тумане
вельмож
торжественно шагающих
по промышленным пустыням
срывающих на ходу
мясистые стебли
(двойная досада
лучше войти в женщину
как придётся
чем искать место
для нормальной любви
среди лабиринтов
пастилы и сгущёнки)
придумывается первый сюжетный ход...
придумывается первый сюжетный ход
опрокидывающий навзничь реальность
какая-нибудь гнилая лужа
с бездонным волчьим характером
затем несколько случайных встреч
уточняющих позицию автора
диалоги прописаны вкривь и вкось
лишь бы не зияли рваные дыры
сразу после этого финал
с голыми девушками и фанфарами
все несут ветки олив
и швыряют в издателей
лавровыми венками
последний кадр
мой товарищ селимов
почему-то со спины и кверху ногами
(непреклонная воля режиссёра)
произносит
аллилуйя
живёт во мне полосой...
живёт во мне полосой
серая земля
скупая и твёрдая сука
граница проходит
по белым пятнам на карте
только во время
театральных представлений
появляется что-то новое
комариный флаг на мачте
мерцание в глубине болота
лёгкая ночь набивных вещей
сдающихся без боязни
как вражеский десантник
в окружении неумытых воинов
холод раскручивается
неприхотливыми колёсиками скуки
пружинящий сжатый
для безмолвного прыжка
он покоряется лишь простодушным
несущим домой забытьё свечи
самозабвенно
расточающим нищую тайну
она работает чёткими словами...
она работает чёткими словами
целомудренными скальпелями
есть ощущение центробежного разгона
только вот двери
открываются не в ту сторону
в приёмной ждёт
стойкое земляное существо
помесь крота и вия с камерными глазами
чувствует себя приглушённо
просит вырезать навсегда
это резкое
белое
не вмещающееся
ни одним из известных способов
любил власть пёстрого платка...
любил власть пёстрого платка
перед окончательным
снегом
и надвинутые
сосульки нижних гласных
история облокотилась
на письменный стол с уравнениями
стол первой любви или
первого из последних экзаменов
ритм это просто архив
фраз с пересаженным холодом
зашитых наспех
и проводов располагающих
терии неукротимого банкротства
светофоры целовали тебе
выбритое место повыше
предназначенной для процветания ткани
и опрокидывались навзничь
вцепившись в конскую гриву
сложное и всё ещё волглое
сцепление арифметических действий
разбивало на части
и чуть дальше в почти
непобедимом после этого храме
толчки неустойчивой музыки
отворяли настежь дверь снегопада
добросовестное чтение медленно возникают...
добросовестное чтение медленно возникают
и ветвятся в каждой строчке нежные звери
перелистываюся клады и колыхают
мутными факелами безымянные духи
с выключенным зрением необходимо распятым
слухом направленным на одно пустое
постижение рыжего воздуха и прошлым
скребущим по дну неуклюжей речки
ожидаемое рассыпается мертвецами
очевидное мокнет быстрей твоего ответа
преизбыток сильных слов и потеря
дел неподвластных гению стройки