Юрий Удовенко: Мы из двадцатого - 2.
Увидев присланный нам сборник Юрия Удовенко, я, мысленно подпрыгнув от радости, тут же отправила его на рецензию себе. Даже не читая. Ибо хорошо помню предыдущий сборник того же автора с тем же названием.
Одна из, пафосно выражаясь, "миссий" нашего сайта - помочь закрепить уходящую эпоху в электронных знаках. Дать слово людям, уже хорошо пожившим - и умеющим со вкусом рассказать об этом.
Юрий Удовенко умеет и жить, и вспоминать.
Рассказы в сборнике очень разные.
Первый продолжает экзотическую "кубинскую" серию (Куба была, можно сказать, единственной тропической страной, куда советский человек мог попасть с отличной от нуля вероятностью).
Герой второго рассказа узнаваем всеми - такой сверхактивный пенсионер (чаще всего - бывший военный) найдётся чуть ли не в каждом доме или дачном посёлке. А уж его точка зрения на процесс сотворения человека просто восхитительна (и, по-моему, гораздо точнее общепринятой).
Третий рассказ - вроде бы непритязательные воспоминания детства - на самом деле очень глубок. Это момент выбора даже не сиюминутного поступка, а будущего себя. Такой выбор когда-нибудь делают все, и не только в детстве. А суть его одинакова при любой "цене вопроса" - от игрушечной машинки до, пафосно выражаясь, судьбы человечества.
Редактор отдела прозы,
Елена Мокрушина
|
Мы из двадцатого - 2
2012ЖЕРТВЫ АФРИКАНСКОГО РИТУАЛА |ВНЕПЛАНОВЫЙ СКАНДАЛ |НЕГОДЯЙ
ЖЕРТВЫ АФРИКАНСКОГО РИТУАЛА
ВНЕПЛАНОВЫЙ СКАНДАЛ
Семен Иванович Пехтелев стал знаменитостью в нашем подъезде после выхода на пенсию. В общем-то, старожилы знали его давно, с момента заселения новенького девятиэтажного кооперативного дома еще в начале семидесятых. В один из тех счастливых дней новоселья мощная зеленая военная машина, поражая своими размерами и ревущим двигателем, стала возле нашего подъезда, и любопытные жильцы с интересом наблюдали за ее разгрузкой. Из чрева огромного грузовика были извлечены поочередно всего несколько предметов довольно поношенного вида, среди которых с трудом угадывались пара кроватей, продавленный диван, несколько стульев и старый, в ржавых пятнах, холодильник «Ока». Вокруг всего этого скромного добра суетился старшина невысокого роста с погонами танкиста, громогласно командовал несколькими солдатами, сноровисто заносившими вещи в подъезд. Это и был Семен Иванович Пехтелев собственной персоной. Вокруг с узлами и бытовыми мелочами в руках толпились разновеликие домочадцы нового соседа. Их было гораздо больше, чем вещей. Строгий порядок здесь поддерживала высокая красивая женщина, как потом выяснилось – жена Семена Ивановича – Зина.
Во все последующие годы старшина был почти незаметен, видимо целиком отдаваясь работе по поддержанию порядка в танковых войсках. Причем иногда настолько самозабвенно, что та же зеленая машина привозила его домой в «разобранном» состоянии, и уже другие солдаты так же сноровисто заносили тело старшины в наш подъезд. Зина встречала командира семьи достойно, и только после того, как закрывалась дверь квартиры, становились слышны какие-то странные шумы, похожие на падающие предметы, передвижение мебели и рычание смертельно раненного льва. Те, кому посчастливилось видеть Семена Ивановича на другой день рано утром в момент его ухода на службу, рассказывали вещи совершенно невероятные. Якобы человек, похожий на Семена Ивановича, благоухая то ли дорогим портвейном, то ли хорошим одеколоном, приветливо улыбаясь, сердечно здоровался с соседями, и его свежее, здоровое лицо светилось счастьем и довольством. Как такое могло быть, многоопытные соседи не могли взять в толк и плодили слухи одни невероятнее других. Жилец снизу утверждал, что всю ночь слышал гудение какого-то аппарата, отрывистые военные команды и женские стоны. Не иначе, утверждал он, что это новые военные технологии типа психотропного оружия. Наверняка, Семен затащил домой один такой агрегат, в армии этого добра полно. Жилец уже на себе чувствует действие этого аппарата – подумывает, не жениться ли в третий раз?
Две старушки из 10 и 12 квартиры уверяли, что Зинка варит особую настойку из каких-то заморских трав, которые присылает ей старшая дочь из Африки. Зинка сама говорила, что дочь замужем за вождем какого-то племени и у них там сплошные колдуны и травами лечат любые болезни.
Но, собственно, рассказ не об этом. В нашем доме полно жильцов, о которых можно было бы написать романы, и это были бы истории, которые без слез или смеха читать невозможно. Нужно только, чтобы сыскался талантливый писатель, или лучше следователь, который распутал бы интригу их взаимоотношений друг с другом и с законом. Однако вернемся к Семену Ивановичу.
Проснувшись однажды после грандиозной попойки, старшина по многолетней привычке дернулся было приводить себя в порядок, лихорадочно делая несколько дел одновременно: налаживал бритьё, требовал кофе в ванную комнату, разводил в стакане похмельное средство. Наткнувшись на удивленный взгляд жены, хотел уже заорать, чтобы пошевеливалась быстрее - уже девятый час, но тут взгляд упал на парадный мундир в прихожей, и вдруг все вспомнил. Вчера армейские друзья проводили его в увольнение. В запас. Навсегда. Проще говоря – на пенсию. В сильнейшем волнении он вернулся в спальню и, как был в сапогах, рухнул на кровать. Что теперь делать? Чем заняться? Нельзя сказать, что Семен Иванович не задавал себе этого вопроса раньше. Но решение его отодвигалось «на потом». И вот пришел день, как говорится, настал «момент истины», когда надо честно сказать самому себе: «Всё, парень, приехали. Больше танки в твоей заботе не нуждаются. Отдыхай, Сеня!»
В полном соответствии с законами природы и Законом Российской Федерации, отставной старшина обречен был доживать свой век на своей жилплощади. Государство побеспокоилось, чтобы Семен Иванович не мотался по миру, ближнему и дальнему зарубежью, не тратил свои драгоценные силы и здоровье на осмотр чужого добра, не ел бы иноземных харчей и не пил заморской бормотухи. Для этого бывшему танкисту положили щедрое довольствие, которое едва хватало на скромное житье в родных пределах.
Кстати, о путешествиях и любителях экзотики, экстрима и прочего. Садись, Семен Иванович, в электричку, и в считанные часы она довезет тебя до дальней станции, от которой рукой подать, то есть около часа бодрого шага по бездорожью, до твоего дачного участка с покосившимся фанерным сооружением, называемым в официальных документах «садовым домиком». Шесть соток, по пояс заросшие сорняком – это и есть обширное поле для твоих будущих занятий. Когда-то ты позаботился, чтобы тебе такой участок выдели (тогда многие об этом позаботились), но дела службы и собственная лень не позволили тебе приняться за дело как надо. И вот теперь судьба дает тебе еще один шанс, возможно последний, заняться интересным и полезным делом.
Так примерно рассуждал Семен Иванович в те, уже далекие, дни начала трудовых будней военного пенсионера. За прошедшие годы в дачный участок было вложено много сил и денег. В ожесточенной борьбе с природой Семен Иванович проиграл: поправлять в очередной раз сползающую крышу садового домика уже не было ни сил, ни средств, картофельные и клубничные грядки вновь заросли бурьяном. Слабеющее здоровье не позволяло в одиночку сражаться с равнодушной природой. Дети категорически отказывались «ишачить на плантации», ограничиваясь наездами с шашлыком, друзьями, вином и музыкой. Семен Иванович плюнул на все эти дачные заморочки и подумывал о продаже участка.
Охладев к даче, Семен Иванович неожиданно озаботился проблемами нашего дома. Оставшиеся от борьбы с природой силы военный пенсионер бросил на борьбу с председателем нашего кооператива. Бороться с конкретным человеком было много способнее и занимательнее. Приглядевшись к нашему дому, Семен Иванович заметил множество недостатков в его теперешнем состоянии. На голову председателя, тихого седобородого интеллигента, обрушился негодующий шквал претензий и предложений по немедленному их устранению. И хотя всеми делами в кооперативе заправляла его жена (она же и главный бухгалтер), Семен Иванович имел пристрастие высказывать свои претензии именно председателю. Причем всегда и везде, громогласно и вне зависимости от времени суток и места действия. Строго говоря, большая часть жалоб требовательного жильца не имела прямого отношения к правлению, но отставной танкист был неудержим, как его танк на марше. Не стало секретом от жильцов нашего дома то обстоятельство, что бедный председатель, прежде чем выйти из своего подъезда, приоткрывал дверь и внимательно осматривал двор на предмет наличия на его территории беспокойного жильца.
Надо сказать, что некоторые требования Семена Ивановича, заручившегося поддержкой жильцов, были выполнены иногда частично, а иногда и полностью. Площадки в подъездах покрыли плиткой, устроили съезды для детских колясок, наладили освещение, покрасили стены в приятный цвет, и стало как-то уютней и чище. Где правление нашло деньги на такой разворот осталось загадкой, так как до этого на каждом собрании главбух сокрушалась о нехватке средств и просила увеличить коммунальные платежи.
Семен Иванович на все расспросы только хитро улыбался и обещал добиться капитального ремонта. Восхищенные жильцы прониклись к скандалисту заслуженным уважением. Так слава правозащитника и правдолюба настигла моего соседа, и он с удовольствием купался в ее сияющих лучах.
Портрет моего героя был бы не полон, если бы я обошел стороной его неуемную страсть к общению. Причем для него не имело особого значения с кем говорить и о чем. Вот я выхожу из подъезда и вижу Семена Ивановича, прогуливающего свою собачонку Муху в крохотном дворовом скверике. Я никуда не спешу, но тут подбираюсь и делаю вид, что неотложное дело позвало меня в дорогу. Почтительно киваю соседу и норовлю проскочить опасный участок, за пределами которого словесный контакт уже невозможен. Но не тут-то было.
- Доброго здоровья, Данилыч! Только не делай вид, что ты куда-то спешишь,- многолетнее знакомство позволяет ему прибегать к такой манере общения, - Что-то давно тебя не видно, уж не хвораешь ли?
- Нет, слава Богу, здоров. А как ты?
- У меня одна проблема: как нагнуться обуться и не убиться – смеётся он. – Вот до чего дожил, а все правительство виновато!
- Как это?- удивляюсь я и попадаю в ловушку прапорщика.
- Так ведь дом фонит, разве ты не знаешь? Построили черт знает из чего, скорее всего из радиоактивных отходов. Вот уже третий жилец умирает от рака.
- Погоди, Семен, от рака умирают не только в нашем доме. Даже за границей…
- Эх ты, святая простота! Я сейчас добиваюсь организации радиометрического контроля нашего дома. Возможно, нас будут переселять. Не знаешь, куда делся наш председатель? Нужна его подпись.
Пока Семен Иванович, задрав голову, внимательно рассматривает окна председателя, я, потрясенный этим сообщением и слабея ногами, опускаюсь на скамейку, где уже сидит Муха. Так вот в чем дело, медленно соображаю я, вот почему я полысел в этом доме, и от меня чуть не ушла жена лет двадцать тому назад. Да нет, все это бред, и я хочу рассказать об этом Семену Ивановичу, но тот неожиданно меняет тему:
- Нервы ни к черту! Вообще-то, у меня запланировано четыре скандала ежедневно, - задумчиво говорит он, усаживаясь рядом и беря Муху на руки. Заинтригованный, я взираю на него с излишней долей любопытства и вновь попадаю в ловушку.
- Ну, вот посуди сам, - начинает старшина загибать пальцы,- С женой на кухне -раз, с дворником - таджиком - два, в поликлинике - три, в магазине - четыре. Это уже проверено практикой и никуда от этого не денешься. Взять хоть сегодняшний день, следи за мыслью: жена дает противоречивые, все время разные указания: что нужно купить в магазине, или куда зайти по пути моего следования. Нормально, да? Я, конечно, не выдерживаю и завожусь. Но это только разминка. Выхожу из подъезда и вижу дворника-иноземца, который сидит на ограде газона и беседует с таким же бездельником из дома напротив. Замечаю, что все хилые стебли цветов, которые жена вчера посадила на газончик и поливала с большим усердием, аккуратно сметены в угол вместе с прочим мусором. Нормально, да? На мои возмущенные восклицания и подробное описание совершенного преступления, иноземец, прижал руку к груди и что-то ответил на своем языке. Я только уловил, что он клянётся еще раз подмести газон, чтобы было еще чище, и чтобы русский так не ругался и не жаловался в ЖЭК. Плюнул я с досады и пошел в поликлинику уже с хорошим заводом на следующий скандал.
В регистратуре, конечно, не оказалось моей карточки. Поиски у ревматолога, куда я был записан, её тоже не оказалось. Я уже стал терять голос, когда её нашли в каком-то служебном кабинете, где в компьютер зачем-то вводились мои данные. После короткой борьбы со старухами в очереди, я наконец попадаю в кабинет врача. Бог мой! Где моя Софья Андреевна – божий одуванчик? Новый доктор – шикарная молодая женщина! Как пел Абадзинский: «Ах, акая женщина, - мне бы такую!». Но её не интересовали мои скрипучие суставы. Прочитав что-то в истории болезни, не сказав ни слова, она посмотрела на меня как на безнадежно больного и выписала те же таблетки, что и Софья Андреевна. Но с той хотя бы поговорить можно было! Нормально, да? Назревал внеплановый скандал, но я решил поберечь силы. Впереди еще дорога домой.
Ты знаешь наш магазин, супермаркет хренов. Каждый раз, собираясь туда, я жалею, что в свое время не прихватил с собой из части списанный пулемет, или пару гранат. Я разнес бы эту цель к чертовой матери. Не только из-за высоких цен, хотя и этого было бы достаточно. Но предел всему – хамское отношение к покупателю, особенно пожилому. Ценники на товары расположены таким образам, что никогда не угадаешь, что тебе выбьют в кассе. Просроченные продукты – раз плюнуть. А сегодня решил купить минералку. И что ты думаешь? Та, что мне нужна – в самом нижнем ряду, разглядеть ценник можно только в ритуальной позе - стоя на коленях. Нормально, да? Никогда танкист не станет на колени! Я высказал все это заведующему. Тоже, кстати, мусульманин, но все понял: сам лично принес пару бутылок и взял недорого. И вот так везде: без скандала даже это животное домой не загонишь, - закончил Семен Иванович, с видимым удовольствием почесывая Муху за ушами.
- Семен, а зачем ты планируешь скандалы? Неужели нельзя без них? Ну, как-то мирным путем, без нервов? – наивно интересуюсь я.
- Скандал, Данилыч, это такое напряжение ситуации, при которой все проблемы решаются в самые короткие сроки. Конечно, всё на нервах, всё за счет здоровья. Поэтому я и планирую в день не более четырех скандалов, боюсь больше не выдержу. Сам знаешь, давление, стенокардия и прочая хрень.
Стукнула дверь подъезда, и из неё, подслеповато щурясь, вышел председатель правления. Семен Иванович принял боевую стойку, и я перестал его интересовать.
В другой раз Семен Иванович настиг меня у сапожной мастерской, где я вдумчиво изучал артельный прейскурант, соображая, во сколько мне станет ремонт любимых туфель. Потянув меня за рукав, сосед доверительно зашептал мне в ухо:
- Данилыч, плюнь ты на это дело. Ты видишь, какие цены? Лучше добавь немного и купи новые. Ну-ка, глянь сюда!
И он кивнул мне на свои ботинки военного образца с высокой шнуровкой:
- Могу тебе такие же спроворить. Возьмут недорого, а носить будешь до конца своих дней, и внукам еще достанутся.
Каким образом военное обмундирование попадало к Семену Ивановичу, я выяснять не стал и вежливо отказался. Тем более, что в ближайшей перспективе не собирался слоняться по пересеченной местности, участвовать в марш-броске, или штурмовать скалистые горы. Все это я объяснил отставному танкисту, поблагодарил за участие и попросил не обижаться.
Семен Иванович слушал рассеяно и был, как будто, чем-то озабочен. И как мне показалось, вовсе не сбытом армейского скарба. Однако танкист не любил долгих пауз и вскоре, горестно вздохнув, заговорил как всегда прямо с середины своих внутренних размышлений:
- Все-таки дуры эти скверные женщины. Никакой фантазии, никакого уважения к личности…
- Погоди, Семен, какие такие скверные женщины? Где ты их нашел?
- Как где? В нашем сквере. Они всегда там сидят, и я их называю «скверные женщины». А что, я неправ?
- Прав, прав! Так что же произошло?
Семен Иванович, конечно, не мог упустить такого случая. Открывалась перспектива развернутого монолога без регламента, и он приступил к делу. Для этого, он по всем правилам военного искусства, зашел с фланга и перекрыл мне путь к родному дому. Для верности старый воин взял меня за пуговицу плаща, тем самым лишив возможности отступления. После проведенной подготовки, Семен Иванович ударил из главного калибра:
- У нас в доме мрут не только люди, но и собаки. Вот вчера у Кольки Разбоева из третьего подъезда собака сдохла. Мне сам Николай рассказывал, плакал. Конечно, выпивши был, любил он свою Тоську, колли то есть. Помнишь, какая красавица была? А последнее время есть перестала, гулять отказывалась и скулила только. Как бы извинялась.. Возил он ее к ветеринару, но тот сказал – усыплять надо, старая очень. Но Коля не стал, и вот она сдохла. Мучилась очень. Вот об этом мы с бабами утром в сквере и рассуждали. Николая жалели и Тоську. А бабы все в один голос – усыплять надо было, чтоб не мучилось животное. А я возьми в сердцах и ляпни, мол от вас, женщин, после пятидесяти тоже никакого толку. Вас, де мол, тоже надо усыплять, чтоб не мучились сами и других не мучили.
Что тут началось! Такого наслушался, что у нас и в роте никто не умел так выражаться. Только что не побили. Я уж и извинялся, и в шутку переводил – ничего не помогало. Пришлось покинуть полигон с большими потерями.
- Ну, ты даешь! Разве возможно такое говорить?, - возмущенно затряс я своими старыми штиблетами.
- Самое дрянное в этой истории, что донесут ведь моей Зинке. Вот тут уж надо рыть окопы, уходить в глухую оборону, разворачивать полевой госпиталь. Без убитых и раненых не обойдется…
- Ну что ты плетешь, Семен? Какие убитые и раненые? Ты себя слышишь, когда говоришь?,- досадовал я, - Кончай ты свои армейские штучки, а то ведь и на 15 суток загреметь можно.
Увидев меня однажды со скрипкой в руках, Семен Иванович сначала изумился моему пристрастию к высокому искусству, а потом сообразил, что инструмент принадлежит моей маленькой внучке. Благо та была рядом и все норовила сбежать на детскую площадку, вопреки моему настойчивому желанию препроводить ее в музыкальную школу.
- Да, старина, я тебя понимаю. – не упустил случая поговорить Семен Иванович, - Было дело, я своего сынулю тоже водил в музыкальную школу. Хотел, чтобы он прилично играл на баяне. Я-то сам не очень, но баян есть. Пусть, думаю, упражняется на инструменте, все лучше, чем болтаться на улице. Занимался он, но как-то без особого интереса. Вовка, говорю, учись, балбес, разрабатывать пальцы! Я твоему учителю «бабки» плачу хорошие! А он, стервец, говорит: -«Вот ты ему платишь деньги, так пусть он и разрабатывает пальцы!». Каково, а?
Не исключено, что моя маленькая внучка когда-нибудь скажет нам что либо подобное.
Неуемная натура Семена Ивановича не довольствовалась только житейскими перипетиями. Каким-то образом обыденные дела сочетались у него с работой мысли в сферах, казалось бы, далеких от реальности. Были среди них и такие, которые не оставляли места для равнодушия. Поставив тяжелую хозяйственную сумку практически на мои ноги, чтобы я не сбежал, старшина поделился сокровенным:
- Слушай, Данилыч, я тут недавно одно открытие сделал. Представляешь, с некоторых пор меня стало раздражать наличие мелочи в кармане. То одно купишь, то другое и все тебе норовят сдачи мелочишкой насыпать. А сам станешь предлагать – не берут. Так и ходишь с этим добром, только карманы оттягивают, а толку никакого. Поехал я как-то в центр по делам и вижу около входа в метро, бабка стоит с табличкой: «Подайте на хлеб». Пожалел я её, отсыпал мелочи из кармана и подал. Ты не можешь себе представить, как мне легко стало и радостно на душе! Так вот почему я стал тяготиться деньгой в кармане! Отдай толику нуждающимся и обретешь покой – как будто надоумил кто. И теперь я спокоен, даже ищу невольно взглядом убогих, и рука тянется к мелочи, благо всегда немного есть в кармане. Что это? Неужели я становлюсь сентиментальным, а , Данилыч?
- Я не пророк, но думаю, ты медленно дрейфуешь от берегов атеизма к сияющим церковным вершинам, украшенным золочеными крестами.
- Любишь ты говорить красиво, а сути не понял. Ну да ладно…
Однажды, тяжело опустившись на скамейку рядом со мной и даже не поздоровавшись, Семен Иванович начал с главного:
- Хочу, Данилыч, поделиться с тобой одной идеей. Даже не идеей, а предположением, очень похожим на правду. Многие не поверят и сочтут меня придурком. Это в лучшем случае. Раньше за такие мысли меня инквизиция спалила бы на костре, даже не дослушав до конца. Что касается меня, так я уверен в своей правоте, если в этом мире вообще во что-то можно верить.
Согласитесь, начало было интригующим, и я, отложив газету, воззрился на соседа с искренним интересом. А тот задумчиво продолжал:
- Ты знаешь, меня просто осенило. Как будто сверху кто нашептал. Ты Библию читал? Я тоже не все читал, но кое- что усек. Что там вранья полно, так это любому видно. Но самое главное вранье никто не видит. А правда заключается вот в чем.
После трудов праведных по созданию земной тверди и всего прочего, чем Господь занялся? Создал человека, правильно. Вот тут-то у меня и закралось сомнение. На кой черт (прости, Господи!) ему было создавать мужика? Ты посуди сам: что за интерес создавать экземпляр по своему образу и подобию, да еще такого же пола? Нет, Бог существо творческое, и он наверняка вначале создал женщину! Улавливаешь ход мысли? И не из какого ребра Адама, все ребра у мужиков на месте. А из глины и другого мусора, что вполне соответствует, ну ты меня понимаешь. Штучка получилась красивая, с всякими интересными наворотами, но капризная и злая: это ей не так, то не годится, воду таскать тяжело, по деревья лазить неудобно за плодами, ну и все такое. Стала жаловаться Богу, мол я существо слабое, беззащитное, страшно мне одной, расплодил тут всяких уродов, того и гляди сожрут или изнасилуют. Нужен мне помощник и защитник, да не какой-нибудь дурак, а головастый малый, но чтоб слушался меня и уважал. Почесал Бог бороду, да и создал Адама – чего не сделаешь ради любимого дитя. Вот с тех пор мы с тобой и мучаемся, как все прочие мужики. Гляди сам: всю тяжелую работу делает мужчина; все машины, механизмы и аппараты изобретает; открывает и завоевывает новые земли опять же он; создает выдающиеся произведения искусства для кого? Для себя? Черта с два! Все для них, для них… А нам самим ничего не надо. Поел, выпил, поспал, и снова поел, выпил, поспал. И все! Ты заметил, как опускается мужик без жены? Вон, Михал Михалыч из 45 квартиры - на что мужчина справный был! И помощником министра работал, и парторгом, машина за ним приезжала с работы. А как жена померла – все! Запил, с работы поперли, у подъезда сидел заросший, немытый и стрелял сигареты. А вскоре и сам помер, а ведь не старый был мужик. Что это, Данилыч? И не зря в народе говорят: муж голова, а жена – шея, куда шея повернется, туда и голова глядит. Так оно и есть. Это ли не доказательство моей теории, а, Данилыч? Как думаешь?
Во все время его рассказа меня душил смех, но я не мог травмировать танкиста – он говорил искренне и серьезно. Поэтому, собрав остатки своей воли в кулак и несколько раз глубоко вздохнув, я понес следующее:
- Ну, ты даешь, Семен! Это же открытие мирового масштаба! Оно, пожалуй, тянет на Нобелевскую премию. Надо бы только добыть какие-нибудь материальные доказательства. Ну, например, пещеру, где жила Ева одна-одинешенька, или наскальные рисунки Адама, где он бичует самодурство первой женщины. Впрочем, материальных доказательств создания Евы из ребра Адама тоже нет. А народ все-таки верит! Так что переписать Ветхий Завет тебе навряд ли по силам. К тому же, я сейчас вспомнил, Нобелевская премия не присуждается в области Теологии. Вот такая досада. Да и в России тебя не поймут – только что опять вернулись к Богу, а тут такое богохульство. Еще и по шее накладут, фанаты – они такие. Но ты не горюй! Можешь продать свою идею в кино, или на телевидение. Там за такое добро хорошо платят.
Семен Иванович с ненавистью посмотрел на меня. Так смотрели, наверное, изобретатели парового двигателя или аэроплана на своих недалеких современников, не понимавших значения грандиозности совершенного открытия.
- Смеешься, Данилыч! Вот так у нас на Руси гибнут все передовые идеи. Можно сказать Россия - сплошное кладбище выдающихся идей и изобретений, и мы как бы гордимся даже этим. Только и слышишь: это у нас украли, это наш ученый открыл, другое японцы слямзили. А потом мы все эти цацки покупаем за границей и восхищаемся! Ну не дурни!.. Ладно, я пошел. У меня еще в запасе пару скандалов.
Зина, то есть, простите, сейчас уже Зинаида Васильевна – жена Семена Ивановича, скандалы не планировала и короткий путь к разрешению конфликтных ситуаций использовала по мере необходимости. При этом крутой её нрав могли испытать на себе все участники инцидента. Как-то Семен Иванович, еще в советское время, вознамерился продать ставшую ненужной детскую кроватку и наклеил объявление об этом житейском событии на стене универсального магазина возле нашего дома. В тот же день ближе к вечеру в дверь гвардейца – старшины танковых войск постучал наш участковый Комаров и вежливо осведомился: здесь ли продается детская кроватка в хорошем состоянии? Удивившись такому странному покупателю, Семен Иванович радушно пригласил милиционера войти в квартиру и самолично убедиться в хорошем товарном виде продаваемого предмета. Однако Комаров должного внимания кроватке не уделил, а, попросив разрешения, сел за стол, достал бумаги и стал что-то писать. Довольно скоро стало ясно, что участковый составляет протокол о незаконном расклеивании объявлений в неподобающих местах, за что придется отвечать по всей строгости закона, принятого городскими властями. Оторопевший Семен Иванович рассеяно слушал о причитающемся штрафе и письме по месту службы и никак не мог понять существа преступления. Зинаида Васильевна, до сих пор молча стоявшая у стола, вдруг резко наклонилась, схватила незаконченный протокол, порвала его на мелкие кусочки и завизжала таким истошным голосом «Вон из моего дома!», что участковый вспомнил о своей фуражке уже на лестничной площадке, однако возвращаться не решался. Возникший в дверях Семен Иванович вернул форменную вещь хозяину и молча развел руками: мол, что поделаешь, такая женщина! Больше Комаров танкиста не беспокоил и предпочитал раскланиваться издалека, а вскоре и вовсе исчез – то ли пошел на повышение, то ли перевелся на другой участок – кто знает?
Какое-то оживление на улице заставило меня глянуть в окно. Возле нашего подъезда стояла машина «Скорой помощи» и два здоровяка в медицинской униформе пытались запихнуть в её утробу носилки с тяжелой поклажей. Вокруг суетилась Зинаида Васильевна и давала нервные советы. Прежде чем носилки скрылись за дверью с широким красным крестом, я успел заметить полосатые вязаные носки Семена Ивановича, и сердце тревожно ухнуло, взяв фальшивую ноту.
Зареванная Анечка, младшая дочь Семена Ивановича, поведала историю, которая приключилась накануне и довела отца до сердечного приступа. Под вечер компания молодых людей оккупировала нашу детскую площадку для ничем не ограниченного самовыражения с пивом, сигаретами и гитарой. Семен Иванович не мог оставаться в стороне и сделал им замечание по поводу загаженного окурками песка, пустых пивных бутылок, ненормативной лексики и низкого качества песенного творчества. В ответ прозвучала настойчивая просьба в простонародных выражениях идти своей дорогой во избежание обострения конфликта с применением мер физического воздействия. Семен Иванович не мог примириться с подобным отношением к справедливым требованиям бывшего танкиста и, вспомнив армейский принцип: «ввязался в бой – иди до конца!», стал присматриваться – что бы взять в руки потяжелее. В самый драматический момент прибежала Зинаида Васильевна и, повиснув на муже, высоким голосом сообщила компании о своем личном отношении к происходящему, добавив, что уже вызвала милицию. Лидеры молодежной стороны как-то сразу поскучнели, а другие стали проворно собирать остатки пиршества и вскоре вся компания растаяла за соседним домом. Семен Иванович долго не мог успокоиться и, придя домой, почувствовал себя настолько плохо, что пришлось вызвать «Скорую». Врач не исключил предынфарктного состояния больного и, во избежание дурного развития событий, настоял на госпитализации.
Жалея бедного Семена Ивановича, я размышлял о брошенной и никем не воспитуемой молодежи, позволяющей себе безобразное поведение и, видимо, даже не подозревающей, как это гадко выглядит со стороны. И как трудно с этим мирится, если в тебе осталась хоть капля порядочности и совестливости. Обидно то, что пенять на появление таких юношей и девушек не на кого – мы сами виноваты. Как и почему это произошло можно, конечно, объяснить, но от этого не легче. Не легче и Семену Ивановичу в реанимационном отделении, это уж точно. Подозреваю, что отставной старшина не слишком раскаивается в случившемся скандале, наверняка неплановом. Тешит себя мыслью о преподанном уроке юной смене, не слишком задумываясь о том, что этот урок мог стать последним в его жизни. Но будем оптимистами! Поправляйся, Семен Иванович, тебя ждут добрые дела и праведные скандалы! Я даже сочувствую Главврачу той больницы, куда угодил бывший танкист. Наверняка, как только Семен Иванович оклемается, больницу ждут определенные перемены. Уж он об этом позаботится.
НЕГОДЯЙ
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Юрий Удовенко: Мы из двадцатого - 2. Сборник рассказов.
Одна из целей существования нашего сайта - дать слово людям, уже хорошо пожившим и умеющим со вкусом рассказать об этом.
Юрий Удовенко умеет и жить, и вспоминать.
29.08.12 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/sbornik.php(200): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|