***
Ветвями небо обхватив,
Забыть о злобных кознях молний
И под волнующий мотив
Лишь кажущейся вам безмолвной
Невидимой глубинной жизни
Всегда стараться вверх расти,
Корнями пить святые соки
Из щедрых заповедных недр,
А в декабре под гул рапсодий
Уснуть – и льнущий к небу кедр
Увидеть на холме высоком...
Дождаться вновь весны, жить дальше,
И каждую – под клейким веком –
Зеленую зеницу ока
Уберегать от зла и фальши,
И никому не застить света...
***
Пронзительный, щемящий крик над полем:
До стаи журавлей – рукой подать.
О, мне бы к ним, туда, на волю!
Почувствовать свободы благодать,
Расправить крылья, в небо влиться
И, став штрихом, дополнив клин,
На скромные домишек вереницы,
На тело обнаженное Земли
Стыдливый бросить взор.
И воздух вольный
Стремительным потоком в грудь войдет...
Прервался сон.
И пробужденье – больно.
Но долго будет длить душа полет.
***
Сладко было расти полыни,
вот уже подорожник, спорыш внизу.
Весело к небу тянуться,
выше – от грязи, пыли.
Вёдро – со звездами говорить,
тучи – тут же, как благо, встречать грозу.
Почему-то хотелось крыльев.
Вымахала – выше сиреневого репейника.
Иголок не было – или
порастеряла в стогах.
Долгов уже не отдать,
но можно выплатить пени
золотыми крошечными копейками.
Падкие на нектар пчелы –
сторонкой, к осоту, цикорию, прочему
или пируют в поле
(если гречиха – особо).
Правду медовую
запечатывают в соты прочно.
А истина – в крови, в горечи.
Колесные метаморфозы
Ребенок смуглый – кости да кожа –
Прилаживал к ложу из гнутой проволоки
Ржавый круглый обод от бочки,
Вперед подталкивая – прыгать по кочкам:
Колесу весело, ему – тоже.
Алхимик в золото обратил железо,
Обручальные кольца пялил на пальцы;
Золото – в дерево, тоже полезно:
Вышивай узор бытия на пяльцах.
Дерево – в камень: жёрнов тяжелый
Пережевывает жесткие зерна буден.
Щурит алхимик глаз желтый,
Шепчет: «Перемелется – мука будет».
Камень – в металл: сплющило спицы
Медное «чертово колесо» судьбины,
Оборотилось эллипсом с черными фокусами
С тонкой пленкой зеленой патины -
Мятым ободом Фаэтоновой колесницы
Ковыляет по пылающему глобусу.
***
Образы, что живут у меня под веками,
населяют собственную страну,
иногда впуская меня как лекаря,
почему-то уверенные, что пойму
эти слабые, еле внятные знаки.
Было б славно их разгадать. Однако
смутен смысл и темно значение
для меня, для мира, для них самих,
и когда наступают часы вечерние, –
молчаливо среди говорящих книг
я, стараясь взглядом проникнуть в бездну,
попадаю в наречие «бесполезно»...
А может, тайнами этими не напрягаясь,
уроки радости выучить наизусть
и всем, что вижу, чувствую, оберегаю, –
наслаждаться, дышать, забыв про грусть?
И пусть скучают и вспоминают лекаря
образы, что живут у меня под веками...
***
***
Мне каждый миг неповторим и сладок,
И каждый день мне – путь длиною в жизнь.
В нем нет тоски привычного уклада,
И те же вехи в нем и виражи.
Успех, сомненье, горечь неудачи –
С чем только не столкнет водоворот!
Старик ли где грустит, дитя ли плачет –
Все взор сочувственно в себя вберет.
Люблю украдкой вглядываться в лица,
Улыбкой отвечать на добрый взгляд,
А вечером в толпу устало влиться,
Хоть в ней тому, увы, не всякий рад.
Я так привыкла жить! Мне любы люди,
И я хочу, когда придет покой
И здесь меня совсем-совсем не будет,
Меж них остаться теплою строкой.
В эвклидовом мире
Букет
Букет составлю из кленовых листьев,
В их краски, очертания всмотрюсь.
Мне не уйти от беспокойной мысли:
Неразделимы красота и грусть.
***
Столкнемся взглядами, смутимся,
Коснемся книг, детей, занятий,
Теней касаньем насладимся
И вновь, конечно, убедимся,
Что говорить о нас – некстати.
***
Не может быть, чтобы, когда умру,
Не закричали рядом журавли,
Чтоб напоследок звезды ввечеру
Поговорить со мною не пришли.
Не может быть, чтоб в этот самый миг
Последний вздох мой мир сей не смутил,
Чтоб лишний лучик света не проник
От череды сочувственных светил.
Он отразится в капельке росы
И знак подаст душе, чтоб не боялась.
Апостол Петр бережно прочтет
Что в этой жизни все же состоялось
(Совсем немногое – наперечет) –
И сотню строк положит на весы
Метаморфозы