Я вижу, как время гуляет по небу...
И сойка чудес, и пчела вдохновений...
Сквозь шёлковый июль светился август...
Сквозь шёлковый июль светился август,
И солнца потускневший аметист,
И жизни потемневший спелый лист –
Так тяжелы! Так запах летних трав густ!
Но сколь легки и память о тебе,
И шторы дней, прикрывшие те вёсны,
Когда ещё горяч был ток венозный,
Струящийся в твоей-моей судьбе.
Когда весна легко и беспристрастно
Звала к тому, что будет впереди.
И время оживало на груди
Забывшего про горести пространства,
А впереди… разъятие судеб,
Сплетённых во единый жизни стебель.
А впереди… расколотое небо
И ёмкое короткое: нигде…
Теперь другие дни свободы ищут,
Где нет давно тебя или меня,
Как нету ни пожара, ни огня
На выжженных страстями пепелищах.
Но память воскрыляет пустоту,
И к нам она как будущность слетает,
И дней былых испуганная стая,
Взлетая, гибнет, гибнет на лету!
Почти не другие...
Зима говорит о вечерней звезде,
О вскинувшей чёрные крылья беде,
О праве не быть никогда и нигде
Неправой, и невиноватой.
В избушке ночей обитает она,
Где льётся на крышу с небес белизна,
И гулом метелей в лесах сожжена
Холодная свечка заката.
Весна говорит о тебе, о тебе,
На птичьем наречье в лесной ворожбе,
Листая цветные страницы в судьбе
И радуги снов зажигая.
А я – молчалива, я знаю, что ты
Апрель, окрыленный бессмертьем мечты,
Такой, как во сне… ты такой же почти.
Я тоже почти…
не другая!
Темнота
Случайность
Он шёл от хаоса к порядку,
Взрывая звёздные миры,
Но внёс случайную загадку
В законы строгие игры,
Которым слепо подчинялись
Вершители чужих судеб,
И вызывающие жалость -
Все, кто бы ни были, и где б!
По граням хрупкого бессмертья
В пространство истин он прошёл.
Кто сомневается - не верьте!
Хоть кто-то верит - хорошо...
На первой истине споткнулся,
А на второй упал туда,
Где в ритме солнечного пульса -
В трёхмерном мире шли года.
Случайны стали все событья,
Когда-то вызванные им
Из тьмы послушного наитья,
Которым сам он был храним.
И снова хаос беспределен.
Загадка сделала своё:
Кружатся времена без цели
И замирает бытиё.
Юность
Мне вернуться бы в тот ельник,
Где гуляет в тишине
Юность –
солнечный бездельник,
И спешит покой ко мне.
Где стоит хрустальным замком,
Возвышаясь до небес,
Обретённое внезапно
Ожидание чудес.
Чтобы гул моих печалей
И печальный стон разлук
Уместились бы случайно
В кукушиный робкий звук.
Тёмно-мшистые тропинки
Увели б меня туда,
Где светились, как дождинки,
Позабытые года.
Там – зима ко мне лавиной
Перламутровою шла,
И весной наполовину
Для меня уже была.
Там лучами любопытства
Было всё озарено,
И сто раз я оступиться
Мог – а было всё равно.
Хоть забыты все тропинки,
Я брожу, покой храня,
И грибами из корзинки –
Юность смотрит на меня.
И раньше пришла... и раньше ушла...
Покой. Движение. Покой.
Покой. Движение. Покой.
Огней шипящая печаль.
Над обесточенной рекой
Времён ржавеющая сталь.
И только вздох. И только стон.
И только… больше ничего.
Но открывается закон –
Причин случайное родство.
И если есть и хлеб и соль.
И если в чаше есть вода,
То молчаливей будет боль
И бессловеснее беда.
Молчанье – белое, как ночь.
И расставание – как день…
Но счастья,
что не превозмочь,
Уже воздвигнута ступень.
За кружевами белизны...
За кружевами белизны
Густое таинство заката
В смущенье льдистой тишины
Тоску пьянит огнём муската.
И лиловеет белизна,
На плечи вечера спадая.
Устами тьмы, устами сна
Целует небо стынь седая.
В морозных токах декабря
Луна свои полощет перья.
Тревожной полночи снаряд
Зима взрывает в подреберье.
И миллион живых миров
Во мне сливается в единый,
Который страшен и суров
Своей бездушной сердцевиной.
В котором нету божества
И нет времён преображенья
В живые мысли и слова,
В души свободные движенья.