пожар i
по ночам
отчего-то
дышится мне вольней.
я иду,
спотыкаясь о спины седых камней,
по выгоревшей траве
и считаю мысли
в глупой своей голове.
в голове моей мыслей две:
как бы скорей добраться,
поесть и выспаться;
и вторая -
какая-то неуместная,
словно снегоуборка
в июле месяце.
...вот прометей -
с олимпа спускаясь,
совсем ссутулился.
- эй! - кричат ему дикари,
- подари нам огонь,
и весь этот мир сгорит.
ты же знаешь,
каков наш вид,
ты ведь знаешь о том,
что таится в нашей крови.
но прометей не дышит
и говорить
ему больше нечего.
выпадает из рук
ноша,
так его покалечившая.
берег, изрытый норами ласточек,
косогор и опушка
начинают ёжиться,
искажаться,
плавиться.
этим бушующим пламенем
будет досказана правда
о нашем племени.
сон i
всадник
хозяева строги
с неверными псами.
вдали на дороге
мерещится всадник,
и ночь, поспешая
за всадником грозным,
над ним зажигает
колючие звёзды.
не скрыться, не скрыться
ни в поле, ни в чаще.
пустые глазницы
и голос манящий
меня позовут,
посулят избавленье.
так страшно быть тут.
так чудесно быть тенью.
чем раньше начнёшь,
тем раньше закончишь.
посеешь, пожнёшь
только то, что захочешь.
ни мёртв и ни жив,
я дрожу как осина,
вдали различив
своего господина.
пожар ii
изнывая от жара,
снимая намокшую майку,
я говорю, глядя на дымное зарево:
всякий торопится расписаться
на полотне мирозданья.
всякий мечтает родиться заново.
словно большую пьесу про маленького незнайку
не репетировать,
а отыграть для зала.
выстрелить всеми ружьями и скелетами,
сделать кульбит под занавес,
чтобы сказали: - бис!
всякий актёр запутывался в кулисах,
падал в суфлёрскую будку,
в яму с оркестром.
путал невесту с покойницей,
думал повеситься,
клял этот цирк,
ночами жёг на подсвечнике
все свои фотографии постаревшие,
всю эту ложь и ретушь.
...этот пожар не затушишь и им не согреешься.
к бабке не бегай. не дёргай дервиша.
всё было так и прежде.
этот пожар, медленный и большой,
кто-то назвал душой.
о, в этой убийственной краткости
как он прав!
и слово само - будто лиственный тихий вздох,
украденный ветром у спящих болотных трав.
так мох засыхает по избам
в щелях и швах.
так дерево вдруг
обращается в серый прах.
так время на вкус
становится горько-острым -
так быстро, так медленно,
но неизменно серьёзным
я вхожу каждый раз
на шаткие эти подмостки.
я гляжу на пожар.
я наблюдаю, как
из огня выносят пожарные на руках
чью-то душу. она
вся в ожогах и синяках,
вся в заплатах,
как вытершаяся шаль...
дело верное -
ты будешь жить, душа,
снова будешь двигаться и дышать,
красный отсвет пожара
в зрачках своих отражать.
но, играя со спичками,
будь аккуратней впредь.
так легко всё спалить.
так легко самому сгореть.
***
когда в те дни мне не хватало сил,
и мир горел, и я в нём задыхался,
хранитель белокрылый мой являлся,
из-за плеча неслышно выходил
и был со мной. и, голову склонив,
как будто только что сошедший с фрески,
вставал перед окном за занавеской
и выводил задумчивый мотив.
и песня та про город золотой
не требовала аккомпанемента.
вилась в тиши мелодия, как лента,
и ангел, нимб неся над головой,
со мною одиночество делил.
а что до слов - он говорил немного.
что я любим и не оставлен богом,
и, успокоив, молча уходил.
сон iii
вот я бреду по песку, поднимая пыль.
вот, потревожив репейники и ковыль,
я забираюсь медленно на леса.
вот засыпаю и вижу цветущий сад.
в этом саду
я иду по зелёной траве.
ярко блестит роса.
здесь, наверху, отступает под ветром дым.
ветер крепчает.
я сплю и не жду беды.
вот закачалась моя сомнительная кровать.
я продолжаю спать.
вот я, конечно, падаю.
я лечу.
город мне кажется ссадиной на плече
циркового огромного силача.
мне, наверное, надо молиться или кричать,
или просто, зажмурившись, падать,
но мне сейчас
открывается дивный вид.
вот он - сад, что мне снился,
сверкающий от росы.
там узоры тропинок
и яблонь цветущих сыпь.
там трава тянет соки
из тайных подземных жил.
в той траве я останусь жить
и сращу с землёй
свои кости -
так сон мимолётный мой
станет мной -
и тропой,
и листвой,
и росистой травой.
Павел Девяткин: жар (фрагменты дневника).