Больничные зарисовки
Тихие капли жизни
Огромная белая башня, набитая минимирами разнообразных контор; за ней, если идти мимо полуразвалившегося забора, железная дорога; переходишь её по деревянному настилу…
Лесопарк, мимо края которого петлёй загибается асфальт, собачья площадка по правую руку…
Лесопарк имеет свои дебри, и осенью они византийски-роскошны, всё устлано лёгким, зыбким золотом, а деревья кажутся прозрачными…
Автографы веток разнообразны, и город, живущий рядом, мнится далёким – если вообще реальным…
Дойти до прудов, мерцающих чёрной зеленью, посидеть на бетонном бортике. Летом долго видны заросли водорослей – будто альтернативный лес, данный в миниатюре.
Важные рыбы выплывают и исчезают снова…
И тихие капли жизни оседают в мозгу – усталом, осеннем…
Пузан
Пузан – так и звали за глаза его – мелкий служащий, но исполнительный, никогда не вызывал нареканий. Лысый, в очках с толстыми линзами, ходивший в эту контору, пережившую все исторические перипетии, с незапамятных времён, он был интересен только в качестве объекта насмешки, ну и ещё – как нудный, усидчивый, незаметный сотрудник… Семьи у него не было.
И никто не знал, какая страсть – вихреобразно, пестро – хозяйничала в его сердце: он был нумизмат, но виртуальный пока: долго, упорно откладывавший деньги, чтобы приобрести сразу коллекцию; и какие эмоции трепетали в душе, как флаги на ветру, когда листал каталоги или лазал по интернету – знал он один: счастливый, со сверкающим лицом.
Наконец, и сумма собралась, и с продавцом достигнута была договорённость, и вот идёт он, спешит, напевающий – решивший сократить путь, нырнувший в арку…
-Гляди-ка, какой пузан! – двое дуют пиво; запустили матом, как острым камешком. – Небось, и деньги есть, а, папашка?
Задрожал. Попятился. Но они умудрились окружить его, прижать к стене. Один мощно врезал под дых, другой обшарил карманы. Он перебирал руками, как больной, цепляясь за воздух, пока отбирали его мечту.
-Гляко-сь, какой лопатничек! И тут ещё есть…
Ещё удар, и слёзы – из глаз. Осел, ополз по стене, а те уже убегали, уже…
Кое-как дотащился домой, лёг – побитый, несчастный…
И надо было как-то жить дальше, жить, жить…
Супер регата
На этой долблёной ладье поплывёт Кноринг – знатный, всем известный капитан.
А на этой замечательной яхте – Дергофф.
О, многие получили предложения, и почти никто, заметьте, не отказался, кроме Верескова, который отбил телеграмму – Мол, рад бы, да не могу, ухожу в вересковые поля, устал от воды.
И вот качающаяся большая вода принимает супер регату, регату международную, регату, что позволит обогнуть несуществующие острова, и увидать отсутствующие дали.
-Собственно, - говорит Фунт, - мы и плывёт ради них – этих далей, ибо ради чего же ещё стоит плыть.
И помощник его – Ухолов – улыбается хитро.
Ухоловом зовётся он из-за причудливого строения ушей, в чьи петли вечно попадают то мухи, то слоны.
Слоны? Удивитесь вы, - но так не бывает!
А вот бывает!
Пара парусиновых слонов, кстати, тоже принимает участие в регате, и хоть они парят над водой, всё равно считается – плывут.
-Эй, слоны! – кричит Кноринг. – Ну куда вам!
-Посмотрим! – гудит в ответ один из…
И вот – первый несуществующий остров, остров философический, любящий размышлять о существовании несуществования.
-Существование, - рассуждает он, - вполне банально. Банальней не придумаешь. То ли дело – несуществующее существование…
Яхты, ладьи, суды, парусные ветлюги, хребтовые мыски, слоны – все дружно огибают остров, ибо стремятся вдаль.
То есть дальше.
Ибо дальше будут острова садов, где выдуманные фигуры делают деревья.
Будут дали капитанов, где весёлые тени играют в песочек.
Вихры волн будут строить преодолительные горы.
-Люблю я, - говорит Фунт, - прямо наскрозь, через горы. Ух! Дух захватывает!
И Ухолов, улыбаясь, вытряхивает из ушей пряники и консервы.
А что? – очень удобно – чем брать с собой запас, можно взять одного Ухолова, и он наловит всё, что надо…
Слоны проплывают над студенистыми хребтами.
-Хребты, - спрашивает один из слонов. – А вы кто? Вода или нет?
-Не знаем, - весело кричат хребты, плескаясь водою, - не всё равно? Главное – что мы есть…
Ветлюги теряют паруса и балки, поспешая к цели.
Фиолетовые острова могут ли быть целью?
Лучше мерцающее марево медуз.
Медузы выпрыгивают из воды и порхают в воздухе, помахивая краями – так веселее.
На миг всё мешается – медузы, острова, фетлюги, парусина, Фунт, Кноринг, и только Ухолов верен себе – парочка медуз вытряхивается из ушей-петель.
Слоны замешкались – скрутив мячики из медуз, они заигрались в футбол, воображая при этом воздушные воротца.
Но медузам не понравилось сие занятие – и они попадали в воду.
Острова сирен оказались не страшными – сирены давно разучились петь, и только чирикали, как воробьи. Впрочем, на их острове росли замечательные батаки, и путешественники пополнили запас продовольствия…
-Гля-ка, - крикнул Ухолов. – А продовольствие тоже плывёт!
И верно – консервные банки, батоны, упаковки пряников и прочие замечательные персонажи, соорудив лодку, тоже… не то плыли, не то летели…
В парусине одного из слонов обнаружились банки тушёнки, игравшие в загогулину – загогулина, понятное дело, была весьма недовольна.
Ухолов свистел ушами.
Фунт курил толстые корешки.
Кноринг напевал, и ловил кристаллики соли.
Регата сияла, пенилась, текла, продолжалась.
Неумолчные острова производили много шума, но путешественники¸ не взяв его в расчёт, облетели, обогнули, обнырнули острова – ради дальнейшего.
Бывало, в регату включались и рыбы – лодки строить им, конечно, было неохота, но плавники и хвосты служили надёжно, давая возможность обогнать…
-А слонов точно обгоним! – кричали морские сомы, которых не бывает в природе.
Правда – какой же смысл быть тем, что есть? Куда интереснее…
-Не обгоните! – басили слоны, покачиваясь в воздухе.
Впрочем, сам воздух иногда дёргал за верёвочки и превращался в воду…
-Фигу! – кричал капитан Дергофф, - Это моя прерогатива – дёргать!
Но воздух не обращал на него внимания.
-Здорово! – восхищался игрою воздуха Фунт, теряя курительные корешки, и отплёвываясь солью.
Всё было действительно здорово.
Регата продолжалась…
И будет продолжаться всегда, пока не кончатся в мире фантазии – яркие, как воздушные шары.
Синее золото моря
Розамунда, которая не хочет вырастать
Расшалится Розамунда, разбегается по замку.
А что не шалить?
Весь замок её, хоть и вырос когда-то из пещеры.
Строгое привидение, серебристо мерцая в воздухе, сделает ей замечание:
-Тише, девочка, что ты так носишься?
-Я не девочка, я Розамунда, - отвечает Розамунда.
-Ну и что? – удивляется Строгое привидение. – Это повод носиться?
-Да ладно, тебе, - проявляется в воздухе пушистый Шерстянник. – Пусть шалит.
-Но она мне мешает размышлять, - говорит привидение.
-О чём тебе размышлять? – зевает Шерстянник. – Спи лучше.
И оба исчезают в воздухе.
А Розамунда носится дальше по залам, забирается на башни, оживляет паутину, и поднимает пыль столбом.
Столб упирается в паутину и замирает.
-Во как! – радуется Розамунда.
-А ты думала! – заявляет столб, покачиваясь. – Именно так.
Мудрая ворона заглядывает в стрельчатое окно.
-Всё шалишь, - интересуется.
-Шалю, - сокрушённо кивает головой девочка.
-Розамунде пора повзрослеть! – заявляет ворон, и улетает.
А как тут повзрослеешь, коли кругом никого?
И носится она опять, шалит, играет, и весь замок её – такой большой, таинственный.
-Ух ты, шарик! – весело воскликнула Розамунда – и впрямь в окно замка залетел весёлый шарик. Был он розовый, а бока его переливались золотым.
-Это ты девочка, которая не хочет вырастать?
-Я не девочка, я Розамунда, - сказала Розамунда.
-Ну я и говорю… Значит, давай играть!
И Розамунда радостно заверещала.
-Не верещи, - сказал шарик, - ты же не вереск.
-А вереск верещит?
-Ну да.
Розамунда стукала шариком о пол, но ему не было больно – совсем-совсем.
-Хватит, - вдруг сказал шарик. – Залезай на меня, и полетели – посмотрим на вереск.
-Опля! – воскликнула Розамунда, и вскочила на шарик.
И они вылетели в окно.
Лететь было недалеко.
Поле вереска обнаружилось поблизости.
Оно действительно верещало.
Они облетели его.
-И не надоест ему верещать? – поинтересовалась Розамунда.
-Тебе же не надоедает играть, - резонно заметил шарик.
Из вереска высунулась пушистая мордочка.
-Ой, ты кто? – спросила Розамунда.
-Глушилка, - ответила Глушилка. – Я успокаиваю вереск, когда он очень разверещится. Вот так.
Она свистнула, и вереск смолк.
-Здорово, - сказала Розамунда. – Приходи в замок, поиграем.
-Не могу, - ответила Глушилка. – Должен же кто-то следить за вереском.
А в замке – когда они вернулись – был парад платьев.
Тут были лиловые, сиренево-белые, фиолетовые, розовые… любые, в общем.
-Чудесно! – восхитилась Розамунда. – Можно выбирать?
-Зачем? – проявилось Строгое привидение. – Все они твои. Только нужен шкаф.
-Откуда же я возьму шкаф?
-Шерстянник наколдует.
И, появившись из воздуха, Шерстянник наколдовал шкаф, куда и залетели все платья – аккуратно развесившись при этом.
-Ладно, я полетел, - сказал шарик.
-А где ты живёшь? – спросила Розамунда.
-Тут недалеко.
-Прилетай ещё, поиграем, - предложила Розамунда.
-Обязательно, - пообещал шарик, и вылетел в окно.
А Розамунда принялась разглядывать платья.
Прощай, Ларик!
Маленький пудель – Ларик: курчавый, золотистый, пушистый, тёплый…
Когда он сворачивается у ног – ощущение счастья охватывает, будто всё хорошо, ничего плохого никогда не случится…
Утром, уходя на службу, муж всполошился: стоит в коридоре, глаза неживые, хвостик висит…
Вынес на руках, но пудель не стал гулять, постоял у куста…
Дома порезал любимую его сосиску, предложил, но пёсик даже носом не повёл.
Надо идти.
На службе болтал с коллегой, перебирая пустые слова, и вдруг жена позвонила: Ларик совсем плох.
Отпросился, бежал; осень пламенела вокруг…
Дома жена разговаривала со свекровью, гостившей в Калуге у родственников, и когда открывал дверь, услышал, как сказала в трубку:
-Вот, Саша пришёл…
И, одновременно говоря с плачущей матерью, не раздеваясь, присел около собачки, и понял…
-Мама, он умер! - крикнул…
И рыдания потекли в ответ.
И осознал отчего двоится, троится, расплывается мир…
-Не хорони без меня. – Говорила мама, собравшись. – Заверни в простынку, положи на балкон, с первым же автобусом приеду.
Он разделся, нашёл простынку, завернул маленький трупик.
-Как же так, как же так, - бормотал всё, - вчера же ещё…
И слёзы проедали глаза.
Маленький пушистый комочек вынес на балкон, сидел над ним, курил…
…вот лает – звонко, задорно, прыгает, теребя поводок, и - идём гулять, и если зима, пёсик зарывается носом в сугроб у подъезда, и глядит потом лукаво, а носик белый, в снежном порошке, а летом – носится по двору, играет с другими собаками, и зелень вокруг вздёрнула роскошные знамёна…
Вот – несём в поликлинику, а было два года назад, лапки что-то действуют плохо, и, впервые оказавшись в клинике, совсем стушевался маленький, страшно, но ничего страшного не оказалось, сделали серию уколов, и снова скакал, резвился…
А вот утром приходит, носом задирает одеяло и ныряет в постель, сворачивается клубочком у ног – тепло так становится, славно…
Больше не будет ничего.
Завёрнутый в простынку крохотный трупик лежит на балконе, и хозяин сидит рядом, курит, думая, что лёгкая и светлая, крохотная душа уже отлетела в беззаботный собачий рай…
Отменный клиент
Александр Балтин: Тихие капли жизни.