Время небесное - пыль на обочине...
Время небесное – пыль на обочине.
Время земное – звезда в небесах.
Матрица прошлого тьмой обесточена,
Темью, растущей в полночных лесах.
Где ты, свирельная музыка севера!
Где ты, плакучая, ну, отзовись!..
Солнечной пылью печали рассеяны.
Влагой тоски омывается высь.
Но вырастает прозрачное, светлое
В сырости, в северной тёмной тиши,
И задевает хрустальными ветками
Лёгкую тень опустевшей души. –
Вмиг наполняются тонкими звонами
Кочки болотные, чахлый лесок…
Полночь напевная! Темень зелёная!
Слышите, льётся бессмертия сок.
Где-то в трясинах кипящими струями
Он протекает, наверно, туда,
Где обжигают сердца поцелуями
Вечного тихого счастья года.
Время небесное – пыль на обочине.
Время земное – звезда в небесах.
Матрица прошлого тьмой обесточена,
Темью, растущей в полночных лесах.
Кто-то рыдает...
Кто-то рыдает. Его голосок
Слышу в ущелье за дальними скалами.
Кто же ты? Выйди! …молчит темнота.
Лишь полыхает сапфирами, лалами –
В сердце уставшем былая мечта,
Точно рождающий утро восток!
Слышится плеск и русалочий смех
Где-то в реке, а, быть может, и в озере.
А над болотом восходит луна.
Ночь расцветает пурпурными грёзами.
Бьётся о скалы речная волна.
Вижу: дремота окутала всех.
Угомонились русалки в реке.
Больше не плещутся. Пахнет туманами.
Мятные мысли плывут в голове,
Сердце по времени шляется пьяное.
И засыпает в дремотной траве
То, что не будет ничем и никем…
Но всё яснее рыданья в ночи!
Всё беспокойней кому-то и тягостней.
И не спасают лукавые сны,
Хоть и чисты, и беспечны, и радостны,
В прятки играя с лучами луны.
Плач – словно пламя забытой свечи!
Кто-то во храме забыл потушить,
В храме, где свечи давно все потушены.
Вот и горит восковая свеча
В темени тихой, во тьме обездушенной,
В тёмных местах высветляя печаль –
Дымистый сумрак уставшей души.
Боже! Но как же пронзителен плач!
И непонятно в тумане рыдание:
То ли, как прежде, рыдают вдали,
Кажется, будто в другом мироздании,
То ли за кочками голос разлит…
Полночь, как некий безликий палач…
Сны отгоняя, прислушался я.
Боль и страданье в себе вдруг почувствовал,
Словно печали Земли и Небес
В сердце моё были кем-то искусственно
Втиснуты, сжаты, и голос исчез,
Но проскользнула в ущелье змея –
В скалы ушла, и на плечи покой,
Лёгкий, забытый, весёлый, доверчивый
Пал, и тогда вдруг подумалось мне:
Может быть, Счастье, грехом изувечено,
Плакало где-то в глухой тишине
То ли за скалами, то ль за рекой?..
Скука
Летая дугой по простору томлений –
От белой звезды и до чёрной звезды, –
Пронзила судьбу тонкой спицею лени
Калёная скука – подруга беды.
Упрямая скука! Ты – отдых от боли!
И нет добродушней тебя ничего,
Когда после боя, жестокого боя
Я чувствую краха побед торжество.
И всё я гуляю по городу где-то,
Как призрак, как некая знойная тень,
И хочется лета, июльского лета,
И думать о прочем, конечно же, лень.
И все поражения, все неудачи
Забыты на время, забыты, пока
Потоки страданья, обиды и плача
В душе размывает забвенья река.
Но если дуга не такая кривая,
Чтоб путь был далёк от звезды до звезды,
То скука бессильна… Глаза закрывая,
Я вижу прицельные очи беды!
Жарко...
Когда в лесу был жаркий день,
Ко мне явился мшистый пень.
Корнями тихо шевелил
И всё о чём-то говорил.
В пыхтенье мха, в томленье дня
Глядел упорно на меня.
Из глаз его, с сучков-ресниц,
Текли печали скорбных лиц,
Которых видел он, пока
Гостил в лесу года, века.
И в мятном полдне, в тишине
Он тихо плакал о весне,
Когда родился он сосной,
Далёкой северной весной…
За мною в чащу по тропе
Он брёл в полуденной траве.
И, оставляя мшистый след,
Пень молодел на сотни лет.
Когда же в чащу я попал,
Мой пень, как дух лесной, пропал:
На месте пня, как сон – ясна,
Смеялась юная сосна!
Опыт длинной строки (32 слога)
Чу! Бессмертье округляет переменные событий до бессмысленного круга, до предельного нуля.
Как же тяжко дышит время под терзанием пространства, разложив в ряды по скорби отошедшие столетья!
То, что пело, что кричало, но самим собой не стало трансформируется кем-то, кто выходит погулять
По сердцам людей, по судьбам, по просторам озарений, окуная стопы в Лету, рассыпая междометья
На строках истёртых книжек, где прописаны законы, открывающие тайны – злые вехи бытия.
И тогда и боль, и радость, и веселья и печали – всё мешается в пылинках неизбывного хаоса.
Непривычно. Непонятно. Перепутаны канаты чьих-то судеб, чьих-то жизней, и теперь уж я – не я!
Кто гуляет – по просторам: кто – волшебник? – неизвестно, но слова его, как манна, песнь его сладкоголоса.
Вращая круги сомнений...
Вращая круги сомнений на иглах тревожных мыслей,
Откроем пучину света в туманной пучине тьмы.
И красные капли счастья – упрямые сгустки смысла,
Которых не замечали, заполнят сердца, умы.
Цилиндрами откровений, трапециями наитий
На прочном холсте пространства начертано то, что нам
В свеченье времён открыто как множество тех событий,
Чьи контуры незаметны стареющим племенам!
Но мы то – другое дело. Сметающие барьеры,
Забывшие все законы, творящие беспредел –
Мы живы одной лишь верой, посланники новой эры,
Что будет лишь то, что каждый упрямо давно хотел!
Все утра – потоки света! В сердцах – бесконечно лето!
Лучи позабытых истин, и тензор, и пустота…
И нас окликает где-то купающаяся в Лете
Смеющаяся наяда – светящаяся Мечта!
Свадьба
Шарик возмездья в руке я катаю.
Маленький, серый, пушистый такой…
Видишь, Олюнчик, судьба непростая,
И не сравнить её с Волгой-рекой!
Помнишь: веселье, дугой выгибаясь,
Кланялось нам в том далёком «тогда».
В душах светила звезда голубая.
И голубыми казались года…
Ночь. Огонёк. И затерянный где-то
В чаще еловой наш маленький дом. –
Дом, где грустило какое-то лето.
Наше. Не наше: не помню о том!
Помню – зато я – какие-то люди
Стол накрывали, и звякал хрусталь…
Столько цветов!.. Больше столько не будет!
Мы – за столом. За окошком, как сталь,
Небо дождливое… в горнице гости.
Кто они, Оля, чего ты молчишь?..
А на столе поросёнок, от злости
Скалит клыки, будто кажет нам шиш.
Главный встаёт. В пиджаке. Краснолицый.
И говорит: это свадьба у нас.
Лёша надумал на Оле жениться.
Горько же! Горько! Мы все пьём за вас!
Но открывается дверь и заходит
В белом костюме шикарный мужик.
Нож достаёт, из-за пазухи вроде,
Тычет в гостей, поднимается крик.
Кровушка хлещет на снежную скатерть.
Падают замертво гости на стол.
Оля! А ты порося так некстати
Жрёшь, и бросаешь объедки на пол.
Гости порезаны. Я шевельнуться,
Палец согнуть не могу, не могу…
Вдребезги всё: и бокалы, и блюдца.
Я наблюдаю, сижу: ни гу-гу!
Что же! Шикарный мужик улыбнулся.
За руку взял и уводит тебя.
Мне бы очнуться. Но я не очнулся.
Так и сижу, униженье терпя!
Шарик возмездья в руке я катаю.
Маленький, серый, пушистый такой…
Видишь, Олюнчик, судьба непростая,
И не сравнить её с Волгой-рекой!
Лучи...
Лучи, лучи… их контур зыбкий
Скользит, как лезвие ножа,
По тьме лесной, чей воздух липкий –
Земли тишайшая душа.
И тьмы горящие порезы
Среди кустов едва видны,
И золотистой кровью леса
Искрятся чаши тишины.
Лучи всё ниже, ниже, ниже.
И потухают небеса,
И на иглу заката нижет
Покой – молчащие леса.
Они бездушны до утра, и
Деревья и кусты мертвы.
А ночью фуга заиграет
Надмирной звёздной синевы.
И в зеркалах чужих печалей
Увижу я печаль свою.
А – где тревоги днём рычали –
Мне песни ангелы споют.
К утру лучи опять закружат
Искристый танец ножевой
И позовут своих подружек:
Ансамбль теней полуживой.
За чёткой тенью полутьмы...
За чёткой тенью полутьмы –
Полузима, полувесна.
И где нас нет –
там снова мы
В осколках бед, в крупицах сна.
И снова бренное цветёт
Петуньей будущих страстей,
И карлик прошлого идёт
Ко мне с портфелем новостей…
И пусть на свете – никого!
И пусть на свете – ни души!
Но ком спасения живой
Всем шепчет: будущим дыши.
А половинчатая суть
И перепончатая явь
Внушают мне: мечты забудь
И серый мир себе оставь.
И пусть в нём будущего нет,
А прошлое погребено
Под снегом снов, под пеплом бед, –
Гляди в разбитое окно.
В котором зреет в пустоте
Полузима, полувесна,
Ведь те – кто есть – совсем не те,
Под пеплом бед, под снегом сна.
Мотыльковый туман по реке...
Мотыльковый туман по реке.
Облепили зарю мотыльки…
Там, за омутом, невдалеке,
Лиловатое сердце реки.
Тихо бьётся оно в глубине –
Родниковым пульсаром добра…
Милый друг, вспоминай обо мне,
Если чёрная будет пора.
Если лезвия слов или снов
Искромсают судьбину твою…
…Помню, давней земною весной
Повстречал тебя в этом краю.
И взошла над рекою звезда,
Мы глядели с тобой на неё.
И – казалось – теперь навсегда
Будет сладким вином бытиё!
Но звезда отняла у меня –
И тебя, и мечты, и покой.
Вот, иду я, печалью звеня,
Этой северной тихой рекой.
И везде ты мерещишься мне –
И в туманах, и на небесах,
В голубиной сквозной тишине,
И в лугах, и в полях, и в лесах.
И сияет звезда надо мной,
Что навеки тебя отняла,
Чтобы в сумрак небес ледяной
Окунуть, беспощадна и зла!
Я иду в камышах на зарю,
И порхают вокруг мотыльки…
Ах, вернись, я тебе подарю
Лиловатое сердце реки!
Алексей Борычев: Время небесное - пыль на обочине....