Мятой пахнет...
Мятой пахнет…
Арабески кручёный узор – как всё тонко, изощрённо-тонко: будто взгляд в душу, будто проникновение во…
Мята привезена с дачи, высушена, положена у кровати.
Тихое дыханье её скрашивает летний вечер одиночества.
Ибо одиночество – это ты.
Сгусток.
Воплощенье его.
И арабеска внутри сознанья сложна, как тысячи томов.
Оставалось гадать
Утром дошёл до службы, не попав под грозу…
Густо и резко всё затянуло, заволокло.
Первые свинцовые капли упали, и, опровергая собственную свинцовость, разлетались росным серебром.
Потом – слилось, загудело, закрутило; жгуты, скрученные на славу, хлестали реальность и было темно, темно…
Два часа ливень занимался архитектурой луж, после чего укатился, уступив место солнцу, работа которого закипела лучами.
Асфальт наполовину высох, кое-где антрацитово мерцая лужами.
И со службы я шёл, медленно поджариваясь в густоте июльского лета.
А вечером повторилось – тревожно наплывал ветер, раскручивая связки листьев; загрохотало, и – упала водяная тьма.
Соседний дом был едва виден, и тополя превратились в зыбкие размётанные контуры.
Выглянет ли солнце?
Оставалось гадать.
Фонари уже играли различными оттенками
Группа китайцев замерла у главного входа ВДНХ, заворожённо слушая экскурсовода, и наводя мобильники и фотоаппараты на эту роскошь.
Вышел рано утром пройтись – видел такую сцену.
Вечером – июльским тёмно-муаровым вечером, когда Рабочий и Колхозница кажутся пепельными на фоне сиреневого неба, снова встретил группу китайцев – весело смеющихся, пьющих минералку из пластиковых бутылок…
И после долгого-долгого, ломано-сложного, нелепо-тяжёлого дня повторение это показалось странным, забавным…
Фонари уже играли различными оттенками.
Серенько сочится дождь
Поехали, малыш?
Ражий мужик, возившейся с машиной, оглянулся на малыша, толкающего свою, игрушечную, пёструю.
-Давай починим, - улыбнулся ему. – Ключ есть, инструменты.
Не надоело тебе описывать прогулки с малышом, а?
Но каждая даёт красочку.
Малышку часто улыбаются люди, да и сам он то это забавное учудит, то иное.
Стал вот у трамвайной остановки, забыл про машину, и втолковывает тёткам нечто, жестикулируя.
Смеются они, отвечают.
Фонтан в соседнем дворе играет струями.
Поехали, малыш?
Такси свободно?
Школьные рассказы
Линейки, жёсткая школьная форма, чтенье речёвок со сцены актового зала.
А это – встреча с известным – тогда писателей-фронтовиком, одноклассником колоритного словесника; и писатель курит почему-то Беломор прямо на сцене; словесник предупреждал, что ему необходимо.
Список вопросов заготовил ему ты – толстый, нелепый, мечтающий стать писателем.
И не задал ни одного, не решился.
Гулкие объёмы классов, огромные лестницы – почему они казались огромными?
Заходил к англичанке уже взрослым, поразился, сколь уменьшилось то, что казалось большим.
Англичанке – умнице, оригиналке – бывало, срывал уроки внеклассного чтения, задавал какой-нибудь вопрос, она увлекалась, говорили в основном вдвоём, но и другие немного принимали участие.
Ничего! Уроки внеклассного чтенья вне программы…
Классные часы, планированье огоньков, интересные темы.
У первой красавицы роман с…
-Не-а, ты чего? Она живёт с этим, из восьмого.
Она – красавица, аж дух захватывает.
О ней ходят легенды.
На алгебре считаешь минуты, боишься – вызовут; уже чуть-чуть до конца урока осталось, совсем чуть-чуть…
Тишина дрожит вокруг тебя, будто ребята расступились.
-Ты поменял фамилию? – язвительно спрашивает математичка с ястребиным лицом.
Чёрная пластина доски глядит на тебе враждебно.
Очевиден новый неуд.
Тоска. Зима.
Прогулял.
Бродил целый день по сине-белому, стоял у будочки часовщика, смотря, как втуннелив в глаз лупу, колдует тот над раскрытым сердцем часов.
Купил потом булочку, шёл в лесопарк, хотел посмотреть на зачехлённые пруды.
Школа стала вызывать отторжение.
Начал писать, мечтая…
Единственный приятель – Митька, с восьмого взялся за учёбу, интерес определился – история, и надо ему – в МГУ.
Никогда не был в комсомоле, а Митька – активнейше в нём состоял.
Школьные рассказы собираются по капелькам слов.
Драка в раздевалке.
Хулиган смеётся: Из-за Рябоконь.
Самая страшная, но разбитная девица в классе.
Драка.
Хулиган победит, конечно, ловко используя даже вешалки для ударов по спине.
Школьный круг, школьные рассказы; вращается нечто, и, почти пятидесятилетний, чётко знающий, что это было с ним, не поймёт – а было? Может, приснилось всё же…
Ворочаются жернова
Слышит за спиной – А что ты хотела в день рожденья? Тишины и покоя? Нет, дорогая, принимай поздравленья.
Тётка, говорящая по мобильнику, обгоняет его, стуча каблучками.
-Будь всегда такой улыбчивой, дорогая, счастья тебе, ты у нас красавица, умница… - Захлёбывается в поздравлениях тётка.
Ему кажется, будто он влезает в чьи-то жизни, слыша куски разговоров по мобильникам на улице.
Он – мрачный, тяжёлый, всё обдумывающий что-то: в мозгу ворочаются жернова…
Только звёзды
Дачные звёзды пушистей, ярче – особенно в августе.
Старший двоюродный брат слегка покачивался на гамаке, укреплённом меж вишнёвых деревьев, младший сидел около на самодельной скамейке.
Они поддаты были – вспоминали былое, детство, частично проходившее на летней даче.
И смотрели в небо.
-А я придумал, - сказал старший, - что на той вон звезде живу.
-Как это?
-А не знаю… Будто жизнь идёт двойной колеёй – и здесь, и там.
Колечки дыма поднимались в тёмный прозрачный воздух.
Россыпи звёзд были густы – только собирай.
Звёздные грибы, звёздные леса, деревья, города, мосты…
Всё переливается беловато-золотисто, течёт, складывается в занятнейшие узоры…
И будто жизнь – с её маетной суетностью, свинцовым мороком неудач и разочарований – отступает, и только звёзды реальны.
Только звёзды.
Александр Балтин: Мятой пахнет....