Волшебная монета
Волшебную бы монету! А!
А что это такое? Не разменная что ли?
Интересней – монета, как только блеснёт, позволит вам войти в историю, отведать её меда.
Ну?
Правда! Представьте – вы проходите анфиладами комнат, вы, но с другим лицом, в старинном одеянии, и при оружии, а потом…
К примеру?
Потом вы попадаете в лабиринт, факелы мерцают, вы даже не знаете под землёй вы или нет, медные стены покрыты письменами, или это неведомый вид мха пророс так таинственно?
Такую монету нужно искать у алхимиков…
Мы пробовали найти алхимиков, но это сложно в наши дни – нет их лабораторий, и в древних соборах, которые в сущности даны микрокосмом средневековья, каменной летописью тех времён и тени алхимиков не осталось… У скаредов пытались искать, разговорить их, воздействовать гипнозом – но даже и под гипнозом не рассказали они о путях поиска такой монеты.
Волшебной?
Ну да!
А зачем вам идти лабиринтами, анфиладами дворцовых комнат?
О, я уверен, там сокрыты такие тайны, которые прольют свет на…
Вам мало света?
Нет, я имел в виду не такой свет, а свет мистики, свет, объясняющий…
Полноте. Вполне достаточно обычного света.
Одинокий поэт выдумывает диалоги.
В них нет смысла, только след его неудачной жизни, когда реальность столь невыносима, что её необходимо заменить – мечтой ли, фантазией…
Одинокий поэт смотрит в зеркало, и понимает, что ему так и не удалось повзрослеть.
Измысленная история
Позвонил, вызвал приятеля, сели на скамейку у подъезда, закурили.
-Ну, всё, - сказал, выпуская седоватый дым.
-Что всё?
-У Женьки перелом носа, ключицы…
От приятеля привычно несло алкоголем.
-Подожди, ты что её избил?
Здоровый – занимался когда-то разными единоборствами, потом много зарабатывал, потом – всё покатилось куда-то вниз…
-Ну да. Сам не понял, как произошло. Слово за слово…
-Ну ты… - когда-то дружили. Осталось нечто осколочное. Сам – из интеллигентов, никогда никого не бивший. – Да как это вообще-то возможно? Ты что – допился совсем…
-Да не допился… Вот. Что сказала, как – не помню…
Представляет – пьяный в хлам, прицепился к какому-то слову, и…
Ещё говорят минут пять, потом извиняется, уходит домой.
Ему не по себе от услышанного.
Через неделю приятель звонит, предлагает пройтись.
-Понимаешь, - говорит он, - Мишка-то – её бывший – вдруг ни с того, ни с сего принёс ей на работу бутылку красного, цветы. Чего бы вдруг? Никогда такого не делал…
-И что?
-Ну, мать у него совершенно сумасшедшая. Всё про чёрную магию, да про Гитлера. Женька меня потом спрашивает – ты пил из этой бутылки? Она её домой притащила. А я хлебнул - и у меня в голове поплыло…
-Подожди, ты считаешь, что в вино подмешано что-то было?
-Уверен.
Понимает, чувствует, сколь измыслена история.
Неприятно, гадко на душе становится.
Идут лесопарком, вдоль реки, курят…
-А Женька-то как? – спрашивает.
-Да, ничего. Переломов не оказалось. Так – синяки, ушибы.
Бурая вода реки струится в зелени.
Течёт обычный летний день.
Полированные доски
Вы любите полированные доски?
Ну как же – так красиво мерцают, в них отражаются огоньки, расплываясь кругообразно…
Нет, это слишком поэтично, а по сути полированные доски – соблазн мещанства, всегда возрождающегося, но сравнение с Фениксом тут явно не подойдёт.
На что только не готово мещанство ради полированных досок: комодов, шкафов, толстых кроватей, квартир, домиков…
Что – плохо?
Всё это необходимо человеку, да-да, но когда только это является и сутью, и подоплёкой, и высшим значением жизни, когда в центре её оказывается пузатый, сияющий комод, тогда – амба.
Соблазны собирают войско – приглядитесь: гнилозубо и уродливо, а вам кажется – мудрые красавцы предлагают нечто наиважнейшее.
Ну да – полированные доски.
Гробы тоже полируют, делают роскошными, из драгоценных пород дерева, и проч.
Главное – чтобы блестело.
Полированные доски мещанства переливаются чёрным цветом погибели нации.
Не ловитесь на них – пусть войско соблазнов проходит мимо.
...и напился дома
Каменный мешок двора.
Рельеф асфальта не ровен, и стены кажутся тяжёлыми, давящими, ибо мешок этот – двор морга.
Всего несколько людей, и прощание в поминальном зале с восковой куклой тела скоро.
Потом – долгий-долгий путь на подмосковное кладбище, по прожаренному асфальту…
И – могила между розовых, корабельных сосен; клочки сияющего неба.
На поминки не пошёл – в ресторане, в центре Москвы, побоялся напиться, после пьяным ехать домой; а на обратном пути взял чекушку, на кухне открыл, порезал хлеб, колбасу.
Звонил коллеге (а был на похоронах другой) рассказывал: Понимаешь, Тань, на кладбище-то я поехал, а на поминки идти побоялся – развспоминаюсь, напьюсь… И народу так мало было.
-Ты всё правильно сделал, - отвечала она – жизнерадостная всегда, стойкая.
А он потом сходил за второй чекушкой, и напился дома.
Бабочки летали
Размахивая ручонкам, бодренько и несколько развязно, малышок почти двух лет вошёл в кабинет педиатра.
-Андрюшка к нам пришёл! – воскликнула молодая, смазливая, восточного типа врачиха.
-Дя-дя, - сказал малышок, и забавно присев, развёл ручками.
-Да, нам вот для детского сада бумаги необходимы… - говорила мать присаживаясь.
Но малышок устремился к ней, стал сталкивать со стула.
-Встаю, встаю, - улыбаясь, молвила она, - не должна сидеть, понимаю.
Педиатр шуршала бумажками.
-В норме анализы, - сказала она. – Моча чистенькая, никаких воспалительных процессов… Кровь хорошая…
В коридорчике отец-социофоб маялся от количества родителей и детей, тупо смотрел на плакаты, пробовал читать, ничего не понимая…
Малышок вышагнул из двери, и отец подхватил его на руки…
Тёплый такой, махонький.
-Ну, идите гулять, - сказала мать. – Мне ещё печати всякие надо, питание выписать…
Лестницы.
Выход.
Усадил малыша на велосипед, и солнечно и тенисто замелькали дворы, как в голове мелькает то, это…
Ехали в лесопарк, малышок пил компот из бутылочки, болтая ногами – детский велосипед, надо везти.
У схода с горы, ведущей к мостку через бурую реку, что-то ремонтировали; из камаза вываливали гору песка.
-Сейчас, сейчас, - бормотал водитель, - отъеду.
Забившись под козырёк спортшколы, ждали.
Потом вниз, по мостку, вдоль реки…
Зелень шла густо здесь, лопухи были высоки и кусты татарника могучи.
Бабочки летали…
Угроза в сумерках
Ветви августа качались в окне
Тролльи камни