Михаил ЛукашевичИзбранные переводы английской и американской поэзии2005Мои переводы (Вместо эпиграфа) Мои переводы Я за стихом вбираю стих – Все непосильней – И плавлю, плавлю, плавлю их В своей плавильне. Из них я выкую броню Себе по мерке И честь свою обороню В огне проверки. Я знаю, пустит мне вдогон Завистник стрелы, Но пробегу свой Марафон И под обстрелом. Пускай насмешки за спиной И не до смеха – Прочнее стали стих литой Сего доспеха. Наверх Беррис фон Мюнхгаузен. Епископ-сквернослов «Зовут в Италию. На кой? Блажна сия причуда!» – Епископ Крут сказал с тоской И по столу хватил рукой – Аж прыгнула посуда. «Мы в адском пламени сгорим Из-за поездки в чертов Рим! Все проклянешь, покуда Дотащишься дотуда». До папы весть дошла, что Крут Ругается безбожно. И вот легат уж тут как тут И просит в Рим на папский суд Приехать неотложно… На сотню непотребных слов Дал отпущение грехов Прелату добрый духовник – И думал, что запас велик. Чуть свет карета седока Несет по кочкам ходко. Внутри молчание пока. В окне трясутся нос, щека И складки подбородка. Но мук подагры наконец Не выдержал святой отец: «Эй, кучер! Легче ты, баран! Без ног доставишь в Ватикан!» Прислужник в замке в нужный час Не вспомнил про побудку. «Дерьмо собачье!» В этот раз Всерьез уменьшился запас – Прелат струхнул не в шутку! На въезде в Лемниц был овраг, И колесо в овраге – крак! Накладная поломка! Крут выругался громко… А вот и Мюнхен! Град хмельной! Гуляй на всю катушку! Цирюльник пьяною рукой На требник вывернул в пивной Епископскую кружку. Такого Крут спустить не мог: «Ах ты, мозгляк! Срамной стручок! Вонючая отрыжка! Тебе, мерзавец, крышка!» Но вскоре опустил кулак: Не говоря ни слова, За кружку заплатил «мозгляк». И Крут, хотя запас иссяк, Сиял, как пфенниг новый: «Мне Мюнхен люб! Случись сто бед – Нужды скупиться больше нет! Пусть в Риме духовенства цвет Потерпит, бес им в ногу! Не двинусь я, ей-богу, Пока запас не обновят – Я слишком мало, верхогляд, Проклятий взял в дорогу!» Наверх Старый добрый эль (Английская баллада 16-го века) Наверх Фрэнсис Брет Гарт. Чикита Чудо, сэр! – В округе равных ей нету; Верно, малышка моя, Чикита, красотка? Шея-то – бархат! Погладьте! – Ах ты, чертовка! Тпру! – Джек, садись – покажи джентльмену аллюры. Морган! Не кляча какая – бумаги, все в полном порядке. Дочь Вождя Чиппева! За тыщу – и то не расстанусь. Бриггс ее бывший хозяин – может, слыхали? Что прогорел и вышиб мозги себе пулей во Фриско? Крепко влип, этот Бриггс... Джек! Хорош красоваться! Это все чепуха – а вот дайте-ка ей работенку! Сами знаете, лошадь ведь всякой бывает, И не всякий, забравшись на лошадь, – наездник. Брод на Форке видали? – Гиблое место! – Фланиган чуть было там не угробил упряжку. С месяц назад мы с судьей, да с племяшкой евойным В темень подались туда – в самый дождь, в половодье. Мчим по ущелью – ручей аж бурлит под ногами, В щепки разбита плотина, и нету другой переправы. Я на чалом, судья на гнедке, паренек на Чиките – А за нами грохочут каменья с вершины каньона. Вот подлетели мы к броду, и эта Чикита С ходу за дело – мы слова сказать не успели! – Плюхнулась в воду – я чуть не заплакал, Глядя, как конского мяса на тыщу уносится к черту! И что бы вы думали? Этой же ночью Чикита В стойло пришла и тихонько стоит, обтекает – Чистая, точно бобер – а упряжи нет и в помине. Так вот, стало быть, реку она одолела, наша Чикита. Знатная лошадь! и – Как вы спросили? – Племянник? Видно, утоп – потому как еще не вернулся; Он, дурандай, и в седле-то не шибко держался; С огольца что возьмешь? - Это вам не лошадка! Наверх Фрэнсис Брет Гарт. Гризли Трус – геройского сложенья, Что внушает изумленье, Страх и все-таки – презренье: Он не брезгует порой Желудевой кожурой, А во время голодовки Грабит беличьи кладовки. Сталь когтей и мягкий нос, Подбородок весь оброс – Увалень стопоходящий, Пусть тебя в дремучей чаще Не найдет свинец разящий! Уходи с людской тропы И направь свои стопы К потайным ручьям индейским, Скрытым меж душистых трав, Уголкам эпикурейским, Где шаг утки величав, Где пчелы хранятся сласти – Там спасенье от напастей, Поджидающих окрест Оскверненных стройкой мест. Ты на страх всем звероловам Братом Туком станешь новым; Пустишь в ход могущу длань, Грянешь празднество лесное, С чужеземца взявши дань; Хитрым будь равно с молвою. Вволю ешь и вволю пей, Но живи в глуши своей. Наверх Фрэнсис Брет Гарт. Язычник Ли Син То бишь, верьте, друзья – Заливать не привык! – Что по части вранья И дешевых интриг Никого нет ушлее китайца – Заявляю о том напрямик. Ли Син звался он, И не спорю я тут, Что подобных имен Просто так не дают, Но улыбка его была кроткой – Нипочем не дознаться, что плут. Просветлело тем днем, То бишь, можно сказать, Что язычник лицом Был погоде под стать, Но в тот день он меня с Билли Наем Так обставил, что срам вспоминать. Точно желтый божок, Он возник у стола; «Ты играешь, дружок?» – Я спросил. «Мал-мала». Мы засели за юкер, но сразу Хуже некуда карта пошла. Я тут было взгрустнул: Дело, то бишь, – каюк, Но Билл Най провернул Свой излюбленный трюк И в рукав запихнул полколоды – Он мастак в смысле ловкости рук. Но в игре не везло По-кошмарному нам, Козыря, как назло, Так и липли к рукам Простодушного с виду китайца – Продували ко всем мы чертям! И вот тут-то прокол И случился такой: Мне на сдаче пришел Валет козырной, А язычник зайди со второго – Чем и выдал себя с головой! Хоть я тертый игрок, Но застыл, как стена, А Билл Най все просек И вздохнул: «Вот те на! Облапошил нас вшивый прислужник», – И настала китайцу хана. Из его рукавов (Я не лез в мордобой) Сотни карт меж столов Разлетелись листвой, Да с ногтей его восково-желтых Мы и сняли налет восковой. Так что верьте, друзья, – Заливать не привык! – Что по части вранья И дешевых интриг Никого нет ушлее китайца – Если вру, пусть отсохнет язык! Комментарий 1. Юкер – вид карточной игры, упрощенный вариант покера. В колоде 24 карты, самая сильная – козырной валет. 2. В Калифорнии многие китайские эмигранты работали в качестве прислуги 3. Шулера используют воск для того, чтобы метить карты. Навощенным ногтем делают метку, и она блестит, когда на нее падает свет. Наверх Фрэнсис Брет Гарт. У гасиенды На оливе имя донны Вырезал певец влюбленный – «Мануэлла де ла Торре». Кто она? Кругом молчанье; Дождь и солнце точат зданье; Ветра тщетно призыванье – «Мануэлла де ла Торре». Позабылась песня эта, Лишь припев не канул в лету – «Мануэлла де ла Торре». Но порой наводит чары Отдаленный звон гитары, И слова легенды старой Льются ночью на просторы: Были стены эти юны И впервые пели струны – «Мануэлла де ла Торре». Наверх Фрэнсис Брет Гарт. О чем пела пуля Как радостен жизни Закон! - Любить и лететь На рожон! Отыщу, обет храня, В смерче дыма и огня Я того, кто для меня Был рожден. И его не спутать мне Ни с одним: Он – герой и в битве не- Победим. У него лицо под стать И божественная стать, Скоро, скоро должен стать Он моим! Вот и он – моя любовь, Мой храбрец! Это я – твоя любовь, Наконец! Счастье мне скорей даруй – Отвечай на поцелуй! Что ж ты, милый? Не балуй! Но молчит мертвец… Наверх Стивен Крейн. Из сборника «Черные всадники» Наверх Огден Нэш. Похвальное слово другу Одни писатели твердят, Что мама – лучший друг ребят. Другие спорят: это враки, Нет друга преданней собаки! Не избежать мне типунов За приниженье мам и псов, И все же я признаюсь вам: Мой самый лучший друг – я Сам. Мы делим радости и горе, Мы в унисон поем, как в хоре, Мы ближе, чем мидиец с персом, Мы заодно умом и серсом. Я пошутил – и Сам смеялся. Я прогорел – и Сам нуждался. Мы на коктейли ходим оба, Хоть ненавидим светских снобов: Чуть я решаю делать ноги, Смотрю – а Сам уж на пороге. Мне по душе кино немое – И Сам согласен тут со мною. И каждый из моих грехов Добрейший Сам простить готов. А отойду я в мир иной – Кто будет, как не Сам, со мной? Мы неразлучны. Рядом с нами И Дамон с Финтием врагами Покажутся. Не стройте рожи! Ведь вы и Сами с нами схожи. Примечания: Мидия – историческая область в северо-западной части Иранского нагорья. Дамон и Финтий – два пифагорейца, жившие в Сиракузах в 4 в. до н.э., образец преданности в дружбе. Наверх Огден Нэш. Это напоминает мне… Представьте себе: вы на темной террасе и к девушке рядом проникнуты чувством настолько странным, Что становится ясно – дело не только в приданом. В воздухе летняя нега, и вечер волнующе дивный, И луна вам шепчет лукаво, что «любить» – это глагол активный, И звезды мерцают над вами как-то особенно, И старинные венские вальсы играет вдали оркестр бесподобенно, И она ничуть не противится, когда вы нежно сжимаете ей локоток, И спустя мгновенье, исполненное романтики, вы спрашиваете: «Милая, куда унес тебя мыслей поток?» И она возвращается из омытых лунным сиянием далей в сумрак веранды, И говорит: «Я просто задумалась, сколько побегов бамбука съедает за день детеныш Гигантской панды». Или так: вы стоите с ней на холме и закатом любуетесь зимним мечтательно, И, как в книгах Унсет, красиво все сногсшибательно, И вы обвиваете рукой ее талию и произносите искусно составленное признание, столь же проникновенное, как в книгах Уиды и Теккерея, И спустя мгновенье, исполненное романтики, она говорит: «Ой, я забыла купить для дайкири лаймы и в салат – сельдерея». Или в полутемной гостиной вы только что задали ей самый главный вопрос и с трепетом ждете ответ, И спустя мгновенье, исполненное романтики, она говорит: «По-моему, этот столик будет лучше смотреться на месте того столика, только ума не приложу куда поставить второй столик, не дашь мне совет?» И вот так они бьют нас ниже пояса день за днем. Не то чтоб для них не было ничего священного. Просто в Священный Момент они размышляют о чем-то ином. Наверх Огден Нэш. Женитесь на апрельской девушке! Славьтесь, вешние заклятья: Мне Апрель попал в объятья! То волшебный, То ненастный, Дерзкий, вздорный, Нежный, страстный, Вот Апрель Цветет цветами, Вот Апрель Гремит громами, Верный друг И ветрогон, Я, Апрель, в тебя влюблен! Наверх Огден Нэш. Счастливый симулянт Наверх Огден Нэш. Дитя, конечно, рождает Человека, но не сразу Ну и что, что Резерфорд Уплетал на ужин торт, А в меню Аристофана Не бывало каши манной? Да, я знаю, что Шекспир Ненавидел рыбий жир, А великий Геродот По утрам не пил компот. Да, Ван Гог писал картины, Не глотая витамины, А Сальери отравил Вольфганга Амадея, Не евши сельдерея. Ну и что с того, дружок? Доедай-ка свой творог. Хочешь кушанье по нраву – Заслужи сначала славу! Примечание: Заголовок, судя по всему, отсылает к одному из юношеских стихотворений Уильяма Вордсворта. Наверх Огден Нэш. Микроб Микроб не так велик, как слон, Но всех зверей сильнее он: Весь ужас в том – увы и ах! – Что он живет в людских телах И тешит тем свою особу, Что шлет им странные хворобы. Дай я потрогаю твой лоб. Дружок, в тебе живет микроб! Наверх Огден Нэш. Моей возлюбленной Больше, чем муж ненавидит рога, Чем скалы грозят кораблю, Больше, чем шут Ненавидит зануд, Вот так я тебя люблю! Люблю я сильней, чем жалит оса, Сильней, чем трясет метро, Люблю я сильней, Чем липнет репей, Чем гремит пустое ведро. Так же, как вор боится улик, А червячок - воробья, Так же, как нищий Нуждается в пище, Вот так я люблю тебя! Сильнее, чем кит выпускает струю, Чем ноет дырявый зуб, Сильнее люблю я, Чем скачет косуля, Чем лук вышибает слезу. Клянусь тебе месяцем, что вверху, И внизу, если есть такой, Сильнее, чем жмет Неразношенный бот, Вот так ты любима мной! Наверх Роберт Геррик. Вишни спелы! Вишни спелы! спелы! спелы! Так румяны, полнотелы – Подходи и покупай! Где росли они? Тот край На устах моей любимой. Свет улыбки негасимой Озаряет дивный сад – Вишни там весь год горят! Наверх Роберт Геррик. К его стихам Что ждет, мои сиротки, вас, Когда придет мой смертный час? Кто вас укроет от ненастья И обеспечит ваше счастье? Кто вас посадит к очагу? (Хотя вам и не быть в долгу – Вы заработали деньгу Своим запасом остроумья.) И все же в тяжком я раздумье… Вот ежли кто-то из друзей, Хранящих честь минувших дней – Душою щедрый, благонравный Ньюарк или Вестморланд славный, – Переживет меня, то в них Найдете вы отцов родных. А нет – хлебнете поневоле Сиротской горемычной доли. Наверх Роберт Геррик. Браслет для Юлии Этот шелковый шнурок Я к твоей руке, дружок, Привязал, и краткий срок Ты, прелестна и юна, Будешь мною пленена – Сам же я твой раб сполна; Дерни нитку посильней И разделаешься с ней – А со мною все сложней: Мне не вырваться никак, Да ведь я себе не враг – Не ушел бы так и так! Наверх Роберт Геррик. Ее постель Взгляни-ка: облачко сребрится – То пышная постель девицы. В ней Юлии так сладко спится! Наверх Генри Кэрри. Пьяная песня Вышли Вакха времена – Я отныне Бог Вина! С этим жалким питуном В состязании хмельном Я расправлюсь, как с ягнем! Сотворите мир, сполна Состоящий из вина! Пусть моря и земли в нем Будут зеленым вином – Вот тогда-то и кутнем! Наверх Джойс Килмер. Деревья По мне, и лучшие стихи В сравненье с деревом плохи. Тем деревом, чей жадный рот К земной груди приник и пьет, Чьи руки вздеты к небесам В молитве, недоступной нам, В чьих волосах из года в год Свое гнездо пичуга вьет, Чьи плечи укрывает снег, Чьим другом дождик стал навек. Стихи создам и я, глупец, А дерево – лишь Он, Творец. Наверх Мэри Кэролин Дэвис. Винтаж (Из цикла "Девичьи песни") Покуда боль свежа, Не сотворишь красы, Смущающей сердца. Пускай идут часы. Боль что вино. Свою Не скоро я испью. Наверх Спайк Миллиган. Тигр (Пародия на Блейка) Тигр, о тигр, светло горя, Можешь ты без фонаря Различить, рассеяв мрак, Кто твой друг, а кто твой враг? Ты, возможно, нам и друг, Но ужасно близорук. Заведи скорее линзы: Ты оставил только джинзы От племянницы моей! Разве можно есть людей?! Обещай, не пряча глаз, Что не тронешь больше нас, А не то, даю зарок, Я спущу сейчас курок – Станет твой костюм тигриный Украшением гостиной! Наверх Код для вставки анонса в Ваш блог
| |||||
Михаил Лукашевич: Избранные переводы английской и американской поэзии.