h Точка . Зрения - Lito.ru. Natella Osmanli: Что готовит завтрашний день. (Рассказ).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Natella Osmanli: Что готовит завтрашний день..

Нам всегда было и будет интересно читать о чьей-то судьбе. История гадкого утенка, ставшего прекрасным лебедем, не нова: будучи нескладными подростками, мы верим в нее и мечтаем о несбыточном, став же белыми и прекрасными – понимаем, насколько на пути к цели мы потеряли сами ее очертания и погрузились в ту реальную жизнь, которой в сказке не было и не должно было быть – пороки, отношения между людьми, положение в обществе. Реальная жизнь – она совсем не похожа на сказку, и в ней гораздо больше деталей, которые нельзя оценить ни с плохой стороны, ни с хорошей – они попросту характеризуют нас самих, эти детали, и тот путь, которым мы прошли. А ведь когда-то, в эпоху отрочества, все это казалось таким идеальным…
Что нам несет завтрашний день, если даже ожидаемое случается вовсе не так, как его ожидают?


Редактор литературного журнала «Точка Зрения», 
Кэндис Ясперс

Natella Osmanli

Что готовит завтрашний день.

Когда-то жизнь забросила меня в маленький городок, не спросив согласия, не поинтересовавшись, нравится он мне или нет...

Мне едва исполнилось четырнадцать, колючий хмурый подросток, живущий в выдуманном мире. Я, помнится, вела дневник, исписывала толстую общую тетрадь неровным нервным почерком... Сейчас, перечитывая его, я искренне удивляюсь – каждая строчка кричит и стонет от боли, от одиночества, от невысказанной, скрываемой тоски... Четырнадцать. Я – худющая болезненная девочка в смешном оранжевом пальто, что мешком болтается на ссутуленных плечах; я стесняюсь носить короткие юбки – мои тоненькие ножки-спички вызывают гомерический хохот у сверстников; я подкладываю вату в крошечный бюстгальтер нулевого размера; я замазываю прыщи маминым дермаколом и грызу ногти. В четырнадцать мне не хотелось жить, порой судорожно сжимая перила балкона, я подумывала о самоубийстве. «Ты урод!» - кричала я своему отражению, - «Ты никому не нужна!» Я ненавидела фильмы о любви, в которых мужчины неизменно влюблялись в красивых женщин, а дурнушек не было совсем... А если и были, то к концу картины с ними происходила волшебная метаморфоза – из гадкого утенка получался прекрасный лебедь. Я слушала злую громкую музыку, хотя, она мне вовсе не нравилась; я обклеивала стены своей комнаты плакатами устрашающего вида рокеров, хотя, последние не вызывали у меня даже капли симпатии. Главным моим занятием было – шокировать, противопоставлять себя окружающим, всем своим видом доказывать, что я другая, именно потому что хочу быть такой. Конечно же, я врала, другим и себе... В запрятанных глубоко в подсознании мечтах я преображалась, подобно героиням нелюбимых мною фильмов, становилась объектом всеобщего восхищения и поклонения.

Именно тогда, в тот опасный возраст, судьба забросила меня в крошечный городишко, где я впоследствии провела несколько лет своей жизни.

Так уж сложилось, политическая карта мира изменила свои очертания, всколыхнулось огромное лоскутное одеяло под названием Советский Союз, рассыпалось на множество разноцветных фрагментов... Конфликты, распри, войны... Я – рожденная в многонациональном браке стала свидетелем мини-версии всего этого внутри собственной семьи. Спустя пятнадцать лет после свадьбы, мой отец внезапно прозрел – оказывается, он женился не женщине «не той» национальности. Крики, оскорбления, звук разбивающейся посуды – под эту музыку я делала уроки. Странно, но я как бы отгородилась от внешнего мира, и взирала на то, как он неминуемо рушится, откуда-то со стороны...

Нам с мамой пришлось уехать к каким-то дальним родственникам, безусловно – мы досидели до самого острого момента, до погромов и избиений, до безумия и жажды крови, охвативших толпу... Толпа – я стала бояться этого неуправляемого, огромного организма в четырнадцать и боюсь до сих пор, хотя мне уже почти тридцать...

Маленький провинциальный городок, серый и неприметный, хмурый, пропахший перегаром и кислой капустой, почти деревня... Ленивые прохожие, окидывающие тебя неприветливыми взглядами... «Понаехали!»,несущееся вслед...

Я с жалостью смотрела на свою мать, изнеженная, избалованная женщина, непривыкшая себе в чем-либо отказывать, теперь вынуждена работать продавщицей в универмаге, стоять у прилавка за копейки... Всю первую неделю она являлась на работу в привычном для нее виде – высокие сапоги, узкая, словно перчатка, юбка, при марафете, уложив густые вьющиеся волосы, надушившись французскими духами. На вторую ей устроили темную, в прямом смысле слова. Продавщицы из других отделов подкараулили ее после рабочего дня... С тех пор я не видела свою мать, такой, какой она была до приезда сюда... Она скоро подурнела, осунулась, а потом, к моему ужасу, стала все чаще прикладываться к маленькой бутылочке, что стояла в холодильнике - «для компрессов».

В школе я сразу стала объектом для насмешек со стороны новых одноклассников, сначала их веселил мой еле заметный акцент, потом стали раздражать успехи в учебе, и я снова играла привычную роль изгоя... Как это часто бывает, некрасивая девочка, заклеванная сверстниками, выбирает объектом своей первой страсти самого яркого и популярного мальчика... Так случилось и со мной. Виктор был сыном местного партийного босса, высокий, немного сутулый, сытый папенькин сынок, привыкший к всеобщему обожанию. Ему, казалось, было позволено всё – являться на занятия с получасовым опозданием, носить джинсы и ковбойку вместо школьной формы, курить в коридоре прямо у кабинета директора... Девчонки всех мастей и окрасов, изящные и в теле, блондинки и брюнетки, двоечницы и отличницы-зубрилы - провожали его восторженными взглядами и мечтательно закатывали глаза; лишь я проходила мимо, опустив голову и сжав губы. Сама не помню, как так получилось, но каким-то образом, мне удалось проникнуть в учительскую и, рискуя быть пойманной, выудить из шкафа журнал, найти его данные и выписать в крошечный блокнотик, который я всегда носила в сумке. Теперь у меня был номер! Номер его телефона, шесть цифр, которые я помню до сих пор...

Сейчас я вспоминаю это с улыбкой, с горечью, с грустью и жалостью к себе – неуверенной, зашуганной, забитой... Как мне хочется хоть на минуту попасть в прошлое, найти ее, ту девочку, обнять и рассказать, как все сложится потом...

Тем вечером мать отправилась на чью-то свадьбу, я же, еле дождавшись, пока за ней захлопнется дверь, схватила телефонную трубку... С каждым отбойным гудком мое сердце будто бы падало всё ниже и ниже, аккурат в момент, когда оно, вроде бы благополучно приземлилось в районе желудка, на том конце провода приятный женский голос сказал «алло».

«А Виктор дома?» - выдавила из себя я, сглотнув жесткий комок.

Разговор продлился три с половиной часа... Мы говорили обо всем – о музыке, о кино, о литературе... Кто бы мог подумать, что вкусы наши совпадут до такой степени, мы любили одних и тех же актеров, слушали одни и те же песни, читали одни и те же книги... Пришло время прощаться.

«Постой, - воскликнул он, - Ты так и не сказала как тебя зовут!»

Я дала отбой.

Наши беседы теперь стали постоянными, каждый вечер я набирала его номер, каждый вечер мы говорили, говорили, говорили, забывая о времени, порой до самого утра - нередко опаздывали в школу, а пару раз даже столкнулись в коридоре, спеша на первый урок... Виктор пробежал мимо, даже не взглянув на меня, откуда ему было знать, что ночная собеседница, рисовавшаяся в его воображении красавицей – только что прошаркала мимо в старых кроссовках, прикрывая носовым платком жирный прыщ на подбородке.

Разговор за разговором он становился ближе, понятней, родней, и наступил тот миг, когда я перестала отдавать отчет своим поступкам – всё чаще в моих словах проскальзывали намеки на то, что мы заочно знакомы, я описывала его самого и многочисленных друзей, поздравляла с обновками, тем больше подогревая интерес к своей персоне... Ежедневно он говорил мне комплименты, объяснял, что до моего появления жизнь казалась ему тусклой, что прежде он был одинок и никем не понят, что я – единственная радость, а наши беседы – наркотик, без которого он уже не в силах обходиться... Иллюзия, утопия, малая толика надежды и меня понесло, в мечтах и сновидениях мы встречались, он прижимал меня к себе, целовал и признавался в любви, а потом... Потом мы с ним бродили в обнимку по школьным коридорам, вызывая завистливые взгляды и возмущенное шипение расфуфыренных старшеклассниц. В еще более смелых желаниях Виктор увозил меня в другой город, подальше от серой провинциальной жизни, от пьющей матери и ее любовников, в большой яркий город, где я преображалась, расцветала буйным цветом и превращалась в настоящую красавицу...

«Так когда мы увидимся?» - повторял он нетерпеливо. Сначала я отнекивалась, потом стала сдаваться... Нет-нет, я прекрасно понимала, что, по всей видимости, его реакция будет, если не обидной, то, во всяком случае, уж точно не такой как в моих кружевных грезах, но, подобно смертельно больному, давшему согласие на операцию, удачный исход которой неизвестен, я таки решилась...

Виктор стоял у школьного спортзала, давно закрытого на ремонт, и когда я появилась, рассеянно оглянулся и снова уставился в никуда, ожидая прихода той, что рисовалась в его воображении. Я ухмыльнулась и уселась на подоконнике. Он еще раз скользнул по моему лицу взглядом, о чем-то задумался, нахмурился и отвернулся. Я сидела рядом с невозмутимым видом, нахально посматривая на него, а на самом деле еле сдерживала слезы, потные ладони впечатались в шершавый подоконник, я болтала онемевшими ногами, чувствуя нестерпимое покалывание в ступнях...

«Извини, - обратился он ко мне, чуть поморщившись, - Ты не видела тут девушку? Я немного опоздал, возможно, она не дождалась и ушла...»

«Конечно, - вдруг выпалила я, - «Была тут высокая, с огненно-рыжими кудрями, красивая такая... Она выкурила сигарету и ушла. Впервые ее видела, не из нашей школы, кажется, на студентку похожа, может практикантка...»

«Да-да-да, - он растерянно кивал головой, - Это она.»

Он ушел, а я юркнула в туалет, заперлась в грязной вонючей кабинке, достала из сумки украденную у матери сигарету, зажгла ее, затянулась, закашлялась и попробовала еще... Едкий дым щекотал легкие, щипало в глазах, но я делала затяжку за затяжкой, представляя себя той, которую описала Виктору несколько минут назад.

Вечером я снова позвонила - он извинялся, повторял, что это больше не повторится, он не опоздает ни на минуту, только бы я дала ему шанс, согласилась встретиться опять...

Я, конечно же, отказывалась, притворяясь обиженной, он настаивал... Виктор словно сошел с ума, он повторял, что любит меня, что готов на коленях вымаливать прощение, я же, искусно играя роль жестокой обольстительницы, с усмешкой выслушивала его признания.

Ночи и дни, проведенные в мечтах, заворожили меня, отвлекли, увели от реальности, и когда моя мать заявила, что выходит замуж повторно, и мы переезжаем в другой город – большой и яркий, полный музеев и дворцов, памятников и парков, город, о котором я не смела и мечтать, я оторопела, испугалась, возмутилась, а после обрадовалась... Наша телефонная история рано или поздно должна была закончиться – позором для меня, разочарованием для Вити, нестерпимой болью для обоих. И теперь мне представилась возможность поставить точку самой, красиво, по-киношному...

Наш последний разговор - я сказала, что уезжаю учиться в Америку... Смутно помню, о чем еще мы говорили в тот вечер, в память врезался только один момент – Виктор неожиданно замолчал, я тараторила, смеялась, о чем-то рассказывая, и вдруг поняла – на другом конце тишина. Он отозвался не сразу, чуть хриплым дрожащим голосом, я сделала вид, что ничего не заметила, но поняла - не смог сдержать слез... Смешно, тогда этот шестнадцатилетний мальчишка казался мне взрослым парнем, сильным, мужественным, и я искренне удивилась его реакции, противоречащей книжно-киношному утверждению, что «мужчины не плачут». Теперь, спустя годы, я понимаю – плачут абсолютно все, когда по-настоящему больно.

В аэропорту я дала себе слово – непременно вернуться златокудрой красавицей, вернуться за Виктором... Но я больше не бывала в том городке, и надеюсь, судьба не закинет меня туда никогда...

Новая семья, новая жизнь, новая страна. Всё вокруг менялось с бешеной скоростью, мать из спивающейся продавщицы универмага снова превратилась в респектабельную даму, ее муж – Стас вскоре стал заниматься каким-то «бизнесом» и буквально в течение года «раскрутился», громыхая золотыми цепями, как у кота из Лукоморья, наряжаясь в малиновые пиджаки от парижских кутюрье, цепляя на запястье ролексы с лонжинами. Деньги способны превратить даже гадкого утенка в птичку посимпатичнее - платья из бутиков, украшения, которыми задаривала меня мать, походы по салонам красоты... Я и сама не заметила, как из хмурого тинэйджера превратилась в жеманную нимфетку-лолитку. О Викторе я теперь вспоминала редко, лишь в день его рождения отправила миленькую открыточку с сердечками. Теперь мне нравился другой мужчина, взрослый, по-настоящему взрослый, богатый, влиятельный, настоящий мафиози – я в сотый раз пересматривала «Спрут» по одному из каналов, купила в «Букинисте» книгу о «крестном отце», а затем кассету с одноименным фильмом... Мой возлюбленный, конечно, не тянул на верхушку местной копполы, но я искренне верила в то, что однажды он станет доном Корлеоне... Одним словом, я не на шутку втрескалась в отчима, Стас же был настолько занят своими братками – сходками – разборками – инвестициями – банками – магазинами - клубами, что, к счастью, в упор меня не замечал...

Вечеринки, безумно-наглая, хамская трата денег - денег, полученных бог знает каким путем: у матери, к примеру, была целая комната с шубами, гардеробная, завешанная разноцветными норками, песцами, шиншиллами, благо, она, в отличие от других братковских жен, обладала вкусом и покупки её были не только дорогими, но и стильными.... В шестнадцать – семнадцать – восемнадцать - девятнадцать лет круг общения решает всё, мои новые друзья интересовались только тем, у кого больше денег на счету и в каких банках, спорили где престижнее учиться – в Гарварде или Сорбонне, девчонки вели нескончаемые беседы о шмотках, клубах, салонах, тусовках, постепенно и я становилась такой же... Пары формировались по принципу «деньги к деньгам», нами, соплячками, составлялись списки женихов с положением – в них входили сыновья представителей политической элиты, молодые «бизнесмены» и сыновья «бизнесменов» постарше... «Большой Лебовски», «Последний дон», «Донни Браско», «Прекрасная мафия» - то были мои любимые фильмы, особенно последний – с Настасьей Кински и Ванессой Редгрейв, этакий панегирик мафиозному феминизму, о вдовах гангстеров, которые взяли «дело» в свои руки. Страна менялась, вчерашние братки становились хозяевами несметных сокровищ, мистерами-твистерами-владельцами газет и пароходов, именующимися новым звучным словом «олигарх». В олигархи Стасик, конечно, не выбился, но стал довольно состоятельным человеком. Огромный особняк, несколько квартир, несчетное количество машин, яхта, лошади, два ресторана и торговый центр. Благо ему хватило ума не лезть в политику. Их отношения с матерью постепенно сошли на нет, как она не вживляла под кожу золотые нити, не делала пластические операции, Стас отдалился и появлялся дома все реже... Меня не волновали страдания моей родительницы, но вот... А как же я? Я ведь не видела его тоже.

Стоит заметить, что к девятнадцати моя давнишняя мечта – стать знойной рыжеволосой красавицей, насмешливой обольстительницей, пользующейся успехом у мужчин – исполнилась... Я же и не помнила уже, что прежде об этом грезила, прошлое в сером городишке вскоре подернулись дымкой, а через некоторое время дымка стала дымовой завесой.

Я просто явилась к Стасу в офис, скинула тонкое коктейльное платье, подошла к нему, оторопевшему, и поцеловала в губы... Чего-чего, а опыта в подобных делах у меня было хоть отбавляй, богемная тусовка проповедовала совсем не пуританскую мораль, трудно было найти в нашей компании хотя бы пару молодых людей, между которыми ни разу ничего не было – мы сходились и расходились, бродя по замкнутому кругу, меняясь бой-френдами и подружками, порой соединялись по второму кругу и снова расставались. Проще говоря, я знала толк в любовных играх...

Стас отпрянул, я улыбнулась и стала медленно расстегивать его рубашку, покрывая поцелуями шею и грудь. Мелкие поцелуи, один за другим, поцелуи-покусывания, пальцы проскальзывают под тонкую ткань... И вот, рубашка валяется на полу... А Стас – очень даже ничего для своих лет – совсем не обрюзгший, довольно поджарый, даже мускулы имеются – кто бы мог подумать... Отчим начинает отвечать на мои поцелуи, неуклюже мнет грудь, цепляется губами за соски. Я начинаю расстегивать его брюки...

Спустя час я шла по улице, кутаясь в тонкий шелковый палантин, скинув босоножки, ступая босыми пятками по остывающей мостовой; я потягивала из полупустой бутылки коньяк и громко хохотала, привлекая внимание прохожих и не на шутку пугая семенящего на почтительном расстоянии телохранителя. Надо же – мужчина моей мечты оказался импотентом, несчастная мамочка, ей-то, оказывается, приходилось терпеть эту муку последние пару лет. Стасик взял с меня клятвенное обещание никому и никогда не разглашать эту страшную тайну, даже квартиру пообещал подарить новую и перевести на мое имя маленькую кофейню... Я не стала отказываться, хотя, в любом случае и не собиралась ничего рассказывать... Бедняга Стас, никакие врачи, никакие шаманы, даже виагра, и та, не в силах была ему помочь...

Вскоре я переехала в центр города, подальше от матери, снова пристрастившейся к спиртному и Стаса, который теперь раздражал меня до зубовного скрежета.

Страна менялась, менялись люди, менялись ценности и взгляды. Время малиновых пиджаков миновало, наступила пора хватких расчетливых дельцов; кто успел, тот отхватил жирный кусок в самом начале новой эпохи, теперь же ситуация стала другой – нужно было работать, думать, анализировать, считать, рассчитывать, подсчитывать. Стасик, по всей видимости, растерялся... Я не слишком вникала в его дела, но позже поняла, что у отчима возникли проблемы. Заметно это стало и по его поведению, и по отношению к моей персоне в тусовке – те, которые прежде с завидным упорством набивались в друзья, стали вести себя уже чуть иначе, не надменно, но слегка с холодком, без былого пресмыкания и лизоблюдства. Терять прежнее положение мне вовсе не хотелось, и я твердо решила сделать выгодную партию, выйти замуж за бизнесмена новой формации – дельца по натуре, а не бандита. Хорошее образование, яркая внешность, дорогие шмотки и украшения, умение вести себя в обществе – вот что имелось в моем арсенале.

Найти жениха оказалось не таким уж и плевым делом, как думалось. Во-первых, большинство перспективных молодых людей уже были заняты ушлыми девицами, во-вторых, те, которые не были заняты, вовсе не спешили под венец. Год поисков прошел зря, я засветилась во всех модных «салонах», перебрала почти всех интересных холостяков, с кем-то успела повстречаться несколько недель, с кем-то отношения ограничились разовым сексом...

Наконец мне посчастливилось познакомиться с Шалвой... Вдовец, двое детей, строительная компания – что еще нужно для счастья? Моя кофейня тоже приносила доход, правда минимальный – я привыкла тратить в неделю, а то и за день, суммы в несколько раз превышающие месячную прибыль. В жены меня никто звать не собирался, да и положение любовницы было предпочтительнее и приятнее. Любовниц принято одаривать подарками, развлекать... Любовницам редко предъявляют претензии... Любовниц боятся потерять... Да и с любовницами занимаются любовью, а с женами – выполняют супружеский долг раз в неделю, по-домашнему, без джентльменства, красивых ухаживаний, приторных признаний и вычурных комплиментов.

Моя роль меня вовсе не тяготила, отнюдь, мне удалось познакомить Шалву со Стасом, они заключили парочку выгодных контрактов... Я разъезжала на огромном хаммере, одевалась у любимых кутюрье, снова пользовалась успехом. Единственное, что омрачало это благостную картину, ревность моего горячего кавказского мужчины.

За мной попятам, даже в кафе и парикмахерские ходили отныне два лба-шпиона, они внимательно вслушивались в беседы с подругами, оглядывали с ног до головы всех мужчин, чтоб приближались ко мне ближе, чем на метр, а потом докладывали Шалве.

Так прошло четыре года...

Внезапно не стало Стаса... Отчим отдал богу душу в канун своего пятидесятилетия, отравился в японском ресторане, отведав ядовитую рыбу фугу. Видите ли, сашими из фугу – было его давнишней мечтой, мол, знакомые гурманы утверждали, что по мере употребления этого блюда на едока накатывает парализующая волна: сначала отнимаются ноги, потом руки, после – челюсти, и способность двигаться сохраняют только глаза. Однако, через мгновение все оживает в обратном порядке: возвращается дар речи, начинают двигаться конечности. Спрашивается, не легче ли было бы обкуриться или понюхать кокаин? Согласно статистике, от яда фугу умирают не так уж и часто, еще говорят, что повар в случае смерти клиента должен сделать себе харакири... Нам же просто выплатили какое-то подобие страховки. Я бы не сказала, что мать особо убивалась по умершему, мне же было его немного жаль – нелепая смерть, хотя, наверное, приятная... Зато при оглашении завещания нас ожидал неприятный сюрприз – Стас оставил большую часть своего имущества сестре и племянникам из какой-то мухосрани, маленького городка в Чувашии или Удмуртии - я не стала уточнять. Бедняги-провинциалы приехали на похороны и получили уйму денег. Видели бы вы их обалдевшие физиономии... Безусловно я сразу же предложила матери обратиться в суд. Вот тут-то и появился молодой адвокат...

«Витя!» - воскликнула я, лишь он зашел в комнату.

И закрутилось, завертелось... «А помнишь?..», «А знаешь?..», «А я... А ты?»...

«Слушай, а я сразу понял, - говорил он позднее, попивая эспрессо в моей кофейне, - Ведь пропала ты из школы, как раз тогда, когда уехала она – вот и вспомнилась наша встреча у спортзала... Ты маленькая была, смешная...»

«И совсем некрасивая, - хмурилась я.

«Зато теперь..,» - он многозначительно улыбался.

И снова, как прежде, разговоры о кино, о книгах, о музыке... Мы делились ощущениями, потаенными желаниями и мечтами... Снова, как пазл, совпало видение мира.

Кустурица, Бертолуччи, Альмадовар, Зюскинд, Маркес, Хемингуэй, Дали, Шагал, Гауди, Пьяццола – сошлись наши вкусы. Мы тараторили, перебивая друг друга, смеялись, снова тараторили.., пока у меня не заверещал мобильник – звонил Шалва, «шпионы» уже доложили ему, что поблизости симпатичный молодой человек.

«Дай мне свой номер, позвоню!» - сказала я на прощание.

И снова, как прежде, до утра с телефонной трубкой - мой любовник встречался со мной днем или вечером, ночевал же исключительно дома, дабы не обидеть капризных отпрысков.

Само собой мы стали встречаться... Как всё изменилось, когда-то я чувствовала себя неуверенно, теперь неуютно и не по себе было ему... У Виктора не было денег, машины, квартиры... Он перемещался по городу на общественном транспорте, жил на съемной квартире где-то на окраине города. Одевался мой возлюбленный в Бенеттоне и Мексе, чем очень гордился, думая, что упакован на высшем уровне, на запястье красовались Свотч за двести баксов, а на безымянном пальце, о ужас, серебрянное кольцо от Булгари – и всё это, безусловно, не шло ни в какое сравнение с моими карденами и версаче, патек-филиппами и шопарами... Он страшно комплексовал, когда я расплачивалась в ресторане, потому мы предпочитали ужинать дома, придумывая всякий раз новые ухищрения, чтоб обмануть «шпионов», которые провожали меня до дверей, и консьержа, которому Шалва периодически выдавал кругленькую сумму за подробные доклады о посещаемости моей квартиры.

Виктор был потрясающим любовником, казалось, я доходила до экстаза, подобного тому, который испытывали любители рыбы фугу – меня будто парализовывало, тело становилось невесомым, и я взлетала, не в силах сдержать крик... Я объясняла свои ощущения умением и техникой, не понимая, что причиной небывалого наслаждения были любовь и желание принадлежать друг другу безраздельно...

Я знала, что рано или поздно наша лав стори закончится, но могла ли я подумать, что это случится так скоро...

Тем вечером мы с Шалвой сидели в ресторанчике на берегу реки, я устало слушала его рассуждения о политике – мой любовник вдруг воспылал страстью к революциям, что теперь вершились на постсоветском пространстве; сверкая глазами, он рассказывал об ужасах тоталитарной системы, об оккупированных республиках, живших некогда в рабстве, о светлом будущем с Америкой, о демократии, которой нет и в помине в России; он сочувствовал парочке олигархов, одному из которых пришлось уехать, а другому попасть за решетку... Я еле сдерживала зевоту и приступы раздражения.

«Мась, выходи за меня замуж, - вдруг оглоушил меня он, - «Скоро пять лет, как мы вместе, пора бы уже оформить отношения, завести ребенка...»

Наверное, я подсознательно ждала этого разговора. Я нахмурилась, виновато улыбнулась и медленно, без запинки, прочла длинную монотонную отповедь, ни в чем не обвиняя своего любовника, наоборот – извиняясь и благодаря его за волшебные моменты, за годы, проведенные вместе, за подарки и заботу.

«У тебя кто-то появился?» - сурово перебил меня Шалва.

Я не стала юлить и обманывать, рассказала все, как есть. Он ничего не ответил, попросил счет, отвез меня домой, поцеловал на прощание, как ни в чем не бывало...

Теперь нам не нужно было прятаться! Мы проводили сумасшедшие дни и ночи в постели, отключив телефоны, потеряв счет времени... Вечерами скрипели и вздыхали старые пластинки, найденные в моей квартире до ремонта, когда второй этаж был еще чердаком, а на крыше ничто не предвещало появление бассейна... «Где Вы теперь, кто Вам цАлует пальцы, куда ушел Ваш китайчонок Ли, Вы, кажется, потом любили португальца, а может быть с малайцем Вы ушли...» - мы танцевали, начинали целоваться, потом наши тела сливались воедино, и я взлетала несчетное количество раз...

Но Вите пришлось вернуться на работу, и наши встречи стали редкими, всё чаще он ссылался на небывалую усталость и отсутствие времени, постепенно изменился тон его сообщений – и если раньше я зачитывалась ласковыми посланиями, то теперь они чаще имели вид деловой переписки.

Казалось, я принесла своему любимому удачу – дела его пошли в гору, он переехал в центр города, купил подержанную ауди, и каждый день сулил ему все новые и новые перспективы и возможности...

Я чувствовала, что Виктор отдаляется, чувствовала, но упрямо не хотела в это верить... Однажды мой возлюбленный просто исчез, перестал звонить, не писал смсок, не приходил. Я выждала неделю и набрала его номер. Пара фраз, тихо, спокойно, сухо, жестко – Шалва обеспечит ему работу, если рядом не будет меня, мы изначально разные, у нас нет будущего, а он по натуре – одинок, и ему комфортно без любви...

«Ах да, - вспомнил он вдруг, - Насчет суда... Ничего не получается, завещание составлено без сучка-без задоринки.»

Я с улыбкой повесила трубку. Спустя месяц мы с Шалвой расписались, вскоре он возглавил одно из министерств республики, некогда входившей в состав Союза, а ныне ставшей апологетом ковбойско-гамбургерных ценностей...

Когда-то жизнь забросила меня в маленький городок, не спросив согласия, не поинтересовавшись, нравится он мне или нет... Когда-то политическая карта мира изменила свои очертания, всколыхнулось огромное лоскутное одеяло под названием Советский Союз, рассыпалось на множество разноцветных фрагментов... Сейчас мир продолжает меняться, меняется жизнь, меняются обстоятельства... Кто знает, куда я попаду завтра, кого встречу. Я – человек своего времени, жесткого, сумасшедшего, динамичного – позавчера девочка из благополучной семьи, вчера забитый подросток из провинциальной дыры, сегодня – гламурная светская кошечка, и я, не поверите, с нетерпением жду новых изменений, злоключений, приключений. Кажется, иначе я уже не смогу... Мне зудяще интересно что готовит завтрашний день.

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Natella Osmanli
: Что готовит завтрашний день.. Рассказ.

19.06.05

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275