Сергей Чевгун: Не кормите кошку с балкона.
Грустный рассказ об ушедших друзьях. Собственно и истории здесь нет: герой-рассказчик беседует с людьми, которых уже умерли, он никогда не увидит их, а воображаемые беседы становятся местом встречи, единственно возможным. Этот небольшой монолог выстроен с помощью интонации безысходности. Здесь беседуют об эмиграции, о героях и авторах, о творчестве, которое вытесняет жизнь, о жизни, подчиненной творчеству, о многом другом, казалось бы неуловимом, но понятном каждому.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Анна Болкисева
|
Не кормите кошку с балкона
Не кормите кошку с балкона
Памяти Анатолия Тоболяка.
Она приходит ко мне каждый вечер, часам примерно к семи. Садится под окном - и ждет кошачьей манны небесной. Однажды с балкона упал бутерброд, и она это запомнила. У кошек хорошая память.
А назавтра история повторилась. И еще. И потом.
Прикормил, называется. На свою-то голову!
Что ж, бывает.
* * *
Город, одуревший от редкой в этих местах жары. Вчера еще пересохшие колонки. Позавчера закрытые киоски с мороженым. Люди, которых давно уже нет...
- Вот здесь я встретился с ним в последний раз. В девяносто девятом, - мы останавливаемся возле крошечного магазинчика. - Втиснулись в очередь. Пиво кончилась перед нами, пришлось брать, что есть.
Улица, протекающая между домов. Гарь расплавленного асфальта. Число шестое или двадцать восьмое. Не все ли равно?
- Ты не мог его встретить тогда, в девяносто девятом. Тебя убили весной девяносто первого, - говорю я Другу. - А в девяносто восьмом он уехал из этого города. Навсегда. И больше сюда не возвращался.
- Нет, это было в девяносто девятом, - Друг фатально упрям, безудержно и безрассудно. - Я позвонил ему и сказал: "Так я приеду?". И он этому не удивился. Он лишь спросил: "Ты один?" И еще он сказал мне: "Чуть позже. Подожди".
Дом. Знакомый подъезд. Запах бичей и кошек. Вверх, на третий этаж. Потертая дверь. Звонка нет, а стучаться вовсе не обязательно. Дверь распахивается от легкого толчка. От дыхания. От одной лишь мысли, что сюда можно войти в любое время дня и ночи.
Друг серьезен:
- Иди без меня.
- Почему?
- Потому что я вижу его каждый день. А тебе еще предстоит с ним встретиться.
... Это я так подумал, и дверь открылась сама собой. Я прошел прямиком на кухню и поставил на стол принесенное питье.
- В самый раз, - хозяин квартиры совершенно не удивлен моему визиту. - Постой, последний раз мы встречались... когда? В девяносто шестом?
- В девяносто шестом я был далеко. А в две тысячи первом уже не стало тебя. Неужели не помнишь?
- Да, конечно... Окраина Хайфа, дешевый пансионат... Запах выглаженных простыней, - голос у него грустный. - В тот вечер ко мне никто не пришел. Служащая пансионата всегда заходила ко мне и желала спокойного сна. А в тот вечер она не пришла. Интересно, почему?
- В тот день в автобус сел смертник. Ты этого не знал?
Он покачал головой:
- Нет. Подумал, что просто ей надоел.
Он достает из стола четвертушку хлеба и головку чеснока.
- Ты пока наливай. А я сделаю бутерброды. Такие маленькие бутерброды. Кажется, их называют тарталетками?
Он аккуратно делит хлеб на сотню маленьких кусочков, на сотню же тончайших пластинок расщепляет желтоватые дольки чеснока. Кусочек хлеба, на него - чесночная пластинка. Кусочек - пластинка, кусочек - пластинка...
- Ну, вот, - он придирчиво осматривает стол. - Значит, за встречу?
- За встречу. Которая когда-нибудь обязательно произойдет.
Теплая водка. Местная и очень скверная. Такая же, как в девяносто четвертом. Кажется, это было в мае. Мы сидели в кафешке на привокзальной площади. Я уже знал, что скоро отсюда уеду. Скользну по ломаной линии, перечеркнувшей карту, и зацеплюсь в дальнем ее конце. Надолго. Пока не надоест. А тогда, в зябком мае, я говорил ему:
- Так получилось! Я обманул своего героя, и он мне этого не простил.
В его глазах замерцало любопытство:
- Как это было?
- Сначала я выдумал героя. Я дал ему имя и пообещал бессмертие. Потом создал ситуацию, в которой герой должен был оказаться. И пережил ее вместе с ним.
- А дальше?
- Разорванные страницы, которые уже не склеить. Слова и события, которых уже не вернуть.
- Это Макс Фриш, - сказал он, подумав. - Это его Гантенбайн.
- Нет, это я. И это мой Шитов. Когда ты жил в Сибири и писал свою первую повесть, тебя звали Кротовым. Потом он уехал - на той, предпоследней странице, а вскоре уехал и ты - вслед за ним. Сейчас ты здесь, но скоро снова уедешь. Ведь уедешь?
- Откуда я знаю?
- А впрочем, не важно. Первым уеду я.
Он промолчал. Водка кончилась - неожиданно, как разговор. Потом я уехал, а он задумал свой новый роман. И начал его писать. Он писал и не мог остановиться. Жить ему оставалось еще лет семь, но посмертное забвение уже надувало щеки, готовясь погасить свечу былой известности. А все, что случилось потом, теперь для него уже не имело значения.
- В Хайфе по вечерам я выходил на балкон и принимался размышлять о разных смешных вещах. Например, о книгах, которых мне уже не написать. О героях, которых уже не придумать. Иногда ко мне приходил сосед, старик Дорфман, и мы по очереди начинали вспоминать прошлую жизнь. Старик умер в конце сентября, и с тех пор на балкон я старался не выходить. И о смешном уже не думал.
- А потом не пришла она?
- Да. В тот вечер она не пришла. Я прождал ее целый вечер, потом выключил свет и закрыл глаза. А утром приходить ко мне уже не имело смысла.
Я представил себе его последнюю ночь. О чем он думал тогда, в октябре? Кого прощал и о чем жалел? А может, так: не прощал и не жалел, а вспоминал всех обиженных и не прощенных? На том конце света оставались те, кто его еще не забыл, на этом - те, кто его никогда не знал. И горько было подумать о тех, кто забыл его раньше, чем он умер.
Он снова начинает говорить: о Хайфе, о пансионате. О кошке, которую он кормил с балкона котлетами, припасенными с обеда ("Отламывал по кусочку - и бросал").
- Каждый день кошка как бы случайно прогуливалась под моим балконом. А я как бы нарочно ронял перед ней кусочек котлеты, - говорит он в своей неистребимой шутовской манере. - Старик Дорфман забывал иврит и вспоминал родные буквы. Кричал, что эта палестинская кошка таки объедает его родной пансионат! Скажи, а ты кормил бы кошку, если бы оказался на моем месте?
- Я не люблю котлет, - отвечаю я уклончиво. - А кроме того, мне никогда не нравились чужие лестницы.
Он достает сигареты.
- Пока мне в паспорт не поставили визу, мне тоже казалось, что я никуда не уеду. Но это все иллюзия. Мы уезжаем не потому, что это кому-то хочется. Просто что-то в нас самих не желает, чтобы мы оставались здесь.
- Понимаю, - отвечаю я ему в тон. - У каждого из нас есть своя кошка, которая сидит и ждет, когда ее начнут кормить с чужого балкона. Ты это хотел сказать?
- А ты именно это и хотел услышать?
Вечная его ирония, иногда неуместная, но всегда вызывающая. Глаза Моисея, однажды заблудившегося в пустыне. Взгляд поводыря за помутневшими стеклами очков.
Мы курим. Он - вечную "Шипку", а я - непостоянное "Мальборо". Я знаю, что будет потом. Мы выпьем. Затем - еще. И еще. А дальше все как всегда: знакомые адреса, заранее угаданные встречи. Неверные стопки, отчаянные стаканы. Душа - широко и навынос, а жизнь и судьба – винтом.
Однажды мы надолго заблудились в квартире случайного знакомого. Сначала пили за новую книгу, потом - за ее автора, а дальше - за тех, кто находился сейчас рядом с ним. Поименно, но без фамилий. День то и дело менялся местами с ночью, и это было немного странно. "Сегодня - это уже сегодня, или пока еще вчера?" - мучил нас один и тот же вопрос. Ответа мы, понятно, не находили.
В поисках выхода мы бродили среди незнакомой мебели, перманентно натыкаясь на сервированный стол. Он подстерегал нас повсюду - на кухне, в гостиной, в спальне, даже в прихожей. Уйти через дверь не представлялось никакой возможности (иногда так бывает). Мы попытались обмануть коварный стол: сделали вид, что отправляемся на кухню, а сами прокрались в спальню и выбрались через окно.
На улице нас встретили. Двое в форме, не считая "бобика". Спросили документы, которых мы с собой не носили. Запахло протоколом и принудительным выяснением личности. Край света, по меткому выражению поэта, поджидал нас за первым же углом.
Тогда он вынул из кармана только что вышедшую книгу и ткнул пальцем в свою фотографию.
- Это я, - сказал он, и тут же спросил: - Это я?
- Да, это вы, - был ответ. - А вот вашего приятеля мы не знаем.
- Ничего, еще узнаете! - весело прозвучало в ответ. - Вот пару книжек издаст, и тогда...
Он был щедрым человеком.
...Окурок падает в консервную банку.
- На посошок?
Стакан покачивается у меня в руке, и мир покачивается вместе со стаканом.
- Зачем ты уехал? - я почти кричу. - Неужели лишь для того, чтобы кормить с балкона кошку?
- А ты как думаешь? - спрашивает он.
Я не знаю, что ему ответить. И молча выхожу на балкон.
Я здесь гость. Пока еще - гость.
Я еще не дожил до ответа.
* * *
Скоро семь.
Кошка - рядом, я чувствую это. Она уже здесь.
- И откуда ты только взялась... на мою-то голову?
Кошка смотрит на меня снизу - и ждет. Сидит - и ждет.
Кошки умеют ждать.
И ведь дождется...
05 г.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Сергей Чевгун: Не кормите кошку с балкона. Рассказ.
07.02.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|