Федор Ермолов: ОШИБКА БЕШЕННОГО.
"Вечерело. Быстро смеркалось. Холодало. Нездоровилось. Вчера тошнило. Утром шла носом кровь. "Все обрыдло"..." - пять безличных конструкций подряд, а две следующие подлежащими имеют неодушевлённую "кровь" и универсально-безличное "всё".
Так начинается рассказ Фёдора Ермолова "ОШИБКА БЕШЕННОГО".
Уже по названию современный читатель может сделать вывод о пародийности текста Ермолова. И уже по первым семи предложениям может он судить о том, что пародия, кажется, удастся.
Совсем недавно, публикуя "Пародию пародий на сказки" Лары Соболевой (http://www.lito.ru/text/13206), я писал о том, что пародия недолговечна. Писал и о том, какова литературная функция этого эфемерного жанра. Сейчас мне приходит в голову, что функция пародии определяет срок её жизни: чем он короче, тем, стало быть, эффективнее выполняла она свою разрушительную миссию. Потому что, разрушив пародируемое, пародия умирает сама.
И - знаете? - ещё на позапрошлой неделе в газетном ларьке рядом с моим домом лежали дешёвые издания "Бешеного", а несколько дней назад я решил купить себе одно такое, чтобы ради приличия ознакомиться с пародируемым, - но "Бешеный" из продажи исчез!
Мистика.
Мне приятно представить вам текст, разрушающий дешёвые детективы.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Сергей Алхутов
|
ОШИБКА БЕШЕННОГО
Вечерело. Быстро смеркалось. Холодало. Нездоровилось. Вчера тошнило. Утром шла носом кровь. "Все обрыдло" - думал человек, похожий на генерального прокурора, глядя в окно на ненастную ночь. "Не пойду завтра на работу".
Человек отошел от окна. Действительно, смотреть там было не на что. А если все же смотреть на это ничто, превозмогая себя, смотреть достаточно долго, то тошнота черным холодным комком постепенно подкатывала к горлу, и коленки начинали подловато дрожать - а за окном все так же моросил мерзкий осенний дождь.
"Все обрыдло" – повторил человек, похожий на генерального прокурора, садясь на диван. Сломанная пружина больно кольнула зад, и все обрыдло еще больше. Человек, поморщившись, пересел в сторонку и взял с журнального столика вчерашнюю газету. Вчерашняя газета, так же, впрочем, как и позавчерашняя, и завтрашняя, и даже далекий предновогодний номер – как всегда, пахла подвальной сыростью, сиротством, а кое-где, между строк, открыто проступала плесень. Читать ее было все равно, что смотреть на пронизанное мерзким осенним дождем ничто в окне – черный ком подкатывал и колени подловато начинали.
Человек, похожий на генерального прокурора, брезгливо отложил газету и затравлено огляделся. Комната болезненно съеживалась вокруг него, пупырясь розовыми, сальными на вид моющимися обоями. Казалось даже, что кое-где из пупырышков бесстыдно торчали коротенькие, лихо закрученные в колечки черные волоски. Человек съежился вслед за комнатой и закрыл глаза. Гнусное пространство исчезло, но легче не стало – возникло тоскливое ощущение, что он провалился еще дальше, в прошлое, куда-то в бездну между зачатием и рождением, в безвременную жуть.
Так продолжаться больше не могло, но так продолжалось. Человек вскочил с дивана и торопливо закружил по комнате, брезгливо поеживаясь и то ли похрюкивая, то ли постанывая на ходу. На седьмом кругу человек вырулил в коридор и стал решительно одеваться. Не то, чтобы ужас тошнотворного ничто на дворе отступил, но, если не смотреть в окно, он все же казался будто почти абстрактным, в то время как пупырчатые стены квартиры неумолимо сжимались на горле нечистыми потными пальцами. Сейчас нужно было бежать, смириться со злом, пусть не незнакомым, но, по крайней мере, еще не познанным изнутри. Уйти из этого воздуха, а там посмотрим.
На лестничной клетке было темно и гулко пахло мочой. На мгновение показалось, что что-то огромное, зверское сипло дышит в подъездной мгле, выдыхая аммиачный дух. Убедившись, что лифт не работает, человек, спотыкаясь и фыркая, хватаясь за склизкие холодные поручни, быстро спустился вниз. Пнул тяжелую подъездную дверь и оказался на улице.
В лицо пахнуло холодной сыростью, прелой листвой, сиротством, вчерашней газетой. Под ногами захлюпало, носки стали медленно намокать, сквозь ботинки вбирая холод и мрак. Дождь торопливо ощупал новую жертву и со злобной радостью припустил пуще.
По лужам, почти не выбирая, куда ступить в темноте, человек проскакал к машине. Ключи отчаянно сопротивлялись в кармане плаща, ускользая от торопливых пальцев, цепляясь за ткань всеми колечками и зазубринами. Открыв, наконец, машину, человек плюхнулся на водительское сиденье, больно стукнувшись коленом об руль, и с силой захлопнул дверь.
Дождь обижено барабанил по крыше старого "москвича" и все силился смыть и без того мутный пейзаж за ветровым стеклом. Отдышавшись, человек обшарил карманы в поисках сигарет, заглянул в бардачок и даже оглянулся на заднее сиденье. Сигарет не было.
Человек зажмурился, хрипло вдохнул сквозь зубы и медленно выдохнул через нос. Когда истеричное, бессмысленное роение в голове немного улеглось, он сосредоточился на ощущениях своего тела, немолодого уже и довольно грузного. Напряжение медленно и неохотно отлегло. Человек поежился и отрыл глаза. В машине, казалось, было холоднее, чем на улице. Человек плотнее запахнул плащ и поднял воротник. Несколько ледяных капель скользнули за шиворот.
Некоторое время человек разглядывал непрерывно меняющийся рисунок струек и капель на ветровом стекле перед ним. Не смотря ни на что, это было красиво. Потом, не удержавшись на зыбком узоре, взгляд бессмысленно скользнул на приборную панель и остановился на пепельнице. Вдруг улыбнувшись, человек запустил в нее пальцы и, немного порывшись, извлек довольно приличный окурок. Расправив его и размазав пепел по окоченевшим пальцам, человек стал искать спички. Спичек, конечно, не было, но был прикуриватель. Все, еще криво улыбаясь, человек сунул ключ в замок зажигания.
Машина долго не заводилась, похрюкивала и тяжело вздыхала, вздрагивая всем телом. Потом вдруг завелась, словно смирившись с судьбой, и мягким рывком тронулась с места. Вырулив со двора, человек закурил, почувствовав на мгновение себя хозяином ситуации. Бычок быстро догорел, завонял обожженный фильтр. Затушив его, человек опять порылся в пепельнице, но ничего мало-мальски приличного уже не нашлось.
Ехать было вроде не так гадко, как сидеть в комнате или стоять под дождем. Появился хоть какой-то смысл - пусть сиюминутный, пусть сама езда и была бесцельной, но привычные движения, необходимость контроля над собой и дорогой словно давали убежище, прятали одну частную маленькую бессмысленность в другой, большой и безличной. По крайней мере, теперь он был водителем, а это уже кто-то.
Кто-то стоял впереди на обочине, почти растворяясь в дожде и отчаянно голосуя. То, что кто-то еще существует в этой промозглой ночи, казалось столь невероятным, что человек от удивления затормозил. Женщина в синем плаще, на ходу складывая зонтик, подбежала к машине, открыла дверь и сразу уселась на сиденье рядом с водителем. Уселась, поправила мокрую прядку черных волос, прилипшую ко лбу, и стала бессмысленно пялиться куда-то в водянистую даль за лобовым стеклом.
- Вам куда? – осторожно спросил человек. Женщина, наконец, повернулась к нему. На ее бледных губах пробивалась чуть заметная улыбка, а глаза мокро блестели.
- Да… Здесь недалеко… По проспекту… Едемте! – рассеянно ответила женщина неожиданно звонким голосом.
Человек послушно поехал. Теперь она с пристальным интересом разглядывала его, и это было неприятно.
- Кого-то вы мне напоминаете... - сказала женщина, продолжая бессмысленно улыбаться.
- Генерального прокурора – машинально ответил человек, похожий на генерального прокурора.
- Что?... Нет, нет... – Женщина коротко засмеялась – Знаете… А… А вы мне нравитесь! Кого-то все же… Знаете, а поедемте вместе в баню!
- Генерального прокурора! – заревел похожий на генерального прокурора человек и резко ударил по тормозам. - Вылазь из машины!
Женщина выскочила, человек захлопнул за ней дверцу и дал газу. В зеркальце заднего вида быстро уменьшалось, таяло в темноте мокрое синее пятно. Мучительно хотелось курить.
"Это же бред какой-то!" – думал человек, глядя, как черная блестящая лента дороги скользит навстречу в пронзительном свете фар. "Все кругом – один беспросветный бред. И давно уже. Но не всегда же ведь так? Ведь был, кажется, раньше какой-то смысл! Или нет? Может, это тогда казалось только, а теперь не кажется? Но почему тогда теперь-то не кажется!? Пусть бы лучше казалось, так лучше было… Мама, неужели для этого ты меня родила, для этой, б… беспредельной ночи?"
Проскочив переезд с поднятыми, как полосатые руки, палками шлагбаума, человек вырулил на трассу. Вскоре город кончился, и от этого стало легче, будто что-то тяжелое и бесформенное медленно скатилось с плеч и осталось огромной невидимой грудой где-то в зеркальце заднего вида. И даже мысли стали светлей и легче.
"Просто это время такое" – думал теперь человек. – "Такой период. Вроде мезозоя… Все еще переменится – погода, начальство, нравы, вообще все… Всегда все меняется, нужно только переждать эту муть. Будут выборы еще, перевыборы, экономический рост, конец стагнации… Впрочем, у нас и так, вроде, экономический рост… Не важно… Даже климат всегда меняется… Прогресс социальный, прогресс технический, все к лучшему в этом печальнейшем из миров. Всегда черная полоса, потом белая, черная – белая, и так до тошноты. Но всегда белая после черной".
На трассе было пустынно, только далеко позади маячил фарами еще какой-то потерявшийся в ночи странник. Хотелось разогнаться как следует, выжать из старой колымаги всех отпущенных ей лошадей, но дорога скользкая и видимости никакой - и значит нельзя, значит нужно проехать еще немного на средней скорости, потом сбавить и повернуть домой, и сразу ложиться спать, стараясь ни о чем не думать, по возможности и не чувствовать ничего, скоре спать, а завтра в контору, а там…
Из-за поворота вылетел, плевав на дорогу и видимость, большой черный джип. Чуть не задев хромированными клыками кенгурятника старый "москвич", вырулил нос к носу и стал уверенно прижимать к обочине. "Да что он делает, сссука…" – прокричал человек, отчаянно выворачивая руль. Правые колеса скользнули с асфальта на грязь обочины, машину круто занесло, тряхнуло и выбросило в густые придорожные кусты. "Еще легко, …, отделался" – успел, было, подумать человек, размазывая рукавом плаща кровь с разбитой физиономии. Но его уже тащили за шиворот, валили на землю и били ногами в живот какие-то люди, похожие на героев тупого злобного комикса. Где-то рядом взвизгнули тормоза – еще один джип подрулил, такой же большой и черный, тот самый, что плелся тогда в хвосте. Бить перестали. Только дождь мелко моросил в лицо, смывая кровь, так что герои комикса могли видеть в свете своих фонариков, как розовые струйки стекают в грязь по изуродованному лицу.
- Вот, Бешенный, в лучшем, …, виде… - радостно просипел кто-то из героев.
Черный силуэт навис над человеком, заслоняя свет.
- Ну, здравствуй, гнида. Долго я тебя искал…
* * *
Желтая голая лампочка, словно висельник болтавшаяся под потолком, то тускнела, то вновь разгоралась – а может быть, это откатывало и вновь возвращалось сознание. Били долго, размеренно, умеючи, с расстановкой. Трижды останавливались передохнуть, покурить дешевые, вонючие сигареты. И все время твердили что-то, повторяли и переспрашивали, били и спрашивали опять, но странный смысл всегда ускользал, не находя за что зацепиться в колыхающемся на жгучих волнах сознании.
- Последний раз спрашиваю, где золото партии? Говори, падла! - Прорычал человек, похожий на злобную обезьяну и тусклая лампочка вновь начала угасать.
- Слышь, Бешенный, может его … - донесся хрипатый голос откуда-то издалека.
- Где, где... В ... - сказал человек, похожий на генерального прокурора, и умер.
2005
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Федор Ермолов: ОШИБКА БЕШЕННОГО. Рассказ.
20.01.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|