Анастасия Туненко: Королевна..
Это в самом деле лишь миниатюра, упражнение, которое ещё не рассказ, но уже и не рыдательный-одному-автору-интерсный этюд, с каких обычно начинают литераторы-подростки.
Хотя повествование и ведётся от лица мужчины, мне показалось, что сия миниатюра - скорей быль, чем плод писательской фантазии.
А опубликовать её решила я отчасти потому что содержание перекликается с биографией вечноживого Че :)
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Мария Чепурина
|
Королевна.
На столе дымится кружка с чаем, и запах лотоса, больше напоминающий присутствие какого-то лекарства, заполняет комнату. И кажется, что стоит лишь открыть дверь, и будет больница – с длинными гулкими коридорами, пустыми палатами и одинаково печальными людьми. И потому кружка продолжает дымиться – в смутной надежде, что сумеет заточить этот аромат во мне…
Она не знает, что я уж давно, как пропитался им, – с ног до головы. В волосы, кожу, в кончики пальцев навсегда вплелся запах смерти. И жизни напополам. И даже теплые синие глаза становятся стальными, а рот изгибается в холодной улыбке полумесяцем, когда я надеваю халат. Неизменный. Очень тонкий. И белый…
Символ жизни. Символ первого снега, что выпадает поутру, в теплый ноябрьский день, а ты смотришь на улицу из окна и гадаешь, от чего очищается земля на этот раз.
Этот запах – противный, навязчивый – начинает преследовать тебя повсюду, лишь стоит в первый раз поприсутствовать на операцию. Он выплывает из глубины подсознания и начинает душить и вплетаться в память – в надежде, что ты отступишь на этот раз. С намеком, что сегодня выиграет смерть, а не ты… И все же…
Все же я вспоминаю другой. Запах роз и жасмина. Теплых булочек с молоком и сказок на ночь. Запах бабушки. Очень часто она забирала меня к себе, и в ее спальне имелось окно с мансардой, где мы любили сидеть. А на тумбочке стоял неизменный флакон духов со страшным названием, написанным, как казалось в тени абажура, на древнем языке. И я старался прочесть его правильно, но каждый раз получалось не то, и бабушка смеялась и укладывала меня спать – и я чувствовал, как на щеке, вместе с ласковым поцелуем, остается аромат цветов.
Тихими зимними вечерами она вязала, сидя в кресле, - строгая, с очками на глазах, - и поглядывала на меня, а я заворожено стоял у окна и смотрел на белый мир сквозь стекло. Это было ритуалом, о котором знали только мы и снег, и она садила меня на колени, доставала книгу со сказками и читала вслух о прекрасной королевне, заточенной в высоком замке и ждущей своего спасителя. Позже мы пили чай – с ароматом лотоса – и я смотрел на седые волосы, забранные в прическу, и думал, что бабушка сочиняет сказки сама.
Для меня она всегда была сказочницей – смешная, с ажурным зонтиком и аристократической осанкой, – и я всегда ждал зиму с ее вечерами и сказками, которые никогда не повторялись. Но потом что-то сломалось, исчезло… и только отрывки, безумно и теплые счастливые до слез, остались в памяти навсегда.
Детство закончилось – так же внезапно, как и началось, - и однажды я понял, что у меня совсем другая жизнь. Целыми днями бегал с друзьями во дворе, строил шалаши из еловых веток, играл в разбойников и разбивал стекла рогатками. И совсем не замечал, что в глазах бабушки плещется грусть, а первый снег идет уже без нас…
Все выяснилось неожиданно – и для меня, и для родителей. Случился приступ, и в больнице, страшной и какой-то чужой, мы узнали, что она больна – и шансы на выздоровления крайне малы. Мама плакала, а я крепко сжимал ее руку и думал, что обязательно стану врачом, чтобы найти то самое лекарство. Моя судьба была предопределена – сразу после школы я поступил в медицинский и навсегда запомнил это запах людей в белых халатах.
Я учил анатомию и разбирался в хитросплетениях человеческого сердца, а врачи твердили, что осталось не больше пяти лет. Записывали количество эритроцитов в крови, показывали справки и анализы, убеждая ее в этом, а бабушка держалась – она ждала своего спасителя, словно королевна, и по-прежнему смотрела в окно на первый снег.
А я учился оперировать под надзором опытного хирурга и озирался на время, которое поджимало. Пять лет института и два года практики – разрешение на проведение самостоятельных операций давалось только после этого. И я кричал «Зажим!» и «Скальпель!», следя за мерно пищащим кардиографом и моля об остановке стрелок часов. Я еще на знал, что судьба была непреклонна и что не успею ее спасти…
В тот день меня вызвали прямо из института, как молодого специалиста, но было уже слишком поздно. Я сидел у палаты в резиновых перчатках, неизменно натирающих мне руки, и ослепительно белом халате, и плакал – все было напрасно. И запах лотоса, смешанный с ароматом старых духов, навсегда застревал в сердце льдинками слез, а за окном шел снег…
Я вспоминаю его каждый раз, поспешно готовясь к операции. Оперируя. Стирая пот с лица, когда жизнь больного уже вне опасности. И каждый раз мне кажется, что стоит вылезти на мансарду, что в спальне, и бабушка улыбнется мне и погрозит пальцем: мол, не шали…
И тихими зимними вечерами я прохожу мимо ее дома, заглядывая в темные окна квартиры, которая так и осталась стоять, пропитанная ее жизнью и дыханием, и вспоминаю о детстве. Иногда поднимаюсь наверх, спешно открывая дрожащими руками дверь, но натыкаюсь лишь на тишину – все напрасно…
Она умерла в один из ноябрьских дней, подарив этому миру очередной первый снег…
Белые люди в тёмных аллеях, зачем вы тут?
Патриархальным, неонатальным сном,
Неприходящим днём, лоскутом детства,
Странною нежностью, кому ты дана?
Светлана Сурганова.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Анастасия Туненко: Королевна.. Прозаические миниатюры.
10.02.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|