h Точка . Зрения - Lito.ru. Борис Скворцов: Суд (Рассказ).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Борис Скворцов: Суд.

Рассказ Бориса Скворцова "Суд", как пишет сам автор, основан на документальных фактах. Он фиксирует эпоху, когда машина репрессивной психиатрии потеряла Главного Шофёра Страны, и руль её мог покрутить любой обнаглевший имущий пассажир. Такие факты описаны во множестве - иначе бы и сам термин "репрессивная психиатрия" не появился (потому что репрессивность психиатрии осознаётся лишь тогда, когда этот социальный институт отделяется от общерепрессивного государственного механизма).

Мне показался важным другого рода факт, задокументированный Борисом - тот факт, что не позволяет рассказу превратиться в банальную социально-политическую чернуху. Это - факт прощения жертвой человека, едва не бросившего её под колёса психиатрической машины, да к тому же убийцы её матери. Замечу ещё раз: способность человека прощать врагов своих - и даже просить у них прощения - задокументированный автором факт.

И от такой документальности на душе моей легко.

Редактор литературного журнала «Точка Зрения», 
Сергей Алхутов

Борис Скворцов

Суд

Рослые тополя, выстроившиеся чёткими рядами по обеим сторонам проспекта, почти достигали своими верхушками окон седьмого этажа. Их крупная тёмно-зелёная листва слегка шевелилась и дышала под невесомым ветерком, не собираясь ни желтеть, не покидать деревьев, несмотря на уходящее лето. Однако стоило ветру подуть чуть сильнее, как, откуда не возьмись, полетели по воздуху лимонного цвета листья, плавно приземляясь на асфальтовый тротуар, на плечи спешащих куда-то прохожих и несущиеся по дороге автомобили.

Невольно ускорив шаг, я пересёк улицу и радостно вбежал в широкие двери Дома культуры имени Жданова, где начиналась очередная встреча приверженцев здорового образа жизни, организованная руководством клуба «Надежда».

В заполненном на две трети весьма пёстрым и разновозрастным контингентом актовом зале меня ждал сюрприз: на самом верху я разглядел свою бывшую однокурсницу, уже давно переехавшую с семьёй на постоянное место жительство в северные края.

– О, Лерка, привет! Сколько лет, сколько зим! Каким ветром к нам занесло? А-а-а! Догадываюсь! Вслед за мужем, как ниточка за иголочкой…

Лерка отрицательно покачала головой, а её маленькая дочка, прижавшись к матери, во всю разглядывала меня своими любопытными глазёнками.

– Потом расскажу, давай выступления послушаем, уже начинается, – тихо предложила Валерия, кивая на сцену, скромно украшенную скупыми осенними цветами.

Объявили, что сейчас выступит один из ликвидаторов Чернобыльской аварии, и в зале наступила полная тишина. Немолодой уже человек с прекрасным цветом лица звонким юношеским голосом рассказывал о том, как его, с безнадёжной онкологией, сначала вернула к жизни, а потом сделала стопроцентно здоровым человеком система природной закалки, основанная Порфирием Корнеевичем Ивановым.

Последовали бурные аплодисменты, посыпались вопросы. Докладчик отвечал чётко, толково, с юмором.

– Здорово! – произнесла Лерка, когда – выступавший мужчина вернулся в зал, и спросила: – А ты не занимаешься по Иванову?

– Да занимаемся всей семьёй! Только вот курить не получается пока бросить, – слегка сконфуженно ответил я.

– А я недавно начала обливаться, и мне страшно понравилось, хочу вот дочь приобщить, – раздумчиво сообщила мне собеседница.

Следующая докладчица также заинтересовала своим рассказом. Эта женщина под руководством врача Быковой организовала закалку ребятни, найдя единомышленников среди родителей. Сформировался многосемейный коллектив, который, помимо всего прочего, в любое время года собирался в полдень каждого воскресенья для того, чтобы всем дружно облиться самой холодной водой из вёдер на свежем воздухе, не взирая ни на какую погоду. После этого и дети, и взрослые садились за общий стол, заканчивая, таким образом, сорокачасовое воздержание от пищи и воды и превращая застолье в настоящий праздник. Болеющих в этом коллективе не бывало даже в самый разгар эпидемий гриппа.

Последующие выступления тоже были интересными, но в какой-то момент на сцену выбралась неряшливо одетая женщина неопределённого возраста и понесла такую ахинею, что сначала стало жутковато, а потом ясно – это психически нездоровый человек.

По залу прошёл ропот.

– У вас элементарно чёрные мысли! – послышалось из середины зала.

– Это мистика, и к системе Иванова отношения не имеет! – недовольным голосом прокричал из дальнего угла, опершись на костыли, какой-то инвалид.

– Кому не интересно, могут уйти! – наступала странная дама.

Перед публикой появилась бодрая, седая старушка, и все моментально успокоились.  Пояснив, что вход свободен для всех желающих, но выступления должны быть только по теме, и пригласив на сцену молодого человека, сидевшего в первом ряду, стала шёпотом что-то внушать незадачливой участнице.

Мне стало скучновато, я заторопился и, оставив номер домашнего телефона своей бывшей однокурснице, покинул мероприятие.

Любое доброе дело можно довести до абсурда, например, фанатизмом, и почему-то среди ивановцев неизменно появляются какие-нибудь, хм… «академики». Притягивает их сюда, что ли?

Как-то раз руководство клуба пригласило на встречу молодёжь. Было подготовлено прекрасно оформленное объявление, убедительная текстовка! И надо же такому случиться, не успели собраться, как кто-то из "бывалых" заорал, как резаный: "Нет, давайте сначала споём Гимн Жизни!" Новенькие переглянулись и, обозвав окружающих сектантами, в большинстве своём покинули зал. Ну, дурдом, да и только!

Но виноват ли в этом Порфирий Иванов, всю жизнь посвятивший поиску единения человека с природой и утверждавший, что если его дело превратят в религию, то оно погибло?

Как-то прошлой зимой вышел я воскресным утром в парк, пройтись по свежему снегу. Иду, радуюсь жизни, и вдруг слышу сзади хриплое: "Стр-р-ранно!" Оглядываюсь, это какой-то алкаш, с утра надрался, а тут я – босиком по снегу. Испугался, видать, бедняга, не белая ли горячка у него началась! Эх, дружок, странно водку жрать с утра пораньше, а закаляться-то как раз и не странно…

Месяца через три Валерия Казначеева позвонила мне, предложив встретиться, и я позвал её к себе в гости. Оказалось, что вернулась она с дочерью в родной город из-за развода с супругом, который нашёл на Севере себе новую, молодую жену.

Мы, погрузившись в воспоминания, рассматривали студенческие фотографии, крутили старые любительские фильмы, а моя супруга пригласила свою новую знакомую в кружок художественного рукоделия, которым в тот период увлекалась.

– Ну, а как сейчас-то твои дела? – поинтересовался я, провожая поздним вечером свою старую знакомую до троллейбусной остановки.

– Знаешь, ещё недавно всё было так плохо… настолько плохо, что говорить не хочется! Потом как-нибудь расскажу… – с неподдельной горечью ответила Лерка.

Признаюсь, у меня сразу же мелькнула верная догадка, но я тут же её выбросил из головы. Этот человек никогда ни на что не жаловался, не просил помощи, а наоборот, всегда был готов помочь сам.

Спустя неделю Лерка мне поведала о том, что ей грозит психушка! В заявлении Леркиного отца в городской психоневрологический диспансер утверждалось, что она, такая-сякая, занимается по системе Иванова, заставляет дочь обливаться на морозе и голодать, что на квартире у неё беспорядок, что она не пускает на порог родного отца, что развелась с мужем, что плохо свою дочь воспитывает и (страшно подумать!) привлекает её к религии. Ну, в общем, ясно: на лицо прогрессирующее расстройство психики, и судья – на стороне отца.

– Какой религии? – не удержался я, прочитав копию этого документа, а также исковое заявление врача-психиатра в суд.

– Да враньё это всё, я считаю себя атеисткой! – просто ответила Лерка.

– Ты знаешь, а вот я себя не считаю атеистом, наоборот, хочу быть православным христианином, как мои предки! Мне тоже идти к психиатру? – выпалил я, приостановившись посередине пустынной вечерней заснеженной улицы, освещённой желтоватыми фонарями. С неба падал замечательный лёгкий снежок, а в округе  не было ни одной автомашины.

– Дело в том, что отец убил в 1975 году мою маму, ему дали пять лет, усиленного режима – такие гуманные были законы. Отпустили досрочно, за примерное поведение и… сотрудничество с органами. Я поступила в институт и ушла из дома в общагу. Сейчас с дочерью живём в двухкомнатной квартире, а семья моей сестры размещается вчетвером в однокомнатной и считает это несправедливым. Отец хочет добиться признания меня недееспособной, стать опекуном и за меня всё решить по квартире.

Испытав лёгкое потрясение, после небольшой паузы я вымолвил:

– Ты никогда не рассказывала про отца… Ну, а твоя сестра, что же?

– Лидия – папенькина дочка. Меня она всегда ненавидела, устраивала пакости… Даже на моей свадьбе! Она вечно на отцовской стороне, – грустно произнесла Лерка и неожиданно попросила:

– Скажи, а ты не мог бы выступить на суде свидетелем?

От такого поворота я слегка растерялся:

– Ну почему бы и нет. Но только что я могу засвидетельствовать?

– То, что ты меня знаешь… как нормального человека. Или ты уже так не считаешь?

– Я считаю тебя абсолютно здоровой, но ты сама ни в коем случае не должна поддаваться этому идиотскому гипнозу!

– Да я стараюсь держаться, и система Иванова мне помогает.

– И ни в коем случае не бросай! Меня самого эта система здорово выручила при клещевом энцефалите… Врачи-то уже ничего не обещали – поздновато обратился. Слушай! – осенило вдруг меня, – Мы подошли уже к твоему дому. Значит так: сейчас ты зайдёшь к себе, переоденешься в купальник, выйдешь с ведром, и я тебя оболью!

– О, спасибо огромное, а то сама бы я могла полениться! – с радостью поддержала мою идею Лерка.

Безжалостно обливая поочередно из двух ведер холодной водой стоявшую босиком на сугробе молодую женщину, с горечью отметил про себя: "Эх, подруга, до чего ж ты дошла – кожа да кости!" Вслух, конечно, этого не сказал, да вдруг услышал:

– А ты знаешь, у меня ведь была страшная анемия, никаких сил не было, поэтому и беспорядок на квартире... Пока анализ крови не сделали, ничего не могли понять. Предполагалось, что это всё от нервного истощения. Начала обливаться, сразу стало легче!

– У всех бывает временный беспорядок. Я дам тебе мумиё, сам выпаривал, будешь принимать по спичечной головке утром и перед сном десять дней подряд! – приказал я и добавил: – Это обязательно поможет.


Часа полтора назад моя дражайшая супруга взволнованно, но уверенно попросила:

– Ты должен  ей помочь, ты ведь можешь!

Если бы только знала моя благоверная, как затянется это дело! Почти на полтора года! Мои выступления в облсуде никого не убедили, надзорная жалоба была оставлена без удовлетворения.

Попытки убедить Шубина оставить дочь в покое также оказались бесполезны. Крепкий энергичный седовласый мужчина, лет шестидесяти с виду, горячо убеждал меня, что дочь его больна, её нужно спасать, и он не пожалеет на это никаких денег, а я должен помочь ему в этом благородном деле. Ни больше, ни меньше!

Вот и пришлось привлекать независимых экспертов, прятать Казначееву от судебных исполнителей, бомбардировать различные инстанции, начиная от районной прокуратуры и кончая Минздравом, и много ещё чего предпринимать. Так уж сложилось, что имелся у меня в подобных делах некоторый опыт.


В начале ноября 1987 года одна из сотрудниц нашего КБ обратилась в комитет комсомола, с тревогой сообщив, что её подруга Люся Чумакова, попав в немилость к начальству, угодила в психиатрическую больницу. Мы все так и опешили. Одна из лучших молодых изобретателей, месяц назад получившая положительное решение на очередное изобретение, активистка, корреспондент газеты "Машиностроитель" и без пяти минут боец стройотряда МЖК – в психбольнице! И с каким же это таким диагнозом?

При попытке вызвать из соседней области отца Чумаковой на переговоры возникли неожиданные препятствия. Телеграмма, отправленная с почтового отделения по месту жительства Люси, вернулась с пометкой "указанного дома не существует". Родители Людмилы узнали о случившемся из повторной телеграммы, отправленной по тому же адресу, но из пригорода.

Как выяснилось позже, реактивное состояние Чумаковой, которую, заламывая руки, волоком тащили в машину «Скорой помощи», было совершенно естественным: Люся кричала, вырывалась, звала на помощь. Но это было расценено, чуть ли не как буйное помешательство, и к девушке сразу же были применены сильнодействующие препараты.

Все попытки получить хотя бы какие-то разъяснения от врачей пресекались раздражёнными грубыми окриками: не лезьте не в своё дело! Не помогли и депутаты, их просто выставили за порог больницы, обвинив в некомпетентности.

Когда через две недели Чумакову наконец-то было разрешено посетить, коллеги её пришли в ужас: перед ними стоял уже совершенно другой человек, Людмилу невозможно было узнать!

В это же время, газета "Комсомольская правда" № 262 от 11 ноября 1987 года опубликовала статью "Запретная тема". Горбачёвская гласность в стране расширялась. Из статьи, в частности, стало ясно, что действия психиатров абсолютно необоснованны. Законов на этот счёт тогда не было, но действовала инструкция Минздрава, согласно которой подобного рода насильственное помещение в психиатрическую клинику допускалось лишь в отношении лиц, представляющих непосредственную явную опасность для себя, либо для окружающих.

Ничего подобного у Чумаковой на тот момент и близко не было! В статье же приводились вопиющие примеры злоупотреблений со стороны психиатров по отношению к их беспомощным пациентам.

Комитетом комсомола была создана специальная комиссия по расследованию обстоятельств помещения Чумаковой в психиатрическую больницу. В эту комиссию вошел, в том числе, я и активно там поработал. Мы, в частности, выяснили, что после появления упомянутой статьи психотропные средства  для Люси были моментально отменены, а отцу Люси врачи объяснили, что произошла ошибка. Однако Чумакова должна была еще не менее двух недель находиться в клинике под наблюдением специалистов, принимать витамины, и какие-то там ещё корректоры, пока не будут нейтрализованы последствия уже состоявшегося "лечения".

Позже хорошо знакомый мне с детства врач-психиатр, работавший в соседнем райцентре ещё вместе с моим дедом, внимательно выслушав эту историю, с горечью констатировал:

– Угробили вы девчонку! Препараты, которыми её потчевали, предназначены для совершенно других ситуаций! – затем, сокрушённо покачав убеленной сединами головой, добавил: – Ни в коем случае нельзя было её туда отдавать!


Теперь же, в 1994 году, добросовестная, с большим опытом немолодая женщина-врач, с которой мне посчастливилось познакомиться, развеяла все сомнения. Госпитализацию нельзя допустить: совершенно не тот случай.

Профком завода, где работала Валерия Казначеева, предоставил мне доверенность, дававшую возможность участвовать в судебных заседаниях по делу о недобровольном психиатрическом освидетельствовании, в «качестве общественного защитника».

– Это термин уголовного права, а здесь гражданское дело, – заметил я, стремясь к точности.

–  Зато по существу! – последовал веский ответ.

На заседание Президиума областного суда, которое рассматривало прокурорские протесты, не пустили ни Валерию, ни её тётку Наталью Кошкину: "Зайдёт только представитель профсоюзов!" Услышав такое высокое звание, я невольно усмехнулся и, слегка волнуясь, вошёл в просторное, наполненное сидящими за длинным столом на фоне огромных окон судебными работниками, помещение.

Судья Белкин, начавший излагать суть дела, меня буквально взвинтил. Зачитывая протест прокурора области по нашему делу, он вдруг прервался на полуслове, и изрек:

– Ну, в общем, я считаю, что в данном случае протест удовлетворять не следует… это, просто, ну... знаете ли… так… – и пренебрежительно махнул рукой.

Однако председатель облсуда Литвиненко, жестом прервав речь докладчика, повернулся ко мне и бесстрастно предложил:

– Говорите.

Я привожу своё выступление с незначительными сокращениями... Здесь же, кстати, кратко изложена и вся эта судебная история. Благодарю Белкину, я был злой-презлой, и всё моё волнение как корова языком слизнула.

«Настоящее дело изначально основано на недостоверных сведениях неинформированного человека Александра Григорьевича Шубина. Приходясь отцом Казначеевой, он в то же время – убийца её матери. В 1975 году Шубин был осуждён за это убийство по 103 статье УК РСФСР.

На заседании судебной областной коллегии по гражданским делам Шубин жаловался, что дочь не пускает его на порог своей квартиры. Всё правильно! Не пускает Казначеева на порог убийцу матери. Но откуда же он может что-то достоверно знать, если там НЕ БЫВАЕТ!
После того, как Валерия с дочерью стали обладательницами двухкомнатной квартиры (умер сосед, живший на подселении), 8 ноября 1993 года Шубин всё-таки попал в эту квартиру под предлогом содействия в приборке помещения. Затем, отбирая связку ключей, стал избивать дочь на глазах её сестры и новой своей жены. С криками о помощи Казначеева вырвалась на лестничную площадку, а Шубин, окончательно потеряв контроль над собой, так шваркнул свою дочь о двери соседней квартиры, что оттуда вышли жильцы, предотвратив тем самым расправу.

Осознавая, что в случае обращения в милицию отца снова могут посадить в тюрьму, Валерия попросила соседей не делать этого. А тот, испугавшись такой перспективы, уже 10 ноября 1993 года даёт делу свой ход – несёт за спиной у дочери в городской психоневрологический диспансер заявление об имеющихся якобы у неё признаках "прогрессирующего расстройства психики".

Судья Сабельникова заочно дала санкцию на принудительную госпитализацию Казначеевой с целью психиатрического освидетельствования! Ответчица узнала о судебном постановлении от врача-психиатра Коломийца, ставшего истцом по настоящему делу, причём после того, как прошли все сроки обжалования. Тот пришёл к ней на квартиру и сообщил: "Ну, что, подруга, приплыли! Отец не отступит!". Примечательно, что ни врач, ни судья до этого в глаза не видели Казначееву.

По словам Казначеевой, на вопрос, почему Коломиец выступил в роли истца, тот ответил, что Шубин ему заплатил. Однако лицензии на частную медицинскую практику, простите, у Коломийца что-то не замечено, да и заявление-то Шубина было написано на имя главврача городского психдиспансера. Причём, открыв лист 2 дела, вы убедитесь, что ни визы главврача, ни визы её заместителя на заявлении нет. То есть, Коломиец действовал автономно и бесконтрольно!

Удивительное дело! Вопреки Закону вопрос о присутствии ответчицы на процессе районным судом не обсуждался, прокурора не было, отсутствовало и мотивированное заключение врача-психиатра.

Что же это получается! Двое человек из корыстных соображений решили упечь третьего в психушку, а судья взяла да и подмахнула… Какой год сейчас на дворе? Не тридцать седьмой ли!

Ни Коломиец, ни Шубин не рассчитывали, что Казначеева, как законопослушная гражданка, восстановит сроки обжалования, а областной суд отменит незаконное решение, но дальше начались настоящие чудеса.

Через шесть с половиной месяцев в деле вдруг появляется это пресловутое мотивированное заключение, смотрите лист 65, сопоставьте даты! С небо оно свалилось, что ли?

После этого судья Шанцева заново штампует старое решение. Теперь уже с участием прокурора. Однако, как и Сабельникова, она игнорирует повторную уже просьбу соседей выступить на суде в качестве свидетелей исходного инцидента – драки на лестничной площадке...

Областной суд по формальным признакам оставляет решение райсуда в силе, а надзорную жалобу – без удовлетворения. В настоящий момент мы имеем протест прокурора области... Валерия Казначеева была лично у него на приёме и произвела впечатление абсолютно здорового человека!

Убеждён, что не существует никаких оснований предполагать наличие у Казначеевой "тяжёлого психического расстройства, обусловливающего существенный вред здоровью в случае оставления её без психиатрической помощи".

Она не совершала никаких действий, которые можно подвести под часть 4 статьи 23 действующего "Закона о психиатрической помощи населению и гарантиях при её оказании".

Это подтверждают близкие родственники Казначеевой, в том числе самый близкий для Валерии человек Наталья Кошкина. Это её родная сестра была зверски убита Шубиным в 1975 году. И Кошкину и Казначееву вы можете прямо сейчас пригласить сюда, они находится за этой дверью!

Сослуживцы, соседи, знакомые, которые постоянно общаются с Людмилой Александровной, уверяют: она – прекрасный человек и заботливая мать! Это отражено в ходатайствах на листах дела с 17 по 23, а также с 104 по 126.

Семьи Казначеевых и Шубиных проживают изолированно друг от друга. Практически не контактируют. Ранее факт убийства матери ответчицы Шубин отрицал, называя это "бредовым измышлением дочери". Но теперь районная прокуратура предоставила копию приговора по тому давнему уголовному делу. Из приговора, в частности, видно, что жертва (до утопления её в ванне) была чудовищным образом избита, что ранее Шубин покушался на жизнь другого человека и вёл дневник, в котором записывал, КОГО ОН УБЬЁТ, КАК УБЬЁТ И ЗА ЧТО УБЬЁТ.

Дневник был оставлен при деле в качестве вещественного доказательства… Представьте себе всё это! Просто – волосы дыбом! Прошу приобщить копию приговора к настоящему делу.

После совершения преступления Шубин сам проходил принудительное психиатрическое освидетельствование в том же психдиспансере. Но был признан вменяемым! Он знает там всех и вся, использует эти знания в борьбе против собственной дочери. Убив её мать, он теперь пытается расправиться с дочерью!

Имеется целый ряд признаков заинтересованности диспансера в исходе дела. В частности, на заседании облсуда 18 апреля 1995 года Коломиец не смог ответить на вопрос председательствующей судьи Кармановской о том, какие действия Казначеевой дают основания предполагать ему наличие у последней психического заболевания. Истец грубил суду, заявляя: "У вас свои законы, а у психиатров – свои!", изощрялся во лжи в отношении ответчицы, получил предупреждение о выдворении из зала за неуважение к суду.

При этом его так называемое мотивированное заключение носит предположительный характер, и в протесте прокурора области говорится, что из него не видно, что у Казначеевой имеется тяжёлое психическое расстройство, обусловливающее существенный вред здоровью.

Настоящее дело длится уже третий год!!! Валерия как работала, так и продолжает работать на заводе, характеризуется начальством положительно.

Если бы имело место "тяжёлое психическое расстройство, обусловливающее существенный вред здоровью в случае оставления её без психиатрической помощи (статья 23, часть 4, пункт "в" действующего Закона), то за такой длительный срок уж, наверняка, были бы проявления этого заболевания! Ничего нет и в помине! Да ничего и не было!»

Я сделал паузу, перевёл дух и оглядел зал заседания, где установилась звенящая тишина. С удовлетворением увидел крайне заинтересованные лица. Один из судей, сухощавый очкарик, утвердительно покачивал головой, в глазах его читалась  и поддержка, и сочувствие.

И тут вспомнилась мне одна деталь. Связался я раз по телефону с судьёй Шанцевой, чтобы уточнить сроки рассмотрения нашей надзорной жалобы, а та почти со стоном попросила меня предпринять хоть что-нибудь, иначе она не выдержит давления, организованного Шубиным, и отдаст дело на исполнение. Преждевременно. До рассмотрения жалобы. Вот так-то!

Чеканя каждое слово, я закончил свою речь:

– Считаю, что в даче санкции на насильственное психиатрическое освидетельствование Казначеевой надо ОТКАЗАТЬ, все ранее принятые незаконные судебные решения ОТМЕНИТЬ, а по фактам травли и преследования Казначеевой, следует возбудить уголовное дело!


Выступление моё вызвало целый шквал вопросов, ответы на которые позволили мне существенно прояснить картину присутствующим в зале десяткам двум судей и работникам прокуратуры. Если честно, я радовался каждому новому вопросу.

Язвительная, суховатая дама – заместитель Председателя областного суда пыталась внушить:

– Вы ведь не специалист по психиатрии и мы тоже не специалисты в этой области!

– Ну, а как же нам быть со второй статьёй Конституции, которая человека, его права и свободы объявляет высшей ценностью, а признание, соблюдение и защиту прав и свобод человека и гражданина – обязанностью государства! – парировал я…



Президиум областного суда вначале рассматривал протесты по уголовным делам, причём довольно энергично. По гражданским делам протесты рассматривались медленнее.

Наш вопрос, который оказался последним, но… самым спорным в повестке дня, Президиум рассматривал битых полтора часа,


Дверь зала заседания открылась неожиданно. К нам вышла миловидная девушка, и доброжелательно улыбнувшись, как лучшим друзьям, сообщила:

– Всё нормально! Протест удовлетворён.

На этом месте вполне можно было бы поставить точку. Не удалось-таки "специалистам по психиатрии" довести мою подзащитную до состояния Чумаковой, которая после выхода из больницы пыталась сброситься с железнодорожного моста. Благо, охрана вовремя подоспела…

Ну, что ж, точка – так точка! Тем более, что вскоре наши с Валерией дороги разошлись…

Прошло пять лет. Солнечным апрельским днём последнего года второго тысячелетия от Рождества Христова стоял я у открытого окна своего рабочего кабинета, радуясь свежему весеннему воздуху, чириканью счастливых воробьёв, прыгающим у первых лужиц, набирающей силу весне. И тут на моём заваленном различными бумагами столе забренчал телефон:

– Привет! Это Лерка Казначеева, поздравляю с рождением сына! – услышал я знакомый голос.

– Спасибо, а как узнала? – весело переспросил я.

– Да я о тебе всё знаю! А у меня отец умер. От рака лёгких, в страшных мучениях, – донеслось из телефонной трубки.

От неожиданности я смутился:

– А прощения у тебя просил? – вырвалось у меня.

– Да-а! – вдруг отчаянно всхлипнула Лерка, – И я у него тоже просила прощения! Много раз! А последний раз на его могиле!!! – выпалила она и горько разрыдалась прямо в трубку.

Не ожидал я такого поворота событий, не знал, что и ответить. Только потом понял: вот она – настоящая точка в этом деле.

На душе почему-то было легко.

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Борис Скворцов
: Суд. Рассказ.

26.04.06

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275