Александр Балод: Иронический словарь нашей эпохи.
У Александра Балода нет неинтересных статей, и большинство из них можно прочесть на "Точке Зрения". А сейчас Вашему вниманию предлагается новая статья (кстати говоря, полностью оправдывающая своё название).
"...однако как раз сейчас должен начаться матч с участием «Зенита». Ну вы меня понимаете…"
Редактор отдела критики и публицистики,
Алексей Караковский
|
Иронический словарь нашей эпохи
Иронический словарь нашей эпохи
Публицисты делятся на две категории – прямодушных и хитроумных. Я не открою америки, если скажу, что наиболее интересный предмет разговора для любого человека - он сам, любимый. Много говорить о себе в обществе других людей бестактно, поэтому воспитанные люди не говорят, а пишут. Хитроумные, в отличие от прямодушных, чтобы привлечь читателя, используют разнообразные приманки. Например, делают вид, что размышляют о посторонних предметах - истории, современной эпохе или среде обитания.
Настоящая статья относится к категории новой, объективной публицистики. Ее автор не имеет ни малейшего желания заниматься самовыражением, предмет его интереса – эпоха и люди, в ней живущие. Доказательством правдивости этого утверждения служит хотя бы тот факт, что ни один абзац статьи не начинается с местоимения «я». И я считаю, что если кому-то этот аргумент не покажется достаточно убедительным, то этого человека не стоит слушать. Более того, я убежден – это поверхностный человек, не владеющий азами логического мышления или, более того, - предубежденный человек, мнение которого попросту не стоит принимать всерьез, брюзга и зануда.
Почему именно словарь? Сербский писатель Милорад Павич утверждает, что старая форма литературных произведений должна быть выброшена за борт парохода истории. Классическому роману уготована столь же печальная участь, как и прекрасной персидской княжне, только виновником этого будет не злая воля бунтаря Стеньки Разина, а железная поступь исторической закономерности.
Какова же судьба, уготованная публицистическому жанру? Ситуация с ним, на первый взгляд, менее драматична. Участь стать лишним грузом не грозит ему хотя бы по той причине, что форма, в которую облекается публицистика, представляет собой настолько рыхлую, аморфную и неопределенную субстанцию, что желающий избавиться от нее просто не сумеет найти конкретного предмета, на котором умелым движением руки можно поставить маркировку «выбросить за ненадобностью».
Вряд ли это можно считать поводом для ликования. Иногда лозунг «долой» - это не позорное клеймо, а честь, которой требуется заслужить. История о том, как Сальери отравил Моцарта - сказка, которая находит отклик в сердцах людей. Между тем, Моцарт тоже имел повод отравить Сальери: наверняка он не любил плохую музыку. Но даже если бы Сальери угораздило умереть раньше Моцарта, версия виновности последнего едва ли имела бы успех. Просто потому, что всем очевидно: величие – это вызов, посредственность – не более, чем повод для раздражения.
Вспомним рекомендации специалистов по пиару: лучший способ стать известным брендом – использовать магию великих торговых марок. Вспомним рекламный слоган: «Севен ап» - не кола». Кто бы сомневался – как и в том, что стакан воды из уличной лужи тоже мало напоминает по вкусу знаменитый напиток. Впрочем, литераторы давно уже знали этот рецепт. Вспомним знаменитого русского баснописца Крылова и его Моську, гавкавшую на слона («Ай Моська, знать она сильна, что лает на слона»). Рекламная компания собаки по имени Моська – одна из самых успешных в российской литературной истории.
Сегодня много говорят о пустоте и бессодержательности публицистики. Публика подобна капризному ребенку, которому невозможно угодить. Читатель не доволен, если не находит в статьях публицистов идей, звучащих в унисон со своими мыслями; если же он обнаруживает то, что искал, остается недоволен вдвойне. Зачем тратить время на чтение статей, в которых пишут вещи, которые тебе и так хорошо известны? На мой взгляд, проблема лежит не в области содержания. Главное, в чем нуждается публицистика – это совершенствование формы.
Одна из экспериментальных новых форм – словарь. Во-первых, словарь, - это всеми признанная и очень удобная модель, форма, которая вмещает в себя любое содержание.
Словарь – лучший шаблон для сериала с продолжением. Публика любит сериалы, однако создание очередной серии любого, даже самого популярного произведения, необходимо как-то обосновать. То, что любой словарь с течением времени требует изменений и дополнений, не будет оспаривать даже матерый второгодник. Мнение о том, что любой словарь – не более, чем сухой и скучный учебный справочник, попросту нелепо. Скука – величина, производная не от формы, а содержания.
Почему словарь назван ироническим? Человеческое мышление – прихотливая вещь. Если бы я употребил определение «серьезный», читатели восприняли бы его как скрытую иронию; в насмешливых словах наверняка будут искать серьезный смысл. Тем не менее, стоит напомнить: в любой шутке есть доля шутки, в любой иронии – доля иронии.
Анекдот. Самая популярная форма художественного творчества в стране, которой вот уже полтора десятка лет как не существует на географической карте - Советском Союзе.
Мир построен на контрастах. Такое несерьезное явление, как анекдот имеет свои философские корни. В основе большинства анекдотов лежит особое отношение к жизни, которое носит наименование «цинизм». Цинизм, или кинизм – это не что иное, как одно из направлений древнегреческой философии. Киники прославились не своими теоретическими трактатами, а скорее речами и поступками. История, рассказываемая про встречу Александра Македонского с философом-киником – не что иное, как один из первых анекдотов (На вопрос царя о том, что он может сделать для него, философ якобы ответил «Отойди, ты загораживаешь мне солнце»).
Как поется в старой песне, «для одних любовь беда, для других любовь забава». Простые люди развлекаются пересказом анекдотов, мужи с учеными степенями, но без чувства юмора - созданием теорий, объясняющих их происхождение и сущность.
Сторонники теории доктора Фрейда убеждены, что анекдоты – не что иное, как стихийное проявление бессознательного начала в человеке. Цивилизация, как считают фрейдисты, основана на подавлении природных инстинктов; любое, даже первобытное общество, имеет свои запреты, так называемые «табу». Анекдот – это своего рода святотатство, нарушение «табу».
Социализм эпохи застоя был эпохой наивысшего расцвета высокого искусства анекдота. Это искусство рождают три фактора: запреты, чувство юмора и досуг. Наверное нигде и никогда в истории питательная среда для анекдотов не была столь благоприятной, как в Советском Союзе эпохи застоя.
Юмор – одно из отличительных свойств русского человека; среди наших великих писателей процент сатириков и юмористов существенно выше, чем у других народов (за исключением, может быть, англичан).
Советская власть совершала не только преступления, но и бесчисленные глупости, корни большинства из которых лежат в области идеологии (Вспомним Талейрана, который утверждал, что для политика ошибка хуже, чем преступление). Коммунисты хотели создать прекрасный новый мир и вырастить нового человека. Чувства, которые управляли поступками людей прошлого - половое влечение, стремление к обогащению, честолюбие, были объявлены вредными буржуазно-феодальными пережитками.
Основными инстинктами нового человека-кадавра должны были стать любовь к родной партии и вера в светлое будущее (каким его видели коммунисты). Природа оказалась сильнее идеологии, и о прежних целях постепенно забыли, - однако установленные запреты так и остались запретами.
Запрещать, не предлагая ничего взамен, - политика с непропорционально высоким элементом риска. На смену энтузиазму революционной эпохи пришла двойная мораль, пропитавшая сверху донизу все поры советского общества. Главные его табу - секс и политика – стали любимыми темами сочинителей анекдотов. Любимыми персонажами политических анекдотов стали партийные вожди (Ленин, Сталин, Брежнев), анекдоты на темы секса первоначально обходились нарицательными образами (муж, вернувшийся из командировки), однако постепенно, по аналогии с политическими, обрели своих героев, заимствованных из мира кино – поручика Ржевского и Петьку с Анкой.
Дополнительным стимулом для рассказчиков и слушателей было чувство «контролируемого риска». В сталинскую эпоху за анекдоты сажали, поэтому инстинкт самосохранения брал верх над чувством юмора; в брежневскую эру анекдоты по-прежнему оставались под запретом, однако ублаготворенная эпохой мирного сосуществования и потоками нефтедолларов власть, ставшая вялой и неагрессивной, как сытый удав, принимала их как неизбежное зло, - хотя изредка и огрызалась.
Что происходит с анекдотами, когда к власти в обществе, которым долгие годы управлял товарищ «нет», приходит господин «да»? Переходный период от тоталитаризма к демократии стал золотым веком сатириков и черным веком анекдота.
Анекдот, который можно прочесть на страницах газеты, выходящей массовым тиражом или услышать с эстрадных подмостков – нечто совершенное иное, чем классический советский анекдот, который передавался из уст в уста, как военная тайна. Анекдот, подобно некогда знаменитому «самиздату», умер как явление. Старожилы помнят, как при встрече приятели или сослуживцы вместо приветствия рассказывали друг другу свежие анекдоты; сегодня это уже трудно представить. Жанр ушел в прошлое, оставшись одним из символов советской цивилизации, - таким, как первомайская демонстрация, бесплатная профсоюзная путевка в Крым или статуя Ильича на центральной площади районного города.
Старый анекдот умер – да здравствует новый анекдот. Самый простой путь его создания – это переделка, «римейк» старых сюжетов с новыми персонажами (Чубайс, Жириновский, Билл Гейтс или Джордж Буш). Превратившись из строителя и производителя в потребителя, российский человек столкнулся с таким новым для себя явлением, как реклама. Общество отреагировало на появление священной рыночной коровы старым рефлексом – анекдотом. Реклама – скорее не отражение, а гримаса жизни, ее ухмылка. Фольклор эпохи постмодернизма – не что иное, как пародия на гримасу.
Зигмунд, ты был прав – цивилизация не может существовать без норм и запретов. Разрушая обветшавшие стены старых темниц, она строит новые, более высокие и крепкие. Демократическое общество создало нового идола для поклонения – политкорректность. Теперь граждане могут поливать грязью верховную власть, однако под страхом уголовного наказания не имеют права оскорблять обычаи и чувства социальных меньшинств, в том числе весьма специфических. Святотатство – обратная сторона табу. Нельзя оскорблять геев – однако можно сочинить про них смешную историю. Анекдот, как могучая народная стихия, умер – однако как природное явление он по-прежнему жив.
Березовский (как повод для размышлений о добре и зле). Борис Абрамович Березовский (он же – БАБ) - уже не человек, а символ, «легендарный бренд», подобно Штирлицу или Чапаеву (использование аббревиатуры вместо имени – честь, которой удостаиваются далеко не все знаменитости). Только, в отличие от них, не добрый, а злой.
Люди привыкли мыслить просто. Просто означает дуализм и иерархию. Раз в нашем мире существует добро и зло, – причем в реальности последнего мало кто сомневается, - значит, должны существовать их носители. Привычка к иерархии – одно из коренных свойств человеческого мышления; вспомним хотя бы «табель о рангах», просуществовавшую без малого два столетия в российской империи. Титулярный советник – не ровня генералу, действительному статскому или тайному советнику.
В обыденной жизни мы чаще всего сталкиваемся с «титулярными советниками» или «коллежскими асессорами» зла. Однако, как утверждал знаменитый литературный борец со злом Шерлок Холмс, проницательный человек по одной капле воды может сделать вывод о существовании океана. Раз существуют мелкие бесы, значит должны быть гении и глобальные носители зла. Человек средневековья объяснял несовершенство мира происками повелителя тьмы; современные люди нуждаются в более конкретных формах и образах.
Ненависть советской власти к религии, которую она объявила «опиумом для народа», была не случайной. Старый добрый опиум должен был заменить новый «синтетический» наркотик – коммунистическая идеология, которая была своего рода «религией наоборот». Вакантное место дьявола в новой системе духовных координат занял капитализм и его прислужники – Пентагон и ЦРУ. Для Америки и всего Запада империей зла стал Советский Союз со зловещим КГБ и непобедимой Красной Армией.
Мир изменился, и бывшая «империя зла», ужавшаяся, как шагреневая кожа из рассказа Бальзака, в своих размерах стала на путь демократии, - однако наши бывшие враги и нынешние союзники почему-то не проявляют особого желания избавляться от прежних стереотипов. Место КГБ в сознании американцев заняла русская мафия; Россия все еще остается для них далекой и чуждой территорией «вечной мерзлоты», откуда по-прежнему исходит зло, только в новых, малоизученных формах. Исторгнутые из ледяной бездны антарктики «Чужие» из фильма Карпентера, – это мы с вами.
Вспомним сюжет старой сказки, которую не мешало бы прочитать заносчивым янки. Рыцарь в сияющих доспехах, победивший злого дракона, занимает его место и сам становится драконом, - потому что таков установленный порядок вещей, который невозможно изменить. Образ империи зла, введенный в обиход бывшим голливудским актером Рейганом, укоренился в умах людей. Прежний дракон умер, однако природа не терпит вакуума. И не так уж трудно догадаться, кто будет претендентом номер один на вакантное место трехглавого змия.
Философы утверждают, что не существует добра и зла, а есть лишь категории моральной оценки. Но даже самый рассудительный человек перестает быть философом, когда сталкивается с тем, что называют «злом» в реальной жизни. Зло – всего лишь проявление законов природы, однако человеку трудно смириться с этим. Гораздо легче жить, если представить, что мир управляем. Пусть его судьбы вершат не только добрые, но и злые силы, - их носители, даже самые могущественные, все равно обречены на поражение. Силе всегда можно противопоставить силу, однако победить мировой хаос невозможно, потому что хаос или энтропия - это «ничто».
Главная причина живучести института монархии заключается в простой вещи: люди любят, когда власть имеет свое лицо. Возможно, идеальным государством была бы монархия, имеющая двух правителей, наделенных одинаковыми правами – доброго и злого. Во всех проблемах люди могли бы винить злого короля, и при этом никогда не теряли бы надежду на исправление всех бед в лице доброго короля.
Впрочем, жизнь показывает, что в персонификации добра люди не слишком-то и нуждаются, - большинству хватает визита Санта Клауса или Деда Мороза на Рождество. Гораздо более важная задача – задобрить злых богов.
Персонификацией зла на изломе тысячелетия стал для нас Борис Абрамович Березовский. Значение этой личности в новейшей российской истории было явно преувеличено, потому что люди нуждались в символе. Многие винили во всех бедах внешних врагов, но большинство было твердо убеждено: свершилась измена, и злодеев нужно искать среди своих.
Следует признать, что своей неуемной активностью и циничной жизненной философией Борис Абрамович гораздо больше других кандидатов подходил на эту роль. Вспомним хотя бы его высказывание о том, что в эпоху приватизации можно было совершать любые поступки, потому что не существовало никаких законов. Что-то в духе Достоевского – «все дозволено». Но ведь никто, как будто, не отменял общечеловеческую мораль? Масла в огонь подлили и мемуары генерала Коржакова, в которых Борис Абрамович изображался российским Мефистофелем, искушающим простоватого деревенского Фауста Ельцина.
Ситуация в стране изменилась. Ни беженец Березовский, ни узник сибирских руд Ходорковский больше не подходят на роль демонов. «Правые» и «левые» пытаются представить носителями зла своих противников, однако их идеи уже не имеют былого успеха. Коммунизм окончательно обратился в призрак; объявить злом демократию в стране, которая строит демократию, попросту нелепо. Люди устали от борьбы с глобальным злом и обратились свои взгляды к его локальным носителям. «Мелкий бес» у каждого свой – начальник, который не дает прибавки к жалованью, школьные друзья, задирающие нос перед теми, кого считают неудачниками по жизни, мужья или жены, не способные оценить нас по достоинству, шумные соседи за стеной. Может быть, символ зла больше не нужен никому, кроме сочинителей конспирологических романов и режиссеров фильмов, повествующих о вечной борьбе тьмы и света?
Глупые дикари приносили жертвы злым богам; современный человек стремится укротить их с помощью науки. Цивилизация – не что иное, как борьба со злом, однако многие ее проявления немногим отличаются от козней сил тьмы.
Общественные настроения имеют свойство повторяться; бессилие человека в схватке с обыденном злом рано или поздно заставит его обратить свои взоры к поиску вселенских бесов - будь то люди, партии, или целые государства, И тогда на подмостках сцены, где разворачивается вечная человеческая комедия, появятся новые демоны.
Гуру. В восточной культуре гуру – духовный учитель. Феномен гуру родился в глубокой древности и сохранился на Востоке до наших дней. Широкую известность получила фраза Маркса о том, что идеи становятся материальной силой, когда они овладевают массами. Гуру – люди, которые приносят в мир новые идеи.
Казалось бы, время духовных лидеров, одно слово которых меняло ход истории, давно кануло в лету. Общество больше не нуждается ни в теориях, ни в духовных авторитетах. Его новые идолы – индивидуализм и материальный прогресс.
Знаменитый философ Гегель считал, что история человечества развивается по спирали: прошлое повторяется, хотя и в новом обличье. Феномен «гуруизма», о котором много говорят в последнее время – новый виток исторической спирали.
Первую волна «новых гуру» образовали гуру-целители, обещавшие людям решение любых проблем, неподвластных классической медицине - от излечения всех существующих болезней до воскрешения из мертвых.
Если существование гуру-целителей вполне объяснимо, то гораздо более загадочным явлением предстает возникновение клана «бизнес-гуру». Книги бизнес-гуру издаются миллионными тиражами, за возможность послушать их лекции или проконсультироваться бизнесмены готовы платить большие деньги. Спрос на услуги гуру превышает предложение, что позволяет им устанавливать монопольные расценки. Гонорар наиболее известных бизнес-гуру, таких как Том Питерс за одно выступление составляет более 60 тысяч долларов, - и это далеко не предел.
Демократия – это неравенство, выраженное в «принципе 8020», авторство которого приписывается итальянскому экономисту Парето и лозунге «победитель получает все». В любом виде деятельности и в любой профессии большая часть доходов приходится на долю сравнительно небольшого числа людей, составляющих элиту этой профессии. Статус гуру – гарантия высоких доходов. Это не может не привлекать разного рода мошенников; главный гуру менеджмента Питер Друкер как-то сказал, что люди используют термин «гуру» только потому, что не хотят употреблять слово «шарлатан».
Однако большинство гуру – действительно первоклассные специалисты в своей области; некоторые из них – люди, обладающие необычайными способностями. Денежный успех – далеко не гарантия того, что человек, добившийся его, автоматически получит признание в качестве гуру. Гуру должен обладать харизмой – качеством, которое невозможно приобрести за деньги.
В чем причины возрождения гуруизма? Некоторые пытаются объяснить его «конвергенцией» цивилизаций. Запад опередил Восток в области технического прогресса, однако в духовной сфере его успехи намного скромнее и поэтому ему не помешало бы, переступив через свою гордыню и заносчивость, пойти в ученики к старому и мудрому наставнику Востоку. Такое объяснение кажется мне слишком простым. Запад есть Запад, Восток есть Восток, - говорится в известном стихотворении Киплинга; фраза эта сохраняет свою справедливость и в наши дни. Современный Восток заимствовал многие из материальных достижений западной цивилизации, однако по-прежнему остается все тем же таинственным и загадочным континентом. Запад, преисполненный сознания своего превосходства, видит себя в роли не ученика, а учителя; его цель - не слияние с другими культурами, а экспансия, своего рода «культурный империализм».
Философия нашего времени – это не теория, а технология. Людей больше не интересуют вопросы «зачем» или «почему», их интересует «как». Такой взгляд на жизнь позволил достичь неслыханного материального прогресса. Однако баланс сил был нарушен; обратная сторона материального прогресса - духовный вакуум, в который погрузилось современное общество. Вакуум – пасынок матери-природы, которая не любит долго находиться в его обществе.
Современное общество одержимо манией потребления. Товар в рыночной экономике - это больше, чем товар. Возникновение культа известных торговых марок, так называемых легендарных «брендов» - это, по сути, не что иное, как возвращение человечества к временам язычества. Легендарные бренды заняли пустующие ныне места богов древнегреческого пантеона.
Может быть, современные гуру - те же торговые марки и бренды, воплотившиеся в конкретных людях?
Китайская цивилизация сохраняла себя в неизменном виде на протяжении долгих столетий. В последние полтора столетия технические перемены стремительно меняют мир, однако и нравы, и общественное устройство остаются во многом теми же, что и были раньше.
Люди постепенно осознают необходимость духовных перемен. Поколение пепси начинает понимать, что кола – это всего лишь напиток, компьютер – технический инструмент, а Конан – не образец, достойный подражания, а тупой и наглый варвар. Технология необходима людям, однако это – всего лишь часть цивилизации, не способная заменить собой целое.
Педагоги утверждают, что ребенок в своем развитии повторяет путь, пройденный человечеством, - отсюда легко сделать вывод, что и общество повторяет стадии развития ребенка. Ребенок сначала проявляет характер, и только потом учится житейской мудрости.
Свобода – это осознанная необходимость, утверждал мудрый Гегель. Люди привыкли уважать силу. Дикарь преклонялся перед физической мощью, современный человек чтит деньги и власть. Но теперь человечеству необходимы новые, духовные авторитеты, сила которых основана исключительно на превосходстве ума. Людей, которые создают не очередные товары и продукты для потребителя, а новые философские, социальные, или экономические идеи.
Возможно, движение гуру – это своего рода «заговор интеллектуалов». Универсальная ценность современного общества – деньги. Всем известна фраза «если ты такой умный, то почему ты такой бедный?», или, в переводе Уоррена Баффета «если вы такие умные, то почему я такой богатый?». Умные люди стали понимать, что единственный способ заставить других уважать тебя – это приобрести богатство и влияние. «Гуруизм» – один из немногих пригодных для интеллектуала способов стать богатым, оставаясь умным. «Старые богатые» – плохие учителя. Единственное, чему они могут научить других людей – это искусство зарабатывать деньги, которым нельзя овладеть, не став такими, как они; но большинство людей не хотят отказываться от своей личности даже ради такой цели, как богатство. Богачи любят рассуждать и учить жизни. Однако советы их пропадают впустую, - других людей интересуют не их личность или взгляды на жизнь, а секреты достижения богатства, которые, как они считают, известны людям, добившихся богатства собственными усилиями.
Люди устали от погони за золотым тельцом, хотя и не могут себе позволить в этом признаться. Богатым трудно поверить в то, что существует другие цели, кроме богатства; бедные боятся, что их обвинят в зависти чужим успехам. Мы уже упоминали про «заговор интеллектуалов»; это – странный заговор, в котором участвуют многие из тех, против кого он направлен. Мир постепенно осознает: человечеству, стоящему на пороге перемен, нужны новые вожди – не финансовая или военная, а интеллектуальная аристократия. Может быть, мы стоим на пороге новой духовной революции, всемирного шторма, буревестником которого являются «новые гуру»?
Деньги. Предмет, которому будет целиком посвящена следующая статья.
Конец истории. Фридрих Энгельс, соратник основоположника научного коммунизма Карла Маркса утверждал, что история повторяется дважды - один раз в виде трагедии, другой в виде фарса. Что же, нельзя отказать классику в прозорливости.
Историки пишут, что на исходе первого тысячелетия христианская Европа находилась в паническом ожидании Апокалипсиса. Люди оставляли привычные занятия, богачи раздавали имущество беднякам и уходили в монастыри; сохранился рассказ о том, как римский папа Сильвестр и германский император Оттон III вместе встретили новый 1000-й год в Риме в ожидании конца света.
За прошедшее тысячелетие мир неузнаваемо изменился. Технический прогресс принес призрак нового апокалипсиса – ядерной войны двух сверхдержав. К счастью, противостояние двух блоков из стадии «холодной войны» постепенно перешло в мирное сосуществование, а в 90-х годах прошлого века и вовсе ушло в прошлое.
Компьютерная «Проблема-2000», о которой так много говорили, обернулась даже не фарсом, а рекламным трюком программистов. Культурная сфера конца 20-го века тоже породила свои отголоски апокалипсиса с элементами фарса.
Широкую известность приобрела книга философа Фукуямы «Конец истории и последний человек». История подошла к своему концу, провозгласил американец с японской фамилией, - однако не стоит впадать в панику, прятаться в бункер и, тем более, раздавать имущество обездоленным. Конец истории – это не материальная гибель цивилизации, а ее торжество, наивысшая точка развития. «Все к лучшему в этом лучшем из миров», - повторял Панглос, зануда-философ из романа Вольтера.
Большинство его коллег по профессии не оптимистичны в оценке степени совершенства мироздания, однако в чем-то они готовы согласиться со своим литературным собратом. Тот же Фукуяма уверен, что человечеству удалось создать совершенную модель общественного устройства, - систему политической демократии в том виде, как она существует в странах западного мира.
Древние китайцы были сторонниками теории регресса. Они верили, что когда-то давно на земле царил «золотой век», в котором жили и творили совершенные люди; конец этого века стал началом упадка цивилизации. Западным аналогом теории «золотого века» стала платоновская Атлантида. Россияне, как и все европейцы – убежденные сторонники идеи прогресса. Они тоже верят в золотой век, только перемещают его не прошлое, а в будущее. Американцы – повелители «сегодня»; характерная черта их подхода заключается в стремлении совместить теорию с практикой. Золотой век – это не прошлое и не будущее, а настоящее. Золотой век человечества – это современная Америка.
В художественной литературе конца века олицетворением конца света стал «пес Пиздец» из романа «Поколение П» В. О. Пелевина. Конец света – это «П-ц». К счастью, пока он спит. Но когда проснется, то наступит – в буквальном, а не метафорическом смысле, Впрочем, беспокоиться не стоит – сон пса сторожит «круглосуточный дозор», своего рода клан «жрецов П…ца».
Русская угроза, о которой так много говорили на Западе, - не ложь или фантазия, так же как и пресловутая «историческая миссия» России. «Русская угроза» исходит не от русского народа, а от чудовища, лежбище которого затеряно где-то на бескрайних просторах России. Историческая миссия России – стоять на страже сна этой собаки Баскервилей эпохи глобализма.
Маркетинг. Герой популярного российского фильма «Брат-2», столкнувшийся с представителями одной и той же породы ворчливых таксистов по обе стороны океана, с иронией спрашивал сварливого обитателя Нью-Йорка, не имеет ли тот брата в Москве. Два мира – два образа жизни, любили повторять советские политработники. Однако, как это ни удивительно, между обоими мирами было не так уж и мало общего; порождение рыночной системы - маркетинг имел брата–близнеца в далекой заснеженной Московии.
Стержнем, на котором держалась коммунистическая система, была марксистско-ленинская идеология. Советский человек являлся объектом идеологического воздействия с рождения и до самой смерти. Силы и средства, которые расходовало государство на идеологическую работу, казались неоправданно высокими не только простым людям, но и самим политработникам. Однако жизнь показала, что с точки зрения самой системы эти затраты были необходимы. Отказ от идеологических догм повлек за собой мгновенное крушение коммунистической системы и советской империи.
Очень немногие из советских людей искренне верил в правоту марксистско-ленинского учения; большинство из них жило по принципу «двойной морали». Антропологи и этнографы подробно досконально изучили роль ритуалов и обрядов в жизни первобытных племен. Ритуалы современного общества – ничуть не менее интересная тема.
Никто не заставлял людей «голосовать сердцем» за родную партию – достаточно было просто проголосовать. Люди, недавно рассказывавшие друг другу политические анекдоты, на собрании партийной ячейки дружно голосовали за поддержку решений последнего съезда партии или восторгались мудрости высказываний очередного генсека, которого они в глубине души презирали и ненавидели.
Принято считать, что коммунистическая власть держалась на силовых структурах – армии и органах безопасности. Однако это не вся правда. Причина ее жизнеспособности – не слепая вера масс в коммунистические идеи или подчинение грубой силе, а ритуал. Центральным звеном политической системы был не человек с ружьем, а политработник, усилия которого приводили в движение проржавевшие звенья ее механизма.
На смену тоталитарной коммунистической власти пришли демократия и рыночная экономика. Единственно правильную идеологию сменил плюрализм, а место политработников заняли политтехнологи, потребность в которых была несопоставимо меньшей, да и то на время проведения избирательных кампаний. Оптимистам казалось, что высвободившиеся ресурсы будут, наконец, использованы на благо общества.
Однако все повторилось с точностью до наоборот. Как выяснилось, рыночная экономика тоже имеет свою армию политработников - торговых и рекламных агентов, специалистов по связям с общественностью, маркетологов и имиджмейкеров. Парторги ушли, однако свято место пусто не бывает - на их место пришли пиарщики.
Достаточно взглянуть на финансовый бюджет любого крупного предприятия, выпускающего товары для населения, чтобы оценить масштабы его затрат на рекламные и маркетинговые мероприятия. На первый взгляд, в этом нет ничего плохо – производство, что называется, «повернулось лицом к покупателю», стремясь как можно полнее учитывать его вкусы и предпочтения.
Однако правда проста: маркетинг и реклама – такой же вид коммерческой деятельности направленной на извлечение прибыли, как и все прочие. Полезность, качество товара и его имидж в глазах публики – понятия, в большинстве случаев практически не связанные друг с другом.
Задача рекламы проста: во-первых, убедить покупателя, что ему жизненно необходим рекламируемый товар, и во-вторых, - доказать ему, что он лучше продукции, производимой конкурентами.
Марку Твену принадлежит фраза о том, что существует ложь, большая ложь и статистика. Перефразируем слова классика применительно к современной ситуации: существует ложь, большая ложь и реклама. Ложью статистика было усреднение; тот же Марк Твен приводил следующее определение: статистика – это наука, которая утверждает, что если мой сосед по купе съел две курицы, а я – ни одной, то каждый из нас съел по курице. Ложь рекламы – преувеличение. Используем тот же гастрономический пример Марка Твена. Реклама – это такая наука, которая утверждает, что курицы были съедены исключительно потому, что их вырастили на птицефабрике № 1; несъеденные курицы были не съедены по той простой причине, что употреблять в пищу куриц любого другого производителя попросту невозможно.
Реклама - не ложь. Это просто двигатель торговли - явление, стоящее по ту сторону добра и зла, правды и лжи. Любой двигатель нуждается в топливе; горючее, на котором работает реклама – это наше с вами простодушие и доверчивость.
С позиций основной ячейки капиталистического общества - частной компании маркетинг является полезным инструментом, позволяющим повышать уровень продаж; по отношению к обществу в целом его эффективность не столь бесспорна. Реклама – орудие господства крупных корпораций, бюджеты которые позволяют выделять громадные деньги на маркетинговые акции; любой, самый бесполезный для общества продукт или услуга могут с ее помощью предстать высшим достижением человеческой цивилизации.
Вспомним 90-е годы и финансовый продукт, ценность которого была создана исключительно средствами массовой информации - акции МММ.
Но даже если предположить, что большинство рекламируемых товаров действительно нужны людям, с точки зрения общества затраты компаний на их «продвижение» к потребителю же бесполезны, как и партийные расходы при коммунистическом режиме
Если только не предположить, что речь идет просто об еще одном социальном (или идеологическом) ритуале.
Общество – тот же механизм. Любой механизм имеет коэффициент полезного действия, который всегда ниже 100%. Если КПД равен 40%, это означает, что 40% от общего объема произведенной работы является полезной, а 60% расходуется на преодоление трения и обеспечения действий самого механизма. При коммунизме трение - это идеология, при капитализме – сфера деятельности, связанная с доведением товара до потребителя - маркетинг.
Рост экономики связан с увеличением потребительского спроса населения. Когда люди перестают покупать, наступает кризис. Торговые агенты – комиссары и политруки новой системы. Они больше не носят тельняшки или кожаные тужурки с партийным билетом на груди и не размахивают при каждом удобном случае большим железным маузером, - силовое давление сменили не просто менее грубые, но и гораздо более эффективные методы работы. Заставить человека сделать что-то против собственной воли – тяжелая задача. Одни умные люди поняли, что гораздо проще его уговорить, другие – придумали, как это сделать.
Российский человек теперь не обязан летать самолетами Аэрофлота, слушать пластинки фирмы «Мелодия» и пить «Жигулевское» пиво. Он свободен – но почему-то в большинстве случаев делает именно тот выбор, который от него ждут.
Комиссары хотели подчинить мысли и действия людей своей воле во имя благих целей – построения светлого будущего. Наши деньги не слишком их интересовали – они и так и были в их распоряжении. Торговых агентов интересует исключительно наш карман. деньги. Личность человека, его мысли и поступки для них – не более, чем ключ или отмычка к сейфу, в котором лежат деньги. А если его у вас нет – сгодится и молния к кошельку.
Любое общество – это ритуал. Шаман, политработник и рекламный агент – жрецы культа, господствующего в обществе, звенья одной и той же цепи, которые так и не удалось разорвать последователям Карла Маркса.
Русский человек пережил советскую власть, переживет и рекламу памперсов. Потому что он всегда имел свой, особый путь, одно из названий которого – внутренняя эмиграция. Почему, как вы думаете, наш любимый персонаж – Штирлиц?
Набоков Владимир. Самый читаемый русскоязычный писатель прошедшего века. Набоков – великолепный литературовед, поэт и писатель, однако подлинно мировую известность ему принесло единственное произведение – роман «Лолита».
Литература – это зазеркалье; ее предмет – эмоции и поступки, лежащие за гранью обычного человеческого существования. Главным произведением XIX века стал роман Достоевского об отцеубийстве. Двадцатый век стал веком сексуальной революции, эпохой испытания на прочность старых запретов и табу; его символом стал роман об инцесте и совращении.
Литераторов иногда принято называть «зеркалом» окружающей реальности. Те из них, кто соответствует этому определению – плохие писатели. Лев Толстой был зеркалом русской революции для того, кто смотрелся в кривые зеркала.
Подлинный талант не отображает реальность, а творит ее. Некоторые из пророчеств Нострадамуса оказались сбывшимися потому, что люди поверили им и воплотили их в жизнь. Как это ни кощунственно звучит, Набоков создал педофилию как духовное явление, придав ей эстетическую ценность. Прочитав «Лолиту», люди увидели и оценили чувственное обаяние и красоту девочек-подростков.
Извращение – не только в поступках, но и в восприятии человека. Недавно в одной из газет, традиционно относимых к разряду «желтой прессы» я прочитал одну душераздирающую историю, произошедшую где-то на Украине еще в тридцатые годы прошлого века.
Речь шла о совращении маленькой – то ли семи, то ли восьмилетней девочки. Благодаря раннему половому созреванию она забеременела, хотя родить по чисто физиологическим причинам не смогла. Скандальность ситуации усугублялась тем, что совратителем был ее родственник – родной дедушка, то ли просто моряк, то ли капитан дальнего плавания. Я не знаю, как сложилась в дальнейшем судьба этих людей. По-видимому, раз уж эта история получила огласку, моряка надолго отправили в лагеря.
Роман Набокова – это очередная версия «преступления и наказания». Гумберт был приговорен к смертной казни за жестокое и бессмысленное убийство. Но убийство соперника – всего лишь механический акт, внешнее проявление гложущего героя чувства вины. Утонченная натура Гумберта превратила пошлую и грязную историю в сказку о несчастной любви, и она же привела его к гибели.
Гумберт был счастлив с Лолитой – и потому, что любил ее, и потому, что получал удовольствие, нарушая социальные запреты. За свое недолгое счастье герою пришлось заплатить страшную цену, – он так и не сумел жить дальше, неся на душе грех любовной связи с двенадцатилетней девочкой, которой он исковеркал и сломал жизнь.
Почему-то мне кажется, что если бы украинскому капитану удалось избежать скандала и наказания, история совращения малолетней внучки осталась бы в его жизни не более, чем пикантным эпизодом, который он лишь изредка вспоминал бы со смешанным чувством стыда и похоти. Люди, лишенные интеллекта и морали, совершают чудовищные поступки, не задумываясь об их последствиях; утонченный интеллектуал, преступивший запреты, впадает в другую крайность и демонизирует собственные грехи. Это – самая короткая дорога к безумию (вспомним пресловутого маркиза де Сада).
Любое утверждение рождает отрицание. Создав произведение, которое могло быть использовано как эстетический манифест педофилии, Набоков сделал больше – помог сформировать общественное мнение, вставшее на защиту детей от сексуальной эксплуатации. Ибо человек двулик, - заглянув внутрь себя, люди содрогнулись.
Постмодернизм. Постмодернизм – главное направление современной культуры. Трудно найти образованного человека с гуманитарным складом ума, который не имеет собственной теории происхождения и сущности постмодернизма, - однако мало кто на самом деле понимает, что это такое. Возьму на себя смелость сказать – этого не понимает никто.
Потому что постмодернизм – не идея или теория, а скорее ощущение, чувство, настроение или атмосфера. Может быть, даже инстинкт – правда, далеко не основной. Часто говорят, что постмодернизм - это отражение эпохи. Смотреть на собственное отражение –любимое занятие женщин. Постмодернизм имеет женскую душу, - именно поэтому он так переменчив, неопределенен и неуловим.
Постмодернизм – это не новая идеология, а скорее конец всякой идеологии. История показала, что предметом для нее можно сделать любую глупость, однако никому еще не удавалось поднять на пьедестал кулинарный объект – ирландское рагу.
Означает ли постмодернизм конец традиционной культуры? Отнюдь нет. Скорее, это преклонение перед культурой прошлого, скрытое за маской иронии. Ироническая ухмылка постмодернизма, усики на портрете Моны Лизы в исполнении Сальватора Дали – не более, чем защитная реакция. Ирония – способ сохранить свою индивидуальность в кругу людей, которые во многом превосходят тебя.
Постмодернизм – это наука, которая предстает в образе литературы и литература, которая мнит себя наукой.
Постмодернизм – это демократия. Постмодернизм объявил: автор умер, любой, даже самый выдающийся литератор – простой «скриптор» текстов, которые рождает природа. Как утверждает Ролан Барт скриптор, или писец «несет в себе не страсти, настроения, чувства или впечатления, а только такой необъятный словарь, из которого он черпает свое письмо, не знающее остановки; жизнь лишь подражает книге, а книга сама соткана из знаков, сама подражает чему-то уже забытому, и так до бесконечности». Постмодернизм – это повторение пройденного, «римейк».
Постмодернизм – это игра. Один из любимых терминов постмодернизма – симулякр, «подобие подобия», воспетый Бодрийяром.
Америка, Соединенные штаты создали свой симулякр, игрушечный мир для детей - Диснейлэнд. Сама Америка – это симулякр-Диснейленд современного мира; американцы – те же дети, волею случая получившие в свое распоряжения пульт управления всей планетой, хвост, который вертит собакой. Современная цивилизация – это Диснейленд истории. Сам постмодернизм – это не что иное, как симулякр - Диснейленд мировой культуры.
Кто-то из публицистов назвал постмодернизм «неуловимым понятием». В том, что эта тема стала одним из любимых предметов пишущей братии, видится определенный парадокс. Причина его проста.
Людовик XIV любил повторять фразу «государство – это я». В обществе с демократической культурой каждый человек – суверенный монарх. И может смело может повторять вслед за Людовиком: «постмодернизм – это я». Потому что любое рассуждение о постмодернизме – не что иное, как разговор о самом себе. Чем неопределеннее предмет рассуждений, тем отчетливее проступает личность автора и авторский взгляд.
Мой вывод столь же прост, сколь и спорен - постмодернизма, во всяком случае, в принятом смысле, попросту не существует. Некий историк в свое время выдвинул лозунг: «Каждый сам себе историк». Да здравствует наш новый лозунг: «Каждый сам себе постмодернист!».
Рынок и государство. Коммунисты верили во всемогущество власти. Сильное государство, руководствующееся в своей деятельности принципами единственно верного учения, считали они, позволит вернуть на землю «золотой век» в образе коммунистического строя. Эта идея была заимствована ими у философов прошлого. Величайшие умы человечества, Платон и Гегель верили в то, что сильная власть может сделать людей счастливыми. Государство – это «действительность нравственной идеи», - писал Гегель.
Теперь мир прислушивается к мнению не философов, а экономистов. Экономически ориентированные умы больше верят в волшебную силу рынка. Весомая, грубая и зримая рука государственной власти их уже не привлекает - пожатье ее каменной десницы кажется им слишком тяжелым. На смену зримой каменной руке приходит другая рука, незримая. Еще основатель экономической науки Адам Смит писал о «невидимой руке» рынка, которая помогает решить все проблемы. Смит понимал под «невидимой рукой» рыночные цены, которые позволяют согласовать интересы производителей и потребителей; современная макроэкономика трактует это понятие более широко, включая
в него весь рыночный механизм.
Воинствующие сторонники свободы рынка уверены, что лучший поступок, который может совершить государство – это не что иное, как обряд «харакири» в духе средневековых японских самураев. Государство по–прежнему является действительностью, однако нравственная идея, стоящая за ним, по их мнению, полностью изжила себя. Все проблемы решит свободный рынок - поэтому необходимо немедленно снизить, а лучше вообще отменить налоги, государственные монополии, таможенные пошлины и лицензии. Людям останется только одно – сидеть и ждать, когда наступит всеобщее благоденствие.
Последствия таких теорий мы уже испытали совсем недавно на себе. Невидимая рука рынка обернулась даже не каменной, а железной десницей голода, преступности и всеобщей продажности.
Наверное, что–то обстоит не так с теориями свободного рынка как панацеи от всех проблем и бед человеческого общества. Но что именно? Рыночники почему-то склонны забывать, что на демократическом Западе, в тех же США существует сильное государство с громадным бюрократическим аппаратом.
Человеческое общество развивается не линейно, а по гораздо более сложной траектории. Нас учили, что рабовладение, феодализм и демократия – это качественно различные и последовательно сменяющие друг друга этапы движения к прогрессу. Это – заблуждение. Стадии развития, пройденные человечеством, - рабовладение, феодализм, социализм - не исчезают и в «снятом» виде продолжают существовать в современном обществе. Подобно вирусам, затаившимся в организме, они готовы выйти наружу, если его иммунитет ослаблен. Период становления демократии был одновременно периодом развала институтов власти и самого государства; его ослабление выпустило на свободу вирус анархии и преступности. Демократия по-российски сильно напоминала худшие времена феодализма – слабый и никчемный король, не управляющий никем и ничем за пределами «королевского домена», распад страны на удельные княжества, бароны в замках, окруженные отрядами вооруженной свиты, хозяйничающие в стране отряды иноземных захватчиков – то ли викингов, то ли татар, нищие и запуганные вилланы, дрожащие от холода и голода в своих лачугах, бригады странствующих в поисках наживы рыцарей на джипах и Мерседеса, убийцы-асассины и полевые командиры, мнящие себя местечковыми царьками; если это не новое средневековье, то тогда что? В некоторых южных регионах реальностью стало даже не средневековье, а гораздо более древние пласты человеческой истории – племенной строй и рабовладение. Стоит ли после этого удивляться, что наши западные братья белорусы во главе с батькой Лукашенко не слишком торопятся отрекаться от бремени социалистического наследия?
Всемогущество рынка - такой же миф, как и попытка создания общества будущего с помощью тотального принуждения и насилия. Незримая рука нуждается в опоре на крепкое плечо – сильное государство со справедливыми законами.
Секс как двигатель социального прогресса. С легкой руки режиссера Поля Верхувена люди теперь знают, какой инстинкт является основным. Двигатель развития общества – запреты, утверждают фрейдисты. Основной инстинкт иногда сравнивают с могучей рекой, движение которой можно направить в другое русло, если построить в нужном месте крепкую плотину. Современную западную цивилизацию создала наука, науку создали средневековые монахи – люди «не от мира сего», лишенные полноценной сексуальной жизни. Двадцатый век породил сексуальную революцию, однако общество может не опасаться застоя или возврата к дикости. Мавр сублимации сделал свое дело, и прогресс уже невозможно остановить, - хотя бы просто потому, что ему теперь не требуются монахи.
Коммунистическая власть с подозрением относилась к основному инстинкту, могущество которого казалось ей прямым покушением на ее власть. Возможно, это было одной из главных ошибок ее идеологов. Кого господь желает погубить, того он лишает разума.
Все помнят слова «секса у нас нет», сказанные в полемическом запале одной морально стойкой, но умственно ущербной дамой. Самое удивительное, что она была почти права - секс как культурное явление действительно был практически под запретом. Я хорошо помню времена, когда на западные фильмы с элементами легкой эротики выстраивались длиннейшие очереди, а советские туристы, выезжающие за границу, первым делом совершали культпоходы на эротические фильмы или в кабаре со стриптизом.
Большевики не признавали учения Фрейда, но были стихийными фрейдистами и запрещали пропаганду секса, опасаясь, что она будет отвлекать людей от коммунистических идеалов.
Увы – во всем, кроме науки Карла Маркса, они были плохими учениками. Чувство глубокого удовлетворения успехами в строительстве нового общества не годилось на роль полноценной замены сексуального инстинкта. Пламенные революционеры и монахи, которых пытались представить людям в качестве образцов для подражания – люди не от мира сего, составляющие ничтожную часть человечества.
Умный полководец всегда старается оставить побежденному, но окончательно не сломленному противнику путь для отступления – пусть лучше он спасается бегством, чем сражается насмерть, попав в безвыходную ситуацию. Похоже, среди большевиков не нашлось хороших полководцев. Единственный оставшийся на долю народа выход жизненной энергии – пьянство, являлся не чем иным, как прямой дорогой к деградации нации.
Коммунистам так и не удалось создать нового человека, живущего исключительно духовными потребностями; старый основной инстинкт так и остался основным. Непрерывно нараставшее недовольство нелепыми законами и ничем не оправданными запретами стало одной из причин того, что система, получившая слабый толчок, обрушилась с легкостью карточного домика.
Секс разрешили – в кинотеатрах начали показывать эротические фильмы, открылись секс-шопы и клубы со стриптизом. Мы увидели знаменитую сцену из фильма «Основной инстинкт», в которой очередной клон Мерилин Монро - актриса Шерон Стоун демонстрирует всем зрителям, что не только не носит нижнего белья, но и ничуть не стесняется этого. Как это ни странно, не случилось ровным счетом ничего ужасного. Может быть, люди не стали от этого счастливыми, - но уж наверняка не стали более несчастными. Хотя бы просто потому, что исчез еще один повод думать, что нас считают стадом павианов или объектом политического воспитания.
Футбол. «Вся наша жизнь игра. Весь это мир – как один большой футбольный клуб», - поется в песне популярного в определенных кругах музыканта Сергей Шнурова. Футбол - любимая игра современного человечества, точнее одной его половины – мужской. Мужчины так навсегда и остаются детьми в душе, а дети, как известно, любят игры.
Почему предметом всенародной любви стал именно футбол? Может быть, потому, что эта игра многолика, как восточное божество. Футбол – это многоуровневый спортивный постмодернизм, который любят и аристократы, и простолюдины. Эта игра - зеркало жизни, в котором каждый видит то, что ему хочется видеть.
Знаменитые футболисты – кумиры не только для болельщиков, но и для всех своих земляков. Их доходы достигают настолько заоблачных величин, что вызывают даже не зависть, а благоговение. В Японии крупные корпорации охотно вводят в состав советов директоров бывших борцов сумо. Эти люди ничего не понимают в бизнесе, однако настолько популярны в стране, что способны помочь компании налаживать отношения с самыми разными людьми. Футболисты-политики или бизнесмены для России - пока еще экзотика, но думаю, что их эра не за горами.
Власть предержащие с присущим им практицизмом с помощью футбола пытаются решить свои проблемы – добиться поддержки избирателей или найти пресловутую «национальную идею». Не остались в стороне и олигархи. Покупка или спонсорская поддержка иностранного футбольного клуба стала одним из способов вписаться в западный истэблишмент, отечественного - продемонстрировать свой патриотизм и лояльность власти.
Почему национальную идею в нашей стране пытаются найти именно в том, в чем едва ли суждено преуспеть в ближайшие годы и десятилетия – еще одна загадка русской души. Корни наших неудач в футболе лежат в том же, в чем лежат причины других российских проблем: в суровости климата, недостатке организации, коррупции, нехватке силы воли.
Нашумевшая в свое время книга экономиста Паршева «Почему Россия не Америка», в которой все проблемы России объяснялись исключительно суровым климатом, применительно к футболу могла бы получить название «Почему Россия не Бразилия». Тут теории автора сработали бы на все сто – климат на родине донны Розы и дона Педро Дальвадорес, где в лесах водится много диких обезьян, несравнимо более благоприятен для этой игры.
Поражение нашей сборной стало символом всех неудач России. Впрочем, мир чувств имеет свои законы; неудачи только укрепляют всенародную любовь к футболу. Страсть, которую нельзя удовлетворить, может перерасти в наваждение.
Футбол – не только игра. Это – особый мир, параллельная реальность, участником которой может стать любой его поклонник. Футбол – простая игра, но в нем есть некая загадка, которую еще предстоит разгадать. «Трудно вставать, но завтра опять в этот футбольный клуб» - так, или примерно так, поет Шнур. О футболе можно говорить бесконечно, - однако как раз сейчас должен начаться матч с участием «Зенита». Ну вы меня понимаете…
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Александр Балод: Иронический словарь нашей эпохи. Фельетон.
17.04.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|