Ирина Скафари: Когда я стала старше и мудрей.
Первая реакция: ну вот, опять онкодиспансер (да хоть онкоцентр на Каширке!), опять портреты соседок (соседей) по палате, снова «быть или не быть» (см., например, на ТЗ «Дорогу» М.Филиппова). Сейчас начнётся этакая, понимаешь ли, философия…
Но вот реализм превращается в фантастику, здесь она очень к месту, потому что где ещё, как не в онкоотделении клиники, человек так верит в чудо? Рассказ И.Скафари быстро затягивает, героиням рассказа сочувствуешь и почему-то и сам с нетерпением ждёшь результата биопсии. И пытаешься заранее предугадать, по ком же всё-таки звонит Колокол. Рассказ написан просто и ясно – в этой простоте, мне кажется, он особенно красив. Где, как не в больничной палате, понимаешь, что люди совсем не похожи друг на друга и у каждого – своя судьба.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Алексей Петров
|
Когда я стала старше и мудрей
Мне повезло: я лежала далеко от окна, утреннее солнце не доставало меня надоедливыми лучами. Я спокойно дрыхла до тех пор, пока входная дверь не била в спинку моей кровати и не раздавался боевой клич: «Таблетки!»
Отойдя от наркоза, я пребывала в эйфорическом состоянии. Все вокруг казались мне добрыми феями, даже злобная процедурная сестра с революционным именем Надежда Константиновна. Делая укол в мое посиневшее мягкое место, она приговаривала: «Дуры вы, девки, дуры! Никогда жить не научитесь!» Этот афоризм повторялся раз двадцать в день всем без исключения больным, независимо от возраста и диагноза.
Мои шестеро соседок представляли собой наглядные иллюстрации к десяткам статей Большой Медицинской Энциклопедии. Моя болезнь описывалась всего четырьмя абзацами и ничего интересного, кроме слов «этиология неизвестна», в ней не было. Начитавшись в детстве всяких врачебных пособий, спрятанных на верхних полках книжного шкафа мамой-педиатром и бабушкой-гинекологом, я хорошо знала многие медицинские термины. Когда в детстве мои сверстники с горящими глазами рассказывали друг другу, откуда берутся дети, я скучала. Этот процесс, так прозаично изложенный в бабушкиных книгах, представлялся мне монотонным и противным, как производственная гимнастика. Вот и сейчас, слыша пугающие слова из уст врачей, я сохраняла спокойствие. Из последнего абзаца той статьи моя память профессионально зацепила одну лишь цифру «4». Четыре процента тех, кто излечивается полностью и навсегда. Проанализировав мой небогатый жизненный опыт, я давно сделала вывод, что попадаю в самые редкие проценты, к чему бы это ни относилось. Например, вероятность поступления в университет равнялась 7%, и я стала его студенткой без особых усилий. Зная эту свою особенность, я не волновалась ни тогда, на экзаменах, ни сейчас, ожидая результатов загадочного анализа с названием «биопсия».
Соседки по палате знали это слово. Для троих результат был известен и безрадостен.
Лариса, лежавшая у окна, после четвертой операции уже никак не реагировала на плохие анализы. Каждое утро она красила бледное и не старое еще лицо во все цвета радуги и до вечера травила байки о своих мужьях-алкоголиках, сыне-бандите Костике и будущей невестке. Последняя характеризовалась только нецензурно. Лариса вообще материлась очень грамотно и разнообразно, её перлы надо было бы записывать, но голова моя кружилась, руки дрожали, и из всех блестящих выражений запомнилось одно. Говоря о бесхозяйственности Костика, Ларка так описывала холодильник в его квартире: «Да там, ..., мышь повесилась, последний ... без соли доедает!»
Я смеялась так, что подпрыгивала на железных пружинах кровати, и вошедшая Яна Юрьевна, наш лечащий врач, отчитала меня, припугнув тем, что швы разойдутся. Лариска поддерживала тезис Надежды Константиновны и пыталась научить меня жить. Выпытывая детали моей биографии, она охала и выдавала триста рецептов для счастья в час. «Тебе же скоро двадцать пять! Потом-то на тебе никто не женится! Надо этого козла на себе женить! Вот слушай сюда...»
Мои робкие возражения в расчет не принимались. Статистические аргументы о численном превосходстве женщин и вытекающей из этого факта большой вероятности остаться не замужем просто бесили Лариску. «Больно умная! Что значит «не судьба»?! Дура ты! Я в твои годы уже со вторым развелась!» Спорить с ней не было ни сил, ни желания.
Тихая пенсионерка Нади, лежавшая слева от Ларисы, никогда не принимала участия в наших беседах. Проработав всю жизнь швеей на фабрике «Большевичка», она получила к старости однокомнатную квартиру в Лефортове, но прожила недолго. Через три месяца после выхода на пенсию у нее обнаружили первую раковую опухоль. У Нади не было ни мужа, ни детей, ни близких родственников. На вопросы о личной жизни она не отвечала, целый день читала газеты или смотрела в потолок. Только раз она вмешалась в наш разговор с Лариской и одобрила мой аргумент «не судьба», за что ее тут же засмеяли, она обиделась и флегматично отвернулась к стене.
Неутешительной биопсией огорчили и Аллу Викторовну. Мы делились с ней тумбочкой и впечатлениями от прочитанных книг. Она преподавала русский язык и литературу в самой обычной московской школе, очень много читала, рассказывала невероятные истории из жизни, в том числе о своей поездке в Париж, после которой, по ее словам, и умереть не жалко. Аллочка была единственной, к кому каждый день приходил Мужчина. Молодой, чуть за тридцать, красивый, синеглазый, с потрясающе искренней и доброй улыбкой. Познакомились они... через газету «Из рук в руки». После второго развода Алла осталась с двумя сыновьями и не хотела впускать в свою жизнь никаких других мужчин. Однажды, в один из долгих предновогодних вечеров, она развернула подарок какого-то ученика, поставила на полку, хотела было выбросить газету, но увидела манящий заголовок «Знакомства». Объявление Игоря понравилось ей больше других. Возраст он не указывал. Аллочке только что исполнилось сорок шесть, но выглядела она и тогда, и сейчас, после операции, великолепно. Они встретились на Чистых прудах. После этого не было ни одного дня в течение двух лет, в который бы они не виделись. Алла не раз пыталась убедить Игоря оставить ее. «Женись, роди девочку, а я буду у тебя бабушкой», - советовала она возлюбленному. Тот обижался...
Все тётки завидовали Аллочке и, как только она выходила из палаты, с удовольствием перемывали ей косточки. Особенно усердствовала всё та же Лариска, к которой присоединялась Таня по прозвищу Бензоколонка, работница одной из столичных АЗС. Татьяна была при муже, детях, внуках, квартире, даче, бриллиантах, но ничто ее не радовало, все вызывали её зависть. Даже я, усохшая до 48-ми килограмм, ходившая по стеночке, раздражала Бензоколонку весом и свободой. Таниной дочке Лиле было двадцать, у нее было двое детей и 56-й размер одежды. «Моя красавица вышла замуж девочкой!» - гордо заявляла Таня, косясь в мою сторону. Муж красавицы выпивал и мало зарабатывал, молодую семью кормили бабушка с дедушкой – владельцем торговой палатки. Дочь ни разу не навестила маму, но каждый вечер докладывала по телефону, что остроносые туфли вышли из моды, блузки с люрексом уже никто не носит, выйти с детьми во двор в таком виде стыдно, и т.п. «Лилечке не до книжек, она мать!» - шипела Бензоколонка, поглядывая на мою тумбочку, заваленную чтивом.
После того, как я отказалась сообщить детали своей неправильной личной жизни, Таня невзлюбила меня хуже, чем тихую Катю, забитое существо неопределенного возраста, лежавшее на «дополнительной» койке посреди палаты. Катя была одинока, жила в Москве уже десять лет, но неповторимый краснодарский акцент и провинциальная застенчивость ее так и не покинули. Простодушно признавшись дотошным соседкам в том, что у нее никогда не было мужчин, она обрекла себя сначала на насмешки, потом на бесчисленные рекомендации по устройству судьбы. Катя краснела, бледнела, плакала, оправдывалась, плохо спала, хотела обратно в общежитие... Только мы с доброй Аллой Викторовной не издевались над ней. Аллочка предложила четкий план Катиного счастья и инструктировала подопечную по вопросам поведения в мужском обществе и применения разных женских хитростей. Я изредка отрывалась от чтения и с интересом прислушивалась к этим лекциям. «Никогда мужику не показывай, как сильно ты его любишь, пока сам на коленях к тебе не приползет!» - поучала Алла. Я вздыхала: в моем случае всё было поздно и бесполезно.
Вздыхала и Варя, девушка-гренадер, с трудом вмещавшая в больничную койку двухметровое тело, изрезанное вдоль и поперек. Варя очень любила своего мужа и хотела родить по крайней мере одного ребенка, желательно девочку Лизу. В этом мы с ней были похожи... К сожалению, последняя операция поставила крест на Вариной мечте. Слезы в подушку, просьбы ничего не говорить мужу, две пачки сигарет ежедневно – такими были три недели ее пребывания в больнице. Нас выписали в один день. Варю встретила хмурая свекровь на помятом «москвиче». Я уехала одна, на трамвае.
Но до выписки всем нам еще предстояло учиться жить и ждать результатов биопсии. Однажды ночью я проснулась и увидела Аллу Викторовну, сидящую в кровати, с полными слез глазами. Она посмотрела на меня и улыбнулась: «Ничего, Ириша, это ко мне ангел приходил, немного испугал». Мне стало не по себе. Как человек не религиозный, ни в каких ангелов я не верила. Решив, что соседка спятила, я попыталась уснуть. Помучившись полчаса, я сдалась, села, включила ночник и начала читать Хемингуэя, доставленного мамой по моей заявке. Дальше эпиграфа дело не продвинулось.
«Нет человека, который был бы, как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».
Аллочка заметила обложку книги и вдруг шепотом повторила вслух эти строчки. «Хороший роман»,- сказала она. До утра мы болтали о литературе и об ангелах. Она убеждала меня в том, что у любого человека есть ангел-хранитель, который всегда во всем помогает и вытаскивает из всякого дерьма. «К тебе он тоже придет, и очень скоро!» - заявила она. Я скептически морщилась...
Четверг был самым лучшим днем того августа. Ко мне пришел Папа! Он стоял у крыльца, бледный, резко постаревший, но такой же красивый, как обычно. Все бабы вывесились в окна и кокетливо махали ему ручкой. Папа улыбался и слал им воздушные поцелуи. «А твой отец женат?» - елейным голоском осведомилась Лариска. «Увы. На моей маме!» - злорадно ответила я.
Мы долго стояли в полутемном гардеробе. Папа ничего не спрашивал, я ничего не объясняла. Он просто был рядом, как всегда, когда был нужен, когда мне было плохо. Единственный мужчина, навестивший меня в больнице. Он долго очаровывал доктора, выпытывая у нее детали моего диагноза. Яна Юрьевна сдержала слово и приукрасила мое состояние, как могла. Папа слегка успокоился, на этот раз врачебное чутье его подвело. Он уходил повеселевший, подмигивал женщинам в окнах, улыбался всем нам, - мой бедный, добрый, чудесный Папа, не знавший о том, что произойдет со мной завтра...
Утром, ровно в 10.00, Яна Юрьевна, пряча глаза, сообщила мне неутешительную новость. «А как же четыре процента?» - удивилась я. «Какие проценты?» - недоумевала Яна. – «Не переживай, мы сделаем повторный анализ, даже два, сегодня приедут лаборанты из диспансера, сдашь еще раз, вот увидишь, это недоразумение...»
Я ничего не слышала. Теория вероятностей, комбинаторика, логика – всё калейдоскопом проносилось в голове. Где ошибка? За что? Почему Я?..
Не помню ни лаборантов, ни остатка пятницы, ни субботы с воскресеньем. Я машинально ела, пила, дремала, встречалась с мамой и с подругой, наклеив на лицо улыбку. Алла Викторовна случайно наткнулась на клетчатую тетрадку с моими стихами, я разрешила их прочесть. Она читала и молчала, потом взяла мою руку, отцепила от одеяла и поцеловала. Во мне что-то щелкнуло, я заревела, кровать задрожала, подушка стала мокрой. Аллочка гладила мою голову, шептала что-то ласковое, но я слышала лишь стучащие в виске слова: «...он звонит по Тебе». По мне. Во мне...
Наступила ночь с воскресенья на понедельник. Я смотрела на луну и не могла сомкнуть опухшие веки. Где-то гудела электричка, смеялись прохожие, пели птицы. Яблоня, мокрая после дождя, протянула ветки к нашему подоконнику. Четвертый этаж. А что, если прыгнуть вниз? Будет ли смерть мгновенной? И как это – умереть?
Я спустила ноги и попыталась нашарить тапочки. Внезапно пружины завизжали, кто-то сел рядом и невежливо опрокинул меня обратно в кровать.
-Не дури, - произнес хрипловатый мужской голос.
-Кто вы? – испуганно пробормотала я, дрожа, как осиновый лист.
-А ты не знаешь, - ухмыльнулся гость и повернулся ко мне лицом.
Ничего особенного, немного отечная физиономия, усталый взгляд, тонкие насмешливые губы, запах дешевых сигарет.
-Но вас же нет. Вас не бывает! - пролепетала я.
-Да ну? Значит, я твой глюк, - захихикал Ангел.
-Где же вы были раньше?
-Не помнишь, что ли?! Спасибо! А когда ты десять лет назад чуть не утонула, кто тебя, дуру, спас? Почему ты в детстве не умерла от ложного крупа? Наконец, две недели назад с кем ты во время наркоза беседовала?..
Стройный математический мир рушился... Не мои четыре процента, глюки, ангелы... Я притихла.
-Что с тобой делать? – горестно вздохнул Ангел. – Как тебя из болота вытащить? Ни фига до тебя не доходит!
Он посмотрел мне в глаза и замолчал, не проронил больше ни слова, но я четко слышала всё, что он хотел до меня донести.
То, что было со мной и с теми, кого я любила, все предыдущие двадцать четыре года жизни были разложены по полочкам. Я верила и не верила, понимала и не понимала, но постепенно все «за что» и «почему» поблекли и отошли на второй план. «Для чего» - вот что вливал в мое сознание этот странный посетитель, больше похожий на алкоголика, а не на ангела.
На рассвете Ангел отвернулся и прохрипел:
-Мне пора. Он ждет.
-Кто Он?
-Тот, кто тебя любит.
-Кто меня любит?
-Хм, ну уж не этот твой ..., ясное дело!
-Ты матом ругаешься?!
-С вами пообщаешься – не такому научишься. Курить, например...
-Так кто же Он? Это любовь?
-Он – это Он. Любовь – это любовь. Он тоже Любовь. Сама знаешь, зачем спрашиваешь?- недовольно пожал плечами Ангел, поцеловал меня в лоб и вышел, хлопнув дверью.
Аллочка проснулась и спросила: «Ириш, кто приходил?» - «Дежурная сестра»,- ответила я и провалилась в забытье.
В следующие три дня я осилила целых двадцать страниц Хемингуэя и дописала парочку стишков. Наши беседы с Аллой Викторовной стали еще более философскими. Она абсолютно серьезно убеждала меня в том, что с возрастом научилась понимать, о чем гавкают собаки и чирикают воробьи, как кактусы общаются с геранью, откуда в человеке появляется любовь или талант. Я смеялась: «Так Вы, наверно, все тайны вселенной знаете!» - «Да, почти все»,- грустно соглашалась Аллочка. – «Только жить от этого не легче».
В пятницу меня под белы рученьки привели в кабинет заведующего отделением, где он в присутствии десятка врачей два часа описывал мой неординарный случай. Когда радостная Яна Юрьевна оповестила публику об отрицательном результате биопсии, я только улыбнулась. Ангел был прав. Я стала старше и мудрей...
Через неделю меня выписали. Таня-Бензоколонка самовольно покинула больницу, так как красавица-дочь потребовала ее помощи в домашнем хозяйстве. Надя и Катя были отпущены домой еще раньше, первая – умирать, вторая – устраивать личную жизнь по рецептам Аллы Викторовны, переселившейся в Онкоцентр на Каширском шоссе. В палате появлялись новые лица, но они никак не запечатлелись в моей памяти. Одна бедная, злая Лариска по-прежнему лежала у окна и ругалась матом. Однако ее прощальное напутствие было цензурным: «Чтоб у тебя всё было!»
Неприступная Надежда Константиновна смягчилась, увидев меня с вещами на выходе:
-Ну как, понравилось тебе у нас?
-А то! – сказала я. – Почти научилась жить.
-Нет, это тебе не грозит, да и ладно. Главное – здоровье! – глубокомысленно заметила медсестра.
Я кивнула и попрощалась.
Трамвай медленно двигался мимо рекламных щитов. Мелькали люди, машины, солнце светило в глаза. Я была жива.
«Когда я стану старше и мудрей» - звучало в моей голове...
К вечеру еще семь строчек по-ангельски пришли ко мне в гости, я записала их в ту самую клетчатую тетрадку.
Когда я стану старше и мудрей,
я разгадаю многие загадки:
пойму язык растений и зверей,
проникну в смысл вселенского порядка,
познаю тайны появленья чувств,
рождения и гибели талантов ...
Но жить я никогда не научусь,
во всем останусь вечным дилетантом.
А Хемингуэя, к сожалению, я так и не дочитала...
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Ирина Скафари: Когда я стала старше и мудрей. Рассказ.
03.02.04 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|