h
Warning: mysql_num_rows() expects parameter 1 to be resource, bool given in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php on line 12
Точка . Зрения - Lito.ru. Георгий Бартош: истории кафе "Зодчие" (Рассказ).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Георгий Бартош: истории кафе "Зодчие".

Череда ничем не связанных между собой подленьких историй, рассказанных сменными героями так, будто они - один и тот же человек, что не удивительно, раз автор один и тот же. Кукольный спектакль, где главный персонаж - сам кукловод. "Всесторонне развитое ничтожество", которое по большому счету не знает, для чего жить. Бездуховно и талантливо. Хорош эпизод с семечками - песочными часами современности.

Редактор литературного журнала «Точка Зрения», 
Юрий Ильин

Георгий Бартош

истории кафе "Зодчие"

История, рассказанная Дмитрием Анатольевичем К. 16 августа 1995 г.
в баре "Зодчие" (Берсона, 3) в девятом часу вечера между 6 и 7-ой.

... Давайте я расскажу вам свою историю, история такая... незатейливая, в общем-то, история...
Иду я из школы. Было мне лет 7 – 8. Ну, девять от силы... Иду я мимо канавы. Точнее, канала. Такая длинная, протяженная канава. Канал. Иду. Гляжу. В канаве там лед всякий. Край льда, вода плещется... К краю льда прикипела отдельно, взятая льдинка. В льдинке – НЕЧТО!
Я наклоняюсь над каналом, пытаюсь дотянуться – ни фига! Наклоняюсь ниже – ни фига! Еще ниже, угол критический: ноги к туловищу, смотрите, показываю, меньше чем 45° - естественно, падаю в воду.
А жил, я, между прочим, на Севере. В Архангельске. Папа служил... Мама работала... Как говорила моя мама: Северное сияние, это очень эротично... Так, вот, зима! - 35°. Я – в канале. Люди – в шоке. Собирается толпа. Я стою. Вода по пояс. Стою, думаю. Меня. наконец, извлекают.
Как вы думаете, что я делаю в первую очередь? Ну с трех попыток. Начинаю плакать? - Нет! Пытаюсь, мысленно, обсохнуть? - Нет!
Правильный ответ: Я снимаю ранец, а у меня на плечах ранец, все как положено, я снимаю ранец и проверяю
НЕ ВЫМОКЛИ ЛИ ДНЕВНИК, ТЕТРАДКИ И УЧЕБНИКИ!
Каково?! Думаете, конец истории? Ни фига! Слушайте дальше.
Я прихожу домой. Дома никого нет. Все с себя снимаю. Слабыми детскими ручонками пытаюсь выкрутить мокрое, в общем-то безуспешно... Переодеваюсь в сухое и
СТАНОВЛЮСЬ В УГОЛ,  ИБО МЕНЯ МУЧАЕТ ЧУВСТВО ВИНЫ!
Возвращаются родители. Видят меня в углу. Что? Как? Я объясняю. Родители в восторге. Целый вечер рассказывают по телефону знакомым, какой я клевый пацан (правда, теперь моя мама говорит, что я сука, но это отдельная тема...).
Думаете конец истории? Ни фига! Самое главное впереди.
На следующий день иду из школы...
Подхожу к каналу...
Кромка воды. Льдинка..
В руке у меня палка, (обезьяна Павлова рыдала бы глядя на меня!).
Палкой подгоняю отдельно взятую льдинку (внимательно слежу за равновесием собственного тела).
Подгоняю.
Достаю.
В льдинке
замерзшая
БАБОЧКА!...


  


             Слезы Туби – 2

Мой дедушка умер в середине августа. Я в это время находился в летнем лагере под Гродно на смене юных художников. К юным художникам я не имел никакого отношения. Но поскольку начальником смены был Алексей Владимирович, директор Школы Искусств, в которой моя мама работала завучем, а дочка Алексея Владимировича училась со мной в одном классе, то мой присутствие в отряде не вызвало никаких возражений. Пару раз, приличия ради, я даже сходил вместе со всеми на эскизы. Но когда я понял, что мои эскизы не вызывают даже сострадания, я нашел себе занятие получше – вместе с вожатой-практиканткой Мариной мы пропадали на пляже. Причем в качестве мести моим более талантливым товарищам я специально принимал водные процедуры у них на глазах, пока меня вежливо не попросили… С Мариной мы подружились настолько, насколько могут подружиться двенадцатилетний мальчик и восемнадцатилетняя девушка на пятом месяце беременности, которая до сих пор не определилась: выходить ей замуж за отца будущего ребенка или подождать более подходящий вариант… Символом особой интимности наших отношений стали походы во время тихого часа в бары соседних санаториев, где она иногда позволяла мне угощать ее безалкогольными напитками.
Так вот, середина смены, мы после завтрака собираемся… каждый на свои эскизы… ко мне подходит Алексей Владимирович, кладет мне руку на плечо, а ему это было очень удобно делать при росте метр девяносто…  наваливается он мне на плечо, и говорит: «Ты не расстраивайся, но у вас в семье произошло несчастье…» Для меня несчастье в семье, это в первую очередь несчастье с мамой, так что картинка перед глазами слегка поплыла. Алексей Владимирович, мастер дымчатых пейзажей, немного выдержал паузу, и закончил фразу: «…умер твой дедушка.»
По правде говоря, я вздохнул с облегчением. Но ситуация требовала скорби, и я, слегка напрягая мышцы лица, изобразил скорбь. «Ты любишь своего дедушку?» – почему-то поинтересовался художник и людовед. Над соснами плыла песня Джо Дассена «Люксембургский сад». Детские вопли, утренний стрекот кузнечиков и негромкий голос Дассена оттенили вопрошающую тишину, установившуюся между нами. Состязаясь с мэтром в искусстве выдерживать паузу, я медленно поднял глаза, мысленно, не шевеля губами пропел первые две строчки припева, и ответил: «Да».
Должен сразу сказать, что мой дедушка был мало похож на классических дедулей того времени: Ленина, Калинина и Корнея Ивановича Чуковского. Он был горбун, алкоголик, потаскун и домашний дебошир. Однажды, когда мне было лет шесть-семь, я стал свидетелем того, как мой дедушка ударил мою бабушку табуреткой по голове. Оценив весомость удара, я как-то сразу определился, на какой стороне баррикад нахожусь. Поэтому к дедушкиному уходу я отнесся философски, без лишнего мелодраматизма...
Хотя мне грех жаловаться на моих предков, поскольку они предложили мне весьма широкий диапазон предполагаемых наследственных качеств. Один из моих прадедов был первым председателем глухого вятского сельсовета. По его поводу у нас до сих пор идет дискуссия: мне кажется,  что именно он передал мне по наследству властность и честолюбие, хотя другие родственники утверждают, что от него у меня только своеобразная манера смеяться, находясь в алкогольном опьянении. Прабабушка Августа была, как тогда говорили, «одолеваема демонами». Несколько лет она вообще провела в состоянии полной невменяемости. Иногда, в минуты депрессии, я вспоминаю, с какой застенчивой улыбкой смотрит она с могильного камня, и поминаю ее тихим, ласковым словом. Бабушка и дедушка с папиной стороны были участниками партизанского движения, поэтому силовые варианты разрешения любых социально-политических конфликтов рассматриваются в нашей семье как нечто само собой разумеющееся. Еще один мой предок после крупной ссоры с близкими покончил жизнь самоубийством, так что бояться за меня не надо, но на всякий случай имейте в виду…
Благодатная картина семейных легенд и мифов была смазана только моим отцом, который в молодости любил приврать, что является представителем боковой ветви князей Эстергази. Понятно, что подобное утверждение звучит совершенно вульгарно и способно произвести впечатление лишь на очень глупых женщин (впрочем, в том возрасте, он вряд ли гонялся за умными). В силу неразвитости эстетического опыта, мой папа не понимал, что нет ничего более фантасмагоричного и художественного, чем подлинная реальность, сведенная к горсти кровоточащих фактов…
Но вернемся к печальному поводу нашего разговора. Руководимый участием, Алексей Владимирович спросил, есть ли у меня деньги. Денег у меня было ровно на один билет, пару пирожков с повидлом и бутылку пепси-колы – то есть практически целое состояние. Единственное, в чем я действительно нуждался, это в компании Марины по дороге на вокзал. Но Марина, как назло, взяла отгул, который решила посвятить окончательному выяснению вопроса: будет она выходить за этого хмыря или нет…
Одинокий и самостоятельный, я прибыл на автовокзал, без труда купил билет и, как всякий мальчик в таком возрасте, щелкал клювом в разные стороны в ожидании своего рейса. Хочу напомнить людям, родившимся после меня, что в советские времена междугородние автобусы ходили часто: необременительные шоп-туры на близкие расстояния были нормой, билеты дешевы, бензина не жалели. Так получилось, что, когда я, зажав в ладошке билетик и приоткрыв рот, только что вкусивший сладостность пепси-колы, сунулся в автобус… черствый дяденька-кондуктор сообщил мне, что мой рейс ушел двадцать минут назад… Расстояние от Гродно до Щучина, где проистекала семейная драма, всего ничего – шестьдесят километров. Но денег у меня не было совсем, а шестьдесят километров пешком я и сейчас бы не рискнул…
И тут, прикрыв, наконец, рот и сосредоточившись, я вспомнил, что дети – это цветы жизни. И что советские взрослые очень любят советских детей. И что у нас в стране детей в беде не бросают. Последнего брошенного в беде ребенка подобрал Феликс Эдмундович Дзержинский еще в середине двадцатых. Правда, дальнейшая судьба малютки неизвестна. Ребенок предпочел не оставлять мемуары...
Я решил надавить на жалость. Я оправдывал себя тем, что мама ждет, мама волнуется. Что потерю дедушки не стоит усугублять потерей внука. И что не корысти ради, а токмо на один билет. Я выбрал мизансцену повыразительнее: фоном глухая белая стена; в лучах палящего августовского солнца сияют, как хоругви, моя белая маечка и кремовые брючки; глаза опущены долу; кудри разбросаны по лбу… Я сконцентрировался, вызвал в памяти мелодию «Люксембургского сада», представил себе летние домики между высоких сосен, крутой берег Немана ,представил, что больше никогда туда не вернусь… и слезы потекли пор моим щекам. Поначалу я хныкал весьма посредственно, на слабенькую троечку. Но постепенно увлекся, вошел в раж, и разрыдался в полном соответствии с образом интеллигентного сиротки.
Вы представляете себе, что такое областной автовокзал в середине жаркого базарного августовского дня?! Не поверите, но за время моего бенефиса, мимо меня прошли только два человека: какой-то алкаш, с которого и взять было нечего, и толстая тетка, с угрюмым цинизмом жравшая семечки…
Сразу хочу вас успокоить, завершилась эта история самым положительным образом: городским автобусом я выехал на минское шоссе, отошел немного от остановки, поднял руку и через десять минут подоспевшая легковушка везла меня в сторону Щучина. Моим благодетелям я не стал рассказывать по какому поводу я туда еду. Всю дорогу я щебетал, как ранняя пташка, о всяких пустяках, справедливо полагая, что нескромно разделять свою скорбь с первыми попавшимися людьми. В моем сознании похороны дедушки и путешествие автостопом самопроизвольно разделились на два разных сюжета, существовавших параллельно и не мешавших друг другу.
В общем-то и все. Но вам же нужна мораль? Ведь вы, очевидно, полагаете, что каждая история должна содержать в себе некое назидание? Извольте, вот вам мораль: в тот августовский день я понял, что невозможно строить отношения с людьми, провоцируя их чувство жалости и сострадания. Это некрасивый и неэффективный путь. Вся моя дальнейшая судьба заставила меня убедиться в том, что гораздо чаще человеческие отношения строятся на ненависти, соперничестве и вожделении. Но историю об этом я расскажу вам как-нибудь в другой раз…

Жуй, милая жуй!
(по мотивам рассказа Алекса По)

Да как он посмел?! Ничтожество! Полный ноль! Жердь с прибором! Голова – два уха! «Я полюбил» - кто тебе разрешил полюбить? Кого вообще интересует, полюбил ты или разлюбил …
Мы знакомы более десяти лет. Я перешел в новую школу, пришел в класс, огляделся… Свободное место было только рядом с долговязым мальчишкой сидевшим на последней парте … Плохо постриженный, виноватое выражение лица … Я подумал : хулиган, небось, подружимся – будет меня защищать… В результате мне самому пришлось его защищать от всех подряд. Его пинали все кому не лень. Но не  долго. Одному дал по рукам, другому в рыло, больше его никто не трогал. С тех пор, мы стали не разлей вода. Толик … (имя-то какое дурацкое – «Толик»!) …Толик, будь сегодня в шесть … Ровно в шесть Толик на месте… Толик, сегодня вечером идем на стройку воровать битые кирпичи  - да хоть на амбразуру, Толик безотказный…
… И вот теперь это животное выросло, у него все просится наружу, он полюбил, он даже знает такие слова, он  встретил девушку своей мечты…  « Если бы ты знал, как она ест курицу!» Разве это основание? Если бы Вы знали, как смачно я пью водку, но я же не требую любить меня за это? С другой стороны, я сам виноват. Вот уже несколько лет он наблюдает мои романы (все мои романы  - успешные), ходит третьим лишним, косится глазом когда мы целуемся, смотрит телевизор пока мы барахтаемся в спальне… Я сам ему показал, как это делается … Количество перешло в качество … Теоретические знания необходимо воплотить в практические умения…  А что же теперь делать мне? Я же не могу корректировать свои планы в связи с тем, что мой Санчо Панса  вообразил себя Чайлд Гарольдом
Первым моим желанием было убить обоих. Убить обоих и найти себе нового оруженосца. Вторым моим желанием было убить ее, но у него на глазах. Ее не жалко. Что может представлять из себя женщина, которая способна соблазниться  этой нелепицей в мужском теле… до сих пор плохо постриженный, с гусиной шеей, руками-лопатами, ногами  -  …  нет слов, нет слов, он уродлив, неужели она этого не видит? Может быть, она сама такая же? Конечно же! Она  уродка вне всяких сомнений! Смерть ей! Закидать камнями! Нет глаз, так закрой их навеки, не хлопай зря ресницами…  
Меня воспитывала бабушка. Бабушка говорила: « … прочитай «отче наш», если решение не пришло, прочитай « отче наш» еще раз… «Отче наш, еже еси на небесях, да святится имя твое…» … господи, мне ведь нужно так мало, всего лишь, что бы система  осталась равновесной. Я соло и ритм – он бас, я нападающий – он полузащитник ( даже не полу- , а четверть , одна восьмая защитника , он употребим только на то , чтобы закрыть собой проем в рухнувшем заборе …)  Ну зачем тебе эта баба? Разве тебе не интересно с нами, со мной  и Таней (Машей, Катей,  Олей, Полиной, Ангелиной Петровной…)? Ну, хочешь, я подарю тебе все свои порножурналы? Хочешь, я разрешу тебе находиться в спальне, пока мы будем там барахтаться? (Нет, так будет еще хуже, так он совсем озвереет).
Господь щелкнул пальцами, и решение пришло…  Я набрал номер и спокойным доброжелательным тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, произнес:   приходите ко мне завтра в гости, в 19.15. Я был уверен, что он не спросит, почему именно в 19.15, и что именно в 19.15 он нажмет кнопку звонка.
Курица, говоришь, будет ей курица. Спагетти с сыром и томатным соусом, луковый суп, шарлотка, домашнее мороженое, фрукты, вино и водка. Водки побольше…  Все тебе будет, гиена…
Меня воспитывала бабушка, я вам уже говорил. Однажды, когда я капризничал,  и не хотел есть рисовую кашу, она спросила: « А что же ты тогда хочешь, мой ты золотой?». « Ленивые вареники» – ответил я, не задумываясь. В детстве я был фанатом ленивых вареников. Она убрала со стола рисовую кашу, достала из буфета поваренную книгу, сказала « Готовь сам» и вышла из кухни…
Не буду скрывать, мне очень хотелось посмотреть, что же она такое будет делать с курицей... Она ее ела. Левой рукой, отводила от лица длинные прямые русые  волосы, правой подносила ко рту куриную ножку и жевала ее безо всякого смущения, салфеткой касалась губ, вставляла острое словцо, просила добавки, нахваливала готовку, смотрела круглыми серо-голубыми глазами почти в упор, протягивала руку к тарелке… Она относилась к людям, которые, удивительно органично умеют есть руками, которые, умеют есть, ничем не выдавая свое звериное происхождение. Отнюдь не все женщины произошли от обезьяны… Короче, она мне понравилась…            
А где-то на периферии находился Толик, смотревший на нее влюбленными глазами и не способный ни одной фразы договорить до конца. Казалось, он урчит от удовольствия, только урчание это сначала было трудно,  а потом уже никому и  не интересно расшифровывать… Я  был в ударе, шутил, рассказывал анекдоты, истории из жизни, носился на кухню и обратно, наполнял квартиру шумом и ароматами еды, нахваливал Толика – грубо, льстил гостье комплементами – вскользь, подливал ей вина, подливал нам с Толиком водки… Полтора года назад Толик  отравился паленой водкой;  после ста грамм он становится совсем плох… Пей, Толик, пей!...
А Толик в это время уже набрался, ему хотелось к чему-нибудь привалиться, и он колебался на неудобном табурете, как тростник на ветру (я специально подсунул ему этот табурет), и хохотал, хохотал над каждым словом… В тот момент когда он наконец уснул и был готов рухнуть лицом в тарелку или затылком в стену, я перехватил его и мы вдвоем с Юлей (что за идиотское имя, как они все-таки  подходят друг другу) перенесли тело на кушетку, она с трудом засовывала подушку под тяжелую толикову голову, я укрывал его одеялом…
«Десерт» - то ли спросил, то ли настоял я. Она улыбнулась и кивнула. Я принес мороженое, она протянула руку, но я отклонил ее, присел рядом, зачерпнул маленькой ложечкой горку шоколадных хлопьев, которыми была посыпана поверхность мороженого, и поднес к ее влажным губам… Затем, загребая ложкой строго вертикально, я захватил часть шоколада и часть молочно-желтого мороженого… В третий раз я копнул уже в образовавшейся лунке, так что бы содержимое ложечки было только белым… Она  заворожено,  следила за сменой тонов, послушно открывала губы, захватывала ложечку и даже задерживала ее во рту и не отпускала, пока я не начинал проворачивать черенок по часовой стрелке, делая вид, что собираюсь  просверлить ее насквозь (хорошая мысль, между прочим)… Долго ели мы мороженое. Не то чтобы мороженого было много, просто долго ели…Тревожно спал Толик, хмурился и бурчал во сне, негодуя,  очевидно, оттого что запах любимой, звуки ее речи, шелест ее одежд – вся эта роскошь преподносится не ему, а кому-то другому… Спи, Толик, спи. Меньше водки жрать надо.
«Потанцуем» - спросил я как бы  неуверенно, сомневаясь, нарочито застенчиво (ведь ты же понимаешь, Юля, ведь ты же догадываешься, что мы начинаем совершать что-то не очень хорошее, не очень правильное по отношению к нашему другу)…Она улыбнулась и кивнула. (Что-то она слишком часто улыбается). Правой рукой я крепко прижимал  ее к себе, наши бедра практически не размыкались, левой отрывал от грозди виноградины и подносил к ее губам. И когда губы принимали крупную, светящуюся изнутри изумрудом ягоду, у меня была возможность провести подушечками пальцев по ее щеке, по ободку губ, по шее…
    …Не  обольщайтесь раньше времени, не сглатывайте слюни и сотрите эту глупую ухмылку с лица… Хотя она спала в моей кровати и я сам провожал ее ко сну, и целовал, и шептал «спокойной ночи» таким жарким шепотом, что можно было сигарету прикуривать… хотя она отвечала на мои поцелуи и захватывала теплой ладонью за шею, и кусала, играясь, за ухо (не слишком ли она игрива с человеком, которого видит впервые в жизни), и рвалась ко мне телом через бабушкино одеяло (мое любимое одеяло, все лучшее – детям)…  тем не менее, то, о чем вы все сейчас подумали, не произошло. Напоить друга и воспользоваться его девушкой, а потом втихомолку торжествовать и прыскать от смеха в подушку – это было бы слишком мелко. Мне некуда торопиться. Все как всегда, ситуация под контролем… Завтра вечером она придет ко мне, ей назначено в половине восьмого, но зная приверженность большинства девушек глупым вековым традициям, можно предположить что она опоздает… Это вам не Толик! Она придет, на этот раз одна… Нежнейшие блинчики с творогом, запеченное в духовка мясо, пирог с  рыбой (еды должно быть много, еда должна быть разной), фруктовые салаты, кофе, кексы с изюмом и курагой… все будет предложено ей и ни от чего она не посмеет отказаться… и опять я буду кормить ее с руки, и опять ее рот будет открываться навстречу поцелую ли, куску посочнее – какая разница, там разберемся, что предложить… но так будет всегда, так будет до тех пор, пока мне это  необходимо… потому что я ненавижу потери, и если мне суждено потерять друга, то нужно что-то взамен. Ты мне нравишься, сумасшедшее ты существо.  Ты мне нравишься, по крайней мере, на первый взгляд.  Может быть потом, слегка присмотревшись, я буду испытывать гораздо меньший оптимизм, но это будет потом, это будет дни, недели и месяцы спустя, а пока я перелистываю страницу своей жизни, все как всегда -  я непотопляемый авианосец, я настоял на своем, я ни в чем не понес урона…
…Жуй, милая, жуй!...

16 марта 2003 г.

Я  вырос в пуританской семье. Суровой, непримиримой пуританской семье. Исподволь мне внушалось, что заниматься сексом без любви  - безнравственно. Моя бедная мать верит в это до сих пор. Мой отец не верил в это никогда. Трудно сохранить психическое здоровье, когда тебя воспитывают люди с противоположным мировоззрением. Я бы предпочел быть наполовину сиротой. Мне всегда не хватало целостности. Что-нибудь одно: или быть безмятежным развратником, или железобетонным ханжой… но быть кем-нибудь одним. Когда ты все на свете, и то, и се понемногу, то ты ни то и не другое. Ты, в общем-то, ничто. Всесторонне развитое ничтожество…
У каждого человека есть несложный набор вещей и явлений, которые помогают ему восстанавливать душевное спокойствие. Некоторые формируют его в течение  всей жизни. Мне повезло, еще ребенком я осознал: пункт номер один это драники (или любое другое блюдо из картошки, только обязательно приготовленное при помощи жарки и с большим количеством яиц), несколько позже я понял прелесть кофе, хороших сигарет, избыточного сна и музыки Майлса Дэйвиса. Мне также очень нравится Том Уэйтс, но его я слушаю только в минуты отчаянья, когда мне хочется очароваться собственным отчаяньем до полной усрачки…
Один мой знакомый как-то на свою беду прочитал «Стену» Сартра и так возгордился фактом прочтения двухсот страничной  книги, что стал хвастать всем подряд. Он носился с Сартром как с писаной торбой. Так, очевидно ведут себя среднестатистические американцы, сподобившиеся дочитать до конца «Преступление и наказание». Мне этот детсадовский снобизм абсолютно чужд. Я люблю Дэйвиса не потому что это круче чем любить какого-нибудь Пупкина, а чисто из медицинских соображений. Я мало, что понимаю в джазе, Я даже не знаю, как называется музыкальный инструмент, на котором он играет. Точнее знаю, но все время забываю название. Но эта грустная музыка разговаривает со мной и убеждает в том, что в моих несчастьях нет ничего уникального и безнадежного. Это всего лишь плата за сомнительное преимущество обладать разумом.
Факт остается фактом – мне нельзя пить. Я и так сократил употребление горячительных напитков до минимума – меньше только кефир. Но всякий раз, когда я выпиваю, на следующий день меня настигает приступ безотчетной паники. Сегодня я до трех часов дня прятался в постели, вздрагивал от телефонных звонков, не пошел на работу, еле заставил себя умыться, четыре раза ужинал… Логическая цепь: ты, как всегда по выходным, уехала навестить маму (маму ли?); я организовал субботние блядки с выпивоном; на меня свалился легкий депресняк, который закончится как только в понедельник вечером  я войду в дом, с порога увижу твою макушку, ты, лежа на диване, или сидя за компьютером  повернешь голову, сощуришь свои серо-зеленые глаза и произнесешь какую-нибудь приветственную гадость, или просто «ку-ку»… По-моему я нашел «за все ответчика». Ты -  источник моего горя, ты источник моего счастья, ты источник всего на свете, сосредоточие мира. Что произойдет, если однажды я попрошу тебя не уезжать на выходные к маме? Имею ли я право требовать от тебя нарушить семейные традиции ради сохранения моего здоровья?
…Вчера, занимаясь этой нелепой сексуальной акробатикой, я случайно увидел свое отражение в зеркале. Отдельно взятые части тела, двигающиеся, колыхающиеся в пределах неизвестно кем определенной амплитуды, эти родинки, складки, волоски – неужели это мое? Мне стало так невыносимо скучно, как наверное скучно быть американским психоаналитиком по фамилии Шапиро…
Как всегда в половине третьего меня обуял трудовой энтузиазм: я убрал со стола, перемыл посуду, сложил вещи в шкаф и, между делом, неосторожно выбросил не затушенный  бычок в мусорное ведро. Через пятнадцать минут клубы дыма и вонь горящего пластика заполонили квартиру. Ты бы видела, как мы прыгали вокруг горящего ведра – без штанов, но в майках, окно на распашку, причем ты сама неоднократно обращала внимание на то, что окно кухни прямиком упирается в фасад противоположного дома. Соседям, живущим напротив, наконец-то повезло. Она умудрилась напялить ту же самую майку с бледно-голубым логотипом безвестной компьютерной фирмы, которую так нравится носить тебе. Я слишком поздно заметил, уже неудобно было снимать…
Странно, но в тот момент я думал не о том, как потушить пожар, не о возможных последствиях, а о том, что майку необходимо выбросить. Нельзя чтобы вы обе носили одну и ту же вещь. И еще я думал: может быть это знак судьбы «ты поступил неправильно, и возмездие наступило немедля». И еще я думал: может ли служить мне хотя бы малым  оправданием тот факт, что я пользовался презервативом? В процентном отношении, насколько меня оправдывает тот факт, что я пользовался презервативом: на 5%,10%,15%… В общем, весьма неожиданные мысли приходили мне в голову, пока я тушил пожар. Нам пришлось оставить открытыми все окна и дверь балкона. Но мне не было холодно - она согревала меня своим теплом. Я лежал укутавшись в ее руки и ноги и понимал, что это подлинно человеческое, ароматное тепло не вызывает у меня ни капли нежности. Вот что случается с малыми мира сего, когда им удается воплотить в реальность реминисценции из любимых книжек («Прощай оружие»). Подмена, имитация – продлите сами синонимический ряд…
Нежность – единственная моя религия. Прикосновения, вперед-назад движения и прочие  кульбиты, вздохи и стоны – все это нужно лишь для того, чтобы, когда все кончится, и тела разрядятся положенными толиками влаги, провести медленно по щеке любимой… Я попробовал вчера провести по ее щеке. «Кожа» - подумал я…
Утром, когда мы трахались, что называется «на посошок», я стонал как раненный буйвол. Не потому что мне было действительно так хорошо, а просто так, для разнообразия. «А почему бы мне не поорать как в порнофильмах?» подумал я. Эта «подзвучка» так меня развеселила, что  кончал я судорожно подхихикивая… Слава богу, мы знакомы много лет и она уже давно ничему не удивляется. Мы по-настоящему близки. Мы друзья. Встречаемся, время от времени, когда раз в полгода, когда несколько раз в месяц. Она рассказывает мне о своих семейных неурядицах, советуется… Мы занимаемся сексом подобно тому, как люди знакомые с детства ходят по пятницам пить пиво в одну и туже пивнушку на углу… Исполнение ритуала, как средство поддержания иллюзии стабильности.  «Ты не поцелуешь меня на прощание?» спросила она уже в дверях.  «Я пожму тебе руку, товарищ!»
…Не оставляй меня одного. Не оставляй меня одного ни в праздники ни в будни. И не, потому что страх перед одиночеством заставляет меня совершать нехорошие поступки. В конце концов, что такое один маленький трах по сравнению с тем, что погибли динозавры. Просто не оставляй меня одного, безо всяких обоснований. Я хочу неразрывно быть с тобой, пусть даже это сказано не вполне по-русски…
Моя мать ненавидит выходные. Она до такой степени ненавидит выходные, что стирает только по воскресениям. Методично, долго, так чтобы стирка занимала большую часть дня. Я стараюсь организовать свою жизнь так, что бы любая повседневная работа осуществлялась незаметно, сама собой. Человек не должен замечать, как  он моет посуду. Твоя улыбка, прикосновение, диалог – вот что должно быть главным содержанием каждого дня. Не оставляй меня одного. Разговаривай со мной. Прикасайся ко мне каждую минуту. Мир плотно набит людьми. Они трутся, но не от каждого трения возникает священная искра. Мне не трудно найти заменитель на время твоего отсутствия. В конце концов, пора примириться с самим собой. Вы не заставите меня испытывать чувство вины у каждого светофора. Возможно я слишком часто отвечаю на зов природы… Но я не виноват, что именно меня она выбрала в собеседники… Мне всего-то нужно продержаться до вечера понедельника 17 марта, до того момента, когда я войду в квартиру  и ты, по своему обыкновению словно мы расстались пару минут назад, начнешь подробно рассказывать мне о том, как  провела время, чем занималась, с кем виделась, что кушала…. Мне нравится все это. Мне нравится твое щебетание, веселая птичка моя. Мне нравятся женщины, напевающие в ванной…
Единственная проблема - что тебе ответить, если ты почувствуешь запах. Я ведь не умею лгать. Я никогда не обманываю, я только лишь утаиваю часть правды. Ту ее часть, которая является неуместной на данный момент. Ты спросишь: «Что это за вонь?». Что мне ответить? Может быть:  «Это я так пахну, когда тоскую о тебе!».


Божественная Писька


Как правило, Бог делит поровну. Каждому по-немножку: того-сего, пятого-десятого. Но иногда, то ли в азарте, то ли по капризу, то ли с бодуна (очень отчетливо, почему-то, представляю тяжело, одиноко бухающего Бога-отца) он кого-либо наделяет чрезмерно...
В детстве наш герой был тихим, незаметным мальчиком. Годы шли, кости вытягивались, обрастали молодым мужским мясом и однажды, в случайной постели, со случайной, ныне канувшей в безвестность,  девушкой, он явил миру свой единственный и уникальный дар: Божественную Письку. С этого момента, герои Эллады, эстетично завернутые в свои звериные шкуры, могли спокойно отдыхать где-нибудь в теньке рядом с дорогой, по которой шествовал озаренный безумной славой герой нашей короткой и грустной истории.
... Сколь часто девушки и дамы уже соблазненные им, или находящиеся в предверии соблазнения, сбрасывали на мгновение пелену с глаз и ужасались ничтожности своего кумира. Ни лица, ни фигуры, ума ни на грош, изыски обхождения ему неведомы, искусство любовных утех им неосвоено, но божественный стебель, банальный инструмент наслаждений, затмевал в их глазах все его, более чем очевидные, недостатки.
Друзья его, столь многочисленные, столь тесно его окружавшие, иногда, правда редко, то ли посреди пирушки, то ли за картами, то ли где-нибудь еще, смотрели на него вдруг трезвым жестоким взором и обидное недоумение обжигало их: что делает этот человек среди нас?, какой свежей мыслью, какой яркой шуткой, каким талантом, какими безупречными деловыми качествами заслужил он право не только присутствовать, но и главенствовать среди нас?!
Но стоило им вспомнить о толпищах дев, жаждущих мановения его пальца, об их тронутых поволокой очах, закушенных до крови губах, о числе их, о качестве их, о жестокости их дальнейшей судьбы, после того как им удастся соприкоснуться с Феноменальной Рукоятью... Ангел ли он, демон ли, но власть его безгранична, триумф неоспорим.
Завистники клеветали, поклонники боготворили, жертвы упивались сладостью своего несчастья ... звериная сила природы несла его, несмышленыша, в своих ладонях в полутора метре над землей ... неведомо куда...
Однажды, теплым августовским вечером, будучи несколько навеселе, наш герой возвращался домой. Дорога лежала через железнодорожное полотно. Воспользовавшись темнотой и обилием пока еще зеленых насаждений, он решил справить малую нужду... Дикий вопль разбудил пассажиров поздней электрички...
Выдвигалось множество самых противоречивых версий произошедшего: одни утверждали, что БП пал (пала?) жертвой неудачливого, дошедшего до крайности соперника. Другие судачили о некой Полусумасшедшей Даме, возжелавшей стать единственной владелицей Драгоценной Пищали. Третьи приписывали злодеяния гигантской россомахе-членоеду, неизвестно каким макаром оказавшейся в наших широтах. Четвертые то ли с издевкой, то ли с религиозным благоговением резюмировали: Бог дал. Бог взял...
Для нашего героя, очнувшегося в белой палате, история человечества, шумного и безолаберного, как цыганский табор, частью которого он себя считал, скукожилась, истлела и исчезла в черном нуле. И началась новая история, его глубоко личная история, история одинокого калеки в мертвой, бесконечной пустыне.
Нет, его не оставили без внимания. Тайные недоброжелатели, торжествовавшие по поводу его потери, и полуфанатичные поклонницы, пытавшиеся построить на его убожестве дерзкий храм своего служения, исправно переступали порог палаты. Из тех, кто именовал себя преданными, единственно верными возлюбленными и друзьями, не пришел никто,                      
В первый же вечер по возвращении домой. Бывший Божественная Писька зашел на кухню, прикрепил к крюку веревку, накинул на шею петлю и соскользнул с табурета... веревка оборвалась. Движимый слепым упорством, он наполнил ванну горячей  водой, устроился в ней поудобней, сделал глубокие вдох и выдох и перерезал себе вены ... разверстые раны срослись у него на глазах, не оставив даже шрамов. На пределе отчаянья он достал революционный маузер, единственную память о дедушке, и пустил себе пулю в висок. Бесстрастная пуля прошла через голову, не причинив мозгу ни малейшего вреда. Ужасная догадка настигла нашего героя: потеряв Блистательный Овощ, он обрел Бессмертие.
Жизнь в городе, ставшего свидетелем и его триумфа и его позора,была невыносима для Бывшего Б.П. Ненастной ноябрьской ночью он, словно ветер, не знающий запретов, беспрепятственно пересек Государственную Границу.
Странствия его были бесконечны. Что-то новое проснулось в его, дремавшей доселе, душе. Суть вещей, природа человека, тайные механизмы мира открылись ему в единственно верной своей простоте. Дар Слова, Дар Поступка, а главное Дар Сострадания снизошли на него. Любые двери открывались ему, первый случайный встречный спешил не только предложить ночлег, кусок хлеба или пару монет безвестному бродяге-чужестранцу, прятавшему в опущенных глазах Неведомую Горечь, но и распахивал перед ним свое сердце, называл его другом и братом. Альпийские луга, океанские побережья, средневековые улицы, фешенебельные кварталы бросали к его ногам свои красоты, льнули к нему, приветствовали его, сиротели от разлуки с ним. Но нигде он не мог остановиться.
Он и сейчас бродит где-то, озаряя тихой надеждой страждущих, и боясь нарушить покой пресытившихся, чьи скромные способности, пошлый ум, нормированная совестливость и блеклая сексуальность находятся друг с другом в счастливом равновесии.

Семечки
Тарпану, с благодарностью.

Был в моей жизни день, когда я трижды вступил в непримиримое противоречие с Уголовным кодексом нашей дорогой, горячо любимой Родины. И это не гипербола, не ради красного словца, за уши притянутый, вульгарно понятый фольклоризм — именно трижды, именно с Уголовным кодексом.
Представьте себе: зима, III курс, сессия, общага, завтра экзамен. Я приехал к Виталику готовиться. Готовимся. Купили канистру пива. Зашли к Таньке. Посидели у Ольки. Покурили с Анжелкой... Половина, канистры еще плещется. В груди тепло! Голова приятно гудит. За окном стемнело. Ну куда ж мне теперь ехать домой, ну куда ж! Спускаемся на вахту позвонить моей маме.
О, вы не знаете основной талант Виталика! Вы думаете, это тот парень в голубой майке, который каждый вечер играет в футбол на школьном стадионе рядом с общагой? И играет лучше всех! Вы вспомнили, как он сам вам признавался, что курит со второго класса? Вам конечно же рассказывали, как в первый же вечер нашего пребывания на картошке (незабываемый первый курс!) он украл у хозяйки три литра самогона и шуба-дуба с кем-то из наших однокурсниц, после чего хозяйка выгнала его из хаты? Кто сейчас помнит имя этой хозяйки, ее отчество и фамилию, хранит ли кто бережно в памяти светлый облик той шуба-дуба однокурсницы? Да кому это надо?... Но светлый облик Виталика, его первенство во всем – врезалось в народную память!...
Тем не менее, основной талант Виталика, это умение разговаривать с моей мамой. Он разговаривает с ней как факир с коброй, как медиум с допущенными к церемонии, как баптистский проповедник с миллионами телезрителей, проникновенно и завораживающе.
В мою задачу входило только внятно произнести вводную фразу: Мама, я остаюсь у Виталика, мы готовимся к экзамену, после чего трубку перехватывал Виталик и начинал священнодействовать. Моя мама до сих пор уверена, что Виталик - светловолосый сын сельской учительницы, это единственный порядочный человек среди моих знакомых. Я мог бы открыть глаза моей матери на объективную реальность. Мог бы! Но не стану этого делать, поскольку женщина, заглянувшая в бездны собственных заблуждений, становится социально-опасным существом.
Рано утром, с трудом разлепив глазки, мы с Виталиком отправились на экзамен. На беду, на вахте оказалась комендантша. Вы обратили внимание, что все коменданты общежитий-женщины относятся к одному физиологическому типу: бычья шея, свинные плечи...Впрочем, о женщинах или хорошо, или ничего. Каюсь, друзья мои, виноват. Вспылил. Так вот, это чудовище, в отличие от нас прекрасно выспалось и было готово к бою. С ходу она заявила, что видит нас последний раз в жизни, поскольку меня в общежитие больше не допустит даже с миссией ООН, а Виталик уже сегодня вечером будет ночевать на вокзале.
Если бы я промолчал, все бы закончилось как всегда. Но я, сдуру, начал оправдываться, показывать зачетку, учебники... В ответ она поддала жару... Сердце поэта не выдержало: в нескольких лаконичных выражениях я дал оценку ее морально-этическому облику и предложил ей всем хорошо знакомый маршрут для путешествия. Естественно, все это с использованием ненормативной лексики...
- Ну, это ты, брат, зря! -- только и сказал мне Виталик, когда мы уже подходили к троллейбусной остановке...
В институте нам быстренько дали от ворот поворот, пообещали не только "бомбы", но и все что угодно, лишь бы мы не лезли со своими опухшими рожами в первую пятерку. Естественно мы пошли в "Зодчие" – скоротать часок. А куда еще могут пойти двое интеллигентных людей, если денег в недостатке, а душевной горечи в избытке...
Последовательность дальнейших событий я не могу восстановить до сих пор. Мы крепко выпили, мы еще раз крепко выпили, мы сдали экзамен и мы подрались с какими-то мудаками...
Поговорим о мудаках и природе мудачества! Откуда берутся эти странные, тревожные, с непостижимой логикой мысли и поведения существа: мудаки? В какой пробирке их выращивают? Из какой калитки, пинком, их отправляют в большое жизненное плавание, в течении которого их роль – это роль торпеды, катера-камикадзе, корабля-призрака с полной командой оголившихся скелетов на палубе?
Если предположить, что окружающая нас действительность это зеркало, то все человекоподобные существа, с которыми мы встречаемся и взаимодействуем в течении жизни есть суть отражение нашего Я.
Таким образом, мудаки – это то худшее, что есть в нас. И чем больше его, тем неожиданнее наши встречи.
Если к вам пришел знакомый и говорит, что в силу каких-то жизненных поворотов он столкнулся и взаимодействует с преступным миром, наркоманами, извращенцами, коррумпированной властью, шоу-бизнесом, литературной богемой и прочим тому подобным, бегите от него, забудьте его имя, вычеркните его из своего списка, иначе он привнесет в вашу жизнь роящихся за его спиной мудаков, демонов, нетопырей.
Человек должен сознательно избегать встреч с нехорошим. Познаваемое зло становится частью вашей жизни, от которой уже не избавиться.
Вы спросите, а как же философия борьбы? Да плюньте и разотрите и эту философию, и эту борьбу. Когда и к чему хорошему эта борьба приводила? Борясь с огнем, ты так  или иначе участвуешь в пожаре. Вам-таки нравятся пожары?...
Так или иначе, мы с Виталиком подрались в фойе "Зодчих" с какими-то мудаками. С чисто мифологической точки зрения, мне это представляется сражением двух докторов Джекилов с сонмищем мистеров Хайдов, мы словно бы пытались загнать наших Хайдов обратно. По-моему – безуспешно.
Когда чистая победа оказалась невозможной, мы с Виталиком решили их обмануть. А как еще объяснить то обстоятельство, что после обеденного перерыва мы сидели с нашими мудаками за одним столом, дружески беседовали и распивали коллективно приобретенную водку? Как иначе, если не хитрым замыслом?
Однако, заигрывание с силами зла ни к чему хорошему не привело, потому что где-то в районе восьми-девяти часов вечера мы со всей этой гоп-компанией оказались на троллейбусной остановке в районе станции метро "Институт Культуры". Кто и почему зацепился с продавцом коммерческого киоска, я не помню, но отлично помню, как мы дружно раскачивали киоск, как коробочки, упаковочки и прочие причиндальчики сыпались со всех полочек и как в конце концов я саданул вот этой вот левой ногой по стеклу.
После чего Хайд-компания исчезает, не успев пожать нам руки на прощанье. А мы с Виталиком стоим как две сироты рядом с разгромленным нами киоском.  К счастью подошел троллейбус...
Ровно через сутки я все еще находился в общежитие. Мужики пили пиво, а мне так сгадило, что я уже не мог ни пива пить, ни курить, ни разговаривать. Сидел молча за столом и ел семечки. Слева горка семечек, справа холмик шелухи. Сижу, думу думаю. Представляю, как приду домой, сообщу результат экзамена и мама скажет:
- А почему не "5", не "4" в конце концов.
А батя добавит: - Да я в твои годы!...
Найти бы мне хоть одного человека, который засвидетельствовал, что же он там такого действительно делал, в мои-то годы!...
Ем я свои семечки. Рядом две книжки, обе в газеты обернутые, открываю одну – учебник по психологии. Это Сашина, он первокурсник. Счастливый человек – учебники иногда читает. Вторая книга: Ксавьера Холландер "Мадам, или исповедь счастливой проститутки". Неужели тоже Сашина? Ох не прост, не прост парень! Первокурсник, а поди ж, туда же...
Стук в дверь. Двери в комнату, на всякий случай, всегда открывал Саша, ему бог дал и рост, и вес, и лицо у него доброе. Подходит Саша к двери, открывает и тут же отлетает к противоположной стене, так как в комнату врывается пятеро омоновцев:
- Всем оставаться на своих местах! Предъявите документы!
Ну, думаю, хана! Нецензурное оскорбление – раз, драка – два, разбойное нападение на киоск – три. Свидетелей – хоть ты конкурс между ними устраивай. И сразу мне в голову полезла всякая чертовщина...
... Камера смертников. Последняя ночь перед казнью.
- Ваше последнее желание?
И я – живая легенда, истинный аристократ преступного мира, натура эксцентричная, презрительно бросаю: "Семечек!". Знаю, мой ответ десятилетия спустя будет передаваться новичкам зоны, как пример бесстрашного вызова порочной системе (какой системе – не важно, любая система порочна).
Ночь проведенная в раздумьях. Голый стол. Слева – горка семечек. Справа – куча шелухи. Две книги в газетных обложках: Библия и "Счастливая проститутка" Холландер.
Занимается заря. Грохот открывающейся двери. За мной пришли. Бесконечные серые коридоры. Тусклый свет лампочки... И вдруг мой изможденный мозг озаряет мысль яркая, как откровение Моисею о скрижалях: семечек мне дали, но покакать ими я уже не успею!!! Я начинаю биться в руках конвоиров. "Суки, падлы, дайте мне еще час, полтора! Я еще не все успел в этой жизни!!!"...
... Все достают свои документы. Я то же достаю зачетку. При этом не прекращаю есть семечки. Омоновцы берут мой аусвайс, сверяют фотографию с наличностью. "Вас нету в списке жильцов этой комнаты". О, волки, позорные. У них уже и списки на руках! Издалека заходят!
Виталик – вот  за что я его люблю – сразу  же бросается на выручку: лицо простое-ясное, волосы прямые – светлые, глаза голубые – чистые, речь правильная, но доступная: так и так, одногрупник, готовимся к экзамену...
Я то же трясу головой, делаю приглашающий жест ручкой – вот, мол, и учебники, рот полон семечек, сам думаю, не дай бог не ту книгу возьмут... Они по-прежнему подозрительно на меня смотрят. А я ем семечки, понимаю, что необходимо перестать, что это выглядит как издевательство над представителями власти, но меня заклинивает, я истерически ем семечки и при этом всем своим видом выражаю полную, безоговорочную поддержку и готовность к сотрудничеству...
- Трубникова здесь не было?
Семен Семеныч! Так вот кого они ищут, меня  сразу отпустило. Трубников по кличке "Трупников". Феноменальный человек. Я думаю, его имя, наравне с Люцифером, Пол Потом и Марком Чэмпменом, передается анафеме во всех религиозных конфессиях нашего института. Милейший человек, между прочим. Внешне - безобиднее божьей коровки. Я только жуткие истории про него слышу: Трубников опять ужрался до состояния трупа; Трубников пришел на дискотеку, на третьем па попал кулаком в лицо дискжокею, сломал ему челюсть; Трубников по веревке спустился с третьего этажа, купил бутылку водки, разбил бытулку водки, поднялся без веревки, по стене, на четвертый этаж – перепутал этажи; Трубников пытался изнасиловать Сонечку Мармеладову в то время, как она принимала клиента... Но это слухи, мифы. а на деле – иду по коридору, пошатываюсь, кто-то полуголый сидит на подоконнике (декабрь месяц) и читает. Пригляделся – Трубников! Вроде, совершенно трезвый, даже не верится! Ну, думаю, видать Чейзом бессонную ночь убивает. Подошел, посмотрел – Лев Гумилев, что-то там про пассионарность, название мудреное. Спрашиваю: "Интересно?". Отвечает: "Нормально". Человек тянется к культуре, к вершинам знаний, а его разыскивает ОМОН. Интересно, ОМОН знает, что такое "пассионарность"? Нет? Пусть спросит у Трубникова, если  поймает...
Господа! Нас губит дурная молва! Мы лучше, мы чище и добрее, чем думают о нас люди. Это они наделяют нас собственными пороками, наполняют своим  смертельным ядом, создают вокруг нас атмосферу лжи и недоверия... А в итоге - загубленные судьбы...
"... жизнь моя, иль ты приснилась мне?..."
- Пастернак!
Цитата!

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Георгий Бартош
: истории кафе "Зодчие". Рассказ.

24.04.04

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275