Редакция Сайта: История «Точки Зрения». Часть первая. Предыстория: 1990 - 2000..
Иногда в лёгком приступе депрессии думаешь: а кому, собственно, нужны все эти «точки зрения», всевозможные «прозы ру» и прочие «термитники»? Вроде бы здесь постоянно что-то происходит, кто-то что-то печатает, потом о чём-то спорят, ругаются или, наоборот, нахваливают друг друга (в надежде на ответный жест…), подсчитывают какие-то очки-баллы или просто читателей, всячески стараются обратить на себя внимание… А что в итоге? Пожалуй, что ничего… Как сказал М. Жванецкий, «этакое состояние запора при бурном работающем организме».
Для чего писатель пишет? (Ну, кроме того, что желает утолить свою жажду творчества, да ещё бедняге кажется, что ему есть что сказать человечеству.) Наверно, главное, чего хочет любой литератор – это бумажные публикации, тиражи, большое количество читателей и приличные гонорары. Кто из авторов, публикующихся на всевозможных литературных сайтах, может похвастаться этим?
Достаточно подумать вот так денёк-другой – и потом неделю не заходишь в Сеть. Потому что - пустое…
Но вот перед вами записки, которые, на мой взгляд, легко избавляют авторов и читателей сайта от подобного психопатологического недуга. Потому что вдруг начинаешь понимать, что ты пришёл не на пустое место, страсти кипели нешуточные, у сайта любопытная и увлекательная «история», и делали эту историю люди творческие, яркие, дерзкие, «способные» или просто талантливые, и многое осталось или останется от их деяний. Пока, правда, это (то, что осталось и запомнилось) всё больше песни, воспоминания об абсурдистских уличных выступлениях, обрывки сценариев странных спектаклей, манифесты, память о «квартирниках» и прочих сейшнах. Но это было только начало. Уже на этом этапе, в эти годы были и стихи, и проза. И потери тоже были (тогда или немного позже): кто-то уехал, кто-то потерялся, кто-то погиб…
В этих мемуарах, да простят меня авторы, легко заметить здоровое ювенильное нахальство и порой чрезмерное «укрупнение» значения иных событий прошлого (впрочем, об этом не мне судить, я там не был), но главное, что я обнаружил в этих записках для себя, это заразительная энергия авторов, жажда творчества и вера в то, что наше слово всё-таки когда-то хоть как-то отзовётся…
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Алексей Петров
|
История «Точки Зрения». Часть первая. Предыстория: 1990 - 2000.
От составителей
История «Точки Зрения» как сообщества является, по своей сути, историей консолидации его участников вокруг основателей журнала — поэтов Ольги Агаповой, Дарьи Баранниковой и Алексея Караковского. Потому и предыстория творческого сообщества — это череда взаимных знакомств точкозрян, их творческий рост и генерализация объединяющей идеи, повлекшей за собой то, чем для интернет-общественности теперь является сайт «Точка Зрения».
Наш исторический очерк делится на три части. Первая — «Предыстория» — охватывает события с 1990 по 2000 год (частично он включает эксклюзивную «Автобиографию» Алексея Караковского, посвящённую истории его группы «Происшествие», существовавшей с 1994 по 2000 год). Вторая — «Литобъединение» — относится к возникновению ЛИТО «Точка Зрения» и функционированию сайта на Народ.Ру (октябрь 2000 — январь 2003 года). Третья часть, по идее, должна отражать современную историю «Точки Зрения» — но это, пожалуй, пока рано…
Авторы текстов: Эдуард Абрамов, Павел Аникеев, Леонид Ваккер, Алексей Караковский (под общей редакцией Эдуарда Абрамова).
Глава 1. «Москва, москвичи & Гости Столицы».
Началом отсчёта биографии «Точки Зрения», если таковое вообще имеется, видимо, можно считать сентябрь 1990 года, когда один московский шестиклассник Леонид Ваккер позвонил другому московскому шестикласснику Алексею Караковскому и заявил, что хочет связать свою жизнь с литературой и театром. Недолго думая, Алексей решил последовать примеру друга — но его больше интересовала музыка. В итоге было найдено компромиссное решение: писать, в основном, песни и пьесы и создать, в перспективе, свою рок-группу.
Интересно, что участники творческого альянса были практически ничем не похожи друг на друга — но при этом неплохо ладили и даже частенько писали в соавторстве, сидя на лавочке у Лёниного подъезда (сохранилось даже несколько фотографий — Лёша увлекался любительским фотографированием).
Лёня (кстати, внук известного поэта А. Полонского по материнской линии) каким-то непостижимым образом сочетал в себе манерный романтизм и довольно грубый юмор. Помешанный на военной истории России девятнадцатого века, он был искренним русским патриотом. Ни одно из его тогдашних стихотворений, по счастью, не сохранились (писал он исключительно высокопарную гражданскую лирику — причём ужасающе бездарно). По словам Алексея Караковского, в декабре 1991 года его отец сказал буквально так: «Вот кого обязательно надо публиковать, так это Ваккера. Особенно, «Россию» (одно из наиболее пафосных стихотворений Лёни). Но только — в сводках МВД». Однако, в архиве Алексея Караковского чудом выжили несколько более поздних прозаических произведений, где Лёня довольно удачно экспериментировал в области каламбуров и абсурдистики (они-то и вошли в «Точку Зрения»).
Алексей в те времена был не менее анахроничным созданием, чем Лёня. Будучи фанатом «The Beatles», он тратил все творческие силы на сочинение музыки, которую из-за полного неумения играть на музыкальных инструментах не мог воспроизвести и держал в голове (утверждает, что помнит до сих пор). Правда, композиторскому дару литературные способности поначалу не особенно сопутствовали. С 1990 по 1993 год никакого прогресса в этом направлении не наблюдалось, и из-под пера Алексея выходили исключительно прямолинейные политические агитки. Кроме этого, будучи лидером по складу характера и воспитанию, Алексей постепенно приобщил к творчеству и младшую сестру Марию, и младшего брата Владимира (о чём речь позже) — однако, сестра, повзрослев, оставила впоследствии творчество.
Единственное, что полностью объединяло Алексея и Лёню — это убеждённость в своём деле и, в то же время, полное непонимание со стороны окружающих (не считая родителей, которые, надо отдать им должное, сделали очень много для того, чтобы их дети прогрессировали в своём творческом развитии). Это часто приводило к конфликтам с учителями и одноклассниками — в результате чего и Лёня, и Алексей не один раз меняли школы, пока Лёша окончательно не закрепился в педагогической гимназии № 825, а Лёня — в школе с искусствоведческим профилем на Большой Полянке (номер её уже не удаётся сейчас установить).
Благодаря дневнику Лёни Ваккера, основного хрониста тех лет, сохранились упоминания о нескольких забавных эпизодах. Например, 9 марта 1991 года с ребятами произошла смешная история, ничего не поменявшая в их жизни, но оставившая лёгкий привкус абсурда: на своём творческом вечере в ДК КМЗ (Карачаровского механического завода) начинающих литераторов благословила на дальнейшие подвиги… поэтесса Лариса Рубальская. «Теперь мне кажется, что она тогда благословляла всех, кого попало… но всё-таки она оставила свой телефон, и мы ей даже пару раз звонили… вообще, конечно, бредовый эпизод — спасибо Лёне, который всё это затеял», — вспоминал позднее не без иронии Алексей Караковский.
Творческие мучения продолжались; период детской графомании постепенно подходил к концу. В итоге, Леонид, учась в театральном лицее, стал проявлять яркие актёрские способности, а Алексей, наконец, научился вполне сносно играть на гитаре и петь (а учился он самостоятельно — без репетиторов и даже самоучителей). В итоге, друзья приняли решение о том, что одного проекта для реализации им не хватит, после чего, начиная с августа 1992 года, Алексей стал сколачивать свой первый рок-н-ролльный состав (название его постоянно менялось — пока примерно через год группа не была распущена по причине её тотального любительства), а Леонид стал подбирать свой собственный круг знакомств в театральной и музыкальной сфере.
Чуть позже, 2 октября 1992 года (в пятнадцатилетие Леонида) была организована творческая группа под сумасшедшим названием «Вокально-инструментальный театр имени Л.И. Брежнева и Двадцатого решения КПСС и Большой Шоколадной Медали фабрики «Красный Октябрь» "Москва, москвичи и гости столицы"» (сокращённо — «Москва и москвичи» или «M&ms»). Поначалу в составе было четыре человека, из которых почти никто не играл на музыкальных инструментах, в результате чего компания занялась уличными театральными постановками. Одновременно Леонид и Алексей окончательно выработали некий соавторский стиль: пафосные до абсурда патриотические стихи сопровождались китчевой панковской музыкой. «Я дуриться люблю, я — дурак по натуре», — гордо выражал своё кредо Леонид Ваккер, автор почти всех тогдашних текстов и постановок «Москвы и москвичей».
После того, как Лёня поссорился с основным своим товарищем по цеху Иваном Литвиновым (в театральном лицее про них говорили так: «Маленький Лёня нашёл в поле мину — больше его не обидит Литвинов»), акции театра стали происходить крайне редко и каждый раз — в новом составе. Единственными неизменными фигурами на протяжении нескольких лет оставались Леонид Ваккер и братья-сёстры Караковские — Алексей, Мария, Владимир. Правда, ни один сценарий не сохранился, но по воспоминаниям Алексея Караковского, это была «полная бредятина».
Каждый хэппенинг имел своё название — типа «Сидели мы в кустах» или «Ногами вперед в загробное царство с гитарой и цветами». Сохранились отрывки из постановок «Резюме» и «Жизнь продолжается… еда!» (в том же дневнике Леонида Ваккера): «1) «Интересно, где это они взяли бюст Ленина, который стоит у них на синтезаторе?… Впрочем, помолчу пока об этом — до первой революции, потом до второй, а потом — посмотрим, кто победит». 2) «Вы хоть что-нибудь хотите знать, кроме музыки?» — «Как же ответить на этот вопрос?… даже и не знаю… а, знаю! Но это я приберегу для следующего резюме». 3) «На третий день Коля скончался, и мы отпивали его на кладбище из большой алюминиевой кружки». 4) «Они неприятно ели». 5) «Жизнь прекрасна, особенно — за обедом».
Однако, несмотря на свою довольно долгую историю, единственным по-настоящему публичным выступлением «Москвы и москвичей» было представление скандального хэппенинга «Лермонтов: зачатие, рождение и смерть поэта» придуманного, разумеется, Ваккером. Премьера этого действа состоялась, как ни странно, на вполне официальном школьном литературном вечере (в январе 1994 года), вызвав огромный успех среди одноклассников Алексея, составлявших основную массу зрителей, и, разумеется, жуткий скандал среди учителей. Когда же в 1995 году Леонид эмигрировал в Германию, вокально-инструментальный театр не был распущен, в результате чего Алексеем и Марией Караковскими были созданы эпохальная пьеса «Ферапонт Иванов — суперзвезда» (1999), а также сборники ранних произведений «Радио «Врубись!» (1996) и «Добрый вечер, Москва» (2000).
Литературная же деятельность «Москвы и москвичей», шедшая параллельно музыкально-театральной была не особенно активной и, в итоге, реализовалась в самописном альманахе «Агония» (октябрь 1991 — февраль 1993 года), в который вошли три рассказа Алексея Караковского (ныне оставшиеся за бортом истории) и два рассказа Леонида Ваккера, один из которых, «Второе крещение Наполеона Бонапарта», опубликован на сайте (http://lito.ru/text/220) и может считаться первым текстом, собственно, «Точки Зрения». Содержание постановок же никак не фиксировалось, пока в декабре 1995 года Алексей не записал по случайно сохранившемуся черновику Леонида Ваккера содержание хэппенинга «Лермонтов: зачатие, рождение и смерть поэта» и не переработал его в пьесу.
Глава 2. Выхинские битники
В марте 1993 года Алексей Караковский в составе группы учеников своей школы посетил Лондон, где волею судеб познакомился с дизайнером фирмы «EMI» Ричардом Бушем, а также с его фонотекой, состоящей из англо-американской рок-музыки 60 — 70-х годов. Это произвело на Алексея столь мощное впечатление, что он начал искать уже, скорее, единомышленников-музыкантов. Таковые не сразу, но всё-таки нашлись — в родном районе Выхино, буквально в соседних домах. Впрочем, и здесь не обошлось без активного участия Леонида Ваккера, снова попытавшегося довести всё до абсурда. Вот как вспоминал о тогдашней тусовке Алексей Караковский.
Воздействие ребят со двора и нашей общей любительской группы под названием «ЛСД» (Леша — Саша — Денис), куда я случайно попал гитаристом в июне 1993 года, привело меня довольно быстро к эстетике советского рока начала восьмидесятых. Мы носили шнурки на шее (по предложению одного из зачинщиков, Лени Ваккера, этот шнурок перехватывался на узле алюминевой вилкой), бродили по улицам, громко крича, и гордо звали себя «выхинскими битниками», ничего общего с битниками не имея по определению. Скорее, я думаю, мы напоминали недозревших панков. Тем более, что почти все из нас, так или иначе, слушали, в основном, «Гражданскую Оборону». Правда, некоторые, как мои друзья Саша Елагин, Леня Ваккер и Денис Мосалев, писали песни. В этом случае я с удовольствием подыгрывал на соло или на басу (в то время я располагал обоими этими инструментами и относительным умением на них играть). В такой интерпретации «Гражданку» это уже не напоминало.
В среде «выхинских битников» вообще было немало замечательных веяний. Например, при походе в магазин за пивом Денис Мосалев норовил из принципа расплатиться советскими купюрами (летом 1993 года это было экстравагантным шагом). Леня Ваккер мог часами стоять на постаменте непонятного назначения возле нашего муниципалитета, изображая мимически всех известных политических лидеров попеременно. Барабанщик Саша Вербинский (по совместительству — сержант милиции) вечно занимался покраской своих барабанов самодельной краской отвратительного вида и впервые завел моду репетировать электрическим составом на лестничной площадке своего 14 этажа. Саша Елагин постоянно приглашал к себе в гости, и его уютная кухня была одним из любимых мест тусовки (наряду с квартирой Дениса Мосалева, двором школы № 624 и лестничной клеткой у квартиры Лени Персова).
Со временем, однако, Алексею стало ясно, что русский рок (а точнее, советский рок) для него является чуждой идеологической основой, и его потянуло в собственные философские поиски. Результатом этого было появление песни-манифеста «Моя революция», до сих пор входящей в репертуар автора-исполнителя:
Я обречен: нет больше места чудесам,
И покорен моряк, что мерил океан,
И гасят свет, и ты боишься темноты,
Сомнений нет, что одинок остался ты!
Моя революция — это вызов судьбе, и я скажу тебе:
Революция в душе — моя революция!
И сколько б ни бились эти люди с весной, я не вернусь домой,
Я всегда останусь собой, моя революция!
Я столько раз мечтал отвергнуть все права,
Но падал в грязь: власть государства так цепка!
И мне плевать, и мне запреты — не закон,
Легко признать: я сам собой освобожден!
Не надо лгать, когда и так полно воды,
Не надо ждать, легко дождаться нам беды,
Зачем судить? Ведь твоя совесть — лучший суд!
А коль любить, то не себя, а тех, кто ждут!
Однако, выхинские битники, хоть и приняли песню, но не были согласны с такой постановкой вопроса. В компании, где более всего ценилась групповая сплочённость, индивидуализму, проповедуемому Караковским, места не находилось. Осенью 1993 года всё это вылилось в довольно жестокий конфликт — первый из тех, которые впоследствии сопровождали Алексея всю жизнь.
Я разочаровался в отечественной рок-музыке. Русский рок-н-ролл силился соответствовать своему имиджу правдоносца, несмотря на то, что страна уже давно вступила в эпоху разрешения и поощрения как правды, так и рок-н-ролла в частности. Приоритетом стали деньги. Я не хотел соответствовать устаревшим идеологическим пристрастиям поверженных мной кумиров и решил потому не резать правду-матку (все равно бессмысленно) и не провозглашать свою некоммерческость (все равно враньё). Я просто решил петь людям об ощущениях человека, живущего ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС и НЕПОНАРОШКУ. То есть, о себе. Но рок-н-ролл такой подход полностью исключал, замкнувшись в проблематике глобального характера. И поскольку, по моим понятиям, если в рок-н-ролл мне пути не было, оставался путь в авторскую песню как в антипод рок-н-ролла. Конечно, пришлось бы начинать все с нуля, но разве в пятнадцать поздно начинать?
…Дело дошло до весьма откровенного разрыва. Написав песню «Моя революция», где я попытался предельно откровенно выразить свои размышления о моем месте в мире и в кругу друзей в частности, я резко осознал, что не хочу ее играть со своей группой. Это был не снобизм, нет, просто я понимал, насколько чужды мои идеи ребятам. После откровенного разговора на какой-то пьянке я был выдворен из компании навсегда. Было грустно. Однако это было необходимо для дальнейшего развития.
Глава 3. Объединение «Город».
Таким образом, к концу 1993 года Алексей почти окончательно прекратил принимать участие в тусовке «выхинских битников» и сконцентрировался на написании собственных песен — хоть и предельно идеологизированных, но всё-таки своих. Постоянным фоном этому были драматические политические события в России — так же политизировались и песни.
А потом был октябрь 1993 года. Мы носили в школу радиоприемники и вместо уроков вместе с учителями слушали радио. Где-то там, на улице 1905 года командовал соединением МВД мой отец. Все это нисколько не напоминало демократическую романтику августа 1991 года. Скорее, ощущались веяния нового тоталитарного режима, который уже точно можно было назвать фашистским. Причем, фашисты, как мне казалось, смотрели на меня из обоих лагерей — и из ельцинского «демократического», и из красно-коричневого хасбулатовского. Я разочаровался в существующей власти, а постепенно и во власти вообще, став, по сути, анархистом и проповедником анархизма.
В феврале 1994 года появился и первый настоящий единомышленник — автор-исполнитель Дмитрий Лихачёв (http://www.lito.ru/avtor/shpieler). С ним, как и с будущей участницей творческой ассоциации «32 АвгустА» Татьяной Королёвой, Алексей познакомился в школе-студии авторской песни Дмитрия Дихтора на Киевской, куда его привела одноклассница Надежда Волкович, также автор-исполнитель.
Дмитрий также исповедовал индивидуализм и то, что теперь, с лёгкой руки Караковского, можно назвать «психологией бойца». В общем-то, в нём было как раз то, чего не хватало Алексею — мотивации. Поэтому тексты его песен были более идеологически заострены, чем песни Алексея и, к тому же, ориентировались явно на классическую, а не песенную поэзию:
Который век царский трон - все мечта импотента
Который век пулемет - все мечта мудака
Поди докажи, что последняя песня не спета,
Когда аргументами служат кастет и доска.
Ты здесь не построишь свой мир, можешь и не стараться
И твой пацифизм не причина, а просто предлог
Покажи мне того, кто идет, не встречая препятствий,
Которых бы он обойти или сдвинуть не смог
А я иду по земле, не смущаясь отсутствием цели,
Я ползу по дороге, которой не видно конца
Завтра мы будем смеяться над тем,
о чем вчера так серьезно пели -
Завтра солнечный ветер коснется лица!
Пока из того, что я видел, выходит, что нету
Стратегии, не позволяющей проиграть
Нас в школе учили стремиться к добру и к свету,
Но там не сказали, что нам не дано выбирать
Когда я умру - положи мне Mein Kampf в изголовье!
Когда я умру - мне будет уже все равно!
Любовь - это, видимо, то, что рифмуется с кровью.
Боюсь, что нам и здесь выбирать не дано.
И я иду по земле, не смущаясь отсутствием цели,
Я ползу по дороге, которой не видно конца
Завтра мы будем смеяться над тем,
о чем вчера так серьезно пели -
Завтра солнечный ветер коснется лица!
Довольно полезная вещь этот солнечный ветер,
Когда я один - только он помогает мне жить
Считая, что на удар надо чем-то ответить,
Но не забывая, что главное, все же - любить!
Да мне не составит труда обойти все засады,
Но, Господи, как я посмею нажать на курок!?
Решимость уходит в песок вместе с криком "не надо!"
И шансы стать первым уходят в тот же песок.
И я иду по земле, не смущаясь отсутствием цели,
Я ползу по дороге, которой не видно конца
Завтра мы будем смеяться над тем,
о чем вчера так серьезно пели -
Завтра солнечный ветер коснется лица!
На нашу беду, распахнулись их двери со скрипом,
На наше счастье, там наши шаги не слышны
И все, что вокруг, мне кажется видеоклипом,
И все, что внутри - непрерывной сводкой с войны
А то, что над нами, бывает, кажется небом,
И мусором кажутся часто любые слова
К чему подниматься, когда никого вокруг нету?
Но лежащих заносит песком - значит, надо вставать
И идти по земле, не смущаясь отсутствием цели,
И ползти по дороге, которой не видно конца
Завтра мы будем смеяться над тем,
о чем вчера так серьезно, серьезно пели
Разумеется, творчество Лихачёва было так же не востребовано, как и творчество Алексея Караковского, и школа-студия авторской песни Дмитрия Дихтора не стала им долгим пристанищем. В мире КСП, мало изменившегося со времён советского режима, такие песни никого не трогали…
В школе-студии собиралась, преимущественно, молодежь, поучаемая тремя людьми средних лет, настолько известными в мире КСП, что об их именах можно догадаться, а я их не запомнил, да и сейчас не помню, кроме имени вожака троицы — Дихтора. Молодежь, что было приятно, писала песни, но, честно говоря, многим было бы лучше вообще не писать. Тем не менее, Дихтор с компанией постоянно нянчились с ними, обучая «брать аккорды» и «подбирать слова», чаще всего, ставя в пример свое творчество. Я смотрел на все это глазами младенца. Их собственные песни мне казались заумными и занудными. Хотя, не считая проявлений намеренной и стилистически оправданной инфантильности, в целом было скорее никак, чем плохо. По-моему, Дихтор и К’ после изменения политического строя в стране не нашли нормальной работы, и потому им было просто больше нечем заняться в жизни.
Интересно, что одним из тех, кого мстительно не запомнил Алексей Караковский, был будущий лауреат «Букера», заместитель редактора «Нового мира» Михаил Бутов — но выяснилось это лишь через восемь лет, а тогда никак не повлияло на дальнейшее становление авторов. Всё окружающее, скорее напоминало песню Александра Карпова «Рок-н-ролльщик в гостях у КСП-шников» (http://lito.ru/sbornik/355#2607):
Испытав на себе муки творчества,
Пересытившись информацией,
Поменять очень часто мне хочется
Музыкальную ориентацию.
И, устав от игры в пересмешники,
В вечной тяге к чему-нибудь легкому,
Я иду отдохнуть к КСП-шникам,
То в леса куда, то домой к кому...
Будет всякого много спетого
Слога доброго и наивного.
Я сижу себе с сигаретою,
Отдыхаю от рока противного.
Здесь не скачут с гитарой в объятиях,
Не трясут волосатыми мордами
И не грузят мое восприятие
Доминантами, там... септаккордами...
Здесь мелодия сложной не кажется,
Рифмы в хитрый узор не вплетаются.
Здесь про все в одной песне расскажется,
(На худой конец - попытается...)
Слышу песни про ласково льющийся
Свет луны меж палаточных пологов.
Их писал музыкант выдающийся
Среди лыжников и геологов.
Как сумели так воплотиться вы -
Не могу никак разобраться я -
Барды древней ирландской традиции
В менестрелей советской формации.
Брякнул в спину куплету допетому
Инструмент, передышки не знающий.
Слышу: "Дайте гитару вот этому!
Между прочим, он - тоже играющий!"
Я беру ее озадаченно
И вокруг гляжу озабоченно.
Что б такого - чтоб не многозначного?
И не очень чтоб замороченного?
Только как бы ни пел осторожно я,
Нагнетается по окончании
Атмосфера молчанья тревожного -
Обстановка недопонимания...
Отдаю инструмент по течению -
Словно бремя смываю позорное,
И разносится облегчением
Чье-то вечное "ля-минорное".
И какая-то девочка честная,
К барду новому взглядом приросшая,
Говорит ему: "Спой-ка ты песню нам,
Только чтобы была хорошая!"
Зато на становление авторов сильно повлияло проникновение в тогдашнюю тусовку Старого Арбата, представляющую собой яркий сплав различных молодёжных субкультур (в основном превалировали киноманы, панки и хиппи). Познакомившись там с широким кругом заинтересованных людей, Дмитрий Лихачёв и Алексей Караковский, фактически, впервые нашли свой круг, который составляли как музыканты, так и поэты.
Традиция квартирных сейшенов, продолжающаяся без особых изменений с 7 мая 1994 года (первый из них был собран дома у Дмитрия Лихачёва) также началась с Арбата. По большому счёту, сейшенами можно было назвать все встречи музыкантов и поэтов, проходившие, по воспоминаниям Алексея Караковского, чуть ли не ежедневно:
Понятие сейшна для нас, естественно, восходило из легенд восьмидесятых. Никто из нашей компании никогда не был ни на одном квартирном сейшене. Поэтому мы решили все делать по наитию и, в результате, через некоторое время сколотили довольно постоянную по составу компанию слушателей (15-20 человек), которую просто водили от квартиры к квартире в случае отсутствия там родителей. Те звали своих друзей — и, таким образом, получались довольно людные встречи.
За лето 1994 года мы провели таких сейшенов около десятка, играя дома для себя и приглашая людей, проявивших к нам хоть какой-то интерес на Арбате. На тусовке же (в то время она сместилась к ныне почившему магазину «Бублики») мы бывали почти ежедневно. Маниакальное желание общения влекло нас к обилию народа и полному отсутствию замкнутого круга знакомых. Я знал, что это прибавит нам единомышленников, да и самих нас изменит. Так оно и вышло. Наша компания постоянно менялась и увеличивалась за счет наиболее ярких и творческих представителей тусовки.
В компанию эту, безусловно, каждый вносил что-то своё. И если Лихачёв был идейным вдохновителем, Караковский, в основном, заряжал энергией, то Михаил Гусев, с которым Алексей и Дмитрий познакомились на Арбате в июне 1994 года, был, пожалуй, основным организатором. Во всяком случае, без него не обходилась ни одна встреча, он был звукооператором и продюсером всех тогдашних записей Лихачёва и Караковского и играл на бас-гитаре во всех возможных музыкальных составах. Кроме того, он написал несколько песен и соавторствовал Алексею Караковскому в шуточной повести «Пиндершвондер», в которой действующими лицами были все участники компании — в роли анархистов, готовящих в 1917 году вооружённый переворот (позднее было написано ещё несколько произведений с продолжением сюжета; их можно прочесть по адресу http://lito.ru/sbornik/458). Оттуда же пошли прозвища некоторых участников «Точки Зрения»: Сансей (Дмитрий Лихачёв), Князь (Алексей Караковский), Гусман (Михаил Гусев).
С августа 1994 года в компании появилась тульская поэтесса и актриса Ольга Агапова (Анархия) (http://www.lito.ru/avtor/anarxia), сразу же начавшая бурную деятельность по приглашению москвичей в Тулу — на постановки театра, в котором она играла. Надо сказать, что предложение было встречено с радостью, после чего в городе Левши — побывали сначала Лихачёв с Караковским, а потом и Гусман (повесть «Пиндершвондер», собственно и писалась в тульской электричке — от нечего делать). После этих визитов москвичи зачастили в Тулу, и до сих пор бывают там регулярно.
На Арбате друзья познакомились также с Ириной Истратовой, более известной как Леди Джейн (http://www.lito.ru/avtor/lady_jane), писавшей философские сказки и автором-исполнителем Нурвен (Анной Давыдовой) (http://www.lito.ru/avtor/nur). Нур отличалась довольно тяжёлым характером (например, знакомство с Алексеем Караковским, тоже не самым простым человеком, у неё окончилось дракой) и не входила в компанию Караковского, Лихачёва и Гусмана — но постоянно тусовалась на Арбате и в Нескучном саду, где пела свои песни.
Тогда же Дмитрием Лихачёвым и Алексеем Караковским был написан совместный творческий манифест, долженствующий отражать общую концепцию (он был предложен также выхинским битникам — но к тому времени их компания практически распалась). Текст манифеста был опубликован тотчас после написания в хипповском самиздатовском журнале («Менестрель», №1, 1994) и, соответственно, прекрасно сохранился.
МАНИФЕСТ ОБЪЕДИНЕНИЯ «ГОРОД»
Мы — есть. Мы — здесь. Мы — сейчас.
Почему мы решили писать песни? Потому что нам стало нечего слушать. Песня — это не просто средство самовыражения. Это — отображение себя и окружающего мира. Песня — это зеркало, в котором отражение бывает порой ярче и глубже отражаемого предмета. Если б так было всегда…
Мы будто бы в комнате смеха. Кривые черно-белые зеркала на каждом шагу — разве это то, чего мы хотели? Имена появляются и исчезают, не успев запомниться. Мало кто успевает налюбоваться своим отражением в мыльных пузырях, красивых и разноцветных. Хочется сказать честно: надоело.
Надоели мелодичные рыдания в микрофон попсовых исполнителей. Надоели суровые ногодрыганья дискотечных звезд. Надоела словесная демагогия столпов русского рока. Надоела чванливая самоуверенность зубров когда-то непобедимого движения КСП, для которых теперь гитара стоит в одном ряду с бутылкой и шашлычком.
Рыцари Слова получили (или, скорее, присвоили) титулы князей и баронов, но оказались запертыми в своих замках, не видя ничего из-за плотно закрытых ставень. Они неудержимо стареют, и даже самые молодые из них получили свои титулы в такие далекие 80-е. Они мертвы. Они могут ходить, разговаривать, но не могут уже ни чувствовать, ни творить. Они — живые трупы.
Потому что пришли МЫ, НАШЕ время, НАШ город. И мы не несем ничего принципиально нового по сравнению с тем лучшим, что было до нас. Мы несем честное отношение к искусству — поэзии и музыке. Мы — прямые зеркала.
Кажется, мы пришли вовремя. У нас нет толпы романтиков из турклубов, как в 60-е, или трамплина в виде рок-лаборатории, как в 80-е. У нас есть только энергия и желание что-то изменить.
МЫ УЖЕ ЗДЕСЬ.
Таким образом, уже в середине 1994 года Алексеем Караковским и Дмитрием Лихачёвым был впервые брошен призыв к объединению — «чтоб не пропасть по одиночке». Однако, консолидация единомышленников шла, в основном, не в литературной среде, а музыкальной. К июню аккомпанирующий состав Лихачёва окончательно принял название «Шпиль» (в него входили Гусев и Караковский), а Алексей Караковский в сентябре собрал свою первую настоящую рок-н-ролльную группу под названием «Происшествие» (в неё также входил Гусев и ещё несколько арбатских музыкантов, самой яркой из которых была израильская скрипачка Наталья Беленькая). Друзья активно занялись музыкальной карьерой.
К лету 1995 года деятельность «горожан» достигла расцвета. «Происшествие» и «Шпиль» регулярно давали концерты — как квартирные, так и клубные. Очень запомнившимися были гастроли «Происшествия» в Туле (там москвичи познакомились с тульской поэтессой Екатериной Мирошниченко) (http://www.lito.ru/avtor/mu). Вот как о них пишет Алексей Караковский.
Приезд произошел четко по графику, 16 июля 1995 года. В тот же день мы с Гусманом и Натальей (предполагалось играть именно в таком составе) ограбили Ольгину костюмерную, создав немыслимые наряды, в которых щеголяли по Туле, а также отрепетировали почти двухчасовую программу, играя под мостом через речку Упа.
Наталья оделась цыганкой, выбрав самые яркие и цветастые наряды. В сочетании с ее чисто еврейской внешностью смотрелось это потрясающе. К тому же свою скрипку Наташа обычно предпочитала носить не в футляре, а в руках, поэтому если она очень уж сильно убегала вперед, мы всегда имели возможность найти ее по звуку.
Гусмановские волосы Ольга Анархия и Ирина Свиридова заплели в мелкие косички, превратив их обладателя в адепта растаманской религии, а сверху нахлобучили какую-то совершенно невероятную шляпу. Правда, сходство со служителями культа Джа этим и исчерпывалось: уж больно по-русски светловолосый Миша выглядел в своем наряде! Кроме того, именно в Туле Гусман впервые одел жилетку поверх тельника, что окончательно и бесповоротно стало модным в «Происшествии».
Что касается меня, то я оделся нарочито строго: черные джинсы, черная футболка и лишь безмерно длинный разноцветный платок, завязанный вокруг лба, подчеркивал то, что я тоже «Происшествие», а не сам по себе.
Концерт происходил поздно ночью в котельной по адресу улица Сойфера, дом 13-а. Это помещение снимала глиняная мастерская, прямое отношение к которой имели Костя Дьяченко и Катя Мирошниченко. «Сцена» располагалась на узкой лестничной площадке метрах в двух от земли, поэтому довольно многочисленная публика находилась ровно у нас под ногами. Мы старались изо всех сил, переиграв весь наш репертуар. В ответ нас засыпали подарками и приглашениями повторно посетить Тулу. Мы, конечно, радовались: не было сомнений, что нам удалось привнести в мрачное темное помещение котельной праздник, который явно надолго запомнят все присутствующие.
После того, как Алексей Караковский поступил в Московский Педагогический Государственный Университет (исторический факультет), компания пополнилась. Наиболее ярким из студентов МПГУ был музыкант, поэт и прозаик Алексей Крылов (http://www.lito.ru/avtor/nils), работавший в направлении, сходном с «Москвой и москвичами» Леонида Ваккера. Однако, самым сильным его произведением была совершенно серьёзная сюрреалистическая повесть «Миры Ххо» (http://lito.ru/text/219), особенно запомнившаяся фразой «Принц подарил принцессе цветы — её сердце растаяло. Ужасная смерть, абсолютно лишённая смысла…».
Однако, в конце 1995 года начался кризис. Михаил Гусев уехал учиться на реставратора икон в Суздаль, Наталья Беленькая возвращалась в Израиль — что означало распад «Происшествия». Одновременно у Алексея начались проблемы в институте, в результате которых он покинул исторический факультет и перевёлся на психологический, где, наконец, нашёл своё призвание.
Несколько позднее закончилась довольно долгая история «Шпиля». Ещё осенью Дмитрий недвусмысленно намекал на нецелесообразность дальнейшей работы. Однако, Алексею удалось уговорить его сначала хотя бы записаться, что Дмитрий и проделал с декабря по январь. Созданные на репетиционной точке у Павла Пичугина альбомы «Праздник каждого дня», «Наше время» и «Жертвы Арбата» остались единственными свидетельствами почти двухлетней деятельности группы (прочие записи, к сожалению, слишком некачественны), а в феврале Дима окончательно решил покончить с музыкой. Это поставило точку в совместной музыкальной деятельности (не считая того, что в начале 1999 года Алексей Караковский с Лихачёвым записали несколько его новых песен, но никаких серьезных целей это не преследовало).
По словам Алексея Караковского, решение Дмитрия было связано с тем, что он «никогда не умел быть первым из всех» и «не терпел быть вторым» (как пелось в песне Бориса Гребенщикова «Контрданс»). Разумеется, «Шпиль» наряду с «Происшествием» был обречён прозябать где-то на обочине рок-н-ролльного мира, но если Алексей рассматривал музыку просто как приятный процесс, то Дмитрий определённо желал достижений.
Кроме этого на студии Павла Пичугина были записаны ещё несколько музыкальных проектов, из которых сохранились лишь альбом Нурвен (ей аккомпанировали Караковский, Крылов и сам хозяин студии) и упомянутые уже два альбома «Шпиля». Записи Алексея Караковского и Екатерины Мирошниченко, приехавшей из Тулы и сделавшей в Москве громкую, но очень уж скоротечную музыкальную карьеру, таинственным образом утерялись. В феврале 1996 года деятельность большинства упомянутых музыкантов на студии была прекращена, а «Происшествие» неожиданно воссоединилось в новом составе (из предыдущих участников там играли только Караковский и одумавшийся Гусев).
Глава 4. «Чёрный Петух»
Где-то зимой 1995/96 годов у Алексея Караковского, Алексея Крылова, флейститки «Происшествия» Лизы Кричевец, поэтов Евгении Назаровой и Артёма Еремеева (Ласточкина) возникла идея создания своего самиздатовского журнала, в котором публиковались бы литературные произведения и публицистика (в первую очередь — разумеется, «горожан»). После продолжительных обсуждений в марте 1996 года вышел первый — и почти сразу же второй номер журнала, получившего необъяснимое название «Черный Петух» (уже никто не помнит когда, как, кем, а, самое главное, почему оно было придумано). Опубликованы там были произведения Михаила Гусева, Дмитрия Лихачева, Ольги Агаповой, Дмитрия Лыскова, Артема Филимонова (тогда публиковавшегося под псевдонимом Тлетворный), Скифа, «Джаз-оркестра памяти Сальери», Вовки Блюзмена (тогда — группа «Умка и Броневичок»), репортажи Анджея Вишневского (http://www.lito.ru/avtor/andzey), Яна Прилуцкого (http://www.lito.ru/avtor/jan), Марины Лапидус, Лизы Кричевец и многое другое. Были обнародованы и некоторые окололитературные шутки, долженствующие показать лёгкую иронию по отношению к псевдо-вечным проблемам.
ДЕКЛАРАЦИЯ О НАСТУПЛЕНИИ КАМЕННОГО ВЕКА РУССКОЙ ПОЭЗИИ
Всеми литературоведами давно подмечено наличие золотого и серебряного века русской поэзии. Однако, не оспаривая эту точку зрения, мы вынуждены дополнить ее своими мозгоизмышлениями:
Поскольку поэзия, певшаяся с 60-х годов до наших дней под аккомпанемент ЖЕЛЕЗНЫХ СТРУН ни к золотому, ни к серебряному веку русской поэзии отнестись не может, предлагается, ввиду сравнительной деградации , именовать ее ЖЕЛЕЗНЫМ ВЕКОМ РУССКОЙ ПОЭЗИИ. Медные струны и, соответственно, медный век предлагается в таком случае рассматривать как показательный частный случай железного века.
Поэзия, представляемая нами, ко всем вышеперечисленным векам причислена быть не может. Ввиду нашей повышенной гениальности и невероятного хамства, мы объявляем свои произведения, следуя исторической логике, поэзией КАМЕННОГО ВЕКА.
Так закидаем достопочтенных читателей камнями своих наиталантливейших произведений! Пусть они взвоют от недопонимания и врубятся во весь кайф нашей беспрецедентной каменности!
Да здравствует свобода.
Да хранит нас Джа.
Харе Кришна.
Аминь.
Ещё более невозможный текст принадлежал перу Артёма Филимонова, эксцентричного деятеля искусства, автора множества песен, стихов и рассказов, великолепного бас-гитариста.
СНГ (СОЮЗ НЕЗАВИСИМЫХ ГЕНИЕВ).
Спросите меня, что есть андеграунд. Нет, вы все-таки спросите меня, что есть андеграунд, и я вам отвечу: «Дык!».
Андеграунд — это не организация, не группа единомышленников, работающих в одном ключе, это даже не союз нераскрученных гениев среди удобрениев. Это, скорее, неопределенное количество кучкующихся и почкующихся жрецов искусства, которых объединяет одно: враждебное или просто до-фени-анское отношение к массовой культуре (как говорят французы, «гнилой попсе»). Самое интересное, что именно андеграунд диктует моду поп-арту, который дерет ее с модничающей мажорной молодежи и делает приемлемой для домохозяек. Г-н андеграунд, уже переставший быть андеграундом в связи с этим, страшно сокрушается, не ест, не пьет и тощает не по дням, а по часам, пока не изменит свою форму. Тогда все начнется заново.
СНГ — попытка запечатлеть лицо современного андеграунда. Пока этот союз состоит из двух пиитов, творящих каждый в меру своей испорченности. Вот они:
А.С. Тлетворный (то бишь я). Почетный теодолит лесов, полей и рек, враг детей и витаминов, битник, дадаист и сюрреалист в одном флаконе и очень хороший человек. (…) Не терплю ничего помпезного, муза моя — разломанный грамофон. Наибольшее влияние оказали на мое творчество Ганс Арп, Георг Тракль, Даниил Хармс, В. Маяковский (ранний), а также П. Мамонов и А. Гуницкий.
А.В. Караковский (то бишь я, а не он). Как и всякий мусорщик остро чувствую все нужды общества — как большие, так и малые, но удовлетворить их не в силах, в связи с чем гением себя не чувствую. Исповедуемый мной стиль — это его отсутствие, этакий фанта-джаз нездоровой полистилистики. Бумагомаранием занимаюсь преимущественно в метро, и, судя по количеству написанной околесицы, уже давно. Влияние на меня оказали все кому не лень, особенно в переходе на станции метро «Пушкинская».
А.С. Тлетворный, А. В. Караковский.
В общем, в результате, это оказалась еще одна неудачная попытка реанимации объединения «Город» с другими людьми и другими исходными принципами. У хиппов журнал популярностью не пользовался, изучала его исключительно немногочисленная тусовка «Происшествия» и сочувствующих. Поэтому, выдав свой последний третий номер в октябре 1997 года, альманах «Черный Петух» окончательно приказал долго жить — хотя и собрал на своих страницах практически всех тех авторов, которые впоследствии создали «Точку Зрения» (наряду с журналом «Вопросы жизни» под управлением Андрея Симакова, впоследствии также участника «Точки Зрения»).
Глава 5. Садовое кольцо
Утеряв к середине 1997 года интерес к субкультуре хиппи, и, лишившись окончательно Гусева, застрявшего в Суздале, группа «Происшествие» предприняла ряд попыток сменить аудиторию. К февралю 1998 года основным местом встреч группы и сочувствующих ей стал театр песни «Перекрёсток» под руководством Виктора Луферова, а в состав коллектива вошли поэт, музыкант Анатолий Ковалёв и гитарист (по совместительству, бармен театра) Вячеслав Жинжак. Кроме того, в компанию постепенно включились знаменитый бард, участник творческой ассоциации «32 АвгустА» Александр Карпов (http://lito.ru/avtor/karpov), не менее известный музыкант Александр О’Шеннон, поэтесса Светлана Гольдфельд и редактор газеты «Бард-Арт» Дмитрий Горяинов, продюсер Сергей Тышевский (Ворон). Таким образом, Караковский во второй раз в жизни предпринял попытку войти к субкультуру авторской песни — и, как выяснилось позднее, так же неудачно.
По существу, весь 1998 год прошёл под знаком «Перекрёстка», в котором регулярно тусовались «Происшествие» и их друзья, и газеты «Бард’Арт». Постепенно круг музыкантов-единомышшленников сузился и составил ударную группу, в которую вошли Алексей Караковский (играющий, преимущественно, в одиночку то, что было тогда названо циклом «Хулиганские песни»), бард православно-философского направления Саша Крымский (выступающий с группой «Херес Янг»), авторы-исполнители Евгения Колдакова и Юлия Тузова (данная компания получила название творческое объединение «Чёрный Петух»). Творческий багаж музыкантов представлял собой четыре совершенно несхожие короткие программы. Впрочем, это было естественно: ведь объединились они не столько по творческой схожести (она была крайне относительная), сколько по желанию совместной творческой деятельности.
Однако, к концу 1998 года начались конфликты с руководством «Перекрёстка», в планы которого не входило терпеть на своей территории компанию, создающую своё собственное, независимое творческое пространство. Это привело к тому, что в декабре союз «Перекрёстка» и компании Караковского — Горяинова распался.
Последней акцией, проведенной в «Перекрестке», был творческий вечер по случаю «годовщины зачатия газеты «Бард’Арт». Видимо, это переполнило чашу терпения Луферова. По этим или иным соображениям, в первых числах декабря вся тусовка из «Перекрестка» была изгнана, а Вячеслав Жинжак и Сергей Тышевский уволены. Никто не удивился, что «Бард’Арт» в лице Горяинова не обошелся без саркастических намеков в адрес Луферова и иже с ним. Вот отдельные выдержки из номеров «Бард’Арт» за декабрь и январь:
…завершилось все печально. Некоторые люди были объявлены «персонами нон-грата», и было велено не пускать их даже на порог. Люди удивились и обиделись. Они привыкли к общению. Но друзья театра оказались не нужны ни Барду, ни Охраннику, ни Администратору.
Жалко Барда. Кому нужен Театр без зрителей?
(Грустная современная сказка, «Бард’Арт», № 22)
…В самом деле, ни ЦАТ, ни другие площадки, где проходят концерты, не могут удовлетворить тягу к общению — они создавались для концертной деятельности. Одно время несколько особняком стоял «Перекресток», но после прошедших в декабре изменений в своей внутренней политике перестал и он быть местом общения…
(Не пора ли нам подумать о себе?, «Бард’Арт», № 23-24)
Логика развития событий подсказывала изгнанным музыкантам создавать свой клуб авторской песни, где все делалось бы по их собственным законам. И тогда прежде незаметный сотрудник газеты «Бард’Арт» Иван Некрасов неожиданно предложил организовать всё на своей квартире. Название же родилось благодаря Ивану, Жаку и Караковскому: клуб-квартира «Садовое кольцо» (по местоположению Иванова жилища).
Открытие «Садового кольца» 12 декабря состоялось с успехом, которого не ожидал никто из организаторов. Может быть, квартира на углу Земляного Вала и Покровки не дотягивала до апартаментов Антона Кротова или того же «Перекрестка», но всё свободное место, какового оказалось много, было забито под завязку. В первом же номере после события «Бард’Арт» (видимо, опять писал Горяинов) радостно отзывался об открытии своего детища:
Да, на перекрестке Земляного Вала и Покровки. И совсем не тот перекресток, о котором вы подумали. Тот «Перекресток» в зону моего внимания не входит, хотя…
Дело в том, что творческое объединение «Черный Петух», не найдя в ТП «Перекресток» понимания, решило проводить концерты участников объединения и сочувствующих им там, где им рады.
Итак, 12 декабря, в клуб-квартире «Садовое кольцо» состоялся первый из серии домашних концертов, организованных Алексеем Караковским и ТО «Черный петух». Участвовали: А. Караковский и В. Жинжак, группа «Херес Янг», Юлия Тузова, Евгения Колдакова и прочие. Отмечу, что на квартирник пришло сорок человек, и была проблема с размещением гостей.
Слава Богу, что хозяин квартиры Иван Некрасов и его замечательная мама были не против нашествия любителей музыки и согласились проводить в своей квартире и другие концерты. И вот 18 декабря там выступал Сергей Биличенко (творческая ассоциация «32 августа»). Опять была туча народа, и, что особенно приятно, присутствовала немалая часть бард-клубовской тусовки «Перекрестка», участники которой, узнав о творящихся там нехороших делах, зареклись там появляться.
Сейчас в клуб-квартире «Садовое кольцо» концерты до Татьянина дня не проводятся, ибо — сессия.
После сессии ожидаются концерты Александра О’Шеннона, Андрея Ширяева, Александра О’Карпова, Игоря Белого, Вадима Седова и других замечательных бардов.
Приходите!
Тарты Каро.
(«Садовое Кольцо» — на перекрестке?, «Бард’Арт», № 23-24)
Таким образом, было дано несколько концертов, и «Садовое кольцо» с «Бард’Артом» стали претендовать на эксклюзивные права в бардовском андерграунде. Однако, к середине 1999 года с отъездом на родину в Украину Саши Крымского распалось творческое объединение «Чёрный Петух», а несколько позже прекратила существование и сама газета «Бард’Арт», потерпевшая финансовый крах (позже она возродилась). В итоге, оказавшись в полном вакууме, Алексей Караковский принял решение о прекращении своих концертов. Что же касается группы «Происшествие», то после записи нескольких альбомов (некоторые из этих записей представлены на http://proishestvie.net) в 2000 году она распалась… (правда, в 2006 году Алексей Караковский, поиграв ещё в ряде групп, возобновил проект)
Заключение
Таким образом, к началу 2000 года практически все основные фигуранты «Точки Зрения» (кроме Анны Давыдовой и Артёма Филимонова) приостановили свою творческую деятельность и прекратили общение между собой. Алексей Караковский, закончив психологический факультет, поступил в аспирантуру и начал писать диссертацию. Дмитрий Лихачёв стал работать на телеканале ТВЦ. Анатолий Ковалёв женился. Ольга Агапова, закончив педуниверситет, стала работать в тульских музеях и оставила театр.
Однако, активная творческая деятельность этих людей в 90-х годах была достаточной причиной для того, чтобы хотя бы сохранить уже сделанное — не говоря уже о прочем. Как мы увидим далее, именно это и стало настоящей причиной для создания в 2000 году литературно-публицистического журнала «Точка Зрения».
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Редакция Сайта: История «Точки Зрения». Часть первая. Предыстория: 1990 - 2000.. Историко-биографический обзор.
12.04.04 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|