h
Warning: mysql_num_rows() expects parameter 1 to be resource, bool given in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php on line 12
Точка . Зрения - Lito.ru. Лара Соболева: Дым над водой (Рассказ).. Поэты, писатели, современная литература
О проекте | Правила | Help | Редакция | Авторы | Тексты


сделать стартовой | в закладки









Лара Соболева: Дым над водой.

«Сорвусь столбиком пепла с сигареты и разлечусь в разные стороны»; «Напряжение льдиной застряло между ребрами, и не хотело таять» - уже из-за двух этих метафор можно «отпустить грехи» рассказа Лары Соболевой, который, сразу замечу, несмотря на некоторую его предсказуемость в самом начале («розовый дым») и неожиданную развязку в конце, мне приглянулся: интуитивно, необъяснимо, нелогично – ДАЖЕ захотелось дочитать. Не перепрыгивая через строчку: бывает и так. Автор, делящаяся с читателями рецептом коктейля по Ремарку (особо страждущим сим сообщается: всенепременнейше в каждый бокал две части мартини и одну – водки), как бы между делом – легко и непринужденно – «проходится» по литературе: Старшая Героиня - дама эрудированная, и лёжа на снегу цитировать того же Флобера ей в кайф: «Серое небо одноцветностью своей нежит сердце, лишенное надежд…». Или «выдавать» Фонвизина, подвозя в машине Девчонку (Младшая Героиня), пытавшуюся покончить с собой, хотя на самом-то деле... (Кстати, эрудированность эту я бы тоже увязала с прошлым персонажа; но это «я бы», а автор считает, будто всё и так ясно). Однако пересказывать текст нет смысла, как нет смысла и доказывать прелесть и трогательность фразы Лары «Она замолчала. Внутри меня что-то повисло на соль-бемоль…» - именно на соль-бемоль (!), а не на фа-диезе повисло, хотя на клавиатуре ЭТО – одна и та же клавиша (кто знает, тот знает). Что же касается последнего «хода конем» - письма Младшей Героини – Старшей, - то письмо-то, увы, не удалось. Его нужно было строить по принципу контраста с явленным характером Девчонки; оно должно быть более жёстким, цельным, рассудочным – иной читатель поймет, что именно я имею в виду, сам. Думается, Ларе стоит доработать этот текст именно с такой позиции – позиции характеров. Кстати, «социальной жизни» Старшей героини я бы коснулась тоже чуть больше – пока же все ее «крутые сложности» довольно размыты, поэтому финал тем более удивляет, но удивление это не совсем, на мой субъективный взгляд, логичное: к нему – ТАКОМУ – финалу, лучше под-вес-ти: топ-топ. «Знаешь, Ева, моя бабушка часто мне говорила: пой так, как будто тебя никто не слышит; танцуй так, как будто тебя никто не видит; живи так, как будто рай уже на земле; люби так, как будто тебе никогда не было больно, а если не знаешь, что делать - шагни вперед»: я же хочу пожелать шагнуть ВПЕРЕД - автору: необходимо правильно, «грамотно» расходовать свой потенциал (а он, несомненно, присутствует). И – не бояться писать о том, что действительно волнует; порой даже «бить» читателя по лицу, бросая вызов «общественному вкусу» - который ВСЕГДА, во все времена, консервативен.

Редактор литературного журнала «Точка Зрения», 
Наталья Рубанова

Лара Соболева

Дым над водой

День первый

-Твою мать! – резко по тормозам, - Мать твою! - я выскочила из машины.
Человек лежал на земле, лицом вниз. Я села на корточки и осторожно дотронулась до облаченного в черную куртку плеча.
-Алё?
Молчание.
Я потянула черное плечо на себя и перевернула человека на спину. У него оказалось мертвенно-бледное лицо, короткие темные волосы и ссадина на лбу.
-Э-эй! – я похлопала по бледным щекам, - Ты живой?
Слабый стон.
«Живой… Слава тебе, Господи!»
-Где я? - очень темные глаза на таком белом лице. Страшные глаза. Хочется отвернуться.
-Пацан, тебе что, жить надоело?! – в правом виске сильно пульсировало, словно кровь хотела вырваться наружу.
-Я не умерла?
«Приехали».
Я вгляделась в скуластое личико. Точно, девчонка.
-Зачем вы затормозили?!
«Вот дрянь!».
-Жить надоело, да? Надоело?! Иди, с крыши сбросься! Какого хера ты под машины лезешь?! – висок снова атаковала барабанная дробь пульса.

Я встала с корточек, присела на капот, прикрыла глаза. В кармане пальто нашарила пачку сигарет, вытащила ее, достала сигарету. Глаза открывать не хотелось, но прикуривать с закрытыми я не умела.
Руки тряслись. Очень хотелось выпить.
Я вернулась в машину, достала из бардачка фляжку с коньяком. Отвинтила крышку, сделала большой глоток. Обожгло горло. Я закашлялась. Спустя несколько секунд потеплело в животе. В этом тепле лавировал айсберг напряжения. Чтобы он растаял скорее, я сделала еще один глоток.

С фляжкой в руке я вернулась к несостоявшейся самоубийце, сидевшей на земле возле моей машины. У нее был пришибленный вид.
-На-ка, хлебни!
Она подняла на меня глаза.
-Здесь коньяк, - я протянула ей фляжку.
Девчонка взяла ее обеими руками и стала пить. Как воду.
-Э-э, хватит, - я отняла фляжку, - Давай, я помогу тебе встать, простудишься еще, сидя на земле.
Я взяла незнакомку за руки и потянула на себя. Стоявшей, она оказалась маленькой и хрупкой. Совсем еще ребенок. Я усадила ее на капот машины и сама села рядом. Казалось, что сердце мое, как в осколках зеркала, размножилось и теперь стучит повсюду. Напряжение льдиной застряло между ребрами, и не хотело таять. Чтобы хоть как-то прийти в себя, я стала смотреть по сторонам.
Снега здесь почти не было. Тонкий слой, из которого то тут, то там выглядывали лишаи промерзлой земли.
По обочинам дороги росли тополи. Листья с них давно облетели, и нагота была выставлена на всеобщее обозрение. Верхушками тополи подпирали слинявшее в неизвестность небо, поэтому казалось, что они смотрят на землю надменно - свысока. Но мне все равно захотелось снять с себя пальто и прикрыть им беззащитные стволы.
Я глубоко вдохнула и сказала в пространство:
-Ненавижу зиму. Всё вокруг мертвое, так и тянет залезть в петлю.
-Можно мне сигарету? – попросила незнакомка.
-Не знаю.
Она пронзительно посмотрела на меня.
-Ты головой ударилась, возможно сотрясение мозга, тогда курить нельзя, - пояснила я.
-Хочется…
-Ну, если хочется, это, конечно, аргумент, - я протянула ей пачку сигарет и зажигалку. Пусть сама себя обслужит.
«Подфартило, так подфартило… Сначала Козловский… Теперь эта… »
-Плохой день? – поинтересовалась девица, осторожно затягиваясь.
Я поперхнулась. Прокашлялась. Взяла себя в руки и как можно равнодушнее сказала:
-Бывало и хуже... Ну что, ты как? Пришла в себя? Идти сможешь? Мне ехать нужно…
-Да, наверное, могу…- она встала, и нетвердо пошла прочь от машины. Я посмотрела на ее сгорбленную спину, и что-то во мне дрогнуло:
-Стой!
Она обернулась.
-Я тебя подвезу туда, куда тебе надо, садись в машину.
-Может не стоит? – слабый протест.
-Не стоит выходить замуж по «залёту», - я открыла переднюю дверцу, - Садись. Сигарету выкинь, не хватало еще прокурить салон.
Девчонка покорно выбросила окурок, подошла к машине, села в нее, аккуратно захлопнула дверцу.
«Умница».
-Раз такое дело, давай я тебе и первую медицинскую помощь окажу, - я достала аптечку, - Болит ссадина?
Она неуверенно кивнула. Я достала из аптечки перекись, вату, йод, пластырь. Смочила вату перекисью, осторожно дотронулась до лба незнакомки. Девчонка поморщилась.
-Терпи. Не кисейная барышня… Они все больше по домам сидят, а не перебегают шоссе…
«Чего я к ней привязалась с нравоучениями?»
Девица молча снесла и мое ворчание, и смазывание ссадины йодом, и наклеивание пластыря.
-Ну вот. Почти как раненный боец с поля брани… Умеешь браниться? - я положила аптечку на место.
Мой вопрос повис в воздухе, как мыльный пузырь.
«Тормоз…Может, она накаченная? … Твою мать! Я же сама дала ей коньяк, а она его весь выхлебала! …».
-И тут она тихо тронулась с места… Умом, - сказала я, заводя машину.
Незнакомка по-прежнему молчала, я замолчала тоже. Молчание опустилось между нами, как туман над хадвеем. Я включила CD.

«…Тишина атакует, мы в секунде от неба
Поздно бабочкой в стекла, я же вижу, что хочешь.
Что теперь между нами? Никогда не забудешь,
Горький мед и цунами, горький мед и цунами… » [1]

-Интересную музыку вы слушаете, - тихо сказала девчонка.
-Настроение такое…
Словно услышав мысли, тренькнул мобильный.
-Привет, Миш… Нет, сегодня не получится… Помню, что договаривались, но сегодня никак… Случилось… Нет, все живы… Миш, я же сказала, что не могу сегодня… Мне тоже безумно жаль… «Схожу ума велюров»?Бывает … Пока не знаю…Ага… … Ага… Ну всё… Да, в дороге… Ага… Ага… Покеда.
Моя неожиданная попутчица смотрела на дорогу, не моргая.
«Нужно ее разговорить…»
-А ты какую музыку любишь?
Девица снова уперлась взглядом в мою переносицу:
-Под настроение…
-Удивительное совпадение, - усмехнулась я, - Как тебя зовут?
-Ева, - она неловко улыбнулась. Зубы у нее были идеальные. Будь у меня такие зубы, я бы улыбалась, не переставая.
-Ну и имечко! А я Татьяна Сергеевна. Куда тебя везти?
-Не знаю…
-Отлично! Зачем нам географию учить, если нас кучер куда надо отвезет, да?
-Что?
-Фонвизин. Чему вас в школах учат? Полный бардак…
-Я не учусь… В школе.
-Н- да? А по виду… Впрочем, ладно…
Ева отвернулась и уставилась в окно.
«Обиделась? Боже мой, какие мы нежные… Что же с Козловским? Неужели крыса? Что-то такое – этакое я слышала про «МедиаПромоушен»… Буквально недавно… Нужно глянуть в бумагах… Н- да, Петрович мне вряд ли простит самодеятельность, поди дружок ему уже напел… Блин, как меня всё это достало…. Обезьянка Чарли, честное слово… ».
Я снова бросила взгляд в сторону Евы. Она смотрела прямо перед собой. Я полушутя сказала:
-Жизнь моя - железная дорогая, вечное стремление вперед… Ты почему молчишь? Размышляешь о своей горькой участи? Что еще за мода, чуть что - сводить счеты с жизнью?
«И зачем я спрашиваю? Какое мне дело до этой… Евы… Имя, конечно, не подарок, но с виду вполне… Только имидж какой-то… Пацанский… ».
Попутчица молчала.
-Ладно, не дуйся…. Сама понимаешь в каком я состоянии… Понимаешь? – не дожидаясь ответа, я продолжила, - Хорошо еще, что я ехала еле-еле… Иначе…
-Извините…
-Ага… Ну так что, не придумала еще куда тебя везти?
-Можете высадить меня там, где вам удобно, - тихо сказала девушка.
«Бедолага… Неужели так расстроилась из-за того, что я не сбила её? Бред. А может, у нее горе какое-то приключилось? А тут я со своими проповедями… Сколько же ей лет? Пятнадцать? Шестнадцать?».
-Сколько тебе лет?
-Уже восемнадцать.
«Уже восемнадцать… А трагизма-то сколько в голосе! Детский сад с барабаном…».
-А вам?
«Надо же, набралась смелости и заговорила…».
-Тридцать … м-м… девять. Много? – я посмотрела на попутчицу.
Ева ответила вопросом на вопрос:
- Можно мне называть вас Та-аня?
Странная просьба. Странное произношение моего имени, так напевно: Та-аня.
-Называй так, как удобно. Для меня это не принципиально…
-Спасибо.
«Н-да… Девица со странностями… Угораздило её под мою машину кидаться, там «Тойота» впереди ехала… Стоп. Эта «Тойота» ехала за мной с самой работы и только там меня обогнала… Интересно...».
-Ева, а есть хоть какое-нибудь место, где тебя хоть кто-нибудь ждет?
Она отрицательно мотнула головой.
-Понятно… Безнадежно свободная. Такое тоже бывает… Ну что ж, не бросать же тебя на дороге на ночь глядя. Поедем ко мне.
«Номера у «Тойоты» вроде не местные были… Где-то я эту машину уже видела… Хм… ».
-Это неудобно, - возразила девчонка.
-Согласна. Но муки совести для меня более неудобны. Посему переночуешь у меня, а завтра иди куда хочешь.
Снова трелькнул мобильный:
-Да, Евгений Петрович… Нет, не состоялась… Нет, не шучу… Ах, Павел Евгеньевич уже доложил... Знаю... Это окончательное решение?… Прекрасно. Спасибо, что предупредили… Всего доброго.
«Ах, Козловский, сукин сын! Ну, я тебе покажу небо в алмазах…».
-Неприятности на работе? – проявила интерес Ева.
-Ага. Попала из передряги в переплет… Обезьянка Чарли…
-Что?

«Обезьянка Чарли устает ужасно
От больших спектаклей, от больших ролей.
Все это не нужно, все это напрасно,
Вечные гастроли надоели ей…»[2] - продекламировала я.

-Сами придумали?
-Вертинский. Люблю его печальныя песенки. Ну вот, мы почти приехали. Сейчас заедем на стоянку, оставим машину и милости прошу в мои пенаты.


Дома пахло привычно. Пустотой, одиночеством и духами «Love in Paris». Я включила свет в прихожей. Рыська неторопливо вышла из комнаты, выгнула спину, прищурилась, вопросительно посмотрела сначала на меня, потом на Еву.
-Рыська, это Ева, Ева это Рыська, - представила я друг другу свою кошку и неожиданную гостью, - Прошу любить и жаловать. Но, чур, не жаловаться.
Рыська подошла ко мне и стала тереться об ноги. Я взяла ее на руки.
-Не думала, что у вас может быть кошка, - протянула Ева. У нее была странная манера говорить. Как будто какой-то акцент. А может, она просто выделывалась, подражая Ренате Литвиновой .
-Глядя на меня, на ум приходят только бульдоги, ротвейлеры и прочая кусачая живность? –усмехнулась я, - Разоблачайся!
«Испугалась?… Интересно…»
-Что вы имеете в виду? – спросила Ева.
-Я имела в виду, что тебе следует снять куртку и обувь. А ты о чем подумала?
-Не знаю…
-Угу. Руки мыть и на кухню. Сейчас будем ужинать. Правда, моя хорошая? - я погладила кошку, та сразу заурчала.

Ева пришла на кухню, когда я резала мясо. Рыська, сидевшая у моих ног, мяукала и периодически вытягивала вверх переднюю лапку, требуя мясо.
-Вам помочь? – предложила девушка.
-Помочь, - согласилась я, - Помыть овощи и порезать их в салат. Справишься?
-Попробую, - ответила Ева и стала закатывать рукава свитера.

-Ваша кошка вас очень любит, -услышала я спустя несколько минут.
-И пользуется у меня взаимностью, - я стала выкладывать мясо на сковороду.
-Давно она у вас? – продолжала интересоваться Ева.
«На кошках она помешана, что ли?»
-С тех пор, как её котенком подбросили мне под дверь, - я поставила сковороду в духовку, затем достала из шкафа бутылку мартини и два бокала, а из холодильника - водку. Две части мартини, одна часть водки в каждый бокал. Протягивая напиток Еве, я сказала:
-Коктейль по рецепту Ремарка. Выпьем, как аперитив.
-Вы алкоголичка? – спросила девушка.
-И серийный маньяк, которого уже сорок лет разыскивает Интерпол, - я, прищурившись, смаковала получившийся коктейль.
Ева улыбнулась:
-Шутите…
- Знаешь анекдот: «Мужчина приходит в ресторан, садится за столик и делает заказ официанту: «Принесите мне бокал коньяка, стопку водки, бокал портвейна, бокал сухого вина, кружку пива и стакан чаю… Только чай не очень крепкий, а то у меня сердце слабое…»?
Ева рассмеялась:
-Любите анекдоты?
-Ага. Страдаю чувством юмора.
Девушка осторожно отпила из своего бокала.
-Не бойся, я тебя не отравлю. Буквально вчера у меня закончился цианистый калий. Мясо будет готово минимум через полчаса, поэтому пойдем в комнату, нечего здесь торчать.


В комнате свет был приглушенным. Я отрегулировала яркость. Ева подошла к стене, на которой висели мои картины.
-Это ваши рисунки? – по-детски спросила она.
-Это мои сны.
-Почему они все черно-белые? Неужели вам никогда не снятся цветные сны, Та-аня?
-Раньше считалось, что цветные сны видят только люди с крайне неуравновешенной психикой, всякие убийцы и серийные маньяки.
-Правда? –она с интересом посмотрела на меня, - Я всегда вижу только цветные сны… Неужели во мне дремлет какой-нибудь Чикатило[3] ?
Я улыбнулась:
-Не знаю… Если тебя это беспокоит, скажу, что со временем подобная гипотеза не нашла подтверждения и ученые от нее отказались...
-Интересно… Вы изучаете сны? – она с любопытством рассматривала какую-то абстракцию.
-Разве сны нужно изучать? – я смотрела на ее профиль, - Изучать сны - это все равно, что изучать чув…ства.
-Интересное сравнение, - Ева посмотрела на меня. Ее взгляд меня почему-то смутил. Чтобы избавиться от этого ощущения, я подошла к музыкальному центру и стала перебирать диски.
-Красивый ребенок… Ваш? – с картин внимание гостьи переключилось на фотографии, стоящие на журнальном столике.
-Мой. Сын…
-А где он?
-У… у… - слова исчезли, как вода в растрескавшейся земле.
-У бабушки? – Ева решила мне подсказать.
-Умер.
-Как… умер? Когда?

«Когда? Да какая разница?! Неужели она думает, что время может восполнить утрату? Что спустя пять лет потеря уже не кажется такой опустошающе - огромной, какой была месяц назад?!».

В глазах Евы столько сострадания, что мне хочется заплакать. Громко. Навзрыд. С причитаниями. Я не могу плакать. Совсем. Я только дышу с каким-то присвистом. Как будто у меня сквозная дырка в легком.

-Три года … Назад.

Ева осторожно берет меня за руку. Тепло ее пальцев проникает прямо в душу. Человеку, по сути, очень мало нужно. Иногда достаточно, если кто-то возьмет его за руку, когда хочется сорваться в пропасть. Ева ничего не говорит. И я только рада этому. Скажи она хоть слово, я бы выгнала ее взашей…

Мы молчали очень долго. Целую вечность. Или даже две. Потом я аккуратно высвободила свою ладонь из ладони Евы и пошла на кухню. Когда я вернулась, девушка сидела на диване с фотографией Петьки в руках.
-Он на вас похож, - заметила она.
-Был, - я забрала у девушки рамку с фотографией и снова поставила ее на столик. Я уже успела справиться со слабостью.
-Не хотите об этом говорить?
-Не вижу в этом смысла, - мне нужно занять руки. Я снова перебираю диски, как будто никак не могу найти нужный. Зачем я впустила в свой дом чужого человека? Ведь прекрасно знаю, что чужое любопытство не имеет границ и запретов. Оно цинично бередит старые раны, которые начинают болеть с новой силой. «Он похож на вас…». От этих слов ноет сердце. Даже не ноет. Скулит, как брошенный щенок…
-Чем ты занимаешься? – я ищу любую тему, которая отвлечет меня от болезненных мыслей.
-Да так… Учусь… - девушка неопределенно махнула рукой и обворожительно улыбнулась. Я сразу поняла, что учебу она бросила или вот-вот бросит.
-Нравится? – нарочно спросила я.
-Не- а, - честно ответила Ева
-И где ты учишься?
-В «Кульке»
-Где-где? – переспросила я.
-Институт культуры и искусств. В простонародье называется «Кулёк».
-И кем ты будешь? – я загрузила в проигрыватель диск «Наутилус Помпилиус».
-Я буду тем, кто приносит людям праздник. Организатор торжеств. Массовик- затейник, - Ева невесело улыбнулась. Почему?
-Интересная специальность, - заметила я.
-Угу. Наверное. А вы где работаете?
-В рекламном агентстве.
-Ух, ты! Здорово!
«Здорово… Зачем я ее привезла домой? Что-то здесь не так… И эта «Тойота» из головы не идет… Связана ли она с этой девчонкой? Какие-то шпионские страсти…».
-Мясом пахнет, - Ева смешно подергала носом, как кролик. Принюхивалась.
Я улыбнулась:
-Идем трапезничать.



-Та-аня, я с вас удивляюсь, - сказала Ева с одесским колоритом, покончив с ужином.
Мы сидели на диване в комнате. Ева обеими руками держала за ножку бокал с коктейлем.
-По поводу? – я посмотрела на девушку.
-Вы так запросто пустили в дом незнакомого человека, даже не побоялись. В наше время это очень рискованно, - она выжидающе уставилась на меня глазищами.
«Вот так поворот… Что она хочет услышать?».
-Я мало чего боюсь, Ева, - я оттянула в сторону уголок рта, вроде улыбнулась.
-Например? – она опять выжидающе уставилась на меня. Я почувствовала себя нерадивой ученицей, наизготовку стоящей возле доски и напрочь забывшей выученное стихотворение.
Возникло ощущение, что эта девчонка ждет каких-то определенных слов от меня, но каких?
-Войны… Наверное…
-А не такого глобального?
Зачем ей нужны ответы на эти вопросы? Словно она собирается прожить со мной всю оставшуюся жизнь, а поэтому стремится узнать все мои ориентиры в жизненном пространстве. Смешное предположение. Но она - первый человек, чье общество мне не в тягость. Даже наоборот.
-Не знаю… Я над этим редко задумываюсь… А ты чего боишься, Ева?
-А я боюсь прожить жизнь нелюбимой, - сказала она очень серьезно.
-Хм… Для тебя важно, что тебя любили, а не любить самой? – я снова разлила мартини по бокалам и добавила водки.
-Я против безответной любви, - жестко сказала Ева и залпом осушила свой бокал.
«Так вот в чем дело… Вот из-за чего она бросилась под мою машину… А я «Тойоту» приплела, решила в шпионов поиграть… А здесь все проще пареной репы…».
-Я вообще считаю, что безответной любви не бывает, это просто навязчивая идея, - сказала я очень спокойно, - Знаешь, у Вертинского есть такие строчки: «Любовью болеют все на свете. Это вроде собачьей чумы. Ее так легко переносят дети. И совсем не выносим мы».
-Ненавижу этот мир, - вдруг сказала Ева, - Отражение в кривом зеркале. Причудливо-уродливое. Мир, в котором у всего есть цена, даже у людей… Они продаются и продают… И так до бесконечности в никуда… Мир недоделанный, словно его, как конструктор, собирал ребенок… Потом ему наскучило и он бросил это занятие, переключив свое внимание совсем на другое… Наверное, за бабочками побежал, - она усмехнулась, а потом продолжила, - Всё так нелепо здесь… Люди сами себя разрушают, как будто у них внутри бомба замедленного действия… Бойни и распри, злоба и боль убивают живое… Каждый сам по себе… Как волки-одиночки… Изредка собирающиеся в стаю, чтобы загрызть кого-то, кто отличается от них… А так никому нет ни до кого дела… Совершенно… Существует только одиночество. Бесконечное, как космос…

Я случайно нажала на пульт от музыкального центра, в комнату ворвался хрипловатый голос Бутусова:

«… Здесь суставы вялы,
А пространства огромны,
Здесь составы смяли,
Чтобы сделать колонны.
Одни слова для кухонь,
Другие для улиц,
Здесь сброшены орлы
Ради бройлерных куриц,
И я держу равнение, даже целуясь … » [5]

-Очень правильная песня, - заметила девушка, - Мы все скованные одной цепью…Как каторжники… Можно верить и в отсутствие веры, можно делать и отсутствие дела…

Она замолчала. Внутри меня что-то повисло на соль-бемоль… Печаль? Тоска? Безысходность?

«Бедный, запутавшийся ребенок… Но что я могу? Поддержать? Обогреть? Вернуть ей потерянный мир?»


День второй


-Вы любите «Оливье»? – спросила Ева, откусывая кусок от соленого огурца, который держала в руке наподобие скипетра.
-Люблю. Наверное, - я пожала плечами. Был пятый час утра. Я пришла на кухню, чтобы выпить воды и застала там Еву. Она сидела в моей пижаме и ела соленые огурцы. Доставая их из банки пальцами.
-Вообще-то, у меня есть вилки, - сказала я. Ева скорчила гримасу, не спеша доела огурец и лишь потом сказала:
-Вилками пользуется большинство, а я не хочу быть, как большинство.
-Ну, да… И руками есть гораздо удобнее, правда?
Я подошла к окну, отдернула занавеску и посмотрела на улицу. Снег шел крупными хлопьями. Я глянула на молочное небо. Показалось, что там кто-то вспарывает пуховые подушки, берет перья –снег горстями и выкидывает на землю.
-Что вы вообще любите? – Ева громко хрустела огурцом.
-Хорошую погоду, - ответила я, задергивая занавеску.
-А пойдемте на улицу? – вдруг предложила она.
-Рано. Да и холодно.
-Пойдемте. Ну, Та-аня, - она подошла ко мне и схватила мокрыми пальцами за запястье. Так когда-то делал Петька. Хватал меня за руки и канючил: «Ну, ма-ама!». Наверное, поэтому я сразу сдалась.

На улице почти никого не было. Только дворник счищал снег у первого подъезда. Ева схватила меня за руку и потащила во двор к ледяной горке.
-Скатимся пару разиков? – ее лицо светилось детской радостью. Я опешила от такой перспективы.
-Как ты себе это представляешь?
-Легко! Заберемся на самый верх горки, сядем на попы и съедем! И будет здорово! – она стала карабкаться на горку, потом обернулась и нетерпеливо крикнула: «Ну, Та-аня!». Я поплелась за ней.

Мне тридцать девять лет. Я лежу в снегу, возле ледяной горки и смотрю в белесое небо. Мне совсем не холодно, наоборот, мне давно не было так … Тепло? Снежинки мягко падают на мое лицо, и становится чуть щекотно…
Рядом со мной лежит восемнадцатилетняя Ева и тоже смотрит вверх.
-Серое небо одноцветностью своей нежит сердце, лишенное надежд…
-Это откуда? – тихонько спрашивает Ева.
-Это Флобер …[6]
-А-а… Интересно, там кто-нибудь есть? – спрашивает она.
-Не знаю…
-Представляете, Та-аня, а вдруг там есть кто-то, кто сейчас наблюдает за нами? – она сжала мою руку.
-Представляю, - ответила я. Хотя ни черта я не представляла. Я просто лежала между небом и землей и чувствовала странную опустошенность. Как будто бы умерла, и моя душа покинула бренное тело. Интересно, когда человек умирает, что он чувствует?
Я смотрела на небо. Не хотелось ни о чем думать, но мысли сами лезли в голову.
«Может, там действительно кто-то есть? Например, Петька… Смотрит на меня сверху и улыбается щербатым ртом. Как же он говорил? «Мама, мама, мы уже три дня назад отдали мышке зуб, а новый всё не появился… Почему?»… Воздух давит, расплющивая все внутри… Закрыть глаза и уснуть… Навсегда… Петенька, родненький, я так по тебе скучаю…».
-Ну что, еще скатимся? – Ева привстала на локоть и нависла над моим лицом.
-Может, хватит? – я встала с земли и стала отряхивать пальто от снега. Пока мы катались, город окончательно проснулся. Люди куда-то спешили, машины сновали туда- сюда. Интересно, кто-то из моих соседей видел, как я скатывалась с детской горки? Наверняка подумали бы, что я совсем свихнулась.
-Пойдем домой? – спросила Ева, заглядывая в мое лицо.
Я кивнула.




-Кошелек или жизнь? – Ева наставила на меня пистолет. Руки у нее сильно дрожали.
«Как она его нашла?»
-Где ты это взяла? – я отобрала у нее оружие.
-Это лежало на полке… В шкафу… В прихожей… - Ева напугана или мне только кажется? Странно, неужели я забыла спрятать пистолет в сейф?
Я села на пуфик возле телефона.
-Ты не бойся, это не боевой пистолет… Хотя, человека ведь можно убить и пальцем… Когда мой сын … Погиб… Я … В общем… Попыталась на себя наложить руки. Меня тогда муж спас. Меня в психушку хотели положить, но муж нашел какого-то хорошего психолога, которая стала со мной заниматься… Вот… Посоветовала мне рисовать и ходить в тир. Это какая-то там терапия, не помню названия. Когда мне тяжело, я беру пистолет, еду за город, в какую-нибудь лесополосу и стреляю по пивным банкам. Или рисую. Вот… А вообще, брать чужие вещи без спроса - нехорошо. Разве мама тебе не говорила?
-Не говорила. Она отказалась от меня на следующий день после моего рождения.
«Твою мать!»
-Извини.
-Ничего. Вы же в этом не виноваты, - девушка отвернулась.
-Ты росла в детдоме? – я встала и зачем-то засунула пистолет за пояс джинсов.
-Нет. Меня усыновили, когда мне был месяц. Очень сердобольная семья. Они никогда не скрывали, что я приемыш и что они меня облагодетельствовали…
-Они тебя обижали? - я ненавижу свой равнодушный голос. Но другим голосом я не могу ее спрашивать. Почему-то я очень боюсь, что Ева заплачет.
-Вы имеете в виду, били ли они меня? О, нет… Но лучше бы били… Когда я была маленькой, я под Новый год всегда заказывала дедушке Морозу, чтобы появилась моя настоящая мама и забрала меня… Но мама всё не появлялась, а появлялся кулек с карамельками, за который нужно было обязательно сказать большое спасибо дяде Сереже и тете Лене…
Я не знаю, что сказать. Что говорят в таких случаях?
-А где ваш муж сейчас? – вдруг спросила Ева.
-Муж? – я непонимающе смотрю на нее.
-Ну да… Вы сказали, что он вас спас…
-Ах, да… Муж… Он ушел.
-Куда?
-Не знаю.
-Давно?
-Не помню. Идем пить чай.




-Что это тебе напоминает? – между большим и указательным пальцем левой руки Евы зажат финик.
-Это напоминает мне финик, - я накалываю на вилку маленькие маринованные шампиньоны, - Какие – то грибы… Для лилипутов...
-Это не финик, Та-аня, - Ева хмурит брови, - Это похоже на сердце. Правда, сморщенное.
-Да-а? – наверное, я очень пьяная. Я совсем не чувствую реальности, - Дай-ка сюда, погляжу.
Ева бросила финик мне в раскрытую ладонь. Я поднесла его к глазам, повертела в руках, потом сказала:
-Не похоже. По крайней мере, на моё.
-Пчму? – кажется, Ева тоже очень пьяная.
-На моем сердце наколка «Оно устало». А на этом фрукте - нет…
-Ты устала? – она тянется к банке с солеными огурцами.
-Вообще - да. Но я не должна об этом думать, иначе - каюк.
-М-м?
-Марина Владимировна сказала. Ну, эта… Которая про рисунки говорила… Психолог…
-А-а… Это когда у тебя сын умер? А как он умер? – Ева подносит ко рту стопку с водкой и одним движением опрокидывает содержимое в рот.
Я долго смотрю на нее, пытаясь понять вопрос.
-Та-аня?
-Странное совпадение…- в пачке всего одна сигарета. Я достала ее и закурила.
-Не поняла… - Ева смотрит на меня хмельным взором. Этот взгляд меня отрезвляет. А, может, меня отрезвляет тема разговора. Не знаю…
-Его сбила машина… Они пошли с Иваном гулять… Иван - это муж… Был… Сын был, муж был, дом был… А сейчас ни хера нет…
-А почему совпадение? – Ева уже не кажется мне пьяной.
-Ну, я же чуть тебя не задавила… Кошмар какой-то…
-А что ты еще одного ребенка не родила? Сейчас бы кто-то рядом был… И муж бы не ушел…
Я смотрю на Еву с изумлением.
«Ковыряется в моем сердце пальцами, будто так и надо…»
-Та-аня! Ты что, спишь?
-У меня когда-то была дочь… Целых шесть часов… Врожденный порок сердца, врачи ничего не смогли сделать… Я на Петьку молилась… Десять лет ждала его рождения… И дождалась…
Я не замечаю, что мои руки трясутся, и становится трудно дышать. Я не замечаю, что Ева качается у меня перед глазами.
-Тебе плохо? – сквозь розовую пелену донесся ее голос.
Я кивнула или мне только показалось? Свет стал меркнуть.
-Таня, что мне сделать? Воды? Лекарство? Та-аня! – похоже, она била меня по щекам. Такие хлесткие удары. Больно.
-В ш-ка-фу… - ощущение, что мой рот забит камнями, сквозь которые слова не выговариваются.
Темнота засасывает... Я лечу в нее с бешеной скоростью…
«Включите свет! Кто-нибудь! Пожалуйста! Страшно… Темно… Не надо…».

-Что это было, Таня?! – Ева очень напугана.
-Спазм… - я сижу, привалившись спиной к холодильнику.
-Часто с тобой такое бывает? – она встает из-за стола, берет использованный шприц и выбрасывает его в мусорное ведро. Я равнодушно наблюдаю за ее действиями.
-Давно не было… Последний раз, когда Иван уходил…
-Нашел себе другую?
-Не… знаю. Я не интересовалась…




-Ты не спишь? – спрашивает Ева.
-Нет.
Я лежу в постели и смотрю на потолок.
-Можно к тебе? Мне холодно, - последние слова Ева произносит жалобно.
Я пожимаю плечами. В темноте, царящей в комнате, она вряд ли заметила этот жест. Но уже спустя минуту я ощущаю, как она переползает через меня и плюхается рядом. Спустя несколько секунд я чувствую ее холодную руку рядом со своей.
-Не могу заснуть, - шепчет она в мою шею, - Зверский холод.
Я молчу. Ева теснее прижимается ко мне.
-Слушай, а у тебя когда-нибудь был секс с женщиной? – снова спрашивает Ева, и решительно кладет свою ладонь мне на грудь.
-Нет, - я убираю ее руку. Почему-то от мысли, что меня совращает девчонка, которая годится мне в дочки, мне не становится смешно.
-А хотелось? – она гладит мое бедро, как кошку.
-Нет, - я отодвигаюсь от её, ставшего вдруг горячим, тела.
-А сейчас? – она рисует пальцем на моем плече звезду. Как будто клеймит.
-Что? – я поворачиваю голову и смотрю на нее. Ее лицо белеет, как кувшинка на поверхности ночного пруда
-Хочешь попробовать? – Ева говорит вкрадчиво, неторопливо, намеренно растягивая слова.
-Нет, - я встаю с постели и иду к окну. Оно - барьер между мной и городом, заключенным в тиски зимы. Безмолвие царит в этом городе. Безмолвие ночи красноречивей всех слов.
-Та-аня, - произносит Ева мне в затылок.
-Что ты хочешь? – я резко поворачиваюсь и натыкаюсь на ее лицо. Чрезмерно белое в этой темной комнате, в одночасье ставшей для меня чужой.
-Ничего, - она пожимает плечами. Потом берет с подоконника пачку сигарет, достает сигарету и закуривает. Я смотрю на нее. Бледный профиль. Сигаретный дым. Или это ее дыхание? Маленькие пальцы, вцепившиеся в сигарету, как в спасательный круг.
-Ненавижу любовь, ненавижу эти дурацкие страдания из-за нее… Иногда накатывает такое отчаяние, что я готова вырвать свое сердце из груди, порвать его на мелкие кусочки и выбросить в мусорное ведро… – Ева выдувает каждое слово, как стеклодув, - Чтобы стало легче…
-Любовь, как дерево, она вырастает сама собой, пускает глубоко корни во все наше существо и нередко продолжает зеленеть и цвети даже на развалинах нашего сердца, - во мне всегда всплывают чьи-то слова. Чьи-то чужие мысли, чувства, которыми я стремилась заполнить пустоту внутри себя. Они выскакивают в самый подходящий момент, как чёртик из табакерки. Только мне не становится от этого легче.
-Ты любила своего мужа?
-Конечно, - я, не задумываясь, отвечаю на этот вопрос. Почему? Я ведь давным-давно запретила себе думать об Иване.
-А сейчас?
-Зачем тебе это знать? – я вырываю сигарету из ее пальцев и тушу в пепельнице. - В спальне не курят.
-Ты и мужа так строила? Немудрено, что он сбежал от тебя…
Пощечина звучит глухо. Ева держится обеими ладонями за щеку. Я замечаю, как ее глаза наливаются слезами.
-Прости, прости, пожалуйста… - я хватаю ее за плечи и прижимаю к себе. - Я не понимаю, почему я тебя ударила… Прости, Евочка… Не плачь… Пожалуйста…
-Меня никто не любит… Совсем никто… Даже родная мать от меня отказалась, как будто я дефективная… И он меня не любит… Ни капельки… Он сказал, что больше никогда не хочет меня видеть, никогда, он… А я не могу без него жить… Та-аня!
-Это пройдет, - я глажу ее по дергающимся от всхлипов плечам, - Правда, правда… Ты такая молодая, у тебя вся жизнь впереди… Ты уже через год будешь смеяться, вспоминая, как когда-то страдала… Это у всех бывает…
-Это не пройдет, Таня! Ты понимаешь, что это любовь?! Любовь! Я на все готова ради него! Ты не понимаешь! Ты черствый сухарь!
«Так просто…».
-Сухари не бывают не черствыми, - я глажу Еву по голове. Волосы у нее мягкие, как у ребенка.
-Что?
-Сухари…
Ева продолжает всхлипывать. Но как-то тише. По инерции, видимо.
-Когда ты любишь, у тебя сердце живое, живое, оно дышит, радуется или огорчается, бьется иногда сильно, а иногда чуть тише… Даже когда ты страдаешь из-за любви и сердце разрывается от боли - это не так плохо, как кажется… Очень важно уметь любить… Чтобы жить, чтобы не потерять способность чувствовать… Когда ты бежишь или закрываешься от любви, сердце постепенно перестает дышать и засыпает, а со временем вообще превращается в камень… И некоторые люди очень долго живут с этими камнями внутри… Ты тоже хочешь быть одной из них?
Я совсем не умею утешать. Но Ева понимает, что я хочу ей сказать. Я вижу это понимание в ее глазах. И мне становится чуть спокойнее.
-У тебя тоже камень? - спрашивает она.
-Да, - очень спокойно, - И поверь, жить с ним гораздо сложнее…
-Ты бежала от любви?
-Не от любви. От фантомных болей.
-А я не бежала, меня прогнали… Как собачонку…
-Можешь пожить у меня, - я держу Еву за руку, - Места хватит, а прогонять… Я не умею… Вот увидишь, всё наладится.
-Я не знаю, что мне делать… Совсем.
-Знаешь, Ева, моя бабушка часто мне говорила: пой так, как будто тебя никто не слышит; танцуй так, как будто тебя никто не видит; живи так, как будто рай уже на земле; люби так, как будто тебе никогда не было больно, а если не знаешь, что делать - шагни вперед.
-Так просто?
-Ага. Ложись спать.



День третий



…Мы бежим по огромному полю, держась за руки. Куда-то далеко вперед, захлебываясь счастьем, словно колодезной водой. Пахнет ранним утром, травой с россыпью росы и какими-то цветами, название которых я никак не запомню. Чувства мои обострены, поэтому происходящее воспринимается ярче и сильнее, накрывает волнами блаженства.
Он крепко держит меня за руку, словно боится, что я потеряюсь. Мне очень нравится так думать. Становится спокойно и легко. Даже кажется, что душа моя парит в облаках, проплывающими над нашими головами…
Резко, будто перед пропастью, мы останавливаемся. Он разворачивает меня к себе и бережно берет мое лицо в свои руки. Такие надежные. Такие мужественные, но нежные. И мне хочется стать только лицом, чтобы целиком поместиться в этих руках и остаться в них навсегда. Внутри меня всё застывает в нетерпеливом ожидании; я понимаю, что сейчас он меня поцелует. Секунда промедления - и я просто упаду, потеряв землю под ногами. Сорвусь столбиком пепла с сигареты и разлечусь в разные стороны. Настолько сильно напряженное притяжение между нами. Я вся - губы, опаляемые его дыханием. Близко. Еще ближе. Сейчас…
Внезапно раздается вой сирены. Пугающе громкий. «Воздушная тревога» в фильмах про войну. Я в страхе цепляюсь за его плечи, но он разворачивается и уходит. Так безжалостно просто. Я хочу догнать его, но не могу сдвинуться с места. Только беспомощно наблюдаю, как он удаляется от меня все дальше и дальше…


Я проснулась от собственного крика. Привстала на кровати и посмотрела на раскладушку, где спала Ева. Её там не было. Я встала с постели и пошла на кухню. Потом заглянула в ванную, в туалет. Девушки нигде не было. В прихожей на тумбочке возле телефона лежал сложенный вдвое тетрадный лист. Я развернула его.

«Таня, когда ты найдешь мое письмо, меня уже не будет рядом… Я не смогла остаться… Тяжело писать… Думала, будет легче… Я очень виновата перед тобой, Таня, ужасно виновата… Но у меня еще есть шанс все исправить, и я воспользуюсь им. Сейчас ты все поймешь…
Я обманывала тебя. С самого начала. Наша встреча была подстроена. Я знала, когда ты будешь ехать, с какой скоростью, поэтому и прыгнула под машину… Вернее, меня попросили, чтобы я это сделала. Даже не попросили. Мне заплатили за это. У тебя есть какие-то документы, которые хочет получить НЕКТО. Не знаю фамилии - сама понимаешь, исполнителю никогда не называют имен... Но ты умная: разберешься, что это за бумаги и кому они, в конце концов, нужны... Надеюсь, ты сделаешь это быстро - боюсь, они могут тебе сильно навредить... Мне нужно было втереться в твое доверие любым способом… Чтобы узнать, где ты хранишь эти документы… У тебя ведь никого нет, кто бы мог знать ЭТУ информацию… Меня обо всем предупредили, даже дали твой распорядок... Серьезные люди! Видимо, бумаги нужны им позарез… Было несколько причин, по которым я согласилась пойти на это; самая главная из них тривиальна - мне нужны деньги, много денег... Не для меня. Для человека, который мне дорог. Они настолько мне нужны, что я легко согласилась даже на подлость. Впрочем, сначала я не думала об этом, как о подлости. Обычная работа, за которую платят... Тем более, мне сказали, что ты выкрала эти бумаги... Мне столько плохого о тебе наговорили, Таня! Но  пожив с тобой я поняла, что меня просто использовали… Однако не ЭТО самое большое вранье… Я лгала тебе, что я сирота, лгала о своей безответной любви… Ужаснее даже не это: гораздо хуже то, что я сама поверила в ложь… Мне нужно было ВЕРИТЬ, чтобы доделать порученную работу... И ночью, когда ты жалела меня, когда  пыталась меня утешить, что-то во мне сломалось. Ни за какие деньги мира нельзя калечить чужую жизнь… Я долго собиралась с духом, чтобы рассказать тебе правду, но не смогла… Не смогла бы вынести твоего презрения… Знаешь, путаются мысли… Так много хочется тебе сказать, но слова просто не идут в голову… Несмотря ни на что, я очень рада, что познакомилась с тобой. Ты помогла мне иначе взглянуть на жизнь, и я очень благодарна тебе за это… Светает… Пора прощаться… Во сне ты выглядишь такой беззащитной… Береги себя».





Саундтрек.

Здесь всё как обычно:
Закаты, восходы,
И времени реки
Не истощаются.
А люди уходят,
А люди уходят,
А люди уходят
И не возвращаются.
Здесь всё как обычно:
Ветра и дороги,
Зимой тёплый ливень
В метель превращается.
А люди уходят,
А люди уходят,
А люди уходят
И не возвращаются.
В небо босиком моё прошлое шлёт,
Словно насекомое крыльями «шлёп»,
Золотыми скобами душу пришьёт
К облакам: «Повиси пока…».
Если бы могли меня ещё раз зачать
Эх, тогда я смог бы всё сначала начать,
Я бы научился и любить, и прощать
Пока лодку несёт река … [7]




Комментарии:
1.«Цунами» – Группа «Ночные снайперы»
2.«Обезьянка Чарли» -Александр Вертинский
3.Рената Литвинова- российская актриса, сценарист, режиссер
4.Андрей Чикатило- ростовский маньяк- убийца XX ВЕКА
5.«Скованные одной цепью» – Группа «Наутилус Помпилиус»
6.Флобер Гюстав- французский писатель, которого часто называют творцом современного романа
7.«Всё, как обычно» - Группа «Uma2rman»

Код для вставки анонса в Ваш блог

Точка Зрения - Lito.Ru
Лара Соболева
: Дым над водой. Рассказ.

25.05.06

Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275 Stack trace: #0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(112): Show_html('\r\n<table border...') #1 {main} thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275