Танда Луговская: Cумма за февраль-2006.
Танда Луговская: «Я их тех, кому имя текст».
Дорогие читатели! Представляю вам цикл стихов Танды Луговской «Сумма за февраль-2006». Цикл довольно большой, и я допускаю, что читать его будет нелегко, – но, поверьте, это того стоит! [b]Во всех стихах цикла «Сумма за февраль-2006» – сама жизнь человека в её вечном движении по кругу от борьбы к отдохновению – и от отдохновения к борьбе.
Стихи Танды Луговской более всего схожи с красочными фотоснимками, перебирать которые – одно удовольствие.[/b] Тонкие и вместе с тем точные авторские находки, заставляющие удивлённо присмотреться к вещам, казалось бы, знакомым и понятным:
«В конце всегда кулёк, чёрный шуршащий полиэтилен,
Непроглядный, прилипающий к коже, не дающий вдохнуть».
Так просто – и так ярко! И таков весь цикл. Приятного прочтения!
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Лиене Ласма
|
Cумма за февраль-2006
Не пора
Хороший урок жизнелюбия дал мне знакомый пёс Бим.
Он был из мелких терьеров. Очень старый -
За двадцать лет. Собаки столько не живут. Он этого не знал.
Большую часть времени спал на выцветшей подстилке.
Бельма почти поглотили глаза, шерсть где выпала, где свалялась -
Старость по большей части неприглядна, тем и страшна.
Бим любил шоколад. Вредная привычка, но этого он тоже не знал.
Когда я приходила в гости к его хозяйке и разворачивала принесённую плитку,
Бим просыпался. Всегда. Демонстрировал заинтересованность:
"Я - вот. Не забыли, надеюсь? А то с вас станется!".
Хозяйка, смеясь, приговаривала:
"Куда тебе шоколад? Тебе уже пора в кулёк, Бим!".
Тут он преображался - прыгал, вилял облезшим хвостом,
Даже подтявкивал глуховато: "Нет, не пора в кулёк, не пора!
Я живой, я ещё молодой, ну дайте же, дайте шоколадку!".
Конечно, кусочек он получал,
И хвост благодарно молотил по подстилке.
Потом Бим умер.
В конце всегда кулёк, чёрный шуршащий полиэтилен,
Непроглядный, прилипающий к коже, не дающий вдохнуть.
Но каждый раз, когда чернота подходит слишком близко,
Я вспоминаю старенького полуслепого терьера.
Не пора в кулёк, нет, не пора.
* * *
А ведь я из тех,
Кому имя текст,
Нет меня близ тел
В темноте.
В мире серых стен
Я всего лишь тень,
Отзыв пустоте
В комнате.
Средь других затей,
Средь других вестей,
Средь других гостей
Я - лишь текст...
* * *
Дом, притягивающий тебя, становится центром
Города, географического атласа не спросив.
Посмотри вокруг: неон-реклама, распродажа-уценка -
Да в реке отражаются, не тронув русалочью проливную синь.
Ночь-фонарь-аптека, валидольная мятность, снова
Ночь, Васильевский, нет, туда не надо, вернись...
И грудная клетка истончается - чуткая дека в ожидании зова,
И улыбкою дамокловой блестит случайный обледеневший карниз.
* * *
Кому и сказать: это снег в глаза,
Не слёзы - колючий ветер,
Легко, за так, дескать, всё пустяк,
Вдох сладок и вечер светел;
Кого обмануть, кому подмигнуть,
Маршрутку остановить -
Спина пряма, не схожу с ума
И закат не кровит...
Жанна д'Арк
Хенрику
Небо зыбко, закатно и ржаво -
Тускло-красный на светофоре.
Безутешна киношная Жанна,
Преломлённая в мониторе.
Банка с мёдом, где надпись "вереск",
Крепкий чай, чтоб ушла ангина...
...И не может Жанна не верить,
И не может Жанна не гибнуть.
Чёрный фон, французский, субтитры,
Рвутся кадры, конец тридцатых,
Мир опять становится тиром,
Тигром, чующим минный запах.
Будет яркой жизнь и короткой -
На костре постели соломку!
Вот и солнце бьёт сквозь решётку,
И кончается киноплёнка...
* * *
“Смерть, - воскликнул я, - любая, кроме той,
что в провале!”. Глупец! как мог я не понять,
что загнать меня именно в провал
было назначением раскалённого железа?
Эдгар Аллан По
Снова в комнате сдвигаются стены,
В тьме горячечной заходится сердце:
Я не с теми, с кем Христос, и не с теми,
Кто Аллаха призывает усердно.
Не хватает, вишь, на всех небосвода,
Сладких снов, обетованного рая...
Выбирай, мне говорят, несвободу.
Подождите, я ещё выбираю...
* * *
Свеча облизнётся змеиным трепещущим языком,
Неслышно вздохнёт паутина под выцветшим потолком,
И ветер плеснёт несолёной волной, постороннему рад.
Здесь годы проходят колонной. Здесь я не хочу умирать.
Тэйлкиллер, не знаю о чуде, на проигрыш карты сданы,
Любви не случится, не будет - но разве не будет весны?
Пусть в мир красоты не добавлю - но я выдыхаю тепло,
Не знаю, что грею, что плавлю - и, может быть, в том повезло,
Быть может, не зря, не бездарно, не в ноль, не сквозь пальцы - песком?
А как начиналось янтарно, и яблочно, и легко:
Собою сшивать расстоянья, в спираль горизонты свернув...
И всмерть захлебнуться сияньем - в глаза тебе заглянув.
* * *
На вдохе о тебе (где выдох - имя)
Взрываются цветами золотыми,
Слезами, брызгами калейдоскопа
Петрополя неузнанные тропы -
И правый поворот уходит влево,
И, на коньках от Снежной Королевы,
Выписывает логика кривую:
Ты не зовёшь - и я не существую.
* * *
...И сам не знаешь ты, сколь властен надо мною,
Над этой нитью, шерстяною ли, льняною
(Поскольку я - не Парка, то в детали
Вникать не пробовала). Вот полоска стали
(Захочешь - ножницы, захочешь - нож бумажный,
Мизерикорд, наваха, крис... неважно) -
Не совмести, не оборви случайно,
Как в день рожденья выдох над свечами...
* * *
...И всегда хотелось смотреть в окно,
Чтобы небо меня обнимало, но
Нынче выросло звонкое "ни хрена" -
Потому как ни дома нет, ни окна,
А вот неба вдосталь: хочешь - лети,
Хочешь - пей его взахлёб из горсти,
Холодеет горло, а хочешь - пой
В пустоте серебряной и слепой...
* * *
А сегодня я заснуть не сумею,
Тороплюсь (хоть на часах - пять утра),
Словно жизнь моя записана мелом,
И доску уже очистить пора.
Видно, школу всё никак не забуду:
Так пронзительно, щемяще тогда
Было жаль мне те белёсые буквы...
...И стекала тускло с тряпки вода.
* * *
...И в иней вдавлены колёса,
И в снах взрывается салют,
И пастернаковские слёзы
Не отвечают февралю.
За речью книжною, прямою -
Глаза глубоководных рыб,
И мир кончается зимою,
И дик заснеженный обрыв,
И хрусток ветер в мёрзлых ивах,
И не болит, и не кровит
Необязательность взаимной
Любви.
* * *
Стихи не выплакать, и не заснуть потом -
Всё та же судорога выдоха и взлёта,
Брусничная короста на губах:
Вот это дым, вот это чей-то дом,
Вот золото, вот топкое болото,
Изгрызенная сторона гриба.
Распробовать, катать по языку
И утреннюю горечь, и кислинку,
Созвучие, созвездье, перелив -
И соскользнуть в иззубренность, тоску,
К судьбе, сурепке, сумеркам, суглинку,
И всё отталкиваться от земли...
Hokku in the night
1
Коньяк в бокале
Вздрагивает в такт сердцу.
День рождения.
2
Одиночество –
Трезвым быть в ночи.
Одиноко – быть.
3
Рвётся ткань жизни.
Что увидим в прорехах?
Звезду? Черноту?
4
Увижу черноту –
И вдруг поверю: нету
Цвета другого...
Танка
Миллионы звёзд.
Но сколько лучей во тьме
Погибает зря?
Не нужные любимым –
Не слышат сами себя.
5
Превратиться в свет –
Прекрасная смерть для звезды!
Но всё равно смерть.
6
Не знать о свете,
Истончаться, сияя,
В нить меж людьми...
7
По строке-лучу:
Пусть хоть кому-то в мире
Подарю тепло.
8
Пусть не истает
Свет. Ведь звёзды исчезнут –
Так хотя б не зря.
9
Не прогореть бы
Раньше, чем кончится ночь,
Рассвет увидеть...
На Приморской
На Приморской - морок, конечно,
Заколдованные проснежья.
От метро - как от входа в пещеру,
Хоть клубок с собою бери,
Хоть мелок - да не крест, а череп
Нарисуй, а потом сотри.
На Приморской воздух сгустится,
Невнимательно каркнет птица:
Мол, возможно, ещё проскочишь,
Пересменка, вишь, у сирен,
Но дорога не гладью - скотчем,
Не прилипни вон в том дворе!
На Приморской сердце примёрзнет,
Гул затихнет, нету подмостков,
Только иней жмётся к ресницам,
К лёгким - выдох, тучи - к луне.
И белей, и страшней страница.
На Приморской спасенья нет.
* * *
Прорастает сквозь меня город,
Через кости - всё меньше кальция;
Пахнет мятой, лимонной коркой,
Манит, водит, туманом кажется.
Вот экзамен - билет на бездомье,
На любовь-тебе-не-отвечено,
На скольженье в слоях придонных...
Если сдашь - доживёшь до вечера.
14-е
День святого затаиться, подбрюшье спрятать, закопаться в песок,
В тень, под камень, в трещину фундамента, да куда угодно - уйти,
Я деталь иного конструктора, пчела не из этих сот,
Нет, не трогайте, я обрывок текста, недописанный стих,
Я не то, что воспалено, что слова сказать не может, глаза отвела,
Головой о камень, змеится трещина, дайте морфию, нет, не то,
Этот жар переносим, третий год, а ещё не выжег дотла,
И волна скользнёт поверх, и день уйдёт в кровосток,
Оттого и сплетенье солнечное, температуру в справочнике посмотреть,
Что там плавится, превращаясь, по колонкам таблиц читай,
Да, пространство взорвать могу, но не смогу согреть,
Только переливчатой саламандровой вязью: "Я люблю тебя..."
Вешки
Смерть ставит вешки на жизни - пороги на реке:
Греби, табань, камень справа, эх, слегка зацепили,
Ладно, пройдём, на берегу разберёмся, насколько серьёзно,
Ну да, рюкзаки слегка намокли - но мы даже не перевернулись.
Три года, самое начало, исток, тяжёлая скарлатина,
Да здравствуют антибиотики, вечная благодарность А. Флемингу,
Уколы, уколы, уколы...
Выплыла.
Пять лет, Ленинградская область, до леса квартал, речка Глуховка,
Черника, лисички, брёвна-мостки через болотистые участки,
На одном оступаюсь, сразу по пояс в непроглядно-топкую грязь,
Хорошо, объясняли, как себя вести -
Падаю на спину, руки в стороны, ухватиться не за что,
Медленно извиваюсь, вытягиваю ноги, звать на помощь - кто тут услышит,
Раскоряченной морской звездой добираюсь до берега,
Долго ищу чистую воду - всё равно тёмная, торфяная,
Но купаюсь, мою голову, стираю платье -
Бабушка с дедушкой не должны узнать.
Там же, тогда же, с бабушкой, малинник, в руке "погляди-какой-ужик",
"Брось немедленно!!!", ладно, бросаю, успевает увернуться и оцарапать:
Длинным изогнутым зубом чиркает по запястью,
"Это не ужик? Да ладно, не плачь, ничего страшного",
Действительно, обошлось - видно, яд не успела впрыснуть,
Хорошо, что не задела вену - не осталось и шрама.
Шесть лет, Академгородок, скользкая после дождя крыша,
Обычно мы гоняли по ней друг за другом, чердаки открыты,
Тут полезла одна, поскользнулась, не удержалась на ногах,
Не затормозила на крыше, не успела ухватиться за загородку
(Слишком далеко друг от друга вертикальные прутья,
А горизонтального - лишь коснулась кончиками пальцев).
По идее, тут должен быть финиш, четвёртый этаж - без шансов,
Но кому везёт - понятно, съехала на толстую ветку берёзы,
К ней приникла, прилипла, боялась пошевельнуться,
Как слезла - не помню, но домой пришла ещё засветло.
С тех пор акрофобия.
Честно сказать, могло быть и хуже.
Семь лет, "Скорая", аппендицит, операция,
"Надо разбираться дальше, причина явно не в этом",
"Скорая", молоденькая фельдшерица, "у девочки колики",
Соседка-стоматолог Александра Филипповна, суровая женщина,
"Немедленно в хирургию, дура, иначе я тебя посажу!".
Невыносимая боль, от которой вправду лезешь на стену,
До сих пор всем телом помню свой крик: "Дайте морфия!".
Наркоз, разрез, ничего не ясно, наркоз, разрез,
Наркоз, наконец нашли, непроходимость, клиническая смерть,
"Привезли бы на полчаса позже - пришлось бы в подземный этаж",
Сорванная эндокринка, сорванное сердце, ревмокардит,
Но вокруг солнце, деревья, облака,
Остальное не так важно.
Десять-одиннадцать, Одесса, море, мы с подругой на пляже,
Не очень сильный шторм, но почти все валяются на песке,
Плевать, я ведь хорошо плаваю, "Вика, я до волнореза",
Забираюсь на бетонные блоки, поросшие мидиями, -
И волной меня вбивает в трещину: заклинивает грудную клетку,
Раковины не дают пошевельнуться, голова ниже уровня воды,
Откатило - вдох, снова накатывает - белые пузыри уходят вверх,
Если волнение успокоится хоть на две минуты - приходите, рыбки, обедать.
Тогда впервые захлестнуло белым гневом
(Одно из лучших чувств, христиане готовить его не умеют):
"Как, и всё? Мне, такой хорошей - это и всё?".
Мидии, бетон, волны - всё плавилось,
Вывернулась, доплыла, вышла на берег -
От рёбер до голеностопов - сплошные порезы, купальник с генеральскими лампасами,
Подруга читает, "я чуть не утонула", - "это бывает",
Потом подняла глаза - посерела, невзирая на загар,
Идти так было нельзя, пришлось подождать, пока присохнет,
Впрочем, от родителей скрыть удалось.
Примерно тогда же, Ильичёвск, яхт-клуб, каменные плиты,
Вечер, ныряю рыбкой, головою вписываюсь в плиту,
Успеваю подумать: "Лучше мгновенно, чем паралич, лучше уж первые четыре",
Хорошо, что пошла под наклоном, хорошо, что водоросли, соскользнула,
Содрала изрядный кусок волос, до сих пор ношу косой пробор -
И полагаю более чем умеренной ценой.
С каждым прожитым годом вех становится больше,
Некоторое время назад посчитала - сорок две (если ничего не забыла),
Своя глупость, чужая глупость, стечение обстоятельств,
Так или иначе, но получается красивая партия.
Иногда кажется - если вспомнить известную притчу -
Что из некоторых лягушек получаются вполне приличные маслобойки;
Впрочем, может, оно и лучше, чем со стрелой во рту на болоте,
И уж точно лучше, чем украшать меню.
Пространство сгущается, подёргивается желтизной,
Это ещё не точка опоры, а вдруг на этот раз не получится,
Шаг за шагом, раз, два, рывок за рывком,
Выдох, сердце работает, вдох, ещё сохраняется тепло,
Силы хватит, ловкости хватит, гнева хватит...
Жизнь - огромными глотками, сплошным потоком.
Остановиться - успеешь.
Ночное
Муравьиное "нужен ли я" читай как "нужен ли я другим",
О себе не спрашивают, дальнозорка моя заря,
Искрам гаснущим не положена страховка и не написан гимн,
Что останется в памяти, если исчезну, любимых не одаря-
Я, если этим звуком не зафиксирую на плёнке ноль и один,
Неслучившейся любовью с пометкой "чб", гравировальной иглой,
Не сумею сладить с губами, шепчущими: "Уходи",
Что же скажет кардиограмма, когда объект наблюденья станет золой,
Всё держусь, раздуваю тлеющий огонёк, говорю-творю,
Пропускаю буквы в словах, аритмия, последний Рим,
Ровно-ровно ползи, кардиограмма, на высотках встретишь зарю,
Повтори ей набормотанное в ночи, а вдруг получится, подари...
Борхес
Кому и горящей смолы - глоток,
Кому и песок - белопенный мрамор,
Кому мировой океан - исток,
Кому лабиринт минотаврий - прямо,
Иди, не сворачивай, траверз вот,
А вот и аверс, и Марк Аврелий...
В библиотеке Борхес живёт,
Плетёт из книг свои ожерелья.
А поутру, когда след простыл,
Чихнул и зябко платком утёрся,
Пирог испечёт - рецепты просты:
На миску теста - четыре котёнка.
* * *
В этом мире шестиуголен мёд и чай узкоглаз,
Чуть заметно косит, срезая со свистом и с корнем траву,
Нет, она не ядовита, по крайней мере, сейчас, когда сеет час,
Отправляясь на Яву, налегке, наяву.
Мне бы тоже на Яффу взять - не курс, так хотя бы мышиный курсор,
Да не хватит воска - оперением укрепить перрон.
Шарль расскажет сказку. Злополучный царь прервёт разговор.
Ворон каркнет: "Эдгар!", отвернётся считать ворон.
Детство и немножко о кулинарии
В детстве было совершенно особое время:
Когда заболевала, но меня ещё не сдавали в больницу.
Постель, слабость, обмякшее одеяло,
Градусник, голосом Жванецкого говорящий: "Скока-скока?",
Акация, что деликатно стучит веточкой в окно,
На табуретке у кровати - тарелка с путешествием.
У меня были любимые маршруты.
По свекольно-бордовому морю вдоль картофельного архипелага
На триреме-петрушке с укропными вёслами,
Опасаясь пиратов - их драккар легко узнать,
Алый полумесяц помидора или перца виден издалека,
Особенно если заморозки и море заиндевело сметаной.
Но можно затаиться за капустным мысом,
А потом доблестно атаковать!
Волнение успокоит предусмотрительно вылитый жир -
Вот мы несёмся на гребнях прирученных волн, и ветер всегда попутный,
И лоцман проведёт нас между рифами,
И мясные акулы лишь встопорщат плавники вдогонку.
Или вот: каменистая осыпь, кое-где поросшая зеленью,
Хрустящий едкий мрамор-лук, томатной зернистости гранит,
Основная порода - базальт-баклажан, чуть проскальзывает под ногами.
Геологическая партия, мы ищем месторождения чего-то... ну, что подвернётся:
Вот крупинка соли - это селитра, вот перчинка - каменный уголь,
Мало ли что ещё может найтись, если вглядеться,
Вот тёмно-бурый кусок кожуры, свившийся спиралью -
Ставим вышки, бурим скважины, кипит работа...
Или ещё: манные полярные просторы,
Озеро незастывшей масляной лавы, привет, Эребус,
Но какие скалы скрываются под слоем вековечного льда?
Может, это развалины древних городов?
И точно: вот явные руины малинового дворца,
Ореховой крепости, зловещего черничного монастыря,
Археологи, будьте осторожны - движется лавовый поток!
Шипя, испаряется белый панцирь Антарктиды,
Странные скелеты видны на оттаявших сопках -
Динозавры ли это, инопланетяне, гигантские мокрицы,
Лёд стекает, его всё меньше, глобальное потепление,
Здравствуй, терра инкогнита, открывающаяся книга...
В больнице же ожидали лишь серо-картофельные дюны -
И никакого спайса.
* * *
Я всю жизнь зарабатываю тем, что ищу ошибки -
В орфографии ли, правоприменении, программистском коде...
Как же терпит меня этот мир - меня, иглу, застревающую в прошивке,
Двоеточие навзничь над "ё"? Скальпель должен быть ненавистен природе.
Удивляюсь, но за собой аккуратно, без скрипа закрываю кавычки.
Мир глядит. Не убивает. Великая сила привычки!
* * *
... Потому что подкорка - лишь корочка крови подсохшей,
Дальнозоркость увязшего в тысячелетиях плезиозавра,
(Применяем корректности ради эпитет "усопший" -
И сопенье это довольное будет услышано завтра):
Мы в болотах асфальтовых тонем, хвощи разрываем на части,
Одиночки, сбиваемся в стаю, потом нападаем на стадо...
И в кроссворде допишем мы "участь", а было задумано "счастье" -
Не увидели буквы в конце. Не жалейте. Не надо.
Питер
Питер мой, Питер мой, город пресветлый,
Лунной улыбкой, речной ворожбой,
Купольным блеском ли, ласковым ветром
Манишь, зовёшь ли – остаться с тобой.
Питер – и в зыбках маршруток качаешь
(Нет, не под землю – дыши красотой!),
Запахом тёплым кофейным встречаешь,
Руки целуешь над сизой водой.
Питер – и зимние ночи белеют...
Сливочный, кремовый свет фонарей,
Давние тени в уютных аллеях,
В мае дожди, снегопад в декабре –
Всё укрывает и оберегает:
"Горе не горько, волной разведём,
Ты – ровно та, что нужна, не другая,
Вот твои книги, вот небо, вот дом.
Это так просто – вдохнуть и остаться.
Мраморны лестницы, сладок закат,
Вдосталь концертов, стихов, диссертаций,
Дружны застолья – откуда тоска?".
Питер – а люди здесь дышат сквозь город,
Каждый – историей, каждый – строкой.
С дрожью – медовые пью разговоры,
Каменных трещин касаюсь рукой.
В шёпоте лиственном названа "здешней" –
Будто и вправду тут годы прошли...
Питер серебряный, морок мой нежный,
Как же расстаться, остаться вдали?
И на неделю уехать – нет силы,
А ведь придётся, ну год ещё, два,
Грустны дела здесь, не верю России,
Воздуху меньше, болит голова,
Питер, я вижу, смыкаются стены,
Здесь посвободней, пока что, пока,
Питер, останусь – не выживу, тенью
Даже не буду – пустая строка,
Музыка-город, влюблённый, любимый,
Вместе недолго пробудем, прости...
Радужный твой небосвод, голубиный –
Там в кружева заплетаешь пути.
* * *
И замедлилось время на первом взгляде – словно перед ударом,
А на первый вдох – как лицом в подушку – перехватило горло.
Может, волосы ветер гладил – да всё забыла бездарно,
И волною сладкою шло удушье, нет, миндальная горечь.
И походка твоя легка, и не шелохнутся травы,
И улыбка твоя лукава, и взгляд отточен,
Нет, не шаг – металлический блеск, это скальпель скользит вдоль раны,
Что могу, сшиваю иглою рифм, смеющимся многоточьем,
Что могу... Но выпасть игле из рук, литься нити вольно.
Без хрустального шара заворожена – разве враг тебе я?
И иду по Питеру, как по костру, и плачу с лихвою,
Бестолково кружу, не нужна, не нужна, ухожу, слабею...
Колобок
Беззаботный скок да поскок,
Катится, катится Колобок,
Мимо пляжа, влюблённых пар,
Мимо города - там толпа,
Мимо...
Говорили Колобку: "За ворота не ходи,
Некрасив ты, Колобок, и неловок,
И замешан ты тяп-ляп, шмат припёка впереди,
И вообще не стоишь доброго слова,
И вещей не понимаешь простых...
Впрочем, стерпим мы тебя - подостынь!".
С кочки на кочку - прыг да прыг -
Дорога сама проверит ложь.
Я укатился из этой игры,
Я лёгок, и впереди светло,
Светло...
Говорили Колобку: "Ты не выдержишь в пути,
Для таких - не буераки, а стол у печки.
Быть бродягой пирожку неумно, и не в чести
Ты у кондизделий будешь, беспечный.
Ну а сила, как всегда - коллектив,
Так что лучше никуда не катись".
С кем разойдусь, кто меня убьёт -
Мы поиграем, попозже глянем,
Но не унылой скуки враньё,
И не сиропный приторный глянец.
Кто меня убьёт...
Говорили Колобку, да только шорох лесной,
Только листья позади шелестят осенне.
Отдаётся болью каждый прыжок, но свобода за мной,
Хоть сквозь каменное сито - до последней крохи просеян.
Встретимся - так песню спою (что умею ещё?),
А погибну - не было меня, и закрою счёт.
Не было силы - а я ушёл,
Не было защиты - а я ушёл,
Не было рук-ног, зубов-когтей - а я ушёл,
Не было проторенной дороги, общественного одобрения, социальных гарантий - а я ушёл, ушёл, куда глаза глядят, за моря, леса, кудыкину гору, тридевятое царство, край ойкумены, грань здравого смысла...
Хочешь, песенку спою?
* * *
С раздражением отмечаю, что стала зависима от вещей.
Не от каждой конкретной, нет - обойдусь почти без всего,
Мир не рухнет от отсутствия тарелок, будильников, пледов, плащей,
Разве много мне надо на самом деле, да не о том разговор;
Это нервное скорее, как желание штукатурку грызть и пуговицу крутить:
В каждой вещи - прикосновенье, акт создания оставляет тепло,
Это труд, это чьей-то жизни долька, время связанное грустит,
Хочется дотронуться, сказать: "Не зря", - и ему свобода, и мне повезло.
Что с изъяном - стала отталкивать от себя, словно в трещину эту вправду, всерьёз
Кровь моя сочится, алой бисерной нитью - что сумеешь сплести?
(Только в зеркало не стоит смотреть: разве так не ясно до слёз,
Почему тебя - ближе, чем на вытянутую руку, - не хочется подпустить?)
Не хватает не то, что стабильности - воплощённого бытия,
Подтверждения реальности - в первую очередь, конечно, меня самой...
Мир зияет открытой раной. Я игла, я сшиваю края,
Я мотаюсь по городам, я пишу стихи, я иду домой.
* * *
В этом городе мне наконец удалось отдохнуть -
Зачитавшись ли книгою, взятою наугад с бесчисленных полок,
Или сидя в кофейне, и плавающей свечи постигая суть,
Не постигнув, конечно - зато себя почувствовав сферой полой.
Проведи по краю серебряной ложечкой - зазвучу
Тем неясным, тревожным гулом, тем потаённым зовом,
Что подобен растворённому в мартовском воздухе, рассеянному лучу,
Недостающей ing-овой форме, прячущейся за русским словом.
Этот город и есть - по каналам тянущееся "-ing",
"Ин-гер-ман-ланд..." - так часы отбивают время, чтоб стало мягче.
Пахнет мятой. Закатное небо, делящееся на слои,
Напоминает реку, где в волнах плывёт золотистый, уроненный мною мячик.
* * *
Сквозь тело твоё облака проходят к луне,
Всплывая со дна Невы, отражаясь в окнах случайных.
Не сон, не память, и не мечта, и не
То, что сбудется - а всё равно печально.
Зелёные лампы, синий огонь, красный отблеск реклам -
Тебя не видя, растворяюсь в море тумана.
Останусь здесь не рифмой - может, хоть созвучьем "любила-была",
Может, останусь, не исчезну совсем, это уже немало...
* * *
Никто не видит нас истинными.
Люди-функции фиксируют только то, что могут -
Статус, элемент базы данных, мозаичный кусочек статистики,
Серые цифры на светло-серой бумаге, печати сбоку.
Случайные прохожие наблюдают обложку, цветовое пятно,
Пену на гребне очередной волны.
Сморгнёшь - исчезнет, придёт другая, не жалко.
Тем, кто подходит ближе, приоткрываются страницы,
Опадают хитиновые чешуйки с типографским номером,
От обложки остаётся тонкий ободок по краям.
Суть, сердцевина, огонь внутри, изумруд сердца,
Лучшее, чем мы можем стать -
Это бабочка трепещет на ресницах любящих.
Отведи взор от них - будет не так страшно,
Дыхание не замрёт от радости, что они носят в себе.
Закричи: "Они воры! Светятся украденным светом!
Кто позволил им гореть от чужой искры?
Разве спросили они разрешенья, разве заплатили налоги?
Добро бы ещё любили взаимно, по согласью сторон -
Так нет же, потаённо, украдкой, как угодно, всё смириться не могут,
Что не будет ответа. Грабители, мошенники, воры, воры!".
Голоси, отворачивайся - не бойся, эти вину признают,
Любую вину, лишь бы ещё немного выжечь себя - а вдруг не дотла?
Трепещет бабочка, плачет изумрудными слезами,
Всё сияет в свете этом звёздном, что любимым дарится,
Пусть ни к чему им это, пусть хоть растопчут хрустко -
Да не дарить нельзя, нельзя не дышать, с каждым выдохом - дорогое имя,
Люблю - это знаю, вижу сокровищницу души твоей...
...Смерть судит по делам.
Оставшимся и зафиксированным, булавка в головогруди.
Смерть ближе всех.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Танда Луговская: Cумма за февраль-2006. Цикл стихотворений.
Танда Луговская: «Я их тех, кому имя текст».
06.05.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|