Владимир Борисов: ЛИСТЬЯ НА СТУПЕНЯХ..
Проза и сюжеты Владимира Борисова нравятся мне тем, что пишет он на тему, на которую вообще редко кто пишет. Уже во втором небольшом рассказе Борисова в роли главного героя выступает церковный священник, пресвитер. Владимир красноречиво за него говорит, хорошо знает внутренний мир персонажа, его чаяния и принципы, его церковный быт. И пресвитер Борисова предстает перед нами в облике наивного юноши, не искушенного жизнью в миру выпускника духовной семинарии, который сталкивается с реалиями современного общества, борется с ними и в итоге сдается. Трогательная история с налетом печали, трагизма. История возвышенной любви, чистых надежд и помыслов, и каменный монолит жестокой действительности, о который искренне любящая душа Отца Сергия вдребезги разбивается.
Но тут незачем лишний раз восторгаться. Рассказ очень необычный и интересный.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Кэндис Ясперс
|
ЛИСТЬЯ НА СТУПЕНЯХ.
На серых, старинных ступенях, истертых тысячами подошв, лежали оранжевые кленовые листья, расплющенные косыми струями осеннего дождя. Их горьковатый запах, слегка отдающий прелью, неожиданно понравился Сергею, разбудив в нем нечто давно забытое, но тем не менее очень дорогое и родное. Сергей улыбнулся и, осторожно ступая по этому осеннее-кленовому чуду, подошел к высокой металлической двери в кованых завитушках и подтеках грязно-зеленой потрескавшейся от времени краски. Не менее древний, чем сама дверь, навесной замок открылся неожиданно легко, обе створки с протяжным, ржавым скрипом распахнулись, и Сергей с волненьем шагнул в полумрак древней церкви, куда он был направлен в качестве иерея после окончания Сергиево-Посадской духовной семинарии.
Воздух в храме был насквозь пропитан запахами пыли, свежей краски, табака дешевых сигарет и еще чем-то неподдающемся описанию. Может быть, так и должна пахнуть многовековая история этой церкви.
Сергей, - хотя нет, сейчас более верно будет сказать Отец Сергий, - огляделся по сторонам. В храме шел ремонт. Вдоль высоких, местами покрытых разводами плесени стен стояли колченогие строительные леса с дощатыми настилами, по углам высились пирамиды мешков со шпаклевкой, а в самом центре зала в огромном металлическом ящике с приваренными по краям ушками белела куча известкового раствора. Желтый осенний свет, проникая через высокие стрельчатые окна, пронизывал пыльный воздух церкви яркими в полумраке лучами и ложился на истертый мраморный пол идеально-четкими светлыми квадратами.
Одна створка Царских Врат валялась на полу, на второй виднелась надпись, выполненная черной краской через трафарет: «Склад. Выдача горюче-смазочных материалов и ветоши. Тов. Брыкалко В.В.»
- Где же ты сейчас, уважаемый товарищ Брыкалко?- вполголоса проговорил Сергей и прошел вглубь храма по направлению к алтарю. Все стены церкви, видимо еще во времена гонений, были закрашены побелкой, неумело и наспех, кое-где сквозь жирный слой извести проглядывались фрески. Под самым куполом обильная протечка смыла побелку, обнажив левую сторону лика Иисуса, скорбного и умиротворенного. Казалось, что Спаситель взирал на своих неразумных и жестокосердных чад и плакал… Отец Сергий непроизвольно перекрестился и пошел дальше по направлению к узкой лестнице со ступенями Каслинского литья, ведущую, надо полагать, на колокольню. В связи с выходным днем в храме никого из рабочих не было, и одинокие шаги Сергея отдавались гулким эхом где-то под высокими сводами.
Поднявшись на вымощенную белым камнем площадку звонницы, огражденную проржавевшими перильцами, он неожиданно попал в царство буйства осенних красок. Высокие столетние клены и тополя качали своими золотисто-желтыми кронами почти на уровне колокольни. Их пергаментные полупрозрачные листья, пропитанные дождем, почти отвесно падали на землю, и лишь иногда один из них, попадая в какое-то воздушное завихрение, неожиданно для себя взлетал куда-то в заоблачную высь, пугая собой пролетающих мимо промокших ворон и голубей. Сквозь грязно-серые рваные тучи проглядывало неожиданно глубокое синее небо, плавно переходящее в голубовато-синий лес, окружающий роскошные особняки и коттеджи элитного подмосковного поселка. Где-то внизу раскинулось серое, разбитое мелкой волной зеркало пруда, на берегу которого стоял старинный особняк – бывшее загородное поместье графа Олтуфьева, выполненное в лжемавританском стиле. Сейчас в нем расположилась психиатрическая клиника. А южнее начиналась Москва. Серые, пропитанные дождями бетонные стены домов вставали безликими призраками. Дома, дома, дома…..
На толстой почерневшей балке вместо колокола висел привязанный просмоленной веревкой голубой кислородный баллон, разрезанный сваркой пополам.
Отцу Сергию неожиданно, до зуда в ладонях, захотелось позвонить в этот пусть и не настоящий колокол, услышать его голос, возвестить людям новость об открытии храма.
Уже спускаясь с колокольни, Сергей обнаружил где-то на середине винтовой лестницы маленькую дубовую дверь, открывавшуюся внутрь.
Небольшая келья, видимо, предназначенная для звонаря, представляла собой комнатку с округлыми стенами и подслеповатым оконцем, с большой кирпичной лежанкой (видимо, недействующей печкой), и небольшим столом, заваленным пожелтевшими подшивками газеты ‘’ Правда’’ за тридцать девятый год. На оштукатуренной стене висел большой кусок ватмана. Буквы полностью вылиняли от солнца, и лишь синяя кривая какого-то графика упрямо лезла вверх, неизвестно зачем и что показывая.
Хмыкнув, Сергей проговорил, по привычке обращаясь к самому себе:
- Ну вот видишь, и квартирный вопрос отпал сам собой.
Известие о том, что в церковь приехал молодой пресвитер, очень быстро облетело все ближайшие кварталы района. В храм потянулись люди. Кто заходил просто так, ради любопытства, а кто предлагал реальную помощь в ремонте церкви.
Самыми первыми были, конечно, пациенты местной клиники. Тихие, какие-то запуганные, словно тени, люди в полосатых, полинялых пижамах, они жались к свежеоштукатуренным влажным стенам, исподлобья наблюдая за неспешной работой строителей, молча стояли некоторое время и также молча пропадали в дверном проеме. Но уже на следующий день один из них, с морщинистой смуглой шеей, на которой был почему-то выколот паук с крестом на спине, робко подошел к большим помятым носилкам, постоял над ними, словно прислушиваясь к чему-то, лишь ему одному известному, взял совковую лопату и начал наполнять носилки строительным мусором. К нему потянулись и остальные больные. С этого дня они приходили и работали в церкви часа два-три, о чем-то переговариваясь между собой, и даже вроде шутили.
Под вечер вслед за ними пришел огромный человек с лохматыми руками, всклокоченной шевелюрой и в белом халате - главный врач клиники. Отец Сергий подошел к нему, чтобы объясниться, но тот только одобрительно махнул рукой и тут же умчался прочь на своих длинных ногах. Лишь белый, мятый его халат мелькнул за голыми кустами сирени.
Одним словом, худо-бедно, но уже к Рождеству все строительные работы были в целом закончены, храм сиял изнутри свежей краской и шпаклевкой, иконостас таинственно переливался сусальным золотом и лишь его пустые, без икон, глазницы да отсутствие фресок на стенах и куполах красноречиво говорили, что здесь требуется помощь настоящего иконописца. И хотя в храме вдоль стен, где предполагалось написать новые фрески, все еще стояли строительные леса и в помощь Отцу Сергию пока еще не прислали дьякона и пономаря, он все же решил в ближайшее воскресенье провести первую в своей жизни самостоятельную службу.
В субботний вечер в своей маленькой давно и старательно прибранной келье молодой иерей тщательно выгладил свой подризник, пояс и поручи, слегка прошелся утюгом по парадной фелони и с сомненьем огляделся вокруг. Выглаженную одежду категорически некуда было повесить, шкафа в комнатке не было, да он бы и не вошел в ее маленькие габариты. Сходив вниз, где в самом углу еще лежали некоторые строительные принадлежности, молодой священник радостно вернулся к себе, держа в руках несколько больших гвоздей и ржавый молоток с занозистой шершавой рукояткой.
При первом же ударе молотка гвоздь легко пролетел сквозь слабый известковый раствор кладки, и Сергей услышал странно глухой звук, а темно-красный кирпич казалось, даже несколько сдвинулся с места. Удивленный священник, слегка раскачав этот кирпич, легко вынул его из стены. В темноте образовавшейся ниши он с удивлением увидел странный сверток - нечто завернутое в остатки чего-то напоминающего белую, сопревшую от времени и сырости материю.
Осторожно развернув прелую ткань, Отец Сергий вскрикнул, пораженный красотой и совершенством находки. На столе при свете маленькой лампы без абажура, висящей под потолком, лежал очень большой старообрядческий золотой крест. В верхней его части белел эмалевый голубь, а в нижней - стилизованный гроб, выполненный из большого, идеально ограненного бриллианта темно-коричного, очень редкого для алмаза цвета. Бриллиант отбрасывал на грубую поверхность стола, по красновато-желтой червонной фигуре распятого Спасителя, ярко-фиолетовые лучи, и, глядя на его сияние, пресвитер благоговейно перекрестился. Но вместо обычной молитвы в голове вертелась странная, видимо, от кого-то давно еще в детстве слышанная народная примета. «Крест чужой найти - не к добру».
Омыв крест святой водой, Отец Сергий еще раз полюбовался на необычайную красоту камня и решил, что завтра на свою первую самостоятельную службу он его, несомненно, оденет и пусть этот крест больше похож на архиерейский, а, значит, носить его простому священнику не по чину, но…. Всем нам, особенно в молодости, было не чуждо тщеславие, а Сергей, вернее, Отец Сергий, на самом деле был еще так молод.
На следующее утро без малого в семь он был на колокольне. Обрезка кислородного баллона уже не было, и на его месте висел большой бронзовый колокол - подарок одного из родственников пациента местной клиники, того самого, с пауком на шее. И вообще, как только местные жители узнали о прибытии в приход молодого священника, подарки для церкви в виде старинных икон, панагий или лампадок стали обычным явлением.
Любовно сметя варежкой ярко-белый снег с благородной бронзы колокола, Отец Сергий взялся за веревку, привязанную к колокольному языку, и, качнув его несколько раз, впервые в своей жизни возвестил о себе и своей первой службе Богу и людям. Глухой колокольный звон, казалось, заглушил собой и автомобильный шум уже проснувшегося оживленного шоссе и естественную робость молодого священника.
Служба прошла на удивление хорошо. Громкий, сочный голос иерея проникал, казалось, верующим прямо в душу, а его молодое, с легкой по-юношески курчавой бородкой лицо казалось иконописным. Проповедь Отец Сергий прочитал на одном дыхании и по увлажненным глазам многих из прихожан было видно, что она пришлась им по вкусу.
С этой первой заутренней слава об Отце Сергии разошлась по всей северной части столицы.
Но в последнее время молодой пресвитер почувствовал в своей душе нечто странное, доселе неизведанное. Все чаще и чаще он стал замечать среди своих прихожан молодую девушку, необычайно красивую той странной красотой, которая дается человеку чаще всего при смешивании кровей разных национальностей.
В ее внешности явно проглядывались еврейские черты. Несмотря на светлые слегка вьющиеся волосы, глаза ее, необыкновенно глубокие, были темно-карими, а несколько тяжеловатые веки с изогнутыми ресницами предавали всему лицу необъяснимый сплав идеальной чистоты и порочности одновременно. Обычно, простояв всю службу, она уходила не исповедавшись, неспеша крестилась в дверях церкви и пропадала до следующего раза. Все чаще и чаще Отец Сергий ловил себя на мысли, что все свои проповеди он читает только для нее и, обращаясь к пастве, взгляд его непроизвольно искал в толпе верующих только ее - ее одну.
Ночами перед сном он часами простаивал на коленях, взывая к Господу Богу, но молитвы его носили характер сумбурный и непонятный.
- Господи, помоги мне, дай силы мне устоять перед ней, Господи, я так люблю ее, что же мне делать? Я хочу любить только тебя, Господи, служить только тебе…. Помоги мне быть с ней вместе. Научи меня Господи, вразуми….
Но, несмотря на молитвы и строгий пост, который он учинил для себя добровольно, в коротких прерывистых снах иерея женщина эта все чаще и чаще являлась к нему. Являлась желанная и беззащитная, любимая и любящая, но чаще всего обнаженная, зазывно и притягательно смеющаяся…
Однажды после вечерни он не выдержал и подозвал ее к себе.
- Почему вы никогда не исповедуетесь мне?
- Да в чем же, господи?- она весело рассмеялась, спугнув своим смехом нескольких набожных старушек.
- Пойдемте, выйдем на воздух - отважившись, предложил он и направился к выходу.
Последние прихожане покинули, крестясь, церковный двор, и они остались совсем одни в полной тишине. Только в лампадке, горевшей над входом в храм, потрескивал фитиль да откуда-то издалека, сквозь падающий пушистый снег, доносился тихий шум Алтуфьевского шоссе.
Он начал издалека, припомнив, что до революции священники в жены себе брали обычно выпускниц специальных женских училищ и то, что он хоть и священник, но все-таки не монах, и должен быть женат согласно заповеди и то, что она, по его наблюдению, человек верующий и вполне могла бы стать законной, венчанной женой священника или, как говорят, матушкой. В самом конце он выразил большое желание познакомиться с ее родителями. Он осекся и, потупив взгляд, с нетерпеньем ожидал ответа на свою довольно бессвязную речь.
Она посмотрела на него, чуть прищурившись, словно к чему-то прицениваясь. На ее волосах и ресницах блестели снежинки и она молчала. Долго.
- Хорошо, Отец Сергий, пойдемте, только я живу не с родителями, их уже нет – а с братом. Вот с ним обо всем и поговорите.
Они шли по вечерней улице и хотя он даже не знал, как ее зовут, и как, а главное о чем, он будет говорить с ее братом, но.…Разве это имеет какое-нибудь значение, ведь он идет с ней, сквозь круговерть огромных пушистых снежинок, сквозь фиолетовый воздух последних зимних снегопадов.
Брат ее оказался ярким красавцем несколько циганоподобной внешности, с волевым лицом и сочными красными губами. Он постоянно чему-то улыбался, прерывал иерея, и вел себя как-то уж очень развязано по мнению Отца Сергия. Впрочем, священник его почти не слушал, а смотрел только на свою, как оказалось, Ольгу. Пока она готовила легкий ужин и накрывала на стол, брат ее все любовался найденным крестом, допытывался, не страшно ли Отцу Сергию ночевать одному в церкви да когда начнется роспись потолка, да какие в его храме есть иконы. Свой интерес он легко объяснил тем, что является выпускником Суриковского училища, и даже пообещал свою помощь в изготовлении фресок. Ужин прошел легко и непринужденно, Ольга весело смеялась, брат ее острил, хотя довольно неуклюже. Подвыпив, он взял гитару, украшенную большим бантом, привычно пробежался пальцами по струнам и запел на удивление красиво, слегка растягивая на блатной манер гласные.
Когда загнуться можно от тоски,
Что не докажешь людям, что хороший,
Я надеваю черные очки,
Как надевают носки или калоши.
Смотрю на мир сквозь черное стекло,
На темном фоне ходят злые люди,
Ну разве ж можно им не сделать зло?
Кого жалеть, они меня не любят.
Вокруг меня лжецы и подлецы,
Им бы вина жену, жратву и в койку,
И нет проблем, и дети и отцы,
Совместно хлещут горькую настойку....
А на прощание, Ольга легко поцеловала влюбленного священника в щеку и шепнула:
- Я сама приду, когда все для себя решу…
В ожидании Ольгиного решения жизнь Отца Сергия шла по-прежнему, вот только в своих ночных бдениях он стал все чаще поминать имя Ольги, чем имя Господа Бога.
Зима окончилась, а Оля все не приходила. Иерей Сергий почти перестал спать, под глазами у него появились темные полукруглые тени, а проповеди его стали еще более страстными и горячими.
Однажды ночью в начале апреля Отец Сергий услышал в церкви какой-то слабый шум. Накинув рясу, он поспешил по винтовой лестнице вниз, в спешке не прихватив с собой ничего, чтобы могло заменить ему оружие. Уже проходя мимо алтаря, он услышал хрипловатый мужской шепот, показавшийся ему необычайно знакомым.
- Слушай, а где висит Спас Нерукотворный? Мимо него скользнуло два силуэта во всем черном, включая черные шапочки с прорезями для глаз.
- Кто вы и что вам здесь нужно? – громко спросил, почти выкрикнул пораженный священник. - Немедленно покиньте церковь ! Иначе я буду вынужден вас задержать!
Плотную, почти полную темноту в храме, которую лишь кое-где прерывали слабые слегка дрожащие огоньки лампад, неожиданно нарушила яркая вспышка выстрела; его сухой, до неправдоподобности громкий звук заметался где-то под сводами и сразу же вслед за выстрелом раздался громкий топот убегающих ног. Отца Сергия отбросило назад, к винтовой лестнице; резкая боль в левом плече неожиданно озлобила его и, сорвав с шеи тяжелый раскольничий крест, он со всей силы обрушился на ближайшего к нему человека в черном, более стройного и хрупкого. Что-то противно хрустнуло под черной вязаной шапочкой, но почти обезумевший от страшной боли пресвитер все продолжал и продолжал наносить по голове поверженного противника страшные удары почти килограммовым золотым крестом. Казалось, что хруст черепной кости и собственная боль в плече сбросили с Отца Сергия все многовековые знания о добре и зле, проповедуемые православием, освобождая в нем нечто страшно низменно-жестокое, нечто звериное, подавляемое в человеке воспитанием самим понятием человечность.
Пропитанная кровью шапка сползла с головы церковного грабителя, и священник с ужасом увидел, как на его колени, на которых он в это время стоял, и залитый черной кровью пол рассыпались столь знакомые и любимые, светлые волнистые волосы.
Уже светало, когда Отец Сергий оторвался от тела Ольги, которое все это время он держал в своих объятиях, гладил и баюкал. Он поднялся, с трудом снял с себя окровавленную рясу, и тихо, по-собачьи подвывая, поднялся на колокольню.
Пряный запах тополиных почек, казалось, на мгновенье отрезвил его, и он с удивлением начал рассматривать свои ладони в свернувшейся, уже бурой Ольгиной крови. Но в следующую минуту Отец Сергий правой рукой раскачал самый большой колокол и, когда во влажном предрассветном тумане поплыли глухие тревожные звуки, молча и равнодушно шагнул через перильца вниз.
Глаза Сергея, широко и удивленно открытые навстречу новому утру, уже подернулись тонкой пеленой смерти, а над просыпающейся Москвой все еще колыхался, сходя на нет, грустный голос большого колокола.
В рассказе использовались стихи брата автора.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Владимир Борисов: ЛИСТЬЯ НА СТУПЕНЯХ.. Рассказ.
15.06.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|