Валерий Тарасов: НЕГЛУБОКИЕ КУЛИСЫ.
"Каждый автор мечтает о внимательном читателе. И в этом смысле я их самый благодарный читатель" - так завершает свой критический обзор Валерий Тарасов.
Обзор этот - внутренний, обозрел Валерий исключительно опубликованное на ТЗ (в том числе, кстати, и текст редактора "Точки Зрения" Натальи Рубановой), публикует он свой обзор здесь же.
Правда, прочесть его могут и посторонние.
И этим аспектом публикации обзор Тарасова неуловимо напоминает мне самый знаменитый из жестов Ксантиппы - вылитую на лысину и плечи Сократа из окна воду. Да, из окна, так что соседи запросто могли видеть и струю воды, и мокрый хитон философа.
Но не будь Ксантиппы - разве был бы сам Сократ? Мне эта мысль пришла в голову несколько лет назад - и до сих пор не уходит.
Валерий - наша общая Ксантиппа. Валерий смывает с нас невидимую, но опасную инфекцию спеси. Валерий делает нас философами.
Поэтому пожелаем ему хороших нас, а нам - великой мудрости.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Сергей Алхутов
|
НЕГЛУБОКИЕ КУЛИСЫ
Систематически читать произведения авторов ТЗ я стал не от избытка свободного времени (это лишь сопутствующий фактор) и не от недостатка «посторонней» литературы. Из интереса к личностям авторов.
У большого писателя ведь как – интересно то, о чем он пишет. Нас, по большому счету, не интересует, кто написал. Это уже вторичное любопытство. И удовлетворить его можно только окольными путями. Трудно сказать, написал «Ревизора» алкоголик или приверженец здорового образа жизни, растяпа или зануда, балабол или человек застенчивый. И не привязывайтесь ко мне, дотошные. Не приводите в пример Эдичку Лимонова – мол, тот вообще о себе любимом откровенничал в степенях непотребных. Это хоть и дурной, но контролируемый автором самопоказ.
На ТЗ же картина, в основном, обратная. Авторы в своих творениях, как «за стеклом» - то есть натурально со всеми потрохами. Причем, авторам-то кажется, что читатель видит только то, что они (авторы) хотят показать. Но ширмы - ветхие, кулисы - неглубокие.
1. Поиски истины в притоне «У Тихона»
Вот перед нами Иван Ильюкевич (http://www.lito.ru/avtor/JovanniIL), паломник-пилигрим («Дневник паломника»). Лирический герой (далее – ЛГ), нераздельно слившийся с автором (поэтому иногда далее - ЛГ- Ильюкевич), едет из некоего Солехамска в Сергиев Посад. «Что же толкнуло меня на столь рискованный, одинокий путь по истерзанной в беспрерывных смутах родной земле?» - спрашивает себя автор и практически тут же отвечает: – «Поиск истины в стиле не книжного, а уже познавательного характера путём собственного созерцания».
Тон задан. И вот начались бесконечные раздумья о судьбах Расеи-матушки, мысли излагаются слогом высоким, все «узрел» , да «преображенное» , да «падшего» , да «Империя Антидуха» .
Автор просто таки жжот [глаголом]. Бывает, что в его голове ЛГ в течение одного только абзаца (по тексту) и десяти минут сидения на лавочке (по внутриповествовательному времени) успевают прокрутиться цитаты:
из Святого Евангелье [так у автора];
из текстов профессора Московской духовной академии Михаила Дунаева;
из Владимира Соловьева;
из «Заката Европы» Шпенглера;
из Ф. М. Достоевского.
Среди богословско-философских по форме, но абсолютно бредовых по содержанию рассуждений лирического героя кто только не мелькнет: и дедушка Хэм, и Питер Брейгель-старший, и Кашпировский, и дух Моррисона. Все они неповоротливой, но мощной рукой Ильюкевича укладываются в одну поленницу. Нет, это не постмодернизм, это все на полном серьезе.
Паломник задает вопрос своему новому другу, еще более крутому страдальцу за правду православную:
- Почему, Виссарион, в мире сегодня отдельные сильные личности более полезны в своей деятельности и честны, например: А. И. Солженицин, Р. Газматов [так в тексте; скорей всего имеется в виду Расул Гамзатов], Шевчук, Кинчев - можно долго перечислять достойных…?
И что вы думаете? Чем занимался в паломничестве герой, имея такие вселенские вихри в голове? ЛГ-Ильюкевич бухал водяру с опустившимися хозяевами запоганенной квартирки в Сергиевом Посаде, куда его пустили на постой. Бухал с неистовым Виссарионом (нет, не Белинским – другим), которого водка спасает от гордыни. С миловидной девушкой лет 25-и ( «Я бывшая послушница Дивеева женского монастыря, - ошарашила меня данная дива такой информацией» ) - с ней, правда, пиво «Балтика». И забавное состоит не в том, что паломник то пьян, то с бодуна. А в том, что автор не замечает этого несколько неадекватного поведения, не замечает, что лирический герой Ильюкевича - алкоголик, и многие его поступки и мысли определяются этой болезнью. Автор полагает, что всем интересен многословный высокопарный бред лирического героя. По своей подкупающей бесхитростности Иван Ильюкевич рассказывает все как было. Он думает, что если порцию водки называть чаша, а саму, понравившуюся ему «Столичную», продуктом, «благодаря которому наш многострадальный народ окончательно не потерял свое национальное самосознание» (в повествовательном пространстве звучит без доли иронии – В.Т. ), если опохмеляться самогоном, приготовленном на воде из святого источника, то это все в контексте, и ничуть не снижает праведного накала повествования.
Вот характерный пассаж. Когда ЛГ-Ильюкевич приезжает в Сергиев Пасад, он ищет постой. Видит ладный домик. Хозяйка запросила 500 рублей за сутки. ЛГ возмущен – что за неуместное корыстолюбие, наживаться на паломниках, людях небогатых. Тут ему подворачивается помятого вида женщина лет пятидесяти и предлагает свой угол.
- Сколько возьмете? - машинально полюбопытствовал, делая первый шаг к согласию.
- Ночуйте так, нам веселее будет, - лицо, густо усеянное красными прожилками, заметно оживилось, и мне пришло на ум, что там, где я буду гостевать, выпивают очень и очень крепко. Значит так угодно Всевышнему, приободрить этих добрых пьянчужек. […]
Переступив порог Богом данной мне гостиницы, узрел картину, которая первоначально повергла в шок моё уже превыкшее ко всему любознательное око. – типовой притон: грязный матрас на полу, в центре которого сидел хозяин Тихон, калорифер, кухонный стол, черно-белый телевизор. Тихон взял с постояльца 500 рублей за все дни. Но так как ЛГ все оставшиеся деньги спустил с хозяевами в два дня, проживание в антисанитарном бомжатнике «У Тихона» обошелся не дешевле, чем житье в ладном домике. С точки зрения алкоголика приведенная мной бухгалтерия неуместна – это понятно, но с точки зрения конкретного ЛГ-Ильюкевича она еще и «неправославно-корыстолюбна».
«А сейчас неминуемо обязан уделить внимание силе молитвы, в чём убедился на личном опыте сам... За меня же молилась мать, молилась очень набожная в православном духе семья, молился мой крестник Булавин, молился неистово и искренне я сам». И услышал их молитвы редактор ТЗ Александр Викторов, и (с некоторыми оговорками) приравнял текст Ильюкевича к «Окаянным дням» Бунина и предложил читателям принять пафос на полном серьезе.
Эх, если бы Ильюкевич подарил мне этот сюжет… Что значит сюжет – весь рассказ с подробностями. Тут только чуть-чуть ракурс сменить, чуть дистанцироваться, и получится отличная вещица в стиле Войновича-Гашека-Ерофеева.
2. Славный мальчик-уркаган и жертвенная курица
Михаил Салита (http://www.lito.ru/avtor/Fontan) рассказывает о своей непростой биографии устами некоего Сени Либмана. Сеня, вопреки укоренившимся представлениям о еврейских мальчиках, не пиликает часами на скрипке. Он травит тренера по боксу овчаркой, сморкается в пионерский галстук на глазах у всего класса и учительницы, организует массовые драки между школами. И спрашивает нас, читателей: знаете, почему у меня кругом неприятности? – потому что не любят в Одессе евреев. А ведь он, Сеня Либман, на самом-то деле маленький и пушистый, уважительно относится к родителям, курочек им купил. Одну из них назвал именем учительницы (которой не понравилось, что Сеня сморкается в пионерский галстук), и добрый папа-Либман обещал ее (курицу) зарезать первой.
Похоже, что все так и было. Михаил Салита, хулиганистый еврейский мальчик, учился неважнецки, поэтому попросил помощи в письменном изложении своих историй у Гордона. Гордон и сам не очень силен в правописании, но попробуй откажи Мише с его буйным характером. Тем более, слог Салиту в принципе не интересует. Не волнуют его и лавры писателя. Главное, чтоб люди знали, каким он парнем был.
По ходу публикаций Сеня Либман становится все более крутым героем, и все чаще заметны факты привирания (подробнее об этом в комментариях к рассказу «В секции бокса» на авторской страничке Салиты), все более выпирает инфантильность мировосприятия. Михаил Салита входит во вкус создания культа своей личности. Возникает подозрение, а, может быть, Салита никогда не был Сеней Либманом. Может, это взлелеянный неотвязными мечтами мальчика-скрипача фантом Давида?
Как бы там ни было, Салита хочет рассказать о своих подвигах, каждый из которых нужно засчитывать как двойной с учетом непростой национальной принадлежности персонажа. Однако читатель из этих исповедей узнает, что не все еврейские мальчики автоматически безвинны.
Творчество Салиты-Гордона, как и Ильюкевича, вне литературных критериев. Этих авторов даже графоманами-то (в общепринятом смысле слова) назвать нельзя. Артефакты сознания.
3. Философия мармелада, выпавшего из торта
Близок к этой группе-двойке и александр федотов (http://www.lito.ru/avtor/lesnik) (так, со строчных букв рекомендует себя автор). Он, правда, уже пишет не только о себе, но излагает жизненные истории своих дружков. И, пожалуй, уже где-то графоман.
Но в рассказе «Медитация жизни» все то же инфантильно-бредовое восприятие мира. То же отсутствие комплексов по поводу собственной никчемности (в том числе и орфографической, если позволите так выразиться), которую, вопреки своим намерениям, ярко и доказательно демонстрирует публике.
[Те, кто читал мой комментарий к «Медитации жизни» в редакторском блоге, могут не утруждать себя чтением следующих четырех абзацев]
александр федотов – один из не такой уж малочисленной колонны авторов, предъявляющих в своих творениях претензии к жизни. Они ее воспринимают не как объективную реальность, а как нечто такое, что должно считаться с их персоной. Это нечто должно по собственной инициативе выискивать достоинства Кандидатов и по этим достоинствам отваливать им почести, привилегии, вообще – что-нибудь хорошее.
Кандидат родился в «культурной» семье, папа - член СП - устроил сына в аспирантуру. Следовательно, жизнь должна вести себя по отношению к Кандидату соответственно – «культурно». А она ему то толстую тыкву с залысиной подсовывает (это об ученой даме, не допустившей кандидатскую диссертацию героя к защите), то долбодятлов, которые похабщину через плеер слушают. Полную, всеобъемлющую никчемность Кандидата автор доказывает, когда сообщает нам, что его даже в санитары не взяли: в отделе кадров что-то не показалось - удивительно, как его в школу допустили, в аспирантуру – наверное, папа был в силе. В общем, после непопадания в санитары можно было бы и закончить. Но автор продолжает тему «обидок на жизнь». Вот Кандидат едет в буддийский монастырь. Только за то, что это не прогулка по «С-Петербургу», уже бы надо что-то воздать (особенно умиляет маленькое уточнение: «А от села ещё три километра надо было идти в монастырь пешком» . – Три километра! Пешком!) – а в монастыре, оказывается, работать надо и самому себе пищу готовить. А где же мудрец, почему он не усадил Кандидата под сень цветущей яблони и не начал ему открывать истины? - Кругом наглый, несправедливый обман. И главное, грузчики-то. Ведь те-то уже и не буддийские монахи, и не из «культурных» слоев (где жизнь мармеладом в шоколадном торте), тоже норовят обидеть Кандидата: на ворованные деньги идут отрываться в бар «Сафари», а его не зовут – мол, ты не воровал. Не могут понять, что воровать - это одно (и рисковать и соображать надо), а побухать на ворованные деньги – совершенно другое. Но жизнь (в виде грузчиков, на лбах которых фиолетово светятся штампы о незаконченном начальном образовании) так не считает.
Одно остается Кандидату – считать себя философом, а всех остальных человеков - заразой, воинством Сатаны.
В какой степени автор соотносится с Кандидатом, не берусь судить, но что Федотов относится к герою с такой симпатией и пониманием, с каковыми можно относиться только к себе. Автор хотел нам доказать, как жестоко и несправедливо обходится жизнь с мудрецами. А рассказал лишь о той породе зануд, которых даже в больничные санитары (при страшном дефиците кадров этого профиля) брать не рекомендуется.
4. Этюд в тиражных тонах
Тема прозрачности ширм не ограничивается «примитивистскими» текстами.
Наталья Рубанова (http://www.lito.ru/avtor/la-nathalie). Прозаик с солидным реноме – книжки, толстые журналы, и даже за границей. Но случается - не уследит, и что-нибудь в рассказах Н.Р. без ее ведома орудует. Так как рассказ «Балерина» находится уже в поле литературных критериев, то позволим себе рассмотреть его более подробно.
В «Балерине» Наталья пытается убедить нас и себя, что рассказ о любви. Из вежливости ей как-будто бы верят (если судить по комментариям к публикации на ТЗ). Но он о том, что мучит Наталью Рубанову на самом деле. На уровне подкорки. И, как мы узнаем из внимательного прочтения рассказа, мучают ее проблемы жизненного успеха. Не смысла, а именно успеха. Успех для лирического героя (ЛГ) выражается в двух ипостасях: тиражи и московская прописка. То, что ЛГ духовно связан с автором, видно невооруженным глазом. «Эмма Бовари – это я», - признался Флобер. Тут тот же гендерный феномен. Только проблематика и художественный эффект другого порядка.
«Роман с абсолютно некоммерческим названием «Такая легкая эвтаназия» читался со спазмами в горле и в то же время легко; он выстрелил тиражом в десять тысяч в издательстве». Обратите внимание: практически вся информация в этом предложении маркетингового свойства. О чем роман, нам незачем знать. Название (коммерческое/некоммерческое), тип усвоения (легкий/труднопроглатываемый), уровень слезности (спазмы в горле/ернический оскал). Соотношение характеристик с тиражом. Уточнение: тираж издательский. ЛГ воспринимает книжку своей любимой не как слепок ее духовного мира, но как мерило ее жизненного успеха. Причем, с элементом плохо скрываемой ревности-зависти. Еще печальней (мельче), что завидует он не таланту, а успеху. И нас к этому мелочному уровню склоняет, поэтому и подчеркивает: тираж издательский, следовательно, вложены деньги издательства, следовательно, если весь тираж уйдет, да еще при некоммерческом названии, от издательства поступят новые предложения. А если бы тираж был журнальный, то тут в автора денег не вкладывают. Следовательно, журнальный тираж напрямую коммерческий потенциал автора не характеризует и никаких контрактов не гарантирует. Если уточнение - в издательстве - не об этом, то о чем? Зачем оно?
«…периодически печатался в «Новом мире», тираж которого заметно превышал тираж всех «толстяков». Но ни одно крупное издательство не выпустило меня ее десятитысячным; так, по мелочи… меньше раза в три… – И как тут не вспомнить бессмертный диалог: «Шура, скажите, сколько Вам нужно для полного счастья?» - «Тираж три тысячи» - «Вы не поняли меня, Шура – для полного счастья». – «Десять тысяч, в издательстве!».
Когда ЛГ пытается сменить генеральный курс с «финки» на Ту (балерину), в каком контексте он вспоминает столь дорогую ему женщину, рабом которой он стал бы не задумываясь, с которой достаточно было только дышать одним воздухом и проч.? –
Собственно, кроме нее – той, что живет сейчас в Хельсинки и на «ура» печатается в России – я никого… никогда… а тут… – в разгоряченном уме всплывает только: а) живет в Хельсинки («хельсинская прописка»); б) печатается на «ура». Кто это говорит: влюбленный ЛГ или автор, голова которого забита соответствующими проблемами?
Почему везучая и талантливая «финка», которая по сути должна бы иметь другой менталитет, подбадривая брошенного любовника, рассуждает точно так же: не категориями смыслов, а критериями успеха и в тех же двух ипостасях? Да потому что за нее опять говорит автор, не контролирующий подкорку:
Приехал в столицу, поступил в Лит с первого раза. Не то что я… я со второго. У тебя теперь своя квартира – в России это непросто. А ты смог. Тем более в Москве.
Она не говорит своему воздыхателю: «Ты более талантлив», но «поступил в Лит с первого раза». Наличие таланта в паспорт не впишешь. Другое дело московская прописка. С переносом своей второй idee fix в голову лирического героя автор немного не рассчитал.
«Поначалу из какого-то озорства хотелось подойти к ним, серым крысам подземки, и ткнуть пальцем в графу место жительства: «Не хотите ли проверить мои документы? Простая формальность!» – да, такие мысли могут возникнуть у волонтера из Молдавии. Но у жителя Питера, тем более с Мойки, - вряд ли.
Понимаете, я не маньяк. И не сволочь. Родился в Питере. В Москве лет пятнадцать. Без матжилпроблемз. Закончил Лит. Живу один. Люблю Эллингтона. Паркера. […]
Та легонько отодвинула мою руку с паспортом. – Питерский человек тыкать своим паспортом не будет. У него нет этого комплекса. Ему просто в голову не придет, что в нем могут заподозрить гостарбайтера. Причем, заметьте: герой в состоянии аффекта, любовь с первого взгляда, надрыв души, и в такой момент первое, что приходит ему на ум – «В Москве лет пятнадцать». Либо он не влюблен, либо он не питерец с Мойки. Либо то и другое, что более соответствует кондициям автора, его подкорке. Так, вот, взглянешь на мир глазами Н.Р. и подумаешь, а счастлив ли Борис Абрамович Березовский? Да, лондонская прописка, но Лит, ведь, не заканчивал, если и выпускал книжки, то за собственный счет, а это тема полных неудачников.
Что же касается собственно истории любви или точнее «лав стори» (как некоего продукта, потенциально пользующегося спросом), то на нее хоть и потрачена уйма слов – но все напрасно. Все умозрительно, как ароматы Хельсинки, описанные посредством путеводителя.
И зачем без особых на то причин усложнять себе задачу технически - вести повествование от лица мужчины? Историю любви мужчины ведь можно было пересказать если не словами «финки», то хотя бы ее (его) подруги. Тогда автор избавил бы нас (и себя) от малоубедительных внутренних монологов ЛГ, то и время дающих гендерные сбои.
«все Женькины приключения были похожи. Он выбирал определенный сорт женщин (с большой грудью, с мозгами и собственными квадратными метрами – не любил гостиниц), поэтому сценарий разворачивался приблизительно один и тот же. Не знаю, как Женьке не надоедало. Не представляю, как это все терпела его жена… – Оставим размер бюста в покое. Женщины с мозгами и собственными квадратными метрами предполагают гораздо более разнообразное времяпровождение, чем пустышки в гостиничных номерах. Но самое главное в этом пассаже – мысль о многотерпеливой супруге. Конечно, мужчина может вспомнить о жене друга, но может и не вспомнить. Женщина же - обязательно. Поэтому если бы я был женщиной и попытался замаскировать свой пол, то такую фразу ни за что в уста лирического героя не вложил бы.
Также не мужского свойства неявно предлагаемый лирическим героем расклад: женщины с бюстом, мозгами и квартирами должны надоесть, а жена с точно такими же параметрами – нет. Кстати, и в этой цитате, как вы заметили, опять ненавязчиво обозначился квартирный вопрос, что ты будешь делать!
«Ушки» автора в рассказе торчат и не в связи с двумя подкорковыми проблемами.
Почему автору надо было сделать лирического героя уроженцем Петербурга? Ведь если одной из тем «Балерины» заявлено самоутверждение через получение московской прописки, то это смотрелось бы эффектней, одержи такую победу уроженец заштатного городка, а то и житель таежной деревушки. Возможно, автору хотелось показать без лишних хлопот некоторую природную тонкость героя, некоторую социокультурную адекватность героине? Ну, это резонно. Однако осилить психологию жителя северной столицы Наталье Рубановой совершенно не удалось. О комплексах по поводу московской прописки мы уже говорили. Посмотрим, как размышляет лирический герой о городе, где родился вырос и окреп для дальнейших успехов.
Когда приблизительно лет после … герой возвращается в Питер, все его неприятные ощущения сжаты (для нас, по крайней мере, читателей) в фразу «во что превратили, например, «Сайгон». (Это например тут просто ужасно! Так мог сказать какой-нибудь политикан в теледебатах, но во внутреннем монологе даже и политикан вряд ли).
«Сайгон» - достопримечательность для приезжих. Открыточный вид. Первое, что приходит на ум, если вы хотите сказать о переменах облика Санкт-Петербурга – это перерождение «Сайгона». Это знают все, даже те, кто ни разу «Сайгона» не видел. По пошлости это равносильно утверждению «коньяк пахнет клопами». Уроженца Петербурга сильнее бы тронули какие-то другие детали. Но какие? Автор этого не знает. И вместо того, чтобы как-то скромно обойти этот узкий момент, заставляет смотреть своего героя на Питер глазами туристического зеваки и думать общемировыми штампами: А Питер ОЧЕНЬ красив. Но весь этот «Петербург Достоевского» – сущий кошмар. И потом опять неувязка. Герой заявляет, что его угнетает депрессивность Питера, и ему больше по душе яркая, пошловатая столица. Так «Сайгон» как раз, например, в ярко-пошловатое и превратили!
Рассказ «Балерина» - монолог женщины, приехавшей из провинции в Москву, пытающейся добиться успеха в двух номинациях. Все остальное – пыльная бутафория к второразрядной балетной постановке. Нет, блеснуло что-то живое, легкое, умное*: мы пошли к поэту Тарасову – само это вот, «поэт Тарасов», звучало жутко смешно и непоэтично… Полностью согласен с Натальей. С такой фамилией только и остается, что быть критиком.
*Сказано без грана иронии. Можно было бы упомянуть в качестве живого, легкого, умного и два последних предложения рассказа. Но там – явная калька с Набокова.
PS
Статья написана специально для ТЗ. Поэтому считаю нужным добавить для коллег по сообществу, упомянутых в обзоре, следующее. Каждый автор мечтает о внимательном читателе. И в этом смысле я их самый благодарный читатель.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Валерий Тарасов: НЕГЛУБОКИЕ КУЛИСЫ. Обзоры публикаций.
07.07.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|