Наиль Ишмухаметов: Икар.
В январе 1978 года в журнале "Иностранная литература" был опубликован рассказ замечательного болгарского писателя Павла Вежинова "Барьер".
Суметь шагнуть в небо и полететь над крышами. Услышать музыку прямо с нотного листа. Такое не забудешь. Рассказ произвел шок, но шок в самом хорошем значении этого слова, шок как эстетическое потрясение. У меня аналогичное было еще раз - и только с "Чайкой по имени..." Ричарда Баха.
И вот , спустя более полувека, та же тема. Но в иной, современной интерпретации. Шагнуть с крыши...
Каким бы мог быть современный Икар? А вот таким, как в этом рассказе. В котором втречаются вполне современные герои: студенты и дворники, ребенок-инвалид, участковый и многие другие, кого можно ежедневно увидеть на улицах наших городов. А город, в котором происходит действие, печален, потому что и ему не сладко, как и всей стране,
( не даром автор как бы всколь вспоминает Сталина). В этом городе погибает живое:
"Липовые лёгкие, полностью выработав ресурс, до предела забив альвеолы угаром большого, очень большого города, медленно, но верно умирали. Благородно-бархатная зелень покрывалась лишайными пятнами, проплешинами, воспалялась и нарывала. Подсохшие гнойные струпья, срываясь в молчаливое пике, приземлялись на свежевскопанные палисадники, намертво забивались в глубокие оспины на шагреневой коже тротуаров. На дне этих незаживающих ран в первую же морозную ночь загустевала и превращалась в желе бурая сукровица, тонко пахнущая прелью и грустью. Одетые в модные, но абсолютно не греющие, комбинезоны из крупного вельвета липы просовывали озябшие оголённые руки за пазуху невесть откуда залетевшего южного ветра в надежде выскрести оттуда толику черноморского тепла, но обжигались осколком льда, торчащим из сердца неожиданного гостя, и рефлекторно отдёргивали пальцы. Сами деревья с каждым днём всё больше и больше напоминали рисунок нервной системы из учебника анатомии… "
Это почти город ZERO, из которого выход один - на крышу и в небо. Или сначала в город дества, который вдруг открывается главному герою вместо города, в который забросила его жизнь.
Город детства, давно покинутый и вдруг возникший как мираж, когда главный герой, пытаюясь убежать от преследовавших его то ли волков, то ли просто гарессии современного обльшого мегаполиса, попадает в иллюзорное пространство, лифт, крыша, и - полет в небе, густом и вязком, но чистом и похожем на океан из питьевой продниковой воды.
Не холчу дальше пересказывать то, что лучше прочитать, но скажу только: рассказ понравился, такие рассказы не только запоминаются, но заставляет вспоминать его, не отпускают. то и дело бередят душу. В нем есть главное - отрыв и полет.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Виолетта Баша
|
Икар
Липовые лёгкие, полностью выработав ресурс, до предела забив альвеолы угаром большого, очень большого города, медленно, но верно умирали. Благородно-бархатная зелень покрывалась лишайными пятнами, проплешинами, воспалялась и нарывала. Подсохшие гнойные струпья, срываясь в молчаливое пике, приземлялись на свежевскопанные палисадники, намертво забивались в глубокие оспины на шагреневой коже тротуаров. На дне этих незаживающих ран в первую же морозную ночь загустевала и превращалась в желе бурая сукровица, тонко пахнущая прелью и грустью. Одетые в модные, но абсолютно не греющие, комбинезоны из крупного вельвета липы просовывали озябшие оголённые руки за пазуху невесть откуда залетевшего южного ветра в надежде выскрести оттуда толику черноморского тепла, но обжигались осколком льда, торчащим из сердца неожиданного гостя, и рефлекторно отдёргивали пальцы. Сами деревья с каждым днём всё больше и больше напоминали рисунок нервной системы из учебника анатомии… Боже, как давно всё это…анатомия…география… геометрия…
В эту жаркую для всех дворников пору с утренней пробежки возвращался Ильнар, уже не молодой, но ещё не старый мужчина. К ранним утренним пробежкам он привык ещё в далёкие школьные годы, когда усиленно занимался бегом на длинные дистанции. Выйти раньше всех дворников на улицу и первым протоптать тропинку по свежему снегу или по опавшей за ночь листве было для него делом чести и внутренней гордости. Хотя столь ранние подъёмы и приносили порой всякие неожиданности, но изменять привычный образ жизни Ильнар не собирался.
Однажды, ещё будучи студентом одного из Южно-Уральских вузов, он побежал, как обычно, по безлюдной дороге в сторону аэропорта. На улице была ядрёная зима. Часы упорно пытались обмануть, показывая шесть часов утра, но в этот час ещё безраздельно повелевала и властвовала ночь. Припухшая на один бок луна подвязала вздувшийся флюс легкомысленной радужной косынкой, сотканной из морозного воздуха. Снег киношно хрустел под полусонными ногами. Тренировка состояла из бега на 10 километров, гимнастики и контрастного душа. В это утро всё было стандартно – неспешный кросс, заторможенная гимнастика и отрезвляющий душ. Где-то на четвёртом километре бега вдалеке замаячили приземистые огоньки, перемещающиеся над мертвецки синюшной снежной пустыней невысокими прыжками. «Одичавшие кошки», – попытался, было, прогнать неожиданный страх Ильнар. Но, спустя некоторое недолгое время, кошки завыли совсем не по-кошачьи…и даже не по-собачьи… Этот нагоняющий вагоны леденящей жути звук ни с чем не перепутать. «Однако, волки!» – уже не пытался никого прогнать из себя одинокий спортсмен, а попросту взял и, развернувшись на полном ходу в сторону дома, поменял программу с тренировочной на соревновательную. Через минуту-другую очумелого бега до обострённого ужасом слуха донеслось невозможное: «Ильна-а-а-а… адажди-и-и-и…» «Нифига себе, как приглючило-то, а вот хрен вам, волки позорные, попробуйте-ка сначала догнать, а потом уж…!» Скорость пробежки возросла до спринтерской. «Ильна-а-а-а…сто-о-о…ля-я-я-я…у-ука-а-а…» После такого однозначного спича не обернуться было просто невозможно. С огромной скоростью, оправданной сложившимся форс-мажором, Ильнара настигал Серёга по кличке «Компот», который тоже занимался в спортсекции горного института, он часто, надо-ненадо, вставлял в разговор любимую фразу – «в рот компот»… Долго потом они не могли унять внезапного истерического смеха… Но нужно сказать, что на регулярность утренних пробежек это происшествие не повлияло.
Дворник Абдулл, который, по разговорам, подшабашивал за жидкую валюту осведомителем участкового, тихонько поругиваясь, выковыривал из асфальтных выбоин золотистую липовую листву, прихваченную первым морозом и спёкшуюся в один прелый ком.
– Салям, Абдул-абы! Всё ругаешься на природу, да?
– Ну да, а что ещё мне остаётся-то? А что, «Динамо» бежит? – осклабился в однозубой улыбке старик.
– Ты же ненавидишь всякий мусор, абы, зачем тогда болеешь за них? Этим толстозадым лентяям всё равно ничего не светит, если даже и побегут!
В ответ раздалась смесь русских и татарских ругательств, неоднократно перемежаемая фамилией Сталина и названиями далёких северных городов.
Ильнар выполнил на свежем воздухе знакомый до боли комплекс гимнастических упражнений, подтянулся дюжину раз на горизонтально растущей липовой ветке, отполированной его руками до глянцевого блеска, и пружинящей походкой вошёл в обшарпанный подъезд родной десятиэтажки.
Он жил на девятом этаже в благоустроенной трёхкомнатной квартире с женой и двумя детьми – старшей умницей-дочкой и на три года младше её двенадцатилетним сыном, тоже смышленым, но жутко непоседливым парнишкой. Лифт как-то необычно бесшумно открыл-закрыл двери и так же бесшумно стал подниматься. В необычной тишине было слышно, как играют приёмники в просыпающихся квартирах. Вместо девятого лифт поднялся на технический этаж. Удивлённому взгляду Ильнара предстал хитро перемигивающийся разноцветными огоньками светодиодов «мозг» непослушного лифта. Исполнить команду «вниз» он почему-то категорически отказывался. Двери лифтёрки были на амбарном замке, оставался только один выход – десантироваться через незатейливо завязанный стальной проволокой люк, ведущий на крышу дома.
С детства Ильнар боялся высоты…до головокружения, до тошноты. Но, очутившись в это утро на крыше, он не спешил покинуть её. Дело в том, что открывшаяся на западной стороне дома панорама не соответствовала тому, что должно было быть внизу: всегда широкая Волга вдруг сузилась до размера Урала, на противоположном берегу возникли многочисленные высокие трубы, выпускающие в небо густые дымы явно металлургического происхождения. От увиденного у Ильнара тоскливо засосало под ложечкой и забурчало в животе – это же панорама его родного Южно-Уральского городка, из которого он переехал со всей семьёй несколько лет тому назад. Удивлённый мужчина осторожно, чтобы не спугнуть пейзаж или мираж, подошёл к ограждению. Да, несомненно, это его родной город. На небольшой по площади возвышенности стоит его школа, а вот, вжавшись в пятиэтажную коробку двора, мирно спит детский садик, в который он ходил много-много, как тогда казалось смуглому мальчугану, лет. Ошеломлённый увиденным, забыв всякий страх высоты, Ильнар просунулся по пояс между решёток ограждения. Когда он зачерпнул воздух родного города в руку, то неожиданно почувствовал, что в руке не воздух, а вода…прозрачная, невидимая глазу, но вода. Мужчина поднес ладонь ко рту и попробовал воздух на вкус – немного солоноватый, словно детские слёзы. Набрав полную пригоршню, он погрузил лицо в эту непонятную смесь. Волшебные ощущения – можно одновременно пить и дышать, дышать и пить…
Тоненько пискнувший таймер наручных часов вывел Ильнара из благостного состояния – чёрт, пора на работу. Спуск по пожарной лестнице занял пару минут, затем бегом в подъезд и огромными прыжками до родной двери. Во время угорелого подъёма Ильнар успел расслышать привычный грохот опускающегося лифта. На удивление не оставалось времени. Отменив контрастный душ, он быстро умылся, побрился и бодро вошел в кухню, чтобы на скорую руку чего-нибудь перехватить. Приготовив пару тостов с сыром и вскипятив чайник, Ильнар привычно запустил пальцы в картонную кубышку с разовыми пакетиками, но, вытащив один из них, долго и задумчиво смотрел на свою добычу и вернул заварку на место. Ему вдруг показалось, что это никакой не пакетик, а эмбрион воздушного змея, тоненькой ниточкой пуповины соединённый с красной бумажной плацентой-этикеткой. Если он сейчас опустит эмбрион в кипяток, то убьёт воздушного змея в зародыше. Нацедив в кружку яблочного сока из тетрапака, Ильнар позавтракал и пошёл на работу. По дороге ему не давала покоя внезапная мысль об эмбрионе, Ильнар вдруг стал замечать, что на простые и привычные вещи он сегодня смотрит как-то не так. Столб с наклеенным на него объявлением ядовито ухмылялся ему квадратной улыбкой щелкунчика, зловеще шевеля на ветру редкими кривыми бумажными зубами с татуировкой телефонного номера на каждом. Гроздья спелой рябины виделись ему кровавыми расчёсами рожистого воспаления. Дорожные знаки насмехались над ним и дразнились:
– Погляди-ка на нас, мы знаем, что тебе уже 40, и всем-всем расскажем об этом, а скоро тебе станет глубоко за сорок, и ты превратишься в глубокого засорка, а-ха-ха-ха!!!
Почему-то Ильнару захотелось раздать всю мелочь из карманов старушкам, которых всегда во множестве сидело вдоль забора центральной мечети с протянутой рукой, или угостить конфеткой какую-нибудь бездомную дворнягу. Но он ничего такого не сделал, мечеть была далеко не по пути, а собак ему не встретилось ни одной, а если бы и попалась какая, то конфет в кармане у него всё равно никогда не водилось.
На следующее утро пробежка длилась как-то очень уж долго, привычным пяти километрам, казалось, не будет конца. Стремительно вбежав во двор, Ильнар разметал на бегу листву, аккуратно сметённую в золотистые барханы, чем вызвал праведный гнев Абдулла, перемежаемый угрозами реанимации Сталина и неминуемой отправкой без суда и следствия в места столь отдалённые, что и подумать было страшно, где это находится. Виновато покосившись на полированную ветку, Ильнар стремглав забежал в подъезд, и дрожащим от волнения пальцем нажал на кнопку вызова.
Двери поджидавшего лифта бесшумно раскрылись…
Трубы опять выпускали на противоположном берегу реки разноцветные дымы. Никогда бы он не подумал, что можно так радоваться ржаво-грязному каракулю, заволакивающему полнеба. Мужчина, словно мальчишка, перелез через ограждение, и бултыхал ногами в прохладном солоноватом воздухе, всей грудью вдыхал его и жадно пил, торопливо зачерпывая пригоршнями, не в силах определить, что же приятней-то – дышать или пить. Желание поплавать в воздушной воде было столь сильным, что вызывало сладостный зуд в груди и гусиную кожу на руках и ногах. Но страх был всё же сильнее. Да и как можно поверить во что-то невидимое, и, тем более, довериться ему, а вдруг всё это лишь вкусовые и осязательные галлюцинации, что тогда? Вдруг всё это бред подорванного напряжённой работой и грузом прожитых лет воображения?
– Мияяуу, – где-то, совсем рядом, раздался жалобный писк. Ильнар оторвался от раздумий и посмотрел вниз, преодолевая неожиданный приступ тошноты. На балконе десятого этажа жалобно мяукал беспомощно распластавшийся на натянутых бельевых верёвках чёрный пушистый котёнок.
– Ну что, охотник, за птичкой погнался, да? Подожди, я сейчас тебе помогу.
Ильнар, держась одной рукой за ограждение, встал на хлипкую самодельную крышу балкона. С неё осторожно спустился на сушилку. Ощущение, что он проделывает эти движения в воде, не покидали его. Закинув ошалевшего от счастья котёнка внутрь лоджии, Ильнар настолько осмелел, что решил, держась за перила балкона, попробовать погрести ногами, как делал когда-то давным-давно в бассейне.
Ощущения не пропадали.
А если не на долго отпустить руки?
Держит! Воздух держит его, словно птицу!
Сначала робко и осторожно, а затем всё смелее и смелее Ильнар осваивал невидимый океан.
Он подплыл к своим окнам на девятом этаже и рассмотрел себя. В это невозможно поверить, но он превратился в безусого подростка. А за окном его родной кухни завтракал манной кашей неведомый мальчишка. На вид ему было не более четырёх лет. Навалившись спиной на подоконник и скрестив по-наполеоновски руки на груди, напротив его восседала грозная бабушка, готовая к применению любого наказания за недоеденную кашу. Увидев хитро улыбающуюся физиономию за окном, мальчуган застыл с раскрытым ртом и поднесённой ко рту полной ложкой. Потеряв остатки терпения, коварная бабушка гордо тряхнула головой, расплела руки и стала нервно жестикулировать перед носом у внука, показывая, с какой скоростью должна мелькать ложка. Мальчишка, испугавшись то ли меня, то ли бабушку, зашёлся в отчаянном рёве, размазывая по лицу слёзы вперемежку с кашей. Бабушка резко встала и решительно пошла в комнату, видимо, за ремнём. Ильнар, подмигнув на прощание маленькому манкофобу, нырнул к окнам седьмого этажа. Занавески в спальне были раскрыты, и Ильнар увидел расчёсывающую огненно-рыжие волосы высокую девушку, которая стояла перед зеркалом в одной ночной сорочке. Сквозь полупрозрачную ткань проступали небольшие аккуратные груди и бойко оттопыривающие шёлк розовые соски. Смутившись, Ильнар хотел, было, отпрянуть от окна, но тут в дверь позвонили, и девушка, накинув махровый халат, пошла открывать. Она вернулась в спальню с нагловатого вида прыщавым парнем, который, почуяв безнаказанность, принялся жадно облапывать стройное тело подруги. Она влепила ему смачную пощёчину, но это не остановило наглого сластолюбца. Девушка, что есть силы, оттолкнула прыщавого нахала и демонстративно указала на раскрытую дверь, но силы были не равны, и вскоре пара рухнула на кровать. Узкие музыкальные ладони Ильнара невольно сжались в маленькие кулаки. Он решительно замахнулся, чтобы высадить окно, но тут же почувствовал, как воздух стал густым и вязким, разбить стекло в таком сиропе было невозможно. Тогда Ильнар решил влезть в раскрытую форточку, потянулся к раме. Воздух стал ещё гуще, как застывающий битум. Ильнар упрямо дёргался, словно заяц в силках, но всё больше и больше увязал в болото.
Неожиданно почти окаменевший гудрон стал обычным воздухом и юноша камнем полетел к земле. Ничего, кроме сковавшего по рукам и ногам страха, он не успел испытать. Боль от удара о стремительно приближающийся свежевскопанный палисадник, была не сильнее, чем знакомая ему по детскому саду боль от обиды, когда ему было отказано в поцелуе первой красавицы – Ленки Герасимовой, которая разрешала себя целовать всем и каждому. Тем более странным был этот отказ, если знать, что Ленка всегда вступалась лишь за Ильнара перед «наезжающими» пацанами во время «межгруппировошных разборок», и считала лишь его одного своим закадычным другом (Ильнар время от времени оспаривал это слово, закадычный, потому что у девчонок не бывает кадыка). С девчонками Ленка никогда не дружила, по причине своей неотразимой красоты.
Наступившая после падения лёгкость была ни с чем не сравнимой. Ильнар летал вдоль окон дома, словно ферзь по шахматному полю – беспрепятственно в любом направлении. В одном из окон седьмого этажа он разглядел грустного мальчика лет десяти, который сидел за столом и читал книжку. Книжка была толстая и красочная. Залетев в открытую форточку, Ильнар завис над плечом мальчика и, разглядев картинку с минотавром, догадался, что это мифы Древней Греции.
– Икар, завтракать в спальне будешь или в кухне? – раздался приятный женский голос.
– Лучше на кухне, мам, щас я прикачу!
Только теперь разглядел Ильнар, что мальчик сидит в инвалидном кресле. Надо же, как назвали сына – Икар!
Влететь незваным в кухню Ильнар не решился. Позавтракавший Икар вернулся в спальню и мечтательно задумался над раскрытой книгой. Потом раскрыл альбом, взял в руки карандаш и начал рисовать крылатого юношу, летящего на огромный диск огненно-рыжего солнца. С крыльев нарисованного юноши капал расплавленный воск и вниз падали перья, но взгляд его был устремлён только на солнце. А внизу, значительно отстав, летел старик и сокрушённо смотрел на тающие крылья непослушного мальчика. Смотреть, как, одно за другим, появляются эти изображения на бумаге, было очень интересно, никогда прежде не видел Ильнар, как рисуются чужие картины.
– Ика-а-ар, чем ты там занимаешься? Мне уже пора уходить на работу, – голос матери приближался к комнате. Ильнар растерялся и, не зная, куда бы спрятаться, влетел прямо в раскрытые глаза Икара. Мальчик почувствовал неожиданное табачное жжение в глазах и, несколько раз похлопав ресницами, потёр глаза кулачками. Неприятное ощущение быстро прошло. Мама оказалась очень красивой женщиной, огненно-рыжая и высокая. Но взгляд её больших зелёных глаз был очень грустен. Она зашла в комнату, поцеловала сына в лоб и сказала:
– Обед в термосе на столе, как обычно. Дверь я за собой закрою. Если пойдёшь гулять, не забудь запереть замок на два оборота, ладушки, художник ты мой?
– Будь спок, ма, всё будет хорошо!
Икар дорисовал иллюстрацию к прочитанному мифу, потом на другом листе соорудил шикарный «Мерседес», за рулём которого сидел он сам, на следующем рисунке Икар играл нападающим за футбольный клуб «Манчестер Юнайдет», а соперником в матче был московский «Спартак». На картинке был кульминационный момент – мяч вот-вот влетит в ворота «Спартака» от подставленной рыжей головы Икара.
Устав рисовать, мальчик засобирался на улицу. Нужно было надеть тёплую куртку, вязанную шапку, накрыть ноги клетчатым пледом из ангорской шерсти и не забыть взять с собой тросточку, чтобы нажимать на кнопки лифта. На улице обычно угрюмый и молчаливый дворник о чём-то оживлённо и жизнерадостно шушукался с участковым Бугаевым. Этот громадных размеров милиционер иногда приходил к ним в квартиру, «отрабатывая поступающие от соседей сигналы», и наглым образом пялился своими маслеными поросячьими глазами на маму. Входя, он небрежно козырял, после чего представлялся – участковый Бугаев, как будто никто не помнит, как его зовут. Отработав очередной сигнал, он немного переминался с ботинка на ботинок в коридоре в ожидании предложения войти, но не получив ничего, кроме вежливого «До свидания!», как-то сразу обмякнув и ссутулившись, покидал «тревожный объект». Икар сегодня изменил привычный маршрут и поехал не на детскую площадку, а вглубь липовой аллеи. Его взгляд остановился на горизонтальной ветке, до блеска отполированной тысячами рук. «Интересно, что они все тут делают? Наверное, один из них подпрыгнет, зацепится руками и болтается, как сосиска, а все, кто это видят, загибаются от смеха, а потом меняются местами!» Мальчик невольно улыбнулся своим фантазиям.
Преодолев крутой и скользкий подъём по самодельному пандусу, Икар подъехал к лифту. Обычно грохочущий дверями «трамвай» бесшумно отворился…
С крыши открывался необычный вид. Ласково плескалось самое настоящее Средиземное море, вдоль берега величаво плыло тростниковое судно, под белым парусом с изображением огненно-рыжего солнца. А высоко-высоко в небе летели два крылатых человека, молодой и старый. То, каким образом он здесь очутился, Икар вряд ли сумел бы объяснить. Когда лифт сам по себе неожиданно поднял его в неизвестное помещение, то мальчик и испугаться-то толком не успел, как неведомая волна подняла его и вынесла в открытый люк. Подъехав вплотную к ограждению, мальчик сумел, просунувшись между решёток, разглядеть, что на берегу стоял красавец-стадион, на огромном табло можно было прочесть надпись:
Манчестер Юнайдет(Англия) – Спартак(Россия)
1 : 0
79 мин. Хайдаров Икар
– Мияяуу! – где-то совсем рядом раздался жалобный писк. Подтянувшись на ограждении Икар разглядел котёнка, беспомощно распластавшегося на бельевых верёвках…
Из сводки районных происшествий за 11 октября:
В палисаднике одного из домов обнаружены тела 40 летнего мужчины и мальчика-инвалида 10 лет без признаков жизни. Обстоятельства гибели выясняются. Тела обнаружил дворник Ахметов А., о чём незамедлительно сообщил участковому 12-го участка РОВД мл. лейтенанту Бугаеву И.И.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Наиль Ишмухаметов: Икар. Рассказ.
19.01.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|