Марина Авис: Откуда ты?.
Еще один рассказ Марины Авис о любви.
О настоящей. Той, которой не нужно слов, которая определяется не желанием быть с любимой, а неумением жить без…
Эта любовь выше физиологической верности, выше общепринятой морали.
Неудобная, болезненная, но такая настоящая любовь.
Второй раз мне довелось писать рецензию на прозу Марины Авис. И второй раз я делаю, затаив дыхание.
Может, оттого, что в рассказах автора – живет самая взаправдашняя правда. И не улыбайтесь. Правда бывает разной.
Одна – ненастоящая: причесанная, приглаженная, напомаженная и усыпанная блестками.
Такая… удобная правда.
У Марины Авис правда такая, какая она есть - угловатая, неустроенная. Ее не обнять, не прижать к щеке, она колется и натирает.
« - …я не знаю, ломаю или строю с тобой свою жизнь, – бросила я вдогонку.
Она оглянулась в дверном проеме:
– Сообщи, как определишься.»
И любовь взаправдашняя, и нелюбовь – тоже.
И диалоги… настоящие:
«– Марго! Здесь на Земле, конечно, бессмысленно, – закричала она, зайдя по колено в воду и повернувшись ко мне. – Но та-а-ак прикольно! Ты не находишь?
– Все никак не могу найти, – подошла я.
– Вокруг нас с тобой одни линии: берега, поведения, электропередач... – Она подняла голову. – Когда утром ты уходишь от меня, я крепко засыпаю. Сплю до обеда, а потом хочется прийти в ваш Козий Домик, чтобы сказать тебе: «Милочка, да ты задолбала мне сниться!» Ты, наверное, только прикидываешься явью?
– Ну конечно же.
– Ты любишь меня?
– Нет, – перед глазами небо расслаивалось и медленно превращалось в дно калейдоскопа.
– Не любишь?..
– Я смотрю в твои глаза – и вижу тебя, а не ее... но не люблю.
– А зачем тогда сниться?..»
Согласитесь, правдивость каждословная.
Местами доведенная до абсурда – скажете вы?
Да, наверное. Но мне она близка.
«В скором будущем я планирую сложить из ладоней Ю колыбель для моей души; она будет колебаться от края до края, – как небо, которому неважно, куда наклониться».
Мне очень хочется, чтобы рассказ и вам понравился.
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Ева Наду
|
Откуда ты?
Половина десятого утра.
– Мне нужен велосипедист! – кричала медноволосая девочка лет четырех. Рядом с забором из солнечной древесины она катила маленький велик, искоса поглядывая на меня. Я замедляла шаг, давая ребенку желанную возможность заговорить, но выкрикнув: «Те-тя!», девочка отворачивалась и делала вид, что происходящее ей до лампочки. После третьей попытки я пошла дальше, уже не оглядываясь.
Море неподалеку от Козьего Домика начинается сразу под обрывом – вниз ведет ржавая лестница, наполовину утопающая в воде. Осторожно держась за перила, я по щиколотки зашла в холодную воду, но удивившись собственной трусости, поднялась обратно, решив про себя: «Пока не полезу».
– Лезь! – ударился мне в лопатки грубоватый женский голос. – Лезь, я сказала!
– Что?! – я послушно соскользнула в море и обернулась.
Многообещающие предплечья и ноги, короткие темные волосы, каре-зеленые глаза. Вокруг глаз – красивые морщинки, какие бывают лет в двадцать семь. Девушка присела на лестницу. «Наверняка Яна», – мелькнуло в голове. – «Ты не можешь не быть Яной».
– Марина, – солеными брызгами полетело в меня мое же имя. – А ты?
– Ах, та-ак!.. Марго, – не задумываясь соврала я, протягивая левую ладонь.
Рукопожатие – крепкое, как Capitan Black.
– Я из окна видела: ты приехала ночью.
– Значит, живешь по соседству. Гостишь у кого?
– У тетки отца, – она наконец отпустила мою руку. – А ты к кому?
– К морю. На каком этаже твоя комната, Ма-а-арина?
– На втором.
– Я приду в полночь, – не закрывай дверей.
Я поднялась по лестнице, обернула вокруг тела ярко-оранжевое полотенце и ушла домой.
...
К Козьему Домику я возвращалась по теплой пыльной тропинке; в каждой капле на моих смуглых плечах отражалось плоскодонное крымское небо.
Обычно летом я приезжаю в гости к Александре Антоновне, Аниной двоюродной бабке. Когда их семья выбрала участок для будущего дома, там стояла только небольшая будка, из которой невозмутимо выглядывала чья-то коза... Отсюда и название.
Раньше мы с Аней покупали билеты в первых числах мая и становились свидетельницами того, как за две-три недели сад Александры Антоновны обрастал внезапными клумбами, а одному из внуков надоедало есть простую вишню, и он начинал раскладывать ее на шиферной крыше сарая, чтобы после собрать вяленой. Вечерами мальчик поднимался за ягодой по приставной лестнице, и ветер играл с его непослушными волосами в морской бой...
А в этом году я приехала лишь в конце июля – Вадим уже собирал чемоданы, и клумбы не казались такими внезапными.
Дело в том, что через несколько дней будет ровно год с тех пор, как я счастлива. Счастлива с Ю.
Год назад я окончила университет, и нельзя было использовать профессию l'interprete du francais лучше, чем это сделала я: я просто уехала к ней в Париж. Мы сняли квартиру в новом районе, на Пасху мне исполнилось двадцать три, и трудная любовь моя состояла из бесконечных перелетов туда-обратно. Когда возвращалась Ю, я встречала ее в аэропорте, потом подолгу курила в такси, забираясь на переднее сиденье с ногами и пряча их под юбку, а дома обязательно наливала нам горячую ванну, полную густо-сметанной пены (шампанское я не выношу ни в каком виде... даже купаться в нем не могу).
Время прибытия своего самолета я никогда не сообщала заранее.
Ночью Аня встретила меня в ялтинском аэропорте и по пахнущей дождем дороге повезла домой. Так много накопилось новостей, что спать мы почти не ложились. Она взахлеб рассказывала о будущем муже, а я только вздыхала: «Девочка, влюбленная в мальчика... банально-то как, Господи». Через несколько лет они будут приезжать сюда с маленькой дочкой, которая пока только в проекте. И Аня вынашивает этот проект любовно, примеряя разные имена, цвета глаз... А я совсем не хочу детей. Всеми обещанный инстинкт материнства во мне так и не проявился.
Я захлопнула калитку. Из летнего душа, тоже в полотенце, шла Аня, на ходу пытаясь влезть в шорты.
– Засоня... я уже искупаться успела!
– Да: грешна, – она завязала волосы и потащила меня в дом.
– У тебя-то какие грехи...
Солнечно, утренне, чисто. Александра Антоновна поставила на стол литровую банку молока и улыбаясь повернулась в нашу сторону:
– Пейте. Козье.
– Той самой козы?
– Дорогая, той козы уж и в помине нет, – Аня пододвинула мне стакан.
– Слу-ушай, как это грустно...
– Не то слово. Мы ее съели.
– Врешь!
– Шучу!
– Умница, что все-таки приехала, – Анина бабка протянула мне свежесваренный кофе. – Приезжай и в следующем году.
– В следующем – не знаю. Если поедет Ю, то поеду и я.
Аня скептически на меня посмотрела.
– Да! – перехватила я ее взгляд. – И если Юля пойдет с балкона бросаться, то Марина тоже пойдет бросаться с балкона! За компанию!!
Вскоре со второго этажа спустился заспанный Вадим и, наспех позавтракав, обратился к нам:
– Денег дадите?
– А зачем тебе деньги? Ты их тратишь... – Я строго посмотрела на мальчика.
– Ну пожалуйста...
Порывшись в кармане джинсов, я протянула ему скомканные десять франков:
– Иди, родной. Купи себе что-нибудь, – мальчик, хохотнув, убежал.
– Чем займетесь сегодня? – Александра Антоновна начала собирать посуду.
– Не решили еще, – мы встали, чтобы помочь.
– Сидите, сидите. В соседнем доме живет девушка примерно вашего возраста. Почему бы вам не сходить к ней?
– Познакомилась уже с Мариной? – привычный Анин тон.
– С какой Мариной? – успев забыть о недавней встрече, я искренне удивилась. – Ах... с Ма-а-ариной... да, час назад.
Весь день мы с Аней пролежали кверху попами на пляже, горстями поедая черешню из нагретого железного бидона.
...
Она не была тонкой, скорее сильной. Я лежала на ее широких бедрах, чувствуя, как нежно и как ненадолго ее и моя кожа прилипают друг к другу. Позже, укрывшись простыней, села на край кровати. Марина приподнялась на локтях:
– Зачем укрываешься?
– Природная скромность заставляет хоть чем-нибудь прикрыть наготу, – снова соврала я.
– Здесь можно курить?
– Тебе можно.
Я могу не курить очень долго, но каждый роман начинается с того, что Марго в очередной раз тянется за сигаретой.
– Еще целый месяц я в Крыму и каждую ночь буду приходить к тебе... но если позовет Ю – брошу всех, пойду за ней.
– Ю? Кто это? – лунный свет, пробиваясь сквозь запыленные ситцевые занавески, никак не мог наиграться с ее прозрачной кожей, хрупкими сосками.
– Ю – предпоследняя буква алфавита, – я глубоко затянулась. – А что делать? Все равно выпендривается...
– И все-таки?
– Правильнее было бы сказать, что это любовь всей моей короткой счастливой жизни... я привязана к ней, понимаешь? А теперь – спи, светает уже.
– Да не хочу я спать!
– Спи, говорят тебе... а то глаз прожгу.
Я свесилась и затушила сигарету о донце плоской фамильной тарелки, покоившейся на прикроватном коврике.
...
Рядом с нашим парижским домом построили небольшой скверик с часовней; я часто сижу там на скамейке в ожидании Ю, обнимая колени.
Тем вечером скамейку напротив занял мужчина лет сорока; к нему подбежала девочка, спросила что-то.
– Голубей много, а ты одна! – деланно строжился он. – Если всех кормить, никаких денег не хватит. Сегодня ты уже давала им хлеб, завтра придем – снова покормишь своих птиц. – Мужчина увел девочку, и солнце спряталось за часовню.
Она подошла совсем незаметно.
– Ю, ну где тебя носит?! Я все тетради в доме исписала, пытаясь составить краткое содержание осени, а тебя все нет и нет! – я зарылась лицом в объемный воротник свитера. – Ведь я привязана, мне придется умереть еще раза три, прежде чем я освобожусь от тебя, а ты ходишь, ходишь где-то... Ты, Ю, бессовестная, и ты повсюду – во сне и в моей реальной жизни. Засыпаю – и плыву в тебе, как зародыш в банке с теплым соленым раствором, и легкие становятся тяжелыми от воды, и не хватает сердца. Какое уж тут доспать до десятого сна, когда семь-восемь картинок о тебе едва успевают смениться за ночь?..
– Маленький, ну какие еще картинки? – она старалась не смотреть на меня.
– Самые обычные. Утро, а тебя нигде нет. Я надеваю темные очки, стильное пальто и выхожу в город тебя искать. Вокруг столько людей, что я в отчаянье. Но наконец я вижу тебя в толпе и, желая быть уверенной, спрашиваю: «Девушка, это не Вы сломали мне жизнь?» – «Нет, не я, обещаю». «Простите, обозналась» – и я ухожу в центр города, к мосту. Вспоминаю, что ведь можно позвонить, достаю телефон, а там пять тысяч пропущенных вызовов от тебя... а потом кажется, будто рвутся венки, которые с другой стороны глаз, и сон начинает мигать, и мне больно, когда они рвутся. Я просыпаюсь. Все. Пообещай мне...
– Что?
– Да хотя бы дожди с грозами! – вспылила я. – Синоптики весь день только об этом и говорят, словно с ума посходили! – я изо всех сил сжимала виски.
– Опять головные боли? – помогла мне подняться.
– До потери координации, но дело не в этом. У меня нет с собой денег, купи хлеба?
– Хлеба?
– Голубям... этим прожорливым парижским голубям, – обняла ее. – Ю, я так счастлива! Потому что ты не оставишь меня. Ты не оставишь меня. Т ы н е о с т а в и ш ь м е н я.
– Заело?..
– Да что ты пристала ко мне, что ты знаешь?! Это просто заклятие.
Мы шли домой, взявшись за руки; две хрупкие тени в осенних куртках растекались по асфальту.
...
– Ты сюда спать пришла?! – на мой горячий живот полилась шипящая минералка. Вздрогнув, я быстро села на песке и недовольно подняла голову:
– Больше нечем заняться?
– Ходишь по ночам к этой Марине, возвращаешься под утро, потом не высыпаешься. Я жажду внимания! – Аня тянула меня за руку.
– Ну хватит! Вон Вадим загорает, – я указала на нашего мальчика. – Вон люди купаются... – Всюду слышны были всплески воды, смех и высокие выкрики. – Чем тебе не внимание?
– Ты не поняла: я жажду внимания масс. Вставай!
Не проснувшись до конца, я поплелась за ней к морю.
– Как тебе та лодка? – Аня щурилась в сторону подплывавшей к берегу моторки. – Попросим прокатить. Кстати!.. – Помнишь сад?
– Который с восемьдесят шестого года? Конечно помню, – несколько лет назад, гуляя по поселку, мы с Аней наткнулись на большой ухоженный сад. Просто деревья, дорожки, выложенные камнями, и цветы – дома не было. Мы перелезли через забор. А пару дней спустя узнали, что сад выращивается с 1986-го года, что его владельцы живут на другом конце поселка и приезжают только для того, чтобы полить цветы.
– Так вот: его продают.
– Купить, что ли? – улыбнулась я.
– Разумеется, купи! Позвонит тебе твоя Люля... – Аня всегда коверкает имя Ю.
– Перестань!
– Лю-улия, – рассмеялась она. – Позвонит, а ты скажешь: «Прости, дорогая, я не вернусь. Я тебе больше никто: я теперь... сад возделываю!»
– Скажи: зачем ты меня разбудила..?
– Это просто не твой день, – она сочувственно шлепнула меня по попе.
– Не моя неделя, не моя жизнь... – Моторка остановилась, и Аня побежала в ее сторону.
...
У Ю есть идиотская привычка: вечером она может уйти неизвестно куда, а телефон, большую часть времени находящийся в беззвучном режиме, будет сиротски валяться на дне сумки. Впрочем, я сама часто делаю так же – копейка в копейку. Все бы ничего, но в тот раз она не возвращалась слишком долго – и я начинала сходить с ума.
Высматривая ее в свете фонарей, я стояла босиком на холодном балконе, как вдруг услышала шум открывающейся входной двери.
Я вышла в прихожую.
– Ты знаешь, который час?
– И который? – весело поинтересовалась Ю.
– Почти три. Ты хоть понимаешь, что я полночи хожу из угла в угол, думая, что если тебя не убил в подворотне какой-нибудь маньяк, то я сама сделаю это?!
Ю молчала.
– Собирайся!
– Куда?
– Идем в подворотню! – я развернулась, прошла к огромному дивану в центре гостиной и порывисто села.
– Марин, ты чего? – она села рядом. – Я даже не подумала, что ты будешь так волноваться...
– Ю плохая! – я зажала между лбом и коленями диванную подушку. – Пусть убирается из моей гребаной жизни!
– Тише, тише... нервные клетки восстанавливает только марихуана, но где я тебе ее найду в такое время? – вздохнула. – Что с тобой через пять лет-то будет?
– Что? – я подняла глаза.
– Что с тобой через пять лет будет? Опиши.
– Ну... я буду... такой... – Я неуверенно посмотрела на нее. – Ю... да ведь меня... уже не будет?
– Ну и зачем мотаешь себе нервы? – она легла на мои колени и легко обняла их.
– Ю... – Я гладила ее по волосам. – Сердце лопнет, как желтый резиновый шарик, проткнутый шпилькой; из шарика потечет гной. Я очень замерзла, пока ждала тебя на балконе. Мне холодно, мне темно. Иногда становится невыносимо, бессмысленно, и хочется забыть обо всем и обо всех, отпустить себя. Что я говорю сейчас – я не знаю, знаю только, что все равно нужно бороться.
– А если кажется, что бороться больше не за что?
– Даже тогда. Ради себя. Мы просто устали... но усталость чувствуют все, кроме детей. Глупости, наверное, говорю, боян...
– Боян Бояныч, – она начала смеяться.
– Как «я люблю тебя».
– А как ты меня любишь? – она перевернулась на спину.
– Сразу после Бога. Я смотрю на тебя – и у меня внутри светло... у меня Бог внутри, Ю... Ты подумай: раньше, пока я не чувствовала, что ты любишь меня, я боялась смерти... Можно, сейчас я буду говорить тебе не по-русски и не по-французски?
Ю совсем не знает итальянского, а я неплохо говорю на этом языке.
– Но я не пойму.
– Это и неважно. Главное, чтобы я сказала, – я начала говорить что-то, но быстро осеклась. – Слушай! Представь...
– Слушаю. Представляю.
– ...что мы познакомились, так же живя в разных странах, но нет ни одного языка, на котором говорили бы мы обе... И чтобы скорее начать понимать друг друга, мы выучили бы язык жестов. Как глухонемые. И если б я захотела сказать тебе что-то в постели – то тоже только с помощью жестов. И уже ничего вокруг непонятно, только эти жесты... – Я остановила взгляд на настольных электронных часах – больше ничто не освещало комнату, а через минуту пошла на кухню – заваривать ей горячий-горячий чай.
...
Начало первого ночи.
Марина в потертых синих джинсах, старой рубашке и завязанном вокруг бедер свитере сидела на крыльце; вид у нее был не самый радостный. Услышав мои шаги, она резко встала.
– Меня дожидаешься? Тронута...
– Не совсем так. Я ненадолго вышла в сад, а моя сумасшедшая тетка об этом забыла и легла спать. Разумеется, предварительно закрывшись, – она сильно ударила дверь ногой и повысила голос. – Она глухая. Теперь хоть заорись тут!
– Да ведь она здорово сделала, – обрадовалась я. – Бежим к морю? Наперегонки!
Я намного отстала от Марины – всегда думала, что бегаю быстрее. Я была еще далеко, а она уже подбегала к морю, на ходу останавливаясь, чтобы закатать джинсы.
– Марго! Здесь на Земле, конечно, бессмысленно, – закричала она, зайдя по колено в воду и повернувшись ко мне. – Но та-а-ак прикольно! Ты не находишь?
– Все никак не могу найти, – подошла я.
– Вокруг нас с тобой одни линии: берега, поведения, электропередач... – Она подняла голову. – Когда утром ты уходишь от меня, я крепко засыпаю. Сплю до обеда, а потом хочется прийти в ваш Козий Домик, чтобы сказать тебе: «Милочка, да ты задолбала мне сниться!» Ты, наверное, только прикидываешься явью?
– Ну конечно же.
– Ты любишь меня?
– Нет, – перед глазами небо расслаивалось и медленно превращалось в дно калейдоскопа.
– Не любишь?..
– Я смотрю в твои глаза – и вижу тебя, а не ее... но не люблю.
– А зачем тогда сниться?.. – она растерянно смотрела на свои руки, а мне казалось, что ее тело отражается в пустом пространстве рядом. Я обняла ее.
Светает рано, и море уже другое. Поднявшись, чтобы возвращаться домой, я отряхивала с бедер песок.
– Пойдем? Поспишь сегодня у нас, – я сомневалась, что ее тетка встает в четыре утра.
Марина перевернулась на живот и, уткнувшись лицом в нашу одежду, включила плеер. Наушников не было; музыка негромко зашипела.
– Выключи это немедленно! – возмутилась я. – Как можно слушать такую гадость?!
– Ты что? – очень низкий голос. – Я бы тоже не сказала, что это гениально, но зачем реагировать так бурно?
– Слова-то, слова какие отвратительные... – Я закрыла уши ладонями. – Что он только себе позволяет... «but it's time to face the truth: I will never be with Ю»! Выключи..!
Она убавила звук и села на колени, взъерошивая волосы:
– Развратная любовь моя, улетишь ты в свой Париж – и никогда-то мы больше не встретимся...
– Хм... Развратная, говоришь? Конечно, встретимся! Отчего бы нам не встретиться?! Ты звони, мой номер – 69-69-69.
Она громко рассмеялась:
– Нет! Лучше я приеду к тебе, когда Ю не будет... поездом!
– ...она сидела в спальном вагоне Западного экспресса, изредка поправляя голубую беретку, которую купила в Лондоне, курила одну за одной и скучающе листала «Камасутру для лесбиянок»...
Я внимательно смотрела вниз. Когда я в линзах и вижу, каждая мелочь удивляет – например, песок или ногти на пальцах моих ног.
...
Всю ночь мы с Элен провели в художественной мастерской – она фотографировала меня на старинном резном кресле прямо напротив картины «Воспоминание о будущем»... воспоминание так и осталось бы навсегда красивым слайдом, если бы потом мы не напились, как две свиньи.
Я плохо помню, как ехала домой и совру, если скажу, что уснула в подъезде, боясь показываться Ю в таком виде. В конце концов я поднялась на наш этаж и, будучи не в состоянии нащупать звонок, постучала в дверь. Ю, очень бледная, стояла посреди прихожей.
– Можно поинтересоваться, где тебя носило?
– Меня носило в мастерской одного знакомого художника... – Пробормотала я. – Мы там фотографировались!
– А позвонить – руки отвалятся?! Ты знаешь, который час?!
– И который же?
– Начало шестого.
– Так доброе утро! – мои кеды полетели в разные углы прихожей.
Ю ничего не отвечала – только недоуменно смотрела на мои руки: несколько ногтей были сломаны под корень, кое-где торчали занозы, а на левом запястье красовалась глубокая царапина.
– Это еще откуда? Ты что, хотела перегрызть вены?
– Точно не знаю... я так до дома добиралась...
– Подожди, разве Элен тебя не подвезла?
– В том-то и дело, что подвезла... но, между прочим, путь от такси до подъезда мне пришлось преодолевать самой!.. А в подъезде я уснула.
– Что, прости..!?
– Уснула, – строго повторила я. – Сидя на ступеньках. Пару раз ко мне подходили соседи: один пытался отвести домой, другой предлагал принести кофе... а я говорила обоим: «Вы, пожалуйста, только не подумайте, что я пьяная»... Но потом я нашла силы встать и прийти к тебе, любимая!
– Ты пьянь и дрянь – и недостойна моей любви! – Ю высоко вскинула подбородок.
– Безусловно! – весело согласилась я.
– Я же чуть с ума не сошла, беспокоясь...
– Во-от! А когда сама приходишь под утро – это нормально?!
– Но послушай: я старше тебя и хочу...
– Ой!.. Подумаешь там старше! – повысила я голос. – На каких-то десять лет!
Она грустно села на тумбочку:
– Когда ты напилась в прошлый раз, то рыдала, глядя на тарелку с изюмом: «Негодяйка! Как ты смела сделать такое с моим виноградом?!» Что учудишь сегодня? Будешь сбивать напильником брекеты?
Я виновато затихла; она продолжала:
– Марина, я всю ночь думала, в какой стороне тебя искать – на севере, на юге...
– Так у меня есть компас, я тебе одолжу! – я радостно полезла в сумку.
– Нет у тебя никакого компаса, довольно! – Ю стянула с меня ветровку. – Марш в душ!
Я раскидала одежду по всей ванной комнате и, встав под горячую воду, вылила на себя целую бутылку ее шампуня; Ю, наблюдая за этим безобразием, устало опустилась на крышку унитаза.
– Вот там и сиди, – обиженно пробубнила я. – Это теперь твой трон.
После душа я забралась на стиральную машинку, обернувшись махровым полотенцем.
– Здесь так холодно, так очень холодно... хоть бы осени в этом году не было, правда?..
Ю принесла из спальни старенький синий плед и, набросив его на меня, начала растирать плечи:
– Иногда я не понимаю, почему ты со мной.
– Как бы тебе объяснить: я люблю. Нет тебя – нет меня.
– Я порой сомневаюсь в...
– Господи, – перебила я. – Дай мне, уроду, сыграть так красиво, чтобы она поверила!..
– За что любишь? – Ю поцеловала мой лоб.
Я молча отвернулась. Ей пришлось повторить:
– За что любишь?
– Тебе необходимо, чтобы я сказала?
– Необходимо.
– Ну хорошо. Я люблю тебя потому, что ты гений, – я посмотрела на ведро для мытья полов – бесцветная тряпка, в юности бывшая желтой, перевесилась через край. – Ты довольна?
– Очень, – Ю направилась к выходу. – Приходи спать.
– Но я не знаю, ломаю или строю с тобой свою жизнь, – бросила я вдогонку.
Она оглянулась в дверном проеме:
– Сообщи, как определишься.
Спала я недолго.
От нашего балкона вверх поднимался день, кружились, танцуя, ласточки. Светлые полы на солнце казались почти белыми. Я проветрила комнаты, плотно закрыла шторы. Обувшись, вернулась, чтобы укрыть Ю еще и тем старым пледом в синюю клетку – утра с этой стороны света всегда холодные. Когда она позволяет быть рядом, я уже не могу разобраться, что такое счастье и свет: сама становлюсь ими. В скором будущем я планирую сложить из ладоней Ю колыбель для моей души; она будет колебаться от края до края, – как небо, которому неважно, куда наклониться.
Ночью, в обхвате моих рук, ты кажешься меньше, чем днем, в движенье. Нежность моя, спи крепко.
...
У меня на кровати Марина забыла свой белый свитер, и после обеда я решила забежать к ней, чтобы его отдать. Я шла, прижимая свитер к лицу – ее запах не выветрился до конца... впрочем, это был всего лишь запах духов, а не ее собственный.
Она с закрытыми глазами лежала на кровати, подпевая веселой песенке, сочившейся изо всех щелей радиоприемника. Я незаметно опустилась на колени рядом с кроватью:
– Это кто тут у нас поет, отставая на полтора такта?.. – и ласково дотронулась до косточки ее плеча.
– Радость моя! – подскочила она. – А я как раз собиралась принести чаю! Зеленого. Тебе налить? – она быстро сунула ноги в резиновые вьетнамки.
– Вообще-то мне хотелось бы чаю синего... но если синего нет... что ж... – Я тяжело вздохнула. – Давай зеленый.
Через пару минут Марина вернулась с двумя полными пиалами и, осторожно держа их, села возле меня:
– Хорошо, когда никого нет дома. Хотя, с другой стороны... Ты, наверное, тоскуешь, когда живешь в Париже?
– Ни по дому, ни по университету, ни по своей группе – этому большому ботаническому саду... В том городе я никого не хотела любить.
– Я с трудом понимаю тебя.
– А что тут понимать?
– Тсс...я не о доме. Ты каждую ночь спишь со мной, но клянешься жизнью, что любишь Ю...
– Прости, если хочешь.
– Нет. Не понимаю.
Я села в позу лотоса:
– Но послушай: нам с Ю так хорошо, так спокойно вместе... вне всяких сомнений – у нас огромная любовь! Хотя мы обе такие нервные...
Представляешь, год назад, в конце августа, мы поссорились, и я улетела домой с единственной целью – напиться от горя с Аней. Только Ане я даже не позвонила – ходила по периметру комнаты, высчитывая, сколько часов у Ю еще будет лето, когда у меня – осень, и повторяла: «Я не верю, что потеряла тебя... и значит – не потеряла».
Спустя несколько дней, когда я вернулась в Париж, Ю подарила мне собаку – совсем оранжевого пекинеса Манго. Но Манго пришлось отдать, потому что мы редко бываем дома. Я так переживала! Тогда Ю предложила купить кого-нибудь попроще – например, певчую канарейку или черепашку... Мы долго не могли выбрать, но решение оказалось простым: сначала купим канарейку, у нас она все равно быстро сдохнет, а вот уже пото-ом возьмем черепашку! Правда, Ю хотела сухопутную, а я морскую, но мы и здесь пришли к компромиссу: купим сухопутную и пустим в аквариум! Здорово же?!
Как-то прихожу домой – моя Ю, слегка навеселе, стирает защитный слой с очередного лотерейного билета... она была уверена, что выиграет миллион и купит яхту. Хотя бы подержанную. Я присмотрелась – и задумалась: как бы ей помягче сказать, что все это не лотерейные билеты, а телефонные карточки...
А в мае Ю сдавала на права. Я так волновалась за нее, что всю сирень в городе съела. В тот день я впервые поссорилась со своим фотографом: Элен специально рано встала, чтобы снимать сирень, облепленную этими отвратительными капустницами, выходит на балкон, а во всем Париже остались только голые ветки... я пыталась объяснить ей: «Ю сдавала на права!», но она и слышать ничего не хотела.
Когда летела в Крым, то казалось: я люблю Ю настолько, что ангелы, птицы и бабочки вот-вот охуеют и посыплются на крылья моего самолета. Сейчас мне не хватает ее, как слепому зрения...я без нее – крот, – я уставилась на прикроватный коврик. – Только в последнее время вела себя с ней, как сволочь... зачем-то еще ляпнула про эти Понькины болота... Как думаешь, она обиделась?
– Про какие болота? – удивилась Марина, толкнув пустую пиалу далеко под кровать.
– Да про Понькины...
– Ах, про По-онькины!.. Нет, на Понькины не обиделась, я почти уверена!
– Накроется моя любовь. Медным тазом. Ох, накроется!..
Я вдруг в изумлении посмотрела на Марину:
– Она же не знает, что я в Крыму!
– То есть как – не знает?!
– Так и не знает! Перед отъездом я заявилась домой под утро – пьяная – и, вызвав такси, не стала ее будить – она только что заснула. Я долго забывала сказать, что купила билеты, а уехав, решила: она догадается, что я в Крыму... (если меня нет, то где еще я могу быть?)
– Ю, наверное, волнуется?.. – Марина неуверенно подняла брови.
– Придумала!– я вцепилась в мобильник. – Я позвоню нам домой! Прямо сейчас!
– Але? – зазвучал ровный голос Ю. Я улыбнулась и не стала ничего говорить, она тоже молчала. Не знаю, сколько прошло времени. Наконец – вопрос:
– Как ты?
– Как обычно: люблю тебя.
– Как любится?
– Взаимно.
– Скоро приедешь?
– Наверное.
– Только давай условимся: никаких садов, хорошо?
– Хорошо, буду умницей, – я нажала «отбой».
– Внимание! – объявила Марина голосом диктора. – Крым-Франция: двадцать минут молчания!.. Ну и счет вам придет за международные «переговоры».
– Разве это важно?.. – прошептала я: – Я слышала, как она дышит...
Собравшись уходить, я встала слишком резко и больно ударилась рукой об угол комода; по запястью поползла краснота.
– Сейчас принесу лед! – сорвалась Марина.
– Нет-нет, не нужно, – я решительно направилась к двери. – Я буду мучиться, я заслужила.
– Но синяк будет!
– Чао, Марина. Спасибо за чай.
...
Это было больше двух лет назад. Мы на пару дней остановились в какой-то загородной гостинице – Ю, я и еще несколько человек. Не вспомню, зачем.
Ю тогда еще совсем меня не знала, наши комнаты находились в разных концах коридора. Я была сильно простужена и около полуночи спустилась в бар – за кипятком для жаропонижающего порошка. На мне были рваные джинсы, черная водолазка и тяжелые жемчужные бусы. Ожидая, пока наполнят стакан, я прислонилась спиной к барной стойке и в vip-зоне заметила Ю – она сидела на низком кожаном диване, докуривая, похоже, не первую сигарету. Я понимала, что сама заговорю вряд ли.
– Мариин... – Тихо позвала она, оглядывая мой запотевший стакан. – Кипяток?..
– Больше ничего не могу себе позволить, – подойдя к ней, я пыталась в ответ пошутить. – Я хочу быть с тобой сейчас. Кто-то говорит: нужно учиться терпению... но если у нас не случится следующей жизни? – нагретое стекло обжигало руки, меня трясло.
– Если трясет – пей бренди.
И Ю поила меня бренди (поить пришлось недолго), а я с ногами залезла на диван и рассказывала ей что-то про океаны и окна, окна и океаны...
– Чего ты ждешь от меня? – я крутила колесико зажигалки так, чтобы огонь не успевал вспыхнуть.
– Не знаю... Ничего.
– Ю, ври кому хочешь, это даже правильно – нужно ведь играть хоть какую-нибудь роль... но зачем врать самой себе..?
– Просто ты еще очень молода, – она обвела пальцем мою бровь. – А я уже научилась верить лишь тем, с кем съела пуд соли.
– Барышня! – окликнула я проходящую мимо официантку. – Пуд соли, пожалуйста!
Спустя полчаса мы стояли на пороге ее комнаты, я держала Ю за рукава:
– Подожди, я зайду на секунду к себе – только линзы сниму. Очень устали глаза.
– Хорошо.
– Хорошо... – Я все тянула ее свитер.
– Иди же.
– А ты никуда за эту секунду не денешься, не исчезнешь?.. Ты не умрешь?!
Я открыла глаза и подняла голову. Совсем забыла пойти в сквер, чтобы встретить ее – весь день просидела за компьютерным столом в ворохе взъерошенных распечаток, не обедая, не раскрывая окон... Ю пришла почти вовремя:
– Я, как обычно, в наш сквер, – а тебя там нет, – она оглядела комнату, сонный беспорядок. – Ты что, не выходила сегодня?! – потом резким жестом раздернула шторы. – Сидишь тут, как змей в подземелье... яблочными огрызками вон обложилась...
Я перечеркнула красным фломастером абзац, в котором полчаса назад написала о ней что-то доброе.
– Что это ты делаешь?
– Небольшая редакторская правка, только и всего. Ю! Я видела такой страшный сон! Как будто мы пришли на кладбище к чьей-то бабушке, а все могилы пустые, без надгробий, и только сухая пожелтевшая трава низко-низко к земле стелется. И ты говоришь: «Это тролли плясали, нужно скорее уходить», и так серьезно, что я поверила. Но мы почему-то не ушли, из-за этого начали ссориться, и сон окончился тем, что я рыла себе могилу...
– Вот дурилка-то! Какие могилы? Я вообще хочу, чтобы меня сожгли.
– У-у-у, не сомневайся: тебя мы сожжем, – я прицелилась и выбросила в форточку потемневший огрызок. – А прах развеем над Понькиными болотами!
Ю нервно засмеялась:
– Дарст с обкусанными яблоками? – ее огрызок, оставив на стекле небольшую кляксу, отскочил на пол. – Чур, окна моешь ты.
– А ты заклеиваешь трещины изолентой... малиновой.
...
Марина – взрослая девочка с сухими щеками... гибкая, когда отдается. Я медленно шептала «So beautiful you are...», целуя ей плечи и краешки скул, а синее-синее небо потрошило себя для множества звезд... Только все это глупости: что мне небо?
И ночь, и дождь закончились почти в одно время.
– Пожалуйста: не щурься, – я убрала ей челку со лба. – Вот увидишь – солнце, утро... скоро они успокоятся – и уйдут за крышу Козьего Домика.
Старая краска на полу Марининой комнаты, открытая бутылка белого вина рядом с кроватью, а на первом этаже спит глухая тетка... Я закурила. Марина взяла мою сигарету и, выдохнув дым, поморщилась:
– Почему ты куришь ментоловые?
– Если бы сигареты «More» не стоили так дешево, я бы непременно курила только их.
– Ты будешь скучать по мне?
– Я ведь еще не уезжаю... – Я залезла под плед из колкой верблюжьей шерсти.
– А ты скажи – будешь?
– Я не знаю. Пару раз мне приснится, что ты проходишь в мой дом под зонтом и забыв разуться – удивлюсь, но досмотрю сон до конца. Думаю, это все.
– Я сейчас напьюсь от разочарования, – пошутила она, пытаясь нащупать бутылку.
– Так много всего случилось за последнее время... а я научилась только одному – не привязываться к людям. Ты пей... пей, конечно. Это Ю совсем нельзя пить.
– Нет?
– Нет. Она, как напьется, так сразу повеситься хочет... – Я замолчала.
– О чем задумалась?
– Рисунок твоих обоев поражает красотой, – я пристально смотрела на выгоревшие лет за двадцать корзинки с цветами. – А сад я все-таки куплю.
– Какой сад? – удивилась она.
– Что с восемьдесят шестого года!
– Ах, Марго, Марго... Именно сегодня купишь?
– Ну разумеется, – я улыбнулась тихо.
– А почему..?
– Видишь ли, сегодня – девятое августа, – я медленно повела безымянным пальцем вниз от ее ключиц и задержалась во вмятинке пупка. – Ровно год с тех пор, как я счастлива.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Марина Авис: Откуда ты?. Рассказ.
Еще один рассказ Марины Авис о любви.
25.01.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|