Сергей Алхутов: Висящие ни на чём.
Сергей Алхутов - человек весьма креативного мышления, и синтетический жанр "Историко-биографический обзор", судя по всему, придуман им (или, в крайнем случае, освоен) для того, чтобы придать жанровую завершенность произведению с заманчивым названием "Висящие ни на чем".
Я лично, как журналист, несколько лет жизни отдавший всякого рода "народным" газетам, назвала бы его очерком. Или, точнее, промежуточным звеном между очерком и репортажем. Для очерка здесь маловато "размышлизмов". Для репортажа - живых деталей. А именно - диалогов, личных высказываний персонажей этой истории.
Не знаю, обидит ли такое мнение автора, но на мой взгляд, к публицистике очерк о профессии имеет весьма опосредованное отношение. Говорю это на тот случай, если Сергей Алхутов видел в своем произведение нечто большее, чем просто рассказ о непривычной профессии.
Однако же!
Мощнейшее, незыблемое присутствие "человеческого фактора", незаурядной личности, влюбленной в свое трудное и удивительное дело, в этом очерке таково, что сомневаться в публикации рука не поднимается, душа не позволяет... Да здравствуют человеки, висящие ни на чем и из этой пустоты черпающие художественное вдохновение! Пустота потенциальна. Творчество вечно.
Елена Сафронова
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Елена Сафронова
|
Висящие ни на чём
Вы в большом городе. Идёте по улицам. Поднимите взгляд — рано или поздно он обязательно остановится на человеке, будто приклеенном к стене дома и едва ли не теряющемся в голубизне неба. Кто он, висящий ни на чём?* Как умудряется не падать? Что делает там? Зачем и почему он там находится?
Попробую ответить на эти вопросы. Ведь этим человеком вполне мог оказаться я.
Моё начало
В детстве я занимался детским туризмом — "настоящие", взрослые спортивные туристы в те времена не считали подростков, идущих в горы или сплавляющихся по рекам, за своих. Подрастая, я начинал это чувствовать, а поступив в пединститут, с походами вскоре завязал.
Но опыт остался.
Началась перестройка, окончилась учёба — при такой комбинации работа по специальности могла дать мало что, кроме некоторого морального удовлетворения.
Когда оно оказалось не в состоянии удерживать меня на работе, позвонил очень кстати старый товарищ и попросил помочь выполнить заказ: "Больше некому, все разъехались". И я поехал помогать.
Заказ тот был такого рода, что сегодня я справился бы с ним в одиночку за полчаса. Нам предстояло натянуть виниловый плакат на магистральный рекламный щит размером 3х6м. Нас было трое, у нас были обвязки, верёвки и железки, более-менее знакомые мне по детскому туризму, молотки и гвозди, а также табуретка для работы с тем участком щита, до которого можно было с неё достать. Мы трудились около четырёх часов.
"Не ожидал, что учитель умеет работать", — сказал старый товарищ и выдал мне деньги в размере трети месячной зарплаты.
И я остался в промышленном альпинизме.
Люди
В промальп приходят люди разного свойства. Среди московских промышленных альпинистов я встречал и физиков, работающих на реставрации фасадов, но не расстающихся и со своей лабораторией, и спасателей, использующих свой богатейший опыт в свободное от службы время, и гостей из бывших братских республик, не имеющих специальности и, судя по стилю работы, не особо дорожащих своей жизнью, и даже одного штабного офицера-шифровальщика.
Типичного промышленного альпиниста можно узнать издалека. Он одет в довольно яркую, но не пёструю куртку из капрона с гортексовой мембраной или полартека, на ногах у него трекинговые ботинки, за спиной рюкзак (для работы — большой, объёмом от 50 л, для поездок по городу маленький, меньше 20 л, и ни в коем случае не попсовые Columbia или Camelot, а специфические Tatonka или Баск, сшитые для профессионалов). Приезжая на заказ, переодевается. Телосложение крепкое, волосы средней длины (борцовско-бандитский ёжик и противоположные ему длинные волосы свободных художников — явления в равной степени редкие), зачастую — борода и усы.
Типичный промальповец не работает за зарплату — он либо ищет заказы сам, либо откликается на приглашения тех, кто нашёл. Заработав достаточно денег, едет в Крым заниматься скалолазанием (варианты: на Алтай альпинизмом, на Кавказ спелеологией, в Хибины горными лыжами). Именно это для него самое главное — ради обеспечения таких поездок он и работает.
Однако среди моих знакомых промальповцев основную часть составляют как раз нетипичные.
Одна из самых колоритных фигур — Слава. Он занимался наружной рекламой, специализировался на электрике и работал потому, что ему это нравилось. Его познания позволяли ему это — он закончил энергетический институт. Слава способен был подключить освещение рекламного щита, используя как фазу троллейбусноый провод, в качестве земли — именно землю, грунт под щитом, а чтобы снизить напряжение на светильниках, соединить их не параллельно, как включаются все на свете приборы, а последовательно. Традиционной промальповской одежде он предпочитал кожаную — так удобнее лазать на фонарные столбы, не соскальзываешь. Лазил на них, как медведь на дерево.
После падения с семиметровой высоты Слава стал заниматься промальпом всё меньше и меньше, а затем и вовсе из него ушёл.
Сергей продолжает работать в промальпе и, кажется, будет продолжать всегда. Он берётся за сложные заказы, быстро учится любой новой работе и использует в ней очень неожиданные приёмы. Я бы никогда не согласился при подъёме пианино или джакузи на десятый этаж использовать своё тело в качестве противовеса, цепляясь за верёвку и прыгая вниз. Он — пожалуйста: это же безопасно, всё рассчитано! Возможно, мыслить и вести себя столь смело и свободно ему помогает йога — он занимается ею сам и учит других.
Антон, как и Слава, ушёл из промышленного альпинизма, но вовсе не после травмы. Работа нужна была ему, чтобы иметь средства на участие в исторических ролевых играх. Антон с удовольствием брался за крупные заказы, собирал бригаду, организовывал коллективную работу, сам выполнял основную её часть смело и быстро, играючи обращаясь со снаряжением и инструментом — так на своих играх он обращался с мечом и щитом, луком и стрелами. Сейчас он руководит клубом ролевиков и тем живёт, и от дела этого получает свою регулярную порцию адреналина. Естественно, и эта роль не соответствует его образованию — ни ролевиков, ни промышленных альпинистов не готовит ни одно учебное заведение; по диплому Антон — дирижёр.
Андрей, в отличие от предыдущих, высшего образования не получал принципиально. С детства его страсть — вождение машин; впервые он сел за руль автобуса лет в 13. Страсть к машинам сочетается со страстью к спортивным походам — в год он проходит по 6-7 горных и лыжных маршрутов. И в работе для него характерно тщательное планирование маршрута — что на машине между множеством мелких объектов (тех же рекламных щитов), что на верёвке по фасаду. Если в стене предстоит просверлить сорок дырок, именно Андрей соединит их кратчайшей и удобнейшей линией движения.
Среди названных людей Слава вошёл в историю промышленного альпинизма благодаря изобретению ноу-хау под названием "белые тапочки". Иногда рекламные поверхности располагаются одна под другой — тогда, если монтируешь верхнюю, бывает важно не испачкать ногами нижнюю. Тут-то белые тапочки и могут пригодиться.
Вещи
Для занятий промышленным альпинизмом требуются не столько белые тапочки, сколько специальное снаряжение — то самое, благодаря которому промальповец и выглядит со стороны как "висящий ни на чём".
Висят промышленные альпинисты на верёвках толщиной не меньше сантиметра. В спортивном альпинизме принято различать среди основных верёвок статические и динамические — последние пружинят при рывке, уберегая человека от травм. Рывок, срыв человека — ситуация нештатная, он случается при "свободном" лазании. Промышленный альпинист нуждается в свободе иного рода — свободе от зацепок на стене для работы руками. Поэтому — никаких динамических верёвок! (Надо заметить, обычные динамические верёвки обильно впитывают воду, а водоотталкивающие их сорта стоят дорого.)
По нормативам статическая верёвка толщиной в сантиметр должна выдерживать рывок от полутора тонн. Человеческое тело с таким рывком, конечно, не справится.
Верёвки навешивают с крыши или чердака, привязывая к чему-нибудь надёжному, вроде печной трубы из кирпича, бетонной будки над лифтом или деревянного стропила. В типичном случае они достают до земли — для этого, например, на панельную 9-этажку требуется около 40 метров верёвки (большая часть на фасад, меньшая — на крышу и вокруг точки крепления). Иногда альпинист работает под самой крышей, и нижняя часть верёвки ему не нужна — её, к тому же, может задуть ветром на дорогу, на провода или ещё в какое-нибудь негаданое место. Тогда можно висеть и на короткой верёвке, завязав на её болтающемся в воздухе конце узел, носящий заботливое название "труполовка".
За верёвку альпинист цепляется, конечно, не руками. Он одет в систему ремней, называемую обвязкой или беседкой (а иногда и просто системой), чаще всего охватывающую его таз (нижняя обвязка). К тому же, промышленный альпинист сидит на доске-сидушке, которая состёгивается с петлёй обвязки. Через ту же петлю крепятся к обвязке и сидушке приборы, в альпинистском просторечии причисляемые к "железу", — вот ими-то альпинист за верёвку и цепляется (говорят: встёгивается в верёвку).
Приборы эти бывают, в общем, двух видов. Одни из них позволяют человеку подниматься по верёвке — они свободно проскальзывают по ней в одну сторону и заклиниваются в другую. Это разного рода зажимы — жумары, кроли, шанты, кулачки и т.п. Приборы второго рода позволяют человеку спускаться с нужной скоростью — верёвка трётся об них, и движение тормозится. Самый распространённый из спусковых приборов — "восьмёрка", встречаются и другие (например, довольно громоздкие импортные десантёры с рычагами).
Кажется, самая знаменитая из альпинистских "железок" — карабин (за исключением, разве, ледоруба, который употребляется только в горах). В кинофильмах и повестях об альпинистах карабинами называют всё, что угодно, сделанное из металла. Между тем, альпинистский карабин отличается от того, которым собачий ошейник пристёгивается к поводку, лишь формой и прочностью, а уж никак не назначением. Его используют, чтобы пристегнуть одну петлю к другой. Чтобы пристегнуть друг к другу вещи, на которых такие петли есть. Например, банальное ведро с краской к сидушке.
Вот, кажется, и всё самое важное. Имея это и умея им пользоваться, можно отправляться работать на фасад.
Дела
Самой приятной из моих последних работ был монтаж новогодней ёлки на фасад крупного московского предприятия. После неизбежных контактов с охраной и ожидания пропуска попадаю, наконец, на крышу и навешиваю верёвки. Подсобники на снегу перед заводским забором собирают пушистую проволочную красавицу, развешивают шарики и гирлянды. Мне предстоит организовать подъём этого чуда на высоту около шести метров и закрепить его так, чтобы оно не потеряло своей прелести.
Поднимаем с помощью верёвок — ёлка оказывается неожиданно тяжёлой. Подсобник привязывает свой конец верёвки к забору, я креплю красавицу к готовым петлям в стене с помощью пяти металлических тросиков. Всё? Как бы не так: ещё в течение двух часов ползаю по ёлке, перевешивая огромные, со школьный глобус, разноцветные шары, чтобы картина понравилась PR-менеджеру завода. Наконец, все шарики развешены на свои места — тут оказывается, что сама ёлка должна висеть на полметра выше. Скрепя сердце, командую натянуть верёвку, демонтирую тросики. Поднимаем дерево на полметра, затем процедура монтажа повторяется.
Часть шариков, конечно, сбилась, да и гирлянды, оказалось, развешены не так, как надо. Охорашиваю ёлку ещё часа полтора.
Фасад, на котором она висит, выходит на одну из крупных московских улиц. Значит, моя работа будет радовать тысячи людей все новогодние праздники.
Далеко не любая работа промышленного альпиниста приводит к столь демонстративным, публичным результатам. Например, герметизация межпанельных швов или чистка снега с крыш — труд неброский и недорогой, но нужный людям.
Альпинисты могут выполнять самые разнообразные работы. Это монтаж рекламы, антенн и кондиционеров, наружная окраска зданий и башенных кранов, штукатурка фасадов, ремонт водосточных труб, монтаж воздуховодов в цехах и ангарах, пилка ветвей на деревьях, подъём тяжёлых предметов интерьера с улицы в квартиру, мойка стёкол, демонтаж высоких заводских труб... По слухам, промышленные альпинисты были задействованы даже на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС — они расчищали крутые склоны. Именно альпинисты (тогда ещё не называвшиеся промышленными) маскировали шпили в предблокадном Ленинграде.
А если верить не только слухам, но и логике вещей, промальповцы — представители профессии не такой уж молодой. За истекший XX век они сделали многое. Просто раньше они назывались иначе — монтажники-высотники.
Случаи
Даже такая опасная, требующая мужества работа, как промышленный альпинизм, будь она лишь работой, приелась бы многим. Действительно, достаточно повисеть полгода, как спустя десять-пятнадцать минут после спуска с крыши на фасад перестаёшь замечать высоту. Есть сидушка под задницей, есть фасад под коленями — чем не опора? Работай!
К счастью, жизнь промышленного альпиниста полна неожиданностей, чаще всего приятных. Больше всего рассказов я слышал о том, как жители домов, на которых работают альпинисты, угощают их чем-нибудь, а то и приглашают за стол.
Как-то раз мы с напарником выполняли заказ на невысоком здании, крыша которого представляла собою открытое кафе. В самый разгар работы к огораживающему кафе парапету подошли два респектабельных армянина, посмотрели на нас, с опаской пощупали мои верёвки и уважительно изрекли: "Алпинист-малпинист". Большее внимание с их стороны в тот момент помешало бы мне — они, наверное, почуяв это, ушли. Однако спустя час у кромки крыши появился гарсон с подносом, на котором стояли две рюмки водки. "Велено передать вам" — промолвил он.
Внимание к альпинистам проявляют не только люди. Однажды мы с другим напарником монтировали на жилой дом большой рекламный плакат, и одно из окон на фасаде оказалось открытым. Битый час я общался, как мог, с высунувшим из него морду огромным псом, отвлекая и развлекая его, а напарник тем временем спешно завершал свою часть работы — он, как выяснилось, боялся собак.
Случаются вещи и пострашнее. Раз мы (уже с третьим напарником) монтировали плакат на магистральный щит. Верёвки свисали до земли и частью лежали на ней. Вдруг под щитом проехал трактор, зацепил одну из верёвок, намотал её на щётку и потащил за собой. Так страшно мне, пожалуй, не было больше никогда. Щит качало и трясло вместе с нами, казалось, он выплюнет нас из себя, и мы размажемся по асфальту как два плевка. К счастью, верёвка лопнула. Позже выяснилось, что престарелый тракторист был подслеповат.
Травматизм среди промышленных альпинистов — явление нередкое, но никак не массовое. Гибель — тоже.
Самая страшная из известных мне смертей случилась даже не с промышленным альпинистом, а с сотрудником МЧС. В спасотряд позвонила бабушка и сообщила, что находится в своей квартире и не может открыть захлопнувшуюся железную дверь. Сотрудники выехали на место происшествия, один из них навесил верёвку и приготовился к спуску в квартиру. Окно несколькими этажами выше бабушкиного открылось, и из него посыпались сначала упрёки, а затем и угрозы. В конце концов угрожавший обрезал верёвку, и спасатель разбился насмерть. Дело дошло до суда и даже освещалось телевидением.
Среди людей встречаются всякие. Но, тем не менее, спасатели продолжают спасать потерпевших, а промышленные альпинисты — выполнять заказы. А это значит, что огромное большинство тех, кто смотрит на нас из окон своих квартир — обычные хорошие люди.
А вот не то чтобы случай, а просто любопытный заказ. Лет шесть назад один из заказчиков предложил нам натянуть над дорогой перетяжку. С его слов заказ выглядел устрашающе, и мы запросили за его выполнение приличную сумму — тем более, обчыно такие работы делают ночью с вышки, частично перекрывая движение на дороге. По мере уточнения деталей выяснялось, что не всё так сложно и страшно. Но сумма оплаты, как уже оговоренная и заложенная в проект, не менялась.
Когда мы приехали на место, оказалось, что дорога — это ведущая в лесопарк тропинка, а конструкция, на которую предстоит монтировать перетяжку, — два вырезанных из дерева трёхметровых столба в виде медведей, стоящие по обочинам. Что ж, встали мы один другому на плечи и привязали перетяжку медведям за уши.
А сумма оплаты так и не поменялась.
Дух
Когда попадаются заказы вроде навески плаката медведям на уши, они радуют и веселят волей-неволей, даже если очень хочется поворчать на жизнь, и память о них радует долгие годы. А вот для выполнения обычных работ приходится брать себя в руки — свесившись на стену, первые секунды в любом случае боишься.
Существуют ли специальные приёмы для того, чтобы побороть страх высоты? Об этом промальповцы как-то не говорят. Между собой — незачем; все они, каждый по-своему, умеют с этим справляться. Рассказывать другим? Самый глубоко психологичный вопрос, задаваемый промышленным альпинистам, восхитительно прост: "Страшно?!" И как ответить на него? Либо "да", либо "нет" — то и другое вызывает у спросившего не более чем восхищение мужеством отвечающего.
Однажды мне пришлось помочь справиться со страхом высоты одному из своих напарников. Напарник был опытный, но и на старуху бывает проруха. Фасад, на котором предстояло работать, имел в трёх метрах ниже крыши ступеньку — дальше неё человек спуститься не смог. Стоял на ней, встёгнутый в верёвку, и боялся.
Я позвал его наверх, подождал, пока успокоится (на крыше это просто) и спросил: а что за чувство противоположно его страху? Он, подумав, ответил: умиротворённость (ничего странного — у каждого свои антонимы).
И тогда я повёл его по крыше искать место умиротворённости. Для читавших Карлоса Кастанеду смысл процедуры ясен, а для не читавших его поясню: надо же её, умиротворённость эту, где-то взять. А "где-то" — это вопрос места.
Мы с напарником бродили около получаса. В конце концов какое-то место, для меня мало чем примечательное, показалось ему особенно подходящим. Он стоял на нём и умиротворялся. У самых ног его лежали кошачьи экскременты.
Когда я предложил ему найти на этом месте какую-нибудь вещь, точно означающую для него умиротворённость, он именно их и выбрал. Долго стеснялся своего выбора. Закончилась его стеснительность тем, что мы придумали строчку из несуществующей песни, которая вполне могла бы принадлежать Егору Летову и группе "Гражданская оборона": "Я буду умиротворённым, как говно". Напарник улыбнулся, затем поморщил нос и, наконец, аккуратно завернул предмет умиротворённости в бумажку и опустил в карман.
На следующий день он висел на стене как ни в чём ни бывало. Страх был преодолён.
Наверное, это лишь небольшая часть духовной работы, которую ежедневно проделывают промальповцы мира с собой и с другими.
Ни на чём
Иногда мне кажется, что промышленные альпинисты нашего времени подобны морякам времён Колумба. Собравшиеся Бог весть откуда, работающие руками, головой и духом, нанимающиеся не в должность, а в дело, и уходящие в неизвестность. Тех отделяли от смерти корабельные доски в два пальца толщиной, этих — верёвка толщиной в полпальца. Те покоряли океанскую стихию, эти — высоту.
Впрочем, не будем излишне романтичными. Промышленный альпинизм — профессия, выгодная тем, кто ей занимается, и нужная обществу. Существуют места, до которых не добраться ни на вышке, ни на люльке, ни приставив лестницу, ни возведя строительные леса. Именно сюда и приходят промышленные альпинисты — люди, висящие ни на чём.
----------------------------------
*Выражение одного культуролога, моего постоянного заказчика на высотный монтаж выставочных экспозиций. По его утверждению, взято из Торы.
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Сергей Алхутов: Висящие ни на чём. Очерки о судьбах людей.
01.12.06 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|