Наталия Май: Царская нота.
Сказка вроде бы детская, но и для взрослых тоже. Дети, между прочим, далеко не всё поймут, мне так кажется. Потому что это о творчестве – честном или же, напротив, продажном, конъюнктурном, и о том, кто, как и куда направляет это творчество. Н. Май показывает четыре «модели», четыре разновидности сочинителей песен. Первый автор пишет красивенькие "хиты" («песни его были сладкими и пахучими»). И, наверно, (предполагаю я) легко усваиваются слушателем, что-то вроде «ун-ца, ун-ца…» – в одном ритме, в сладкой гармонии, в сразу запоминающейся мелодии (а потому, вероятно, и забываются быстро). Второй автор пишет изощрённо и затейливо («Он обожал удивлять, поражать, сбивать с толку и прямо-таки ошеломлять мастерством сочинителя…»). Третий – трудяга, «сочинял песни на все праздники и на все будни» (знаем мы и таких «песенников»). И, наконец, последний – искренен, песни пишет – как птица поёт, у него есть своя нота — «небесная» («Его песни звучали так странно, что о мастерстве забывали»).
Кто же из них победит в музыкальном конкурсе, кто завоюет желанный приз – Царскую Ноту? И если победит - ПОБЕДИТ ли?
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Алексей Петров
|
Царская нота
моему папе
Царская Нота
Жила-была страна Песния, жили в ней песнелюбы. Веселые добрые люди. И очень любили петь. Их царя звали Песнелюб Первый – так всех царей называли. Это значило: первый среди песнелюбов.
При дворе была Песенная Мастерская. Почетное место. Особое. Там трудились четыре придворных Мастера Песни и тысячи их подмастерьев. Песнероз, королевский любимец, называл свои песни именами цветов и любил повторять: «Аромат-аромат…» Песни его были сладкими и пахучими. Благоухали как нежные кустики в царских угодьях. Песнепавлин был на редкость хвастлив. Знал секреты песенного ремесла, знал приемы и, как он сам говорил, «эффекты». Он обожал удивлять, поражать, сбивать с толку и прямо-таки ошеломлять мастерством сочинителя. За эту слабость его и прозвали Песнепавлином. Его песни были настолько изобретательны, что даже чуткому уху было не за что зацепиться. И это было предметом особенной гордости Песнепавлина.
Песнедел был самый трудолюбивый и самый прилежный. Он сочинял песни на все праздники и на все будни. Когда другие ленились, он выручал. Благодаря ему, в Песнии всегда было что петь. Песни его были похожи одна на другую и запоминались с трудом, но были сложены безукоризненно. По всем правилам и усердно. Песнедела никто не любил, но все уважали. И царь его очень ценил.
И последний… его звали Песник. О чем это говорит? Ни о чем. Но песнелюбы не знали, как звать его по-другому. Его песни звучали так странно, что о мастерстве забывали. Не думали, удачна ли эта мелодия или тот переход. Просто слушали. И не знали, что думать. Но все распевали.
Каждый год в последний день весны Песния проводила свой праздник – День Песни. Самой торжественной частью праздника считался Песенный Турнир - состязание мастеров песенного искусства. Победителю Песнелюб Первый вручал свой приз – Царскую Ноту. Это было изображение ноты – она была выложена самыми ценными камнями, сияя как солнце и ночью и днем. Она стоила целого состояния, но никому и в голову не приходило оценивать Царскую Ноту. Она была знаком почета в глазах песнелюбов. Перед ее обладателем преклонялись, победа была делом чести. Мастера Песни готовились к ней целый год. А подмастерья им помогали. Для этой работы отбирались самые лучшие из них. Для отделки, «раскраски», как говорил Песнероз. «Обработки» – по выражению Песнедела. «Отшлифовать» – слово Песнепавлина. И только Песник просил подмастерьев всего лишь «переписать». У него был не очень разборчивый почерк. И подмастерья посмеивались над такой невзыскательностью, в их глазах она была не к лицу придворному мастеру.
Песнероз и Песнепавлин были давние недруги. Песнероз получал эту премию дважды, а Песнепавлин – никогда. В этом году Песнепавлин был настроен решительно: справедливость-таки воцарит. Его песни искуснее, царь это знает. Как он ни любит этого своего цветовода от музыки, Нота достанется настоящему мастеру.
Песнедел ничего особенного не ждал. Рано или поздно он Царскую Ноту получит. В знак уважения и признания его заслуг – а они всем известны.
Песник молчал. Ни одна живая душа не догадывалась, какие мысли его посещали, теснясь в голове, мощными крыльями будоража несмелое сердце. Его песня была переписана начисто и ждала своей очереди быть исполненной завтра.
В день испытаний все прошло как по маслу. Заготовленная речь, танцы, хоровое пение. Песни придворных мастеров были спеты с подобающим воодушевлением. Они были именно таковы, каких ожидали. Песнепавлин получил свою премию. И благодушнейший Песнероз не обиделся. Может, чуть-чуть… Ну в конце концов, надо же было царю хоть разок показать беспристрастность?
Песник исчез в разгар праздника. Молча ушел, прихватив свои ноты. Никто не заметил его отсутствия, хотя это было знаком «величайшего неуважения». Он умел исчезать незамеченным. Его и вообще мало кто замечал, невзирая на звание «достопочтенного придворного Мастера Песни» и музыку, ту, что все напевали, работая и отдыхая и ночью и днем. Вот и сейчас все поют его песню. Прошлогоднюю. Ничего не занявшую. Он тогда проиграл Песнерозу. А кто помнит ту, победившую?
Он сидел на вершине холма – оттуда был виден и двор, и слышна его песня, и окна его Мастерской – и они… И казалось, вся Песния перед ним на ладони. Звучащая голосами тех крыльев, которые вытесняют мелодии изнутри, чтобы они взлетели над Песнией одна за другой целой стаей. Но самое трудное – вылететь из него.
Но они так и будут летать. Только он это знал. Летать без него, ведь когда-нибудь и его здесь не будет. А что же сейчас?
«Мои песни лучше!» – хотелось ему закричать, - «Они лучше. Им ни к чему аромат Песнороза, они пахнут как райский сад. Ни к чему им бахвальство своим мастерством – такое смешное у Песнепавлина. Они за пределами мастерства. Их меньше, чем песнеделовых, но разве похожи они одна на другую… как у него?» Но только никто их не ценит. Он знает им цену… но больше никто.
Он так ждал, так надеялся… и ничего. Опять ничего. Год за годом надеяться…
Нет у него больше сил.
Все секреты он знает. Он может стать наиболее уважаемым. Ему это раз плюнуть. Он сделает то, чего от него хочет и царь, и другие… А как угодить их царю, знают все. Он сумеет ему угодить. Его песня пересластит все творения Песнероза, а техническими эффектами – попросту хвастовством – переплюнет и Песнепавлина. В этом году он будет работать вдвое больше великомученика Песнедела. Царь будет к нему благосклонен. И Царская Нота будет его.
Его все поздравляли… Все было именно так, как ему и мечталось. Вот она – Нота – сверкает в его руках. Все веселятся. А царь – тот сияет. Песнероз с Песнепавлином переглядываются, изображая радушие, а лица от злости и зависти так перекошены… Он же мечтал о таком! Он так долго мечтал… Почему же не может он выдавить даже улыбку? Ведь это невежливо, вон на него покосились… А он стоит бледный как смерть - да с таким лицом можно на своих похоронах появиться.
Ему надо что-то сказать… все подумали, не заболел ли он – нет? Но он просто не может…
И это после всех трудов! Подмастерья его зауважали, стали шептать у него за спиной, мол, их мастер взялся за ум. Написал уж такой розанчик, что царь растаял, а главное – посвятил песню ему, Песнелюбу Первому, назвав «богом на Песенной земле». Царь был тронут. И сколько таких подношений за все это время, а сладких каких! Песнероз был раздавлен. У царя появился другой любимец – искуснее, льстивее и моложе. А главное – тоньше! И вкус у царя утончился – он уже морщился, слушая витиеватые рулады Песнероза, полюбив сочные новые «персики» Песника. Царь их сам так назвал. А все знали, как он любит персики. Выше для него не было похвалы.
Песнепавлину и сладостно было, и горько. Хорошо, конечно, что давний недруг его Песнероз посрамлен со своими «акациями» – смех, да и только! И ведь продолжает их так называть. Но что же ему теперь делать? Ведь этот парень и сложностью, и изощренностью не уступает ему самому. Кто мог подумать, что это возможно?
Песнедел был не злой человек, не завистник. Он пожурил новоявленного любимца царя за излишества, отход от строгих песенных правил. Но, в общем, поздравил – и от души…
Почему он не может ни слова сказать? Вот ведь Нота – в руках у него, где же радость, улыбка? И Песником больше его не зовут, он теперь Лучший Песник. Вот так-то! Но вот как-то странно молчит его сердце…
А ведь оно пело, всегда… Когда плакал он или смеялся, он слышал его. Эту ноту внутри. Сам не замечая того, он держался на ней, она была его корнем - невидимым, о котором знал только он сам. Как у дерева… Все осталось – и ствол, и листва, только корень исчез… Он не знал, почему и куда… Ничего он не знал. Он не знал, почему он не рухнул – как может стоять и смотреть, понимать, отвечать даже что-то… Как может – без корня?
Он сидел на холме, на том самом. Сидел Лучший Песник – вот ночь на дворе, все уснули, а он все сидит. «Что же было плохого в той песне?» – мучительно выдавил он из себя, - «Ведь она всем понравилась». «Ты знаешь, что», - вдруг какой-то неведомый голос ответил, - «Тебя в ней не было». «Я ее сочинил!» – закричал он. «И все же она не твоя. Разве она – часть тебя? Не имеешь ты права на премию эту, отдай ее… да хоть Песнепавлину, пусть радуется. Выше радости нет для него». «Я ведь тоже мечтал!» «И ты рад?» Он не знал, что ответить, не знал даже, с кем говорит. «Что я сделал?» «Подумай».
Он вспомнил, когда это началось. Год назад в тот же день. Он заглушил в своем сердце ту самую ноту, старался не слышать ее, иначе не смог бы подделаться под Песнероза и Песнепавлина, не смог бы угодничать и пускаться в своем ремесле и на малую хитрость… Он просто не смог бы. Та нота ему не давала. Держала его высоко-высоко, так, что вниз не посмотришь.
И вот он свалился. Он перестал ее слушать, она стала глохнуть, и вот – замерла… не звучит.
А он-то все думал: куда делась радость? Где смех, где улыбка его – он любил улыбаться. Люди недоумевали: «А где наш веселый Песник?» А если она и рождалась, то льстивая… лучше б и не было вовсе. Но только теперь он иначе не мог. Высох весь изнутри как пустыня. И «персики» царские скоро не будут рождаться. Ведь он даже это не сможет…
Такая огромная боль вдруг сдавила все внутренности, но он даже был рад - значит, чувствует что-то еще… Посмотрел он на Царскую Ноту – проклятье его – и шарахнул на землю ее со всей силы. Она налетела на камень и… вся разлетелась на мелкие камушки. Такая оказалась непрочная, хоть и царская. Песник вдруг рассмеялся… и сам удивился, как это легко у него получилось…
С утра все дивились, откуда здесь столько камней. Косились на Песника, он все молчал, улыбался… Подмастерья шептались: «Он все-таки сумасшедший, а мы-то подумали, взялся за ум». А Песник явился к царю и сказал: «Разучился я, ваше величество, песни писать. Такие, как нравятся вам, у меня не выходят. Не могу я быть самым почетным, и Песник не лучший, попробую я просто Песником быть». «Какая же доблесть-то быть просто Песником?» «Это для вас – никакой, для меня выше доблести нет. И не будет».
Время шло, а над ним все посмеивались. Песнедел только хмурился и не знал, что сказать. А Песник старался… сквозь зубы, сквозь боль, написать что-нибудь. Не подделку. Свое.
Но не мог.
И совсем он отчаялся, когда вдруг за работой уже на рассвете в такой хмурый день полетел он над Песнией. Крылья его были не видны, но слышны… И зачем ему Царская Нота, когда у него есть небесная?
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Наталия Май: Царская нота. Сказки и притчи.
05.02.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|