Наталия Осадчая: Гидроцефал.
На мой взгляд, этот рассказ не вполне состоялся именно потому, что он писался как рассказ. А мог бы быть великолепный очерк!..
Из личного "разговора" с Натальей Осадчей я поняла, что опыта и знаний о нашей медицине (точнее, о реализации клятвы Гиппократа в постсоветской стране) ей хватает. Но специализированные лечебные учреждения - тема острая, болезненная и потому, видимо, непопулярная ни в журналистике, ни в прозе. Современная журналистика беспомощна, увы. Проза - как бы не от мира сего. Бытие инвалидов в спецбольницах остается потому за некими рамками восприятия масс. Большое спасибо Наталье за то, что она попыталась проникнуть взглядом на "запретную" территорию.
Однако у рассказа есть очевидные слабины, которые несколько снижают заслуги авторской смелости. Например, рассказ, при всей своей трагичности, все же весьма "беззуб". А финал его - достаточно очевиден уже где-то с середины. Мне кажется, вывод, что в этом мире ТАКИМ людям не поможет никто, надо уходить в другой, уже настолько заезжен, что всерьез не воспринимается. Хотя и другой исход предложить (и предположить) сложно...
Давайте подумаем над этим все вместе?
Редактор литературного журнала «Точка Зрения»,
Елена Сафронова
|
Гидроцефал
Из машины «скорой помощи» его переложили на старую скрипучую каталку, проржавевшую уже возле истертых колесиков, исцарапанную, застеленную потерявшей цвет и пропахшей мочой клеенкой. Няня Александра Петровна, взглянув на каталку, охнула, перекрестилась и накрыла ЛЕЖАЩЕЕ там простыней целиком.
- Нехорошо так, - укоризненно покачал головой фельдшер, который привез ЭТО. – Не покойник же.
- Страсть, - прошептала няня. – Чего деточек-то пугать?
Так его и повезли по коридорам детского дома инвалидов, накрытым с головой. Фельдшер сам толкал коляску, Александра Петровна, для своих просто – Петровна, - с трудом поспевала следом.
- К Ольге Андреевне сперва, к главврачу нашему, так полагается, - задыхаясь от быстрой ходьбы, сказала она.
- Знаю, - буркнул в ответ фельдшер.
Они остановились возле обитой черным дермантином двери, Петровна постучала и тут же заглянула в кабинет.
- Ольга Андреевна, новенького привезли.
Ольга Андреевна, грузная женщина с двойным подбородком, отодвинула в сторону пустой стакан из-под чая и кивнула.
Фельдшер вкатил каталку.
- Ну что же ты, голубчик, - низким, словно из трубы голосом, прогудела Ольга Андреевна. – Совсем никуда не годится - зачем с головой накрыл? Чего это ты мне пророчишь здесь?
Она с трудом поднялась из-за стола, раздраженно подошла к каталке, двумя пальцами-колбасками небрежно взялась за край простыни, откинула ее, и брезгливо поморщилась.
- Господи, почему к нам-то? – воскликнула она. – Ему в больнице место.
- Вот история болезни и направление, - ответил фельдшер. – Стационарное лечение проведено, операцию делать поздно, родители домой забирать отказались. Только к вам.
- Показатели мне решили испортить! - главврач опять накрыла ЭТО с головой. – Он же умрет не сегодня-завтра! Кто ж мне такую свинью решил подложить? А я думаю – чего это из областного центра – да в мою глушь? Как медикаментов, так от вас не допросишься, а смертника – на, Ольга Андреевна, принимай!
- У него родители в соседнем районе… - начал было оправдываться фельдшер.
- А на хрена мне его родители? Чего же сами-то не забрали? Давить надо таких родителей, до чего ребенка довели! Да уж, подарочек мне под Новый год изумительный, спасибо там передай.
- Ольга Андреевна, не больница же это решает, опекунский совет. Нам куда сказали, туда мы и отвезли.
- Без тебя будто бы не знаю, - огрызнулась главврач. – Давай, распишусь, где там твои бумажки?
Фельдшер ушел, нянечка Александра Петровна стояла и заворожено смотрела на ЭТО, спрятанное под простыней.
- А ты, Петровна, чего стоишь?
- Страсть-то какая, Ольга Андреевна…
- Ты где работаешь, Петровна? У нас тут не институт красоты, - она подтолкнула няню к выходу. – Иди, иди давай!
Выпроводив испуганную нянечку из кабинета, главврач заперла дверь, подошла к умывальнику, долго мыла руки, вытерла насухо, тщательно промокая каждый палец, вернулась к каталке и скинула простыню.
Огромная шарообразная голова, лоб, нависающий над треугольным, сморщенным, почти как у старичка лицом, глубоко запавшие, широко расставленные глаза, которые моргали, оголяя лишь белки, немощное тельце с едва заметной шеей и слабыми неразвитыми ножками – ТАКОЕ Ольга Андреевна видела только в заспиртованных банках во время учебы в мединституте, лет двадцать пять назад.
Она громко дышала, привыкая к зрелищу, и заставляла себя не накрыть ЭТО опять с головой.
- Наверняка еще и полный идиот, - сказала женщина вслух, разговаривая, скорее всего, сама с собой. – Зовут-то тебя как?
- Лешик, - вдруг невероятно высоким тонким голосом ответило ЭТО.
Ольга Андреевна вздрогнула.
- Чего? – она низко наклонилась над существом. – Лешик?
- Лешик, - повторило ЭТО.
Ольга Андреевна покачала головой.
- Может, ты знаешь, сколько тебе лет?
Лешик поднял маленькие ручки, сосредоточенно глядя на пальцы, загнул левой рукой на правой большой палец и показал Ольге Андреевне – четыре.
- Хм, - только и сказала главврач, вернулась за стол, открыла привезенную историю болезни мальчика и принялась внимательно читать.
…Гидроцефалия, водянка головного мозга… за медицинской помощью родители обратились слишком поздно… сначала лечил районный невропатолог… голова еженедельно увеличивалась в объеме на 2 см… оперативное вмешательство противопоказано… несколько курсов терапии… стадия ремиссии… адекватен…
- Ну, может хоть не мочится под себя, - вздохнула Ольга Андреевна и вернулась к мальчику, покачав головой – никак не могла нормально на него смотреть.
- Ты писать не хочешь?
- Хочу, - таким же пронзительным голосом ответил Лешик.
Главврач открыла дверь и, не выходя в коридор, крикнула:
- Александра Петровна!
Знала, что нянечка наверняка где-то рядом.
Петровна тут же возникла в дверях.
- Утку мальчику.
- Это мальчик?
- А ты думала кто? Инопланетянин? Мальчик. Утку, а потом – мыть его, и в комнату.
- В какую?
Ольга Андреевна задумалась.
- На второй этаж, туда, где у нас слепоглухие из Мащенского дома-интерната.
- Ага, - кивнула Петровна и побежала за уткой.
Когда няня Петровна (дети, которые слышали, что взрослые зовут ее «Петровна», стали называть ее «няня Петровна») мыла Лешика, тот счастливо улыбался и даже хохотал. Хохот был у него заливистый, словно маленький колокольчик звенел. Няня Петровна даже слезу смахнула.
- Сикотна, - визжал он, коверкая слова. – Ой, сикотна.
Вымыв его, няня спросила:
- Ты на ножках-то стоять умеешь?
Лешик напрягся весь, вслушиваясь в речь няни, сосредоточился, напомнив ей своим поведением щенка, пытающегося понять человеческую речь.
- Умею.
Она опустила его на коврик, лежащий на полу у ванны. Лешик стал, покачиваясь и наклонив голову набок – тяжело ему видно было держать ее прямо. Петровна торопливо вытерла его, одела, накинула сверху на голову пеленку, оставив маленькую щель для глаз, взяла на руки – мальчик оказался легким, и понесла на второй этаж в комнату к слепоглухим детям, которые появились в доме инвалидов недавно, после того, как в Мащенске рухнула крыша старого аварийного здания, где располагался интернат.
- Михалыч! – крикнула нянечка в коридоре, увидев мелькнувшую спину мужика в ватнике – это был завхоз. - В 23 комнату кроватку надобно, новенький там.
Михалыч остановился, упер руки в бока:
- Игде ж я тебе эту кроватку возьму?
- А это меня не касается! – с вызовом ответила Петровна. – Андреевна сказала к слепоглухим, а там свободных местов нет!
- Это мальсики? – спросил Лешик, показывая на соседей по комнате, когда Михалыч нашел-таки кроватку, Петровна постелила вылинявшее, подранное, но чистое постельное белье, и уложила мальчика.
- Мальчики, мальчики, - кивнула нянечка, - Тока они не слышат ничего и не видят. Тебе с ними не поговорить.
Лешик не понял, что сказала ему Петровна, и крикнул:
- Мальсики! Я Лешик!
- Ох, звонкий-то какой! – махнула рукой Петровна, она уже не смущалась его видом. - Не кричи, говорю! Они не слышат, глухие! – нянечка показала пальцами на уши. – Не слышат, понимаешь?
Лешик улыбнулся.
- Неа.
Он не махнул головой, как обычно делают дети, говоря «неа», Петровна это сразу заметила, непривычно ей показалось как-то. Такой простой жест, вроде бы, никогда не обращала внимания раньше, а оказывается, как в глаза бросается – словно сказал слово наполовину.
Как только Петровна вышла из комнаты, Лешик перевернулся на бок, свесил ноги вниз, оперся руками о кровать, сел, а потом осторожно спустился на пол. Ходить ему было тяжело, в больнице он передвигался немного, только по палате, держась руками за грядушки кроватей, а когда однажды попытался выйти в коридор, упал, ударился головой, расплакался на все отделение, и получил еще по попе от прибежавшей медсестры.
Также как в больнице, Лешик, держась за грядушку, сделал несколько шагов и подошел к ближайшей кровати, на которой лежал мальчик и смотрел в потолок.
- Я Лешик.
Мальчик ничего не ответил.
- А ты кто?
Мальчик молчал.
Лешик обиженно опустил краешки губ и пошел ко второму.
Так он обошел всех. Мальчики молчали.
- Ненастоящие они, - решил Лешик. – Она обманула. Они игрушечные.
Он вернулся вновь к своему соседу и заметил, что мальчик трогает свои пальцы, гладит ладонью по руке.
Вот это да! Настоящие!
Лешик робко протянул руку, коснулся мальчика и тут же был цепко пойман. Лешик попытался освободиться, но мальчик не отпускал руку, держа в своей крепко-крепко.
- Пути, пути.
Мальчик поднялся на кровати, сел, не выпуская Лешика, и второй рукой принялся ощупывать его. Он коснулся сначала плеч, потом рука поднялась к голове.
Лешик стоял, боясь шелохнуться. Мальчик изучал его голову, губы у него странно задрожали, он схватил голову Лешика уже обеими руками, быстро, почти судорожно провел по ней сверху вниз ладонями и с силой оттолкнул его от себя. Тот упал, но, наученный наказанием в больнице, заплакал тихо, так, чтобы никто не услышал. Не поднимаясь, на четвереньках дополз до своей кровати, подтянулся на руках, поднялся и забрался под одеяло с головой, не оставив даже просвета.
Он лежал под одеялом, решив, что не выберется из-под него никогда. Там, за пределами его одеяла, было очень страшно. Лешик никогда раньше не видел таких мальчиков. В больнице, где он провел много месяцев, совсем успев забыть дом, они были другими. Они бегали, громко кричали, те, кто не умел бегать, ползали по полу, было всегда весело, они улыбались, одни лопотали смешные звуки, другие разговаривали. Было хорошо и ничуть не страшно. Даже голова, которая нестерпимо болела по утрам, редко портила веселое настроение Лешика.
Еще в больнице были добрые врачи. Они жили в отдельной палате, были огромными, белыми, очень красиво говорили и улыбались Лешику. Лешик повторял за ними слова, ему нравилось составлять предложения и говорить их вслух.
Медсестер Лешик любил меньше, потому что им нравилось приходить в палату и делать Лешику «надо», а от этого «надо» было всегда больно. И, хотя все говорили, что на самом деле «надо» называется уколом, Лешик им не верил – если каждый раз, когда они делали ему больно, медсестры произносили «надо» - какой же это укол?
Несколько раз его проведывала женщина, которая называлась «мама». Лешик ее уже совсем не помнил, но знал, что «мама» - это тоже очень хорошо. Даже лучше, чем играть с детьми. Со многими мальчиками и девочками в больнице мамы были всегда, они носили детей на руках, читали им книжки и гладили по голове. Но у некоторых их не было вообще, к ним никогда никто не приходил.
Все дети хотели стать взрослыми, такими, как врачи, как мамы и папы. Лешик не знал, зачем они хотели этого, наверное, чтобы быть белыми и говорит громкими голосами. Лешик оборачивал вокруг себя простыню и кричал радостно, что он уже взрослый.
Однажды тетя, мама мальчика, который был старше Лешика и смешно бегал на четвереньках, сказала, что они НИКОГДА взрослыми не станут…
Одеяло поползло с него вниз, Лешик зажмурился, открыл глаза и увидел перед собой тех самых мальчиков, которые не захотели отвечать ему. Они протянули к нему руки и стали ощупывать всего. Когда дошли до головы, руки всех, как по команде, замерли и вдруг принялись лупить Лешика. Он завизжал в ужасе, замахал ручками, пытаясь прогнать их, но мальчишки продолжали его бить.
- Антихристы, что вы делаете? – услышал он крик, в комнату вбежала нянечка и принялась отталкивать злых мальчишек. Она брала их за руки, с размаху била по голове ладошкой и отводила каждого на свою кровать. Мальчики мычали что-то невнятное, вставали с кроватей, подходили друг к другу и делали непонятные движения. Нянечка опять растаскивала их.
- Долбежки глухие! Изверги! Ни черта не понимают!
На шум скоро пришла какая-то тетенька, строго посмотрела на всех.
- Что здесь происходит, Александра Петровна?
- Да вот, Инна Валерьевна, слепоглухие эти - чуть мальчонку не убили, - и Петровна показала рукой на рыдающего Лешика.
Инна Валерьевна повернулась к нему.
- О, боже! – на лице ее отразился ужас. – Кто его приказал сюда поместить?
- Ольга Андреевна велели, - ответила нянечка Петровна. – Я што ль сама?
- Это бред, глупость, как можно было?! – Инна Валерьевна подошла к размахивающим руками мальчишкам и стала пальцем тыкать одного из них в ладонь. Мальчик замер. Когда Инна Валерьевна закончила это странное упражнение на ладошке, мальчик сделал то же самое другому, тот – третьему, и так – по кругу.
- Я немедленно пойду к Ольге Андреевне и потребую, чтобы его перевели отсюда. Его нужно на третий.
- К дурачкам? – всплеснула руками Петровна. – Да он парень вроде бы смышленый, тока уродлив.
- Не к дурачкам, Александра Петровна, а к умственно-отсталым. Там, по крайней мере, на его уродство не обратят внимания.
- У нас здесь не институт красоты, - повторила чужие слова няня, поджав губы.
В этот же день Лешика перенесли на третий этаж. Комната напомнила ему больницу, и он обрадовался – дети в комнате кричали, шумели, визжали, прямо как там, но когда его внесли, все замолчали и уставились на него.
Лешика положили на кровать, сказали детям: «Это Алеша», - и ушли.
Детей в комнате было четверо – столько же, сколько ему лет. Через стеклянную дверь за ними следила строгая тетя в белом халате – медсестра.
Дети молча подошли к мальчику, кто-то протянул руку к его голове, он тут же накрылся одеялом и завизжал.
В комнату вбежала медсестра, громко закричала, Лешик не разобрал – что именно, послышались шлепки – она наказывала детей, догадался мальчик. Те заревели громче, чем кричала медсестра. Ему стало вдруг ужасно стыдно, ведь это он был виноват, а они еще ничего и сделать не успели.
- Тетенька, не бей их! – закричал он из-под одеяла, боясь высунуть голову.
- Молчи, урод! – крикнула та.
Лешик уже слышал это слово. Когда-то давно, в прошлой, наверное, жизни. Кажется, его так называла мама.
Он с опаской высунулся из-под одеяла.
- Ты моя мама?
- Чего? – медсестра сверкнула на него глазами. – Какая я тебе мама? Охренеть!
Она вышла из комнаты, хлопнув тяжело дверью.
Дети к Лешику больше не подходили, скоро совсем забыли о нем, затеяли опять громкую игру. Он смотрел на них из-под одеяла и смеялся вместе с ними. Они заметили это и стали смеяться, показывая на него пальцем. Было весело, но выбраться из своего убежища мальчик не решился.
На следующий день, утром, всех детей увела другая сердитая медсестра, а Лешика оставили в кровати. Ему стало скучно, и он спустился на пол.
Очень болела голова, ноги совсем не слушались, Лешик опустился на четвереньки – так было привычнее и легче, и пополз в тот уголок, где у детей лежали игрушки – цветные кубики и пирамидки.
Он сел и принялся с увлечением нанизывать колечки пирамидки.
В комнату вошла Ольга Андреевна и дяденька, оба белые. Врачи.
- Вот, полюбуйтесь, Игорь Петрович, какую нам свинью подложили, - Ольга Андреевна остановилась возле Лешика.
Игорь Петрович присел возле мальчика на корточки.
- Интересный экземплярчик, - протянул он. – Разговаривает?
- Да, вполне адекватен, как ни странно. Отстает, конечно, несколько, но я думаю из-за того, что с ним никто не занимался.
- Привет, - сказал Игорь Петрович и протянул Лешику руку.
- Пливет, - мальчик вложил свою маленькую ручку в большую ладонь, и дяденька ему сразу понравился.
- Тебе нравится у нас?
- По голове били… больно! – Лешик показал, как лупили его мальчишки по голове, и тут же занялся пирамидкой.
- Ольга Андреевна, ему с идиотами не стоит жить, он же умный мальчик, - вздохнул врач.
- А куда его? Слепоглухие бьют, обычные – засмеют.
- Ну, почему вы так решили. Они же тоже у нас… не совсем обычные. Инвалиды. Я думаю, примут нормально. Давайте попробуем.
- Игорь Петрович, тут еще вот в чем дело… - она отвела врача в сторонку, косясь на Лешика. - Такие как он – не живут долго. Он может умереть в любую минуту. Я не хочу, чтобы это произошло у детей на глазах. Эти-то не поймут ничего, - она покрутила пальцем у виска, - а там – огромная психологическая травма.
Игорь Петрович вздохнул.
- Вы как всегда правы. Ну, пусть к нему хоть учительница ходит, что ли, воспитатель, занимаются с мальчиком.
- Педагоги решат. Наше дело – здоровье.
Вечером Лешик уже играл с детьми в комнате. Ему было легко и привычно среди них, как в больнице.
Самым большим другом там, в больнице, у него был Женя. Женя не вставал, Лешик приходил к его кроватке, и они играли игрушками, которых у того было очень много. С Женей в больнице жила мама. Мама часто плакала, гладила по большой голове и Женю, и Лешика. Руки у нее были мягкими, становилось очень хорошо. Лешик часто сам подползал к жениной маме, когда сильно болела голова, клал ее руку себе на голову, чтобы погладила.
Потом Женю увезли также, как Лешика, на каталке, накрытым с головой. Теперь-то Лешик знал, что его увезли в такой же дом, в каком он сейчас находится.
А мама Жени отчего-то долго молча сидела на кровати, глядя в одну точку, и вдруг резко встала, открыла окно и ушла туда.
- За окном – сто? – спросил на следующий день мальчик своего любимого Сана Саныча. Самого большого врача.
- Там – мир, - ответил Сана Саныч.
- Он для взлослых?
- Он для всех.
- И мне туда мозно?
- Вот подрастешь немножко, выздоровеешь. Тогда – можно.
Лешик вздохнул.
На следующий день Игорь Петрович пришел опять. Лешик обрадовался.
- Как дела, малыш? – спросил он.
- Холосо, - улыбнулся Лешик и протянул руку – пожать как вчера.
Игорь Петрович крепко пожал ее, даже потряс.
- Ну, здорово, мужик! Чего не встаешь-то?
- Не хосися, - поморщился Лешик.
- Голова болит?
- Болит, - вздохнул мальчик.
Он лежал и целый день смотрел в окно. Встать и пойти играть ему сегодня оказалось трудно, так иногда было и раньше. Из детей к нему никто не подходил, только однажды кинули кубиком, и Лешик не успел увернуться.
А за окном был мир. И было не скучно смотреть на него и думать.
В больнице мир был голубым, иногда – серым. По нему медленно гуляли облака. Ночью он становился черным с маленькими светящимися пылинками – звездочками. Здесь мир был совсем другой – он состоял из корявых веток, по которым прыгали птички-синички, а вдалеке – большой-большой дом. Может быть, в этом доме живет Женина мама?
Вот бы она решила сейчас вернуться из мира, вошла в это окно и погладила его по голове! Голова бы сразу перестала болеть, он это знал.
А ведь она должна вернуться именно сюда, понял вдруг Лешик - раз Женю увезли в этот дом, значит, она придет за ним! Как это он раньше не догадался!
И Лешик лежал, боясь теперь отвести взгляд от окна.
Иногда перед стеклянными дверями останавливались большие мальчики и девочки и показывали на Лешика пальцем. Лешик быстро махал им рукой и опять смотрел в окно – главное, не просмотреть, не пропустить.
- Ты все лежишь? – спросил Игорь Петрович, нахмурившись.
- Лизу, - вздохнул мальчик.
- Может, встанешь, поиграешь? Который день уж лежишь…
- Нет, я маму жду.
Врач откинул одеяло, перевернул Лешика на бок.
- Ох…ё…., - как-то шумно выдохнул Игорь Петрович, вернул мальчика в обратное положение, накрыл и быстро вышел из комнаты.
Он скоро вернулся, вместе с Ольгой Андреевной. Опять перевернул Лешика на бок.
- Даа-аа, - также непонятно протянула Ольга Андреевна.
Лешик, кряхтя как старик, попытался вернуться на спину.
- Лежи! – прикрикнула главврач.
- Окно! – мальчик заревел.
- Чего – окно? – не понял Игорь Петрович.
- Окно! – он махал ручками, силясь перевернуться.
- Ну, переворачивайте его уже, - махнула рукой Ольга Андреевна. – Ясно все. Пролежни. Получат они у меня все премию к Новому году!
- Няня одна на этаж, Ольга Андреевна, их тоже можно понять, не успевают. Да и вчера – вроде ничего не было.
- Ой, Игорь Петрович, вы у нас заступник всех обиженных. Вчера… Когда сами осматривали?
- Ну… позавчера, - мужчина опустил голову.
- Буду звонить в больницу, пусть забирают. Это нехороший признак.
Врачи ушли, Игорь Петрович на прощанье погладил Лешика по голове. Его рука была не такая, как у Жениной мамы, но все равно очень приятно.
Ночью он просыпался несколько раз. Его рвало. Нянечки поблизости не было, медсестра на посту спала, одеяло так и осталось залитым рвотой.
Под утро Лешик проснулся от того, что кто-то сжимал ему горло. Он испуганно открыл глаза - рядом никого не было, только лампочка из мира светила в окно.
«Это те ненастоящие мальчишки приходили», – подумал Лешик, ловя ртом воздух.
В окно постучали. Лешик напрягся весь, но голову поднять не смог.
Неужели?
Сердце учащенно забилось, даже больно стало в груди.
Светлый силуэт показался в окне, рама распахнулась, и в комнату вошла мама Жени.
Она подошла к Лешику и погладила его по голове. Боль сразу ушла, стало хорошо так, как не было никогда.
- Пойдем? Я за тобой.
- А Женя?
- Женя здесь, со мной.
На подоконнике тут же появился Женя и спрыгнул на пол.
- Ты умеешь прыгать даже? – чисто и четко спросил Лешик и звонко засмеялся.
- Конечно! Я теперь все умею!
- А я?
- И ты тоже теперь все будешь уметь! Мы за тобой. Пойдем?
- Пойдем, - Лешик улыбнулся, легко поднялся с кровати и протянул другу руку…
Код для вставки анонса в Ваш блог
| Точка Зрения - Lito.Ru
Наталия Осадчая: Гидроцефал. Рассказ.
24.01.07 |
Fatal error: Uncaught Error: Call to undefined function ereg_replace() in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php:275
Stack trace:
#0 /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/read.php(115): Show_html('\r\n<table border...')
#1 {main}
thrown in /home/users/j/j712673/domains/lito1.ru/fucktions.php on line 275
|
|